Травма и душа. Духовно-психологический подход к человеческому развитию и его прерыванию

На такой ноте мы начали гораздо более интересную фазу терапии Ричарда с большей
вовлеченностью в отношения. На данном этапе мы проводили «детективную» работу –
занимались поиском жизни, пропавшей без вести, особенно нас интересовала жизнь его
чувств. Я стал «замедлять его» во время сессий, чтобы сосредоточить его внимание на его
собственном теле и на том, что он сейчас ощущает. Это было крайне дискомфортно для него,
но постепенно он начал испытывать более глубокие чувства.
Помимо большей сфокусированности на переживаниях «здесь и сейчас», мы стали
пробовать все, что, как мы думали, может помочь открыть доступ к детским воспоминаниям.
С моей подачи он стал вести дневник и фиксировал в нем свои мысли, чувства и сновидения,
делая хотя бы одну запись каждый день, неважно о чем. Он принес фотографии из семейного
альбома, и мы провели время вместе, сидя рядом на диване, обсуждая их. Он разыскал
единственного друга детства, которого он до сих пор помнил, побывал в домах, где он
родился, и там, где семья жила незадолго до смерти его матери. Он бродил вокруг этих
домов и делал заметки.
Он связался со своими еще живыми тетей и дядей и получил от них все фотографии с
ним и его семьей, которые у них были. Младшая сестра матери, его любимая тетя, рассказала
ему, что его мать переживала послеродовую депрессию и была в больнице после его
рождения в течение шести недель! Его отправили к этой тете, которая также сообщила, что
она постепенно возвращала его к матери, и это заняло почти год, потому что мать все еще
была в депрессии и не могла справляться с ним сама. Каждый раз, когда тетя пыталась
ненадолго вернуть Ричарда сестре, та проваливалась в депрессию. Мальчик терял вес, и ей
приходилось забирать его обратно где-то на месяц. Эта информация была шоком для
Ричарда и дала нам непосредственный ответ о содержании ранней травмы, которая
повторилась в актуальном страхе моего пациента, что его невеста может покинуть его. По
сути, он заново переживал утрату привязанности к тете, а до этого – к своей матери, которая
из-за депрессии была не в состоянии установить с ним эмоциональную связь.
Вскоре мой пациент рассказал свое первое сновидение – ему снилось, что он был в
ловушке в темном месте, откуда не было выхода. Это пугающее сновидение напомнило ему
о повторяющихся кошмарах в детстве (еще одно недавно возникшее воспоминание), из-за
которых он боялся идти спать. В детских кошмарах он оказывался внутри помойного ведра,
которое стояло в запертом чулане в подвале. Это было место, куда его прогоняла мать, когда
он был «плохим». Она обычно запирала его там, чтобы какое-то время было «тихо». Это
место вселяло в него ужас. Воняло мусором, он боялся тараканов и пауков. В результате
моих настойчивых расспросов он вспомнил, что иногда запертый в чулане он так сильно
кричал и плакал, что в итоге полностью «отключался». Он называл это место «чуланом
воплей».
Надеясь, что это недавнее сновидение и активирование ранних повторяющихся
кошмаров даст нам доступ к отщепленным аффектам, я попросил пациента закрыть глаза,
наблюдать за своим дыханием и заново войти в сновидение, рассказывая мне, что он при
этом видит и чувствует. Ранее он сопротивлялся этому, но теперь уже был знаком с тем, как
я работаю со сновидениями, и у нас установились прочные рабочие отношения, в которых он
чувствовал себя комфортно. Как всегда, я заверил Ричарда, что он в любой момент может
«вынырнуть», прекратив сосредоточение на своем внутреннем состоянии. Соблюдая такие
меры безопасности, он смог позволить себе войти в пространство сновидения. Место, где он
очутился, было залом ужасов, мешаниной искаженных образов полулюдей и омерзительных
призраков. Я попросил его оставаться с этими образами и рассказывать мне все, что с ним
происходит, особенно то, что он ощущает в теле. Он сказал, что чувствует себя очень
маленьким и ужасно испуганным. «Я начинаю терять самообладание, – сказал он. – Это уже
слишком!» Тогда я попросил его открыть глаза, помог ему восстановить контакт с
реальностью и постарался побудить его любопытство к тому, что он только что пережил. Мы
поговорили некоторое время, и он снова обрел спокойствие.
Тяжелая тоска надвинулась на него, а затем, когда он немного оттаял, я сказал, что он,

должно быть, чувствовал себя отверженным, нежеланным и брошенным в своей собственной
семье, когда был маленьким мальчиком. Услышав эти слова, он зарыдал. Благодаря моей
поддержке он смог позволить себе плакать, не подавляя слез. Его плач продолжался
несколько минут и отличался от прежних судорожных рыданий. Теперь он оплакивал
печальную реальность своего раннего детства. Наконец он привел себя в порядок и покинул
сессию в сильном потрясении, но при этом глубоко тронутым. В эту ночь он записал в своем
дневнике яркий сон, первое «большое сновидение» о его терапии. На следующей сессии он
взволнованно прочитал мне свою запись в дневнике:
Я иду по пустынному песчаному пляжу. Я моложе своего возраста, но не
знаю насколько. Неподалеку находится женщина, которую я раньше где-то уже
встречал. На ней белый махровый халат с капюшоном. Она выглядит бесплотной,
смутно потусторонней. Не видно даже ее лица. Назревает шторм. В песке мы
видим бугорок. Она показывает, что хочет, чтобы я его раскопал. Я делаю это и
нахожу живое тело маленького мальчика. Сначала я выкопал из песка его
туловище, так что он смог сесть. Он также одет в длинное белое одеяние с
капюшоном. Его лицо все еще в песке. Я пытаюсь очистить его, но песок снова
насыпается, скрывая его глаза. Видны только лоб и подбородок. Наконец, я
вытаскиваю его, и мы втроем гуляем по пляжу.
Вдруг мы замечаем дельфина, прыгающего в воде. Вскоре он удваивается и
их становится два, потом четыре, потом восемь… и так, пока океан не стал кишеть
этими животными. Пока мы наблюдаем это зрелище со спасательной вышки,
налетает сильный ветер и опрокидывает нас.
Этот интересный сон показался моему пациенту очень странным, единственное, он
знал, он как-то связан с предыдущей сессией, которая, по его словам, «сбила его с ног». Он
чувствовал, что выкапывание тела мальчика, должно быть, связано с раскапыванием его
прошлого и с воспоминанием о «чулане воплей». Он подумал, что женщиной в одеянии с
капюшоном могла быть его матерью, потому что вспомнил, что она была в таком пляжном
халате на одной из фотографий, которые он показывал мне. Он считал, что песок на глазах
мальчика был похож на попытки бодрствовать, когда «глаза слипает дрема»
20
. С чем связаны
дельфины, у него не было ни малейшего понятия, ну разве что он всегда любил их игривость
и то, как они прыгали и переворачивались на лету.
Сновидение началось с ситуации «заброшенности», как в пустыне, и закончилось
нуминозным образом жизненности. Между этими двумя состояниями личности происходит
выкапывание погребенного ребенка – событие, которое явно привносит жизнь в сцену
сновидения. Мне представлялось, что сновидение Ричарда было прямым комментарием к
нашей предыдущей сессии и теперь его ассоциации существенно расширили этот смысл.
Поскольку он был давным-давно эмоционально отверженным, что-то внутри него было
погребено, оставалось «в капюшоне», недоступным, безликим. Этот мальчик представлял
собой его непрожитую жизнь, полностью живого ребенка, каким он был до травмы, энергия
которого покинула его (при диссоциации) в ситуациях фактической или эмоциональной
заброшенности и ужаса в его «чулане воплей», а также в другие периоды отчаяния в
отношениях с матерью (в том числе его первые шесть недель жизни без нее!). Таким
образом, это дитя в капюшоне, вероятно, олицетворяет утраченную и теперь вернувшуюся

жүктеу/скачать 3.07 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: