деперсонализации. Разворачивающийся процесс воплощения души временно приостановлен,
и тогда на помощь должен прийти второй мир и создать иное место обитания для души –
мифопоэтическую матрицу. Однако это чревато разрушением отношений с внешним миром.
Переживший травму часто описывает этот опыт как ощущение внутреннего «слома» или
«утраты своей невинности навсегда» (см. случай Дженнифер в главе 1).
Когда личность оказывается подвержена такой дезинтеграции, для души наступают
трудные времена. Если личность фрагментирована, то душа не может процветать и расти. В
качестве временного пристанища она избирает для себя недифференцированное
психосоматическое единство, в котором все качества
я, в совокупности являющиеся частями
целого, представлены по отдельности. При фрагментированной психике душа не может
вселиться в тело и пребывать в нем как божественный/человеческий принцип внутренней
устойчивости и самообеспечения. Возможно, она иногда наносит визит, как незваный гость,
но при таком мерцающем и призрачном присутствии души ощущение себя одушевленным и
живым в большой степени утрачивается. Так происходит, потому что душа, по определению,
сама и есть источник одушевленности и жизнеспособности, центр нашего богоданного духа
–
жизненной искры в нас, которая «хочет» воплотиться в эмпирической личности,
включенной в круг жизни внешнего мира, однако для этого необходима помощь и
поддержка от близкого человека, к сожалению, такая помощь порой недоступна.
При отсутствии помощи извне психе сама отчасти компенсирует этот недостаток и
предпринимает попытки исцеления травмы для того, чтобы жизнь могла продолжаться, но
цена такого самоисцеления велика – это потеря души. В материале сновидений мы можем
видеть, как невинная душа приносится в жертву и переносится в другой мир. Сновидения
также предоставляют нам образы духовных сил, которые и защищают, и преследуют ее там.
В главе 1 мы исследуем некоторые мифологические истории, пришедшие к нам из глубины
веков, где представлен мотив «брошенного на произвол судьбы» и
уязвимого ребенка,
которого опекают или преследуют некие «силы». С точки зрения психологии эти светлые и
темные силы
представляют собой амбивалентность защитной системы по отношению к
процессу вселения души. Пережив однажды невыносимую боль травмы, разум, по-видимому,
информирует защитную систему о том, что хочет избежать страданий, необходимых для
существования, необходимых, чтобы невинность смогла приобрести опыт (см. главы 7 и 8).
Соответственно, разум в большей степени склоняется к интеллектуальным формам
хроническиго и повторяющегося страдания, избегая непосредственного телесного страдания,
без которого невозможно развитие личности.
Из литературы нам известно о различии между «невротическим» и, «аутентичным»
страданием, и мы исследуем эти два вида страдания в главе 3 на примере того, как Данте и
Вергилий спускаются в
дантову личную версию Ада, чтобы встретить там темного
повелителя диссоциации, именуемого на латыни «Dis». Собрав все свое мужество (и
способность выдержать аффект), чтобы заново пережить диссоциированную боль, Данте, в
конце концов, выходит из своей депрессии и вступает в контакт с более творческой и
сознательной формой страдания, которая ведет его (через Чистилище) к вселению в тело и в
итоге к обновлению жизни. Но это все происходит лишь после его встречи с болью,
желанной и нежеланной.
В случаях, приведенных в этой книге, мы вновь и вновь будем
находить подтверждение
того, что травму исцеляют
отношения. Но не любые. Те отношения, которые приводят к
изменениям, – это трансформирующие отношения, представленные в лучших современных
видах психотерапии и психоанализа. В таких отношениях один глаз открыт и глядит наружу,
а другой закрыт и глядит внутрь. Такие отношения будут открывать заново как
интерсубъективное, так и мифопоэтическое пространство. Они «будят мечтателя/сновидца»
в пациенте (Bromberg, 2006), приглашая обоих партнеров психоаналитической диады
«выстоять в пространствах» (Bromberg, 1998) диссоциированных состояний
я, вместе
встречая
аффективные штормы, которые разражаются по мере того, как душа заново
вселяется в тело, и перерабатывать их до тех пор, пока не произойдет восстановление связей
между аффектом и образом, между настоящим и прошлым, между внутренним ребенком и
заботящейся о нем фигурой, принадлежащей системе самосохранения. Такие отношения
дают надежду,
что и внутреннее, и внешнее переходное пространство может заново
открыться, что нейронные связи могут быть постепенно перегруппированы, что
архетипические защиты отпустят нас в человеческую интерсубъективность и одушевленную
жизнь.
Достарыңызбен бөлісу: