Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

приближается к «троичности», восстанавливая отношения (связь, re-ligeo, или религию) со
своими духовными истоками. Много лет назад Джон Китс (Keats, 1891: 255–256) в письме к
своему брату Джорджу описал эволюцию души следующим образом:
Взывайте к миру, если вы хотите «юдоли сотворения Души». Тогда вы
узнаете, чего он стоит… Я говорю о «сотворении Души», различая Душу и Разум –
разум и искры божественности могут быть в миллионах людей, но они не
становятся Душами, пока не обретут идентичность, пока каждый из них не станет
самим собой. Разум состоит из атомов восприятия, он знает, он видит, он чист,
словом, он как Бог. Как же созидаются Души? Как же тогда эти божественные
искры обретают идентичность, присущую им, или как они могут достичь
блаженства, которым наделено каждое индивидуальное существование? Конечно,
при участии этого мира – разве может быть иначе?.. Разве ты не видишь, насколько
необходим Мир Боли – страдания, труд, болезни – для того, чтобы научить нас
Разуму и сделать его душой? Местом, где сердце обязано чувствовать и страдать
тысячью разных способов!.. Души так же разнообразны, как и Жизнь Людей,
которым они принадлежат, так Бог создает человеческую индивидуальность,
Души… из искр своей собственной сути. Таким кажется мне слабый набросок
системы Спасения, который не оскорблял бы наше здравомыслие и человечность.
С точки зрения Китса, невинная душа, божественная субстанция, или искра,
формируется страданием, по мере того как она проходит через боль и беды этого мира.
Согласно этой точке зрения, мы все начинаем с единства человеческого и божественного, с
состояния слияния, но процесс нашего развития как отдельной личности – это истощение
или опустошение нашей «божественности» (kenosis ) и обретение человеческой
индивидуальности и ограничений. Наше развитие представляет собой потерю того
первоначального ощущения единения в райском саду и переход к двойственности (twoness).
Развиваясь, мы неизбежно становимся центрированными на себе и самосознании. Мы
покидаем сад нашей невинности и теперь, познав добро и зло, живем в изгнании – «к востоку
от Эдема», сознающие, но отчужденные.
Такое отчуждение от своей природной сути, видимо, является необходимой и
неизбежной расплатой за становление сознания. Все же внутри нас остается частица
первоначального единства, которая жаждет вернуться к той великой духовной реальности, из
которой мы вышли и о которой мы забыли
11
. Этот отблеск божественного сияния мы
называем душой. Памятованию души о своих истоках воздается должное во многих
религиозных и мифологических историях всего мира, а также в сновидениях современных
людей. Одной из самых красивых культурных версий является иранская гностическая
история «Гимн жемчужине», найденная в апокрифических «Деяниях апостола Фомы» (Jonas,
1963: 112f), где главный герой покидает свое небесное жилище, низвергается в «Египет»
(этот мир), утрачивает память о своем небесном предназначении. Получив послание от
11 Маркус Борг (Borg, 2004: 113) приводит примечательную историю о «забывании» – историю в духе
метафоры Китса о «сотворении души»:
«Маленькая трехлетняя девочка, первый и единственный ребенок в семье, очень интересовалась тем, что ее
мать снова беременна, и была очень взволнована тем, что у нее будет братик или сестричка. Вскоре после того,
как родители принесли новорожденного братика домой из больницы, она подошла к родителям и попросила
разрешения побыть наедине с ним за закрытой дверью. Она хотела „поговорить с ним“. Понятно, что родители
пришли в замешательство от такой просьбы, ведь им было известно, что старшие сиблинги могут быть очень
сердиты на появление младших детей, так как могут чувствовать, что утратили свои позиции с рождением
брата или сестры. Они насторожились, но просьба дочки была вполне миролюбивой, не было заметно гнева,
кроме того, в комнатах была установлена внутренняя связь по интеркому, они могли быстро войти в комнату и
вмешаться, если что-то пошло бы не так.
Наконец, момент настал, и девочке позволили войти в комнату малыша и закрыли за ней дверь. Оба родителя
стояли под дверью и могли слышать, о чем пойдет „разговор“. Было слышно, как девочка шла по комнате,
стало тихо, затем они услышали ее голос. Она обращалась к своему брату трех дней от роду: „Расскажи мне о
Боге, я почти все забыла“».

своего отца, он должен пробудиться и вспомнить свое божественное происхождение и
участь. Он не помнил, кем он является на самом деле, пока не услышал обращенный к нему
призыв из другого мира.
Аналогичный процесс может происходить в глубинной психотерапии с теми, кто
пережил раннюю травму. В психоанализе люди снова и снова проживают свою историю,
чтобы интегрировать разрозненные части своего прошлого я, и в течение всего этого
времени они ищут новый объединяющий паттерн, новый центр, который сможет изменить
их видение самих себя. Они ждут такого послания – такого восстановления воспоминаний,
которое выведет их за пределы личной памяти к более глубоким основам, и через это
обрести смысл своей жизни, когда все остальное уже утратило его. Иногда «послание»
приходит в сновидении. Мы увидим драматические примеры этого в главах 4, 7 и 9.
На психоаналитическом языке развития объектных отношений и теории привязанности
это звучало бы так: невинная душа, нисходящая в сферу реальности, ограниченной
пространством и временем, при нормативном протекании этого процесса, в своем
стремлении к опыту, встречает умеренно эмпатичное окружение, и тогда душа поселяется в
теле, формируется надежная привязанность. Винникотт описал этот процесс как «вселение»
(indwelling) психики в сому – таинство, которое происходит, когда мать «раз за разом
знакомит друг с другом психику младенца и его тело» (Winnicott, 1970: 271).
В результате ребенок совершает опосредованный отказ от всемогущества в пользу
принципа реальности, от невинности он переходит к опытности. Это всегда сопровождается
болезненным крушением иллюзий (Kohut, 1971), но «достаточно хорошее» материнство
означает, что это не происходит слишком быстро и что любая утрата всемогущества и
грандиозности компенсируется структурированием психики или укреплением Эго. Наряду с
психосоматическим воплощением, еще одно приобретение в ходе такого оптимального
процесса – то, что Винникотт (Winnicott, 1964: 112) называет «персонализацией», при этом
подразумевая становление я как когерентной структуры, как целостной личности. Целостная
личность – это психосоматическое единство, которое содержит жизненную искру в центре
своего интегративного духовно-телесного бытия. Глава 5 посвящена психосоматической
целостности – тому, как защитная система ее искажает и как глубинная психотерапия дает
надежду на ее восстановление.
Читатель заметит, что есть нечто таинственное, даже духовное в концепциях
Винникотта о персонализации и «вселении». Винникотт не уточняет, что именно нисходит
в сому при посреднической роли матери. Иногда он называет это «разумом» (mind), иногда
«психикой» (psyche). Однажды он даже осторожно предположил, что это можно
рассматривать как «самость, которая отлична от Эго [но] – это личность, которая является
«мной», только мной, которая является всем… и обнаруживает себя естественным образом
помещенной в тело, но может… стать диссоциированной от тела» (Winnicott, 1970: 271). В
другом месте он говорит:
Неясно, как называть ту часть личности, которая у здорового человека
становится тесно связана с телом и его функциями, но которая требует отдельного
рассмотрения. Можно использовать слово «психе», но читателю это может
показаться чем-то связанным с духом, и даже со спиритуализмом.

жүктеу/скачать 3.07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: