детерминанты.
Многие современные психоаналитики заняты исследованиями того,
что уже очень
давно Уильям Джемс (James, 1936: 370) описал как «мистические состояния сознания».
Выдающимся первопроходцем, исследовавшим эту область, стал Шандор Ференци (Ferenszi,
1988), написавший о таинственных исцеляющих связях, которые возникают в отношениях
переноса и контрпереноса в анализе пациентов, страдающих от последствий ранней
психической травмы; Уилфред Бион (Bion, 1965) говорил о невыразимой реальности «O»
или о божественном как основном источнике трансформации в психотерапии; Невилл
Симингтон (Symington, 1993) обращал внимание на то,
что человеческое переживание
содержит нечто таинственное (lifegiver – дарителя жизни), имеющее отношение к
бесконечному измерению бытия, и мы должны принять это для того, чтобы владеть нашими
жизненными силами; Кристофер Боллас (Bollas, 1999: 195) признал «таинственный разум,
пронизывающий психику», и говорил, что «если Бог есть, то он живет именно в нем».
Джеймс Гротштейн (Grotstein, 2000) в одной из последних работ писал о «невыразимом
субъекте» бессознательного, который посылает сновидения во благо «феноменального
субъекта», то есть Эго или
я. И наконец, мы упомянем страстное заявление Майкла Эйджена
(Eigen, 1998: 41–42), признанного «психоаналитика-мистика», о том,
что в работе
психоаналитика присутствует религиозный аспект, а сама профессия может рассматриваться
как «священное» призвание. Обзор трудов некоторых из этих теоретиков приведен в главе 6.
На страницах этой книги вы найдете конкретные и драматические примеры того, что
психоаналитическая работа с жертвами ранней травмы подтверждает эти мистические
размышления. Почти все «высокочувствительные люди» (Aron, 1996), которые упомянуты
здесь в описаниях случаев, имеют опыт мистических переживаний. Многие из них
сформировали глубокие эмоциональные связи с природой, животными, мифопоэтическим
3
миром кино, театра, искусства и литературы, особенно с поэзией. Иногда они говорят о том,
что «спасали себя» в своем внутренним мире, полном сверхъестественного присутствия, в
мире, который стал архетипическим контейнером и предоставил убежище для сбежавшей от
внешнего мира невинной части их души. Часто они рассказывают об опыте
«синхронистичности», который не поддается рациональному объяснению. Также многие из
них описывают размывание границ между обыденной и экстраординарной реальностями,
благодаря которому они получают таинственный доступ к духовной реальности, который
закрыт для людей, приспособившихся к этому земному миру.
К сожалению, по мере развертывания мистической, мифопоэтической жизни человека,
пережившего травму, благодатное духовное присутствие, которое, казалось бы, спасает их
душу, начинает терять свою оберегающую силу.
Под давлением повторяющихся
разочарований и разрушений иллюзий такие внутренние объекты часто становятся
злокачественными. Внутренние защитники превращаются в преследователей (см.: Kalsched,
2006), и «высшие ангелы нашей природы» замещаются демонами расчленения, телесной
развоплощенности, психического омертвения и примитивных защит (см. главы 3 и 9). Это
тоже духовность, но духовность тьмы и ужаса; мистика, но
мистика жестокости,
3 Этот термин использовал Элленбергер (Ellenberger, 1970: 150, 314) для описания базовой функции
бессознательного, то есть тенденции представать перед сознанием в виде образов, ориентированных на
архаические и типические (архетипические) мотивы. По его словам, этот термин восходит к Фредерику
Майерсу, Теодору Флурнуа и Карлу Густаву Юнгу. Он также указывает, что эта функция бессознательного не
получила того
внимания, которого заслуживает.
В этой книге в соответствии с представлениями К. Г. Юнга мы будем делать акцент на идее, что
мифопоэтическая история окружает жизнь каждого индивида, как пламя окружает фитиль свечи, предоставляя
матрицу для «вселения» души. Матрица – это область между мирами духовной и материальной реальности. Эта
мистическая третья область известна в аналитической психологии как психическая, или имагинальная,
реальность. Юнг предполагал, что мифопоэтические образы укоренены в коллективном слое бессознательного.
Он пояснил, что этот глубинный слой психики опосредует переживание, воспринимаемое как духовное. Так что
мы не можем избежать духовных переживаний в нашей во всем остальном материальной жизни. Мы
проживаем подлинную жизнь «между мирами». Если мы здоровы, мы – «граждане двух миров».
демонической одержимости и потери души.
В развивающейся в настоящее время области исследований на стыке психотерапии и
духовности лишь немногие авторы упоминают этот темный аспект духовного мира. Однако
при мучительном спуске травмированной души с небес в ад в процессе психотерапии она
будет иногда обнаруживать себя среди мощных темных сил,
которые сопротивляются
исцелению, что представляет собой также и духовную проблему. Главное внимание в этой
книге уделено преодолению этого сопротивления и тому, как благодаря сотрудничеству в
диаде «пациент/терапевт» душа освобождается из своего заточения (а также парадоксальным
образом внутренние преследователи обретают искупление). Мы увидим, что духовные силы,
принадлежащие тому уровню психики, который Юнг называл коллективным
бессознательным, по большей части, поддерживают психическую интеграцию и целостность,
однако без должного опосредования и удовлетворительных отношений с другими людьми
они могут обернуться своей противоположностью, выродиться в защиты,
угрожающие
жизни и подрывающие активную силу эго. Эффективная психотерапия дает надежду на
возвращение духовных сил к их изначальной природе и цели, то есть к их надлежащему
соотношению с тем, что Юнг называл центральным архетипом –
Самостью.
Джеймс Хиллман мудро заметил, что люди приходят в психотерапию не только для
того, чтобы облегчить свои болезненные симптомы или проследить исторические корни
своих ран, нанесенных травматическими переживаниями, но и для того, чтобы
обрести
Достарыңызбен бөлісу: