остаешься с крепкими и ясными мыслями, с ощущением собственной глубины.
Депрессия – это бес, демон, оставляющий тебя в смятении.
(Solomon, 2001: 16)
Важным моментом у Соломона является то, что его депрессия, отделившись от своей
первоначальной причины – оплакивания смерти матери,
стала вести собственную жизнь,
кормясь его жизнью. Этот пугающий образ внутренней сущности, паразитирующей на
своем «хозяине», аналогичен вышеупомянутому «болевому телу», описанному Толле.
По Соломону, «депрессия – это недостаток любви» (Solomon, 2001: 15). Под этим он
подразумевает, что депрессия – это наша неспособность горевать об утрате того, кого мы
любим. В депрессии отрицается эмоциональная боль утраты. Депрессия забывает о том, что
ее происхождение связано с травмой и после того, как другая боль усиливает, она становится
защитой от каких бы то ни было чувств – «небытием», которое Фрейд назвал «тенью
объекта» (Freud, 1917), а Юлия Кристева назвала «до-объектом» (non-lost object) или
«вещью», которая «погребена заживо» (Kristeva, 1989: 46). Эта потерянная душа, в свою
очередь, «замурована в крипте невысказанного аффекта» (Kristeva, 1989: 53) – подходящий
образ для дантовского закрытого города Дита.
Эти примеры показывают, что
полюбить – это ужасный риск для каждого, а особенно
для людей, которые выросли в эмоционально обедненной среде. Действительно полюбить
кого-то (без симбиотической привязанности к нему посредством идентификации) означает
рисковать потерять его, потому что мы живем в небезопасном, непредсказуемом мире, в
котором смерть, разлука или покинутость – это неизбежная реальность.
Так что Дит не
может позволить потребности в любви и отношениях зависимости как-то проявить себя,
потому что однажды любовь уже привела к невыносимой потере в ранней жизни ребенка,
после которой любая привязанность впоследствии напоминает человеку, страдающему от
депрессии, о катастрофах в его ранних отношениях любви. Поэтому Дит создает «крипту»,
узники которой – жизненная искра и потребности в отношениях зависимости. Этому дьяволу
«продана» душа в обмен на ложную и неполноценную жизнь.
Позже в одном из интервью
Эндрю Соломон рассказал, как «полуденный демон»
лишил его души. Увязывая начало своей депрессии с неспособностью горевать о смерти
матери, он сказал:
Переход от горя к небытию был очень тревожащим и очень странным. Я все
еще мог бы сказать, что ужасно расстроен смертью матери, и все такое прочее…
Но чувства улетучились из этих слов. Я думаю, именно поэтому, когда чувства
возвращаются, мы думаем: это душа. Это дух. Что-то глубокое и живое вернулось
ко мне после того, как покинуло меня и отсутствовало какое-то время.
Достарыңызбен бөлісу: