Лекция 21 (57). Италия в Раннее Новое время: экономика и социум

Лекция 21 (57). Италия в Раннее Новое время: экономика и социум

Итальянские войны нарушили нормальный ход развития экономики, но это была не закономерность, а военно-политическая конъюнктура, подобные которой в XVI в. пережили почти все страны Западной Европы. Подорвать итальянскую экономику кардинальным образом они не могли, слишком прочной и устойчивой она была. А перенесение главных торговых путей Атлантику и «революция цен» пошли пользу предприимчивым итальянцам.

В сельском хозяйстве изменения в экономической географии и «революция цен» привели к переоценке стоимости зерна. Как только зерновые цены на западноевропейских рынках пошли вверх, флорентийские и генуэзские купцы начали организацию массового экспорта зерна из Сицилии и даже приступили к скупке там земель.

Как и в других европейских странах, в Италии в связи с ростом спроса на шерсть выросло поголовье овец.

В аграрном производстве внедрялись технические и организационные инновации, направленные на улучшение обработки почв и оптимизацию хозяйственного использования земли.

Мануфактурное и ремесленное производство успешно приспосабливалось к новым условиям. В частности, из Милана промышленность перешла в небольшие города. Во всей Ломбардии активизировалась промышленная деятельность в ранее экономически незначительных мелких поселениях. Если в Болонье, Генуе, Павии шелкоткачество несколько сократилось, то в Вероне, Виченце, Пизе, Пьяченце – расширилось. В Венеции начали набирать силу зеркальное, стекольное и полиграфическое производства.

Торговля также перестроилась. Венеции удалось удержаться в роли крупнейшей торговой державы Средиземноморья и не допустить португальской монополии на торговлю пряностями. Генуя с выгодой использовала географические открытия и вышла на пиренейские рынки и в Атлантику. По такому же пути пошло Великое герцогство Тосканское, владевшее первоклассным портом Ливорно, который стал международным центром торговли. Купцы из Генуи, Флоренции, Рима, Ломбардии заняли общеевропейские, а затем и мировые позиции, овладевая рынками Испании, Португалии и Америки.

Финансы развивались ещё более впечатляюще. Генуя стала международным финансовым центром, гегемония которого основывалась на испанском золоте и возможностях банка Сан Джорджо, который как кредитор испанской и имперской корон обеспечивал уплату иностранных долгов Испании и получал в качестве компенсации драгоценные металлы. Генуя стала общеевропейским хозяином распределения драгоценных металлов, поступавших в Европу из испанских колоний в Америке.

В XVI в. главный в Европе центр международных валютных расчётов действовал именно в Италии. Фондовая биржа собиралась 4 раза в год в разных итальянских городах. Её решениям о денежном курсе подчинялись 18 крупных городов Италии, в их числе Милан, Флоренция, Рим, Неаполь, Венеция, Турин, Палермо, 7 городов Испании: Барселона, Мадрид, Валенсия, Сарагоса, Севилья, два немецких города: Аугсбург, Нюрнберг, Франкфурт-на-Майне, а также французский Лион, английский Лондон, португальский Лиссабон и голландский Амстердам.

Таким образом, в XVI в. итальянская экономика успешно развивалась. В ответ на трудности она оптимизировалась за счёт дальнейшего распространения и углубления ранних капиталистических форм в производстве, коммерции и финансах.

Но в XVII в. эта динамика обрывается. Роль главных финансовых центров перешла к Амстердаму, Лондону, Лиону. Италия вступила в период депрессии, которая, впрочем, не означала обвала производства, разрушения хозяйственных структур, утраты страной экономической самодостаточности, как это было в Испании.

Упадок итальянской экономики имел не количественный, а качественный характер и выразился в замедлении роста мануфактурного производства, в утрате лидерства на международных торговых и финансовых рынках. Италия как бы приостановилась в своём развитии и стала жить за счёт созданных ранее прочных основ, передав бремя социально-экономического лидерства другим странам. Случилось это в силу изменений в ценностных ориентациях итальянского общества.

Во-вторых, бюргерская элита сама проникала в рыцарскую среду, чтобы пользоваться всеми её сословными привилегиями, сохраняя при этом предпринимательский менталитет. Многие кланы миланской (Борромео, Лита, Кузани), тосканской (Сальвиати, Каппани, Гвиччардини), римской (Боргезе, Перетти) и другой знати XVII в. вели свои происхождение от купцов.

В-третьих, именно этой сблизившейся старой и новой знати в XVII в. монопольно принадлежала власть

В-четвёртых, первоначальное накопление и мануфактурное производство накопили в Италии опыт, которого не было ни у кого в мире.

Однако, будучи уже в какой-то мере генетически буржуазной, итальянская элита в XVII в. не захотела развивать новые отношения и, более того, стала рефеодализироваться.

Исходной предпосылкой к рефеодализации послужило то, что в Италии как в стране всех обогнавшей на пути капиталистического развития наряду с преимуществами также раньше, чем в других странах, выявились риски и негативные аспекты новой экономической системы. К тому же в Италии эти риски давали о себе знать особенно остро в связи с тесной зависимостью итальянского финансового сектора от испанского государства, которое, начиная с царствования Филиппа II, неоднократно объявляло дефолты.

Наблюдательный флорентийский пополан Бастиано Ардити в своём дневнике за 1574–1579 гг., писал, что положение ткачей и красильщиков особенно ухудшалось в периоды банковских банкротств или задержек в погашении крупных кредитов. Банки прекращали тогда не только выплату больших сумм, но и еженедельные субботние выплаты агентам сукнодельных мастерских денег для раздачи зависимым мелким ремесленникам и наёмным рабочим. А от этого страдали также небогатые мелкие сукноделы и многие другие горожане, связанные с текстильным производством.

Бастиано Ардити акцентировал внимание на положении простого люда, «бедных и отчаявшихся». Но их несчастья были частью проблем всего итальянского общества и начинались с трудностей, которые испытывала элита. Боязнь разорения толкала буржуазные верхи на поиск альтернативы рискованным занятиям и дополнительных гарантий своего привилегированного статуса.

Здесь им на помощь приходило аноблирование, которое в Италии под испанской властью до предела упростилось. Например, Филипп IV предоставил миланскому магистрату возможность «превратить в феод любую государственную землю, предлагая на выбор титул маркиза, графа или другой за наивысшую цену». В Неаполе титулы стоили: княжеский – 20 тыс. скуди, герцогский – 15 тыс. скуди, и были нарасхват. Если в 1575–1580 гг. здесь насчитывалось 14 князей,13 герцогов, 30 маркизов, 54 графа и 488 баронов, то в 1597 г. – 25 князей, 41 герцог, 75 маркизов, 72 графа и 600 баронов.

У новой аристократии менялось отношение к предпринимательству. Посол республики ико доносил из Флоренции: «Кресты, двор и армия отвлекли молодую знать от торговли». Такое отношение начинало приобретать принципиальный и, казалось бы, давно изжитый характер. Анибале Ромеи, придворный герцога Феррарского, демонстративно настаивал на том что: «Ни богатство, ни роскошная одежда не делают человека знатным, а блеск его предков».

Такие ментальные установки подкреплялись жизненной практикой. В 1527 г. венецианский посол писал своему правительству, что флорентинец, получив 20 тыс. дукатов дохода, тратит 10 тыс. на приобретение дворцов вне города. У самих венецианцев за период 1510–1582 гг. недвижимость в Падуанской провинции увеличилась в 4 раза.

Названные ценностные ориентации итальянской элиты определили главную тенденцию экономической эволюции страны. В XVI–XVII вв. в Италии немалая часть капиталов направлялось на приобретение земли и титулов.

Впрочем, деловые люди не сразу оставляли свои промышленные, коммерческие и финансовые занятия. Кроме того, привыкшие заботиться о прибыли, они старались повысить доходность приобретённых земель и обуржуазивали их эксплуатацию. Поэтому итальянская «феодальная реакция» не являлась простым возвращением к старым порядкам и уж тем более не привела к «вторичному изданию крепостничества».

Но как бы то ни было, локомотивом раннего капитализма оставались мануфактурное производство, крупные коммерческие и финансовые предприятия. Уход капиталов из этих сфер деятельности в аграрный сектор обрекал страну на консервацию имевшихся форм хозяйствования и замедление экономического роста, т. е. на стагнацию.

Такой разворот итальянской экономики, помимо слишком большой зависимости от торгово-финансовых рынков слабевшей Испании обусловил ещё один фактор. Этим фактором стал рост конкуренции могучих и прогрессивно развивавшихся стран Европы (Англии, Нидерландов, Франции), которые в отличие от Испании могли выстраивать коммерческие и финансовые структуры без посредничества итальянских государств, более того, были заинтересованы в их устранении с рынков. Прибыли предпринимателей-итальянцев, становились ниже, а инвестиционные риски выше, потому что их не страховала протекционистская политика сильного государства. В такой ситуации недвижимая собственность превращалась в главную гарантию материального благополучия и высокого социального статуса деловых людей. Земля приносила гораздо меньше прибыли, чем промышленные, торговые и финансовые предприятия, но и разориться на ней было гораздо сложнее.

Возможно, какую-то роль в этих условиях сыграл и третий фактор. Итальянцы раньше и больше других преуспели в буржуазном образе жизни, следовательно, лучше оценили его позитивные и негативные стороны. В частности гуманизм и культура Возрождения выявили несомненно большую, по сравнению с бездуховной деловой активностью и накопительством, привлекательность интеллектуального и художественного творчества и меценатства. И когда предпринимательство превратилось в слишком ненадёжное дело, покровительство искусству, активное (если был талант) или пассивное (в качестве мецената и ценителя искусства) участие в творчестве стало важным, престижным, увлекательным занятием и одновременно выгодным вложением капитала. Итальянская элита не жалела средств (которые изымались из экономики) на строительство и украшение дворцов.

Для широких слоёв итальянского населения, происходившая социальная эволюция, была очень болезненной. Прогресс ранней буржуазный экономики не улучшал, а ухудшал жизнь рядовых тружеников.

Бурно развившаяся рыночная экономика регулировала цены совершенно определённым образом – всегда в пользу предпринимателей. В Тоскане в 1578 г. уродилось небывало много винограда и зерна, однако цены на вино выросли вдвое, цена на муку не снизилась. В неурожайном 1579 г. власти, имея ввиду высокие прибыли, дали указание о вывозе хлеба на испанские рынки, обрекая местное население на дороговизну и голод.

Новая, буржуазная по духу элита, которая завладела властью, была лишена всяких сантиментов и корпоративных предрассудков, в какой-то мере свойственных феодалам, например, папе римскому, который в 1579 г. под страхом смертной казни запретил вывозить хлеб и Папской области.

Налоговая политика абсолютизма также имела негативные для трудящихся последствия. В Милане и Королевстве Обеих Сицилий беды налогоплательщиков списывались на испанские власти. Но по существу налоговый гнёт не имел отношения к национальному угнетению, в собственно итальянских государствах налоги были ничуть не меньше, а бюджеты не предусматривали расходы на поддержку социально незащищённых слоёв населения.

Зато в Италии появилось типичное для всех раннекапиталистических стран «кровавое законодательство» против экспроприированных. Так, в Тоскане в октябре 1577 г. обнищавших и не имевших работы цеховых ремесленников и представителей низов, «которыми была полна вся Флоренция», объявили «бродягами и мошенниками», хватали и ссылали на галеры.

Низы отвечали восстаниями, которые неизменно кончались поражениями. В 1532 г. произошло восстание страччоне (мотальщиков шерсти) в ико. В 1546 г. там же имел место крупный заговор с планом освобождения тосканских городов из-под власти Медичи, городов Папской области из-под власти пап и объединения городов Северной и Центральной Италии в федерацию на условиях гражданской и религиозной свободы.

В 1585 г. голод, вызванный хлебными спекуляциями и экспортом в неурожайные годы, поднял на восстание городские и сельские низы в Неаполе. Властям пришлось ограничить вывоз хлеба из королевства. В 1599 г. в Калабрии была раскрыта широко разветвлённая конспиративная организация, готовившая антииспанское восстание и договорившаяся о поддержке своего выступления турецким флотом.

В 1647–1648 гг. антииспанские выступления народных масс имели место в Сицилии и Южной Италии. В Палермо и Неаполе горожане провозгласили республики. Крестьяне громили поместья. Везде сжигали податные документы и расправлялись со сборщиками налогов. В Сицилии крестьянское сопротивление произволу властей вылилось в специфический социальный бандитизм, из которого со временем выросла мафия.

Таким образом, итальянская история в Раннее Новое время свидетельствует о том, что социально-экономическое прогресс, опирающийся на прочную базу предшествующего развития и полностью отвечающий требованиям исторической эпохи, может быть остановлен, если он не обеспечивается политическими условиями. Италия из европейских лидеров перешла в аутсайдеры, потому что из-за политической раздробленности оказалась незащищённой от негативных внешних факторов воздействия.

Лекция 22 (58). Англия в XVI в.: экономика и социум

Её экономика соответствовала средним параметрам того времени и вышла на максимально возможный при феодализме уровень товарного производства. В аграрном секторе развивалась внутриотраслевая и порайонная специализация, интенсифицировался труд. В промышленном – росли объёмы производства и капиталовложения, появлялись мануфактуры. В экспорте готовая продукция (в первую очередь, суконные ткани) теснила полуфабрикаты (невыделанное сукно) и сырьё (шерсть). Высокой степени достигла урбанизация. Уступая в количестве крупных городов Германии, Италии, Нидерландам и Франции, Англия не уступала им в плотности их размещения и доле горожан в общей численности населения. Нарастала интенсивность внутренней торговли. Во внешней – английские купцы теснили иноземных конкурентов. Организация финансово-коммерческих операций вышла на уровень, который позволял англичанам отказаться от услуг ломбардских, немецких и фламандских банкиров. Лондон с 50 тыс. жителей был готов к роли банковского и биржевого центра мирового масштаба.

Социально-политический климат благоприятствовал экономическому прогрессу. После войны Алой и Белой роз (1455–1485) Англия обрела внутреннюю стабильность и принципиально обновила феодальную элиту. Её составили вчерашние джентри, для которых деловая активность представляла одну из главных жизненных ценностей. Им принадлежала власть, что снимало многие препятствия на пути развития буржуазного предпринимательства. Зарождавшаяся абсолютная монархия блокировала возможные рецидивы феодальной анархии.

Геополитическое положение обеспечило Англии дополнительные преимущества. Островное положение на окраине Европы защищало страну от иноземных вторжений, А Великие географические открытия «переместили» Англию в центр международных экономических коммуникаций.

В целом к началу XVI в. в Англии имелись прочная база, некоторый опыт и особо благоприятные условия для создания ранней буржуазной экономики. И в дальнейшем разные обстоятельства благоприятствовали англичанам в этом деле. Например, Нидерландская буржуазная революция, когда спасавшиеся от испанского террора иммигранты-фламандцы поневоле инвестировали в английскую экономику капиталы, технологические знания, производственный опыт и деловые связи.

В конечном итоге нигде в мире процесс первоначального накопления не проходил так масштабно, быстро, организовано, с использованием всех его механизмов, участием государства, как здесь. Поэтому английский вариант данного исторического феномена считается классическим.

Предпосылки для аграрного переворота создали: 1) общеевропейская экономическая конъюнктура, которая заключалась в высоком и стабильном росте спроса и цен на сельскохозяйственную продукцию, в частности, шерсть; 2) отсутствие в маленькой Англии незанятых земель.

Непосредственными причинами аграрного переворота послужили: 1) изменение отраслевой структуры сельского хозяйства, которое выразилось в резком увеличении доли животноводства за счёт сокращения зернового производства; 2) изменение характера поземельных отношений, которое проявилось в переходе от долгосрочных феодальных держаний с фиксированной рентой к практике краткосрочной аренды земли на рыночных ценах.

Объектом экспроприации стали крестьяне-копигольдеры. Они держали свои наделы по договору с феодалом-собственником земли на определённый срок, по истечению которого прогнать копигольдера с земли было легко.

Перераспределение земельной собственности приняло форму огораживаний, т. е. обнесения освобождённых от копигольдеров пахотных земель канавами и изгородями. Огороженные площади собственник эксплуатировал сам (чаще всего, превращая их в овечьи пастбища) или сдавал в капиталистическую аренду.

Изгнанные копигольдеры образовали слой потенциальных наёмных рабочих. Их было много – в Раннее Новое время экспроприации подверглось до 20% крестьянского населения королевства.

Огораживания стали главным и специфически английским рычагом первоначального накопления. Ландшафт страны изменился. Исчезли сотни деревень. Почти треть земель составили пастбища.

Другим механизмом аграрного переворота явилась Реформация. Проведённая в 1536–1539 гг. секуляризация церковной собственности существенно ускорила огораживания. Были закрыты 3 тыс. монастырей, чьи владения занимали 25% всех обрабатываемых площадей. Доходы от рент с монастырских земель и вскоре последовавшей их продажи государством частным лицам, а также реализации церковной утвари и драгоценностей составили 1,3 млн. фунтов стерлингов.

Первоначально секуляризованные земли были объявлены собственность короны, но одна их треть сразу же была пожалована светской знати: Суффолкам, Норфолкам, Ратлендам, Гертфордам, Кавендишам и др. Много монастырских земель получили лондонские банкиры Грешемы. В 1540-е гг. началась их перепродажа, открывшая эпоху земельных спекуляций. Покупателями выступили крестьянские верхи.

Обострение социальных противоречий стало ответом на огораживания. В 1536 и 1537 гг. крестьянские волнения имели место в Линкольншире, Йоркшире и других северных графствах.

Крупнейшие восстания разразились летом 1549 г.: одно на юго-западе страны в Девоне и Корнуолле, второе – в графствах Норфолк и Суффолк. Его возглавил эсквайр Роберт Кет, мелкий помещик, владелец кожевенного предприятия. Его армия, собравшаяся в июне у главного города графства Нориджа, достигала 20 тыс. человек. Требованиями восставших были: точное выполнение законов против огораживаний и уменьшение арендной платы. В августе итальянские и немецкие наёмники приступом взяли Норидж. Сотни восставших были казнены, в их числе Роберт Кет и его брат Уолси.

В 1569 г. знать во главе Норфолком подняла в северных графствах Нортумберленд и Уэстморленд восстание под лозунгом возвращения к католической вере, которое поддержали крестьяне.

Новый всплеск возмущений пришёлся на 1596–1597 гг., которые во всех отношениях стали наиболее неблагоприятными в XVI в. Стихийные бедствия (дожди и холода) вызвали неурожаи. Цены на продовольствие с 1593 по 1596 г. увеличились в три раза. Толпы голодных англичан нападали на хлебные обозы.

Государство оказалось готовым к подобному развитию событий и не позволило социальной борьбе развиться до катастрофических для судеб страны масштабов, что также явилось важным условием успешного развития раннекапиталистических отношений.

Лекция 23 (59). Англия в XVI в.: политика и идеология

Генрих VII в начале царствования столкнулся с заговорами и в 1488 г. добился утверждения билля о государственной измене, по которому были осуждено 8 тыс. чел., подозреваемых в мятеже.

Далее он издал закон о запрещении феодальных свит-ливрей и лишил баронов права держать артиллерию. На ослушников налагались огромные штрафы.

Генрих VII учредил Звёздную палату – чрезвычайный трибунал по делам о мятежах и политической измене. В нём не было жюри присяжных, при допросах пытали, к суду привлекали самых высокопоставленных лиц, подлежавших суду пэров.

Для повышения действенности судебного контроля были созданы Палата прошений и специальный Суд канцлера – проводники королевской воли.

Все эти упреждающие анархию и мятежи мероприятия были тем более важны, что у короля не было постоянной армии, кроме лейб-гвардии из 200 человек и небольших отрядов наёмников.

Отсутствие постоянной армии являлось первой особенностью английского абсолютизма.

За последние 13 лет царствования Генрих VII только дважды созывал Парламент. В царствование Генриха VIII был принят акт 1537 г., согласно которому прокламации и указы короля приравнивались к законам, издаваемым Парламентом.

Тем не менее, влияние роль Парламента на управление государством сохранялась при всех Тюдорах. И в этом была вторая особенность английского абсолютизма.

Третьей – была ограниченная роль бюрократии. Корона проводила политику через органы местного самоуправления, которые в городах формировали купеческие и ремесленные верхи, а в графствах и сотнях – джентльмены и йомены (крестьянская элита).

Названные особенности обеспечивали стабильность английской государству в переходное Раннее Новое время.

Важным этапом в становлении английского абсолютизма стало царствование Генриха VIII, с именем которого связывают понятие «тюдоровской революции в управлении», которая усилила вертикаль исполнительной власти путём расширения и унификации бюрократического аппарата.

Кульминации в своём развитии английский абсолютизм достиг в царствование Елизаветы I.

Придворная борьба. В таких условиях значимым фактором внешней и внутренней политики являлись фаворитизм и придворные интриги. Наиболее известными сюжетами из истории придворной борьбы при Генрихе VIII стали его развод в 1529 г. с первой женой Екатериной Арагонской ради женитьбы на её фрейлине Анне Болейн. Затем казнь в 1536 г. Анны Болейн по обвинению в измене, и объявление брака с ней незаконным. Далее истребление в 1538 г. родов Куртенэ и Полей по обвинению в покушении на трон. Избиение в 1541 г. по аналогичному обвинению родственников пятой жены короля Екатерины Говард, включая её саму.

При Эдуарде VI, сыне Генриха VIII от его умершей родами в 1538 г. третьей жены Джейн Сеймур, правителем королевства был герцог Сомерсет, меры которого против огораживаний, вызвали недовольство дворянства. Он был обвинён в государственной измене и в 1549 г. казнён.

Дворцовый заговор сопутствовал воцарению Марии I, дочери Генриха VIII от Екатерины Арагонской. Герцог Нортумберлендский женил своего сына на правнучке Генриха VII леди Джейн Грей и после кончины Эдуарда VI провозгласил её королевой. Но Марию Тюдор поддержали большинство дворян и лондонцы. Герцог Нортумберлендский и Джейн Грей были казнены.

При Елизавете I, дочери Генриха VIII и Анны Болейн, самыми известными событиями придворной жизни явились казнь Марии Стюарт в 1587 г. и заговор графа Эссекса в 1601 г. Шотландская королева Мария Стюарт, правнучка Генриха VII, бежала от восставших подданных в Англию, где по воле попала в заключение. Была втянута в политическую интригу с участием иезуитов, испанских и французских дипломатов против Елизаветы I и обезглавлена.

Фаворит Елизаветы I граф Эссексу не справился с подавлением ирландского восстания 1594 г., подвергся опале, организовал неудачный заговор и был обезглавлен.

Тем не менее, придворная борьба при всей своей значимости оставалась лишь специфической формой политики того времени, тогда как её главным содержанием всё более определённо становились государственные интересы, неодинаково понимаемые элитой.

С 1529 по 1536 год заседал «Реформационный парламент», который заседал и принял шесть статутов, изменивших конфессиональное положение страны.

Центральный из них Акт о супрематии 1534 г. гласил: «король должен быть принимаем, признаваем, почитаем единственным на свете верховным главой Англии и должен владеть всеми титулами, почестями, достоинствами, привилегиями, юрисдикцией и доходами, присущими и принадлежащими достоинству Верховного главы церкви».

Иначе говоря, король возглавил «Anglicana Ecclesia» (Англиканскую церковь), присвоив папскую роль викария Христа. Отныне любые попытки противодействия королевской власти расценивались как преступление против Господа.

Реформация Генрих VIII стала актом государственной политики по утверждению абсолютизма путём подчинения церкви королю и секуляризацией как средством привлечения на его сторону аристократии, дворянства, городской и крестьянской верхушки, без поддержки которых успех мероприятия был сомнителен.

Вероисповедная сторона дела занимала короля мало. Поэтому в вопросах догмы, культа и церковного устройства англиканство сохранило верность католицизму.

Марии I вернула английскую церковь под его эгиду папы, и осуществила частичную реституцию секуляризованных церковных имуществ. Но церковь получила назад только то, что ещё оставалось в непосредственном обладании короны. Возвратить духовенству имущество, перешедшее третьим лицам, королева не решилась – это задевало интересы слишком многих влиятельных людей. Контрреформация принесла Марии I прозвание «Кровавая», хотя крови на ней меньше, чем на других Тюдорах.

Елизавета I восстановила англиканство. В 1571 г. были приняты «39 статей» (Англиканский Символ веры), сохранивший максимальную близость католицизму. Так королева надеялась побудить к компромиссу своих по-разному понимавших веру подданных. Её надежды не оправдались, последовали репрессии.

Главную опасность представляли католики, за которыми стояли Испания и Рим. Систематическими притеснениями (от особых налогов и запретов на профессию до пыток и казней) Елизавете I удалось уменьшить их число вдвое.

Стюарты продолжали в том же духе, и к коронации Карла II 1660 г. католиков было менее четверти от населения страны, а к «Славной революции» 1688 г. – всего несколько тысяч.

На другом фланге религиозной оппозиции находились протестанты. Они называли себя пуританами (от лат. purus – чистый) и требовали от власти решительного освобождения (очищения – отсюда их название) англиканства от католических традиций. Пуритане насаждали «истинную церковь в англиканстве», а когда власть стала им в этом препятствовать, организовали парламентские дебаты о свободе совести. Королеве, занятой борьбой с католиками, приходилось всё это терпеть. Но после разгрома в 1590-е гг. папистов у неё освободились руки, и статут 1593 г. о смертной казни ревностных пуритан открыл кампанию террора против кальвинистов.

Со временем преследования пуритан вышли на уровень сравнимый по размаху и жестокости с преследованиями католиков. Но результаты оказались совершенно иными. Если власть победила пуритан, то пуритане победили власть. Это доказывает, что английская королевская реформация власти была в конечном итоге не просто политическим актом, но историческим выбором английского народа.

В преамбуле статута 1563 г. говорилось о большом числе законов о найме рабочих и учеников, имеющихся в них противоречиях и необходимости их соединить в один закон.

Согласно этому закону, каждый человек моложе 30 лет, без земли с доходом в 2 фунта или иного состояния в 10 фунтов, не занятый ремеслом и не состоящий на службе, обязан был поступить на работу. Он не имел права покинуть место работы до истечения установленного срока. Он также не мог уйти в другой город или графства без особого свидетельства об увольнении от своего нанимателя или отпускного свидетельства.

Рабочий день длился с 5 утра до 7. 30 вечера с перерывами на завтрак обед и питьё не более чем на 2 ½ часа. Зимой работа длилась от рассвета до заката. Никто не мог оставить работу, не закончив её. Закон ввёл шкалу расценок и уполномочил мировых судей устанавливать заработную плату и изменять её соответственно времени года и ценам на товары.

Заработная плата составляла от 4 до 6 пенсов в день на крупных мануфактурах. Эти расценки были в два раза выше, чем в сельской местности, где рабочие имели подсобное хозяйство. Для сравнения – в 1588 г. лондонский квалифицированный подмастерье получал от 6 до 9 пенсов в день с едой и питьём, или от 10 до 14 пенсов, если кормился сам. При этом фунт хлеба стоил 1 пенс, а фунт мяса 2 пенса. Зерно в Англии в связи с сокращением хлебопашества в пользу овцеводства было дорого, пшеничный хлеб был доступен только состоятельным людям, бедняки питались «конским хлебом» из смеси бобов, гороха, овса и вики.

Законы в защиту экспроприированных должны были остановить пауперизацию населения, которая провоцировала и криминализацию общества. По оценкам современников, нигде в Европе не было такого количества бедняков, как в Англии. В последние годы царствования Елизавета I, только в Лондоне с его 250 тыс. жителей числилось 50 тыс. бродяг. Их основную массу составляли разорившиеся домовладельцы и землевладельцы.

В 1514–1597 гг. Тюдоры регулярно издавали статуты о запрете огораживаний, которые не давали эффекта, потому что саботировались провинциальной элитой, активно участвовавшей в огораживаниях. А именно она осуществляла власть в графствах, и имела влиятельных покровителей при дворе. В 1593 г. власть признала бессмысленность своих запрещений, отменив последний статут против огораживаний. Но народные волнения показали, что государство нуждается хотя бы в видимости такой политики. В 1597 г. было предписано, немедленно восстановить все фермы, разрушенные за предшествовавшие семь лет. Как и все предыдущие, оно оказалось бездейственным.

Тюдоры пыталась защитить и цеховое ремесло, ограничивая законодательным путём рост разорявших его шерстоткацких мануфактур. Но и здесь натолкнулись на сопротивление господствующего класса, который всё в большей степени формировали предприниматели, и потерпело поражение. Защитить отжившие своё цехи было не в силах государства.

Законы против экспроприированных были нацелены на профилактику правонарушений. В 1495 г. появился первый статут об осуждении бродяг и нищих на арест до 3-х суток и содержание в колодках, на хлебе и воде, за которым последовала серия аналогичных (и каждый раз всё более жестоких) актов против бездомных и безработных.

В 1597 г. их обобщил акт «О мошенниках, бродягах и работоспособных нищих», который предписал открывать исправительные дома, и определил, на кого распространяется его действие. В их числе, в частности, оказались странствующие студенты, не имевшие отпускного свидетельства от декана, мнимо потерпевшие кораблекрушение, предсказатели, актёры, певцы. Их следовало бичевать до крови по обнажённой спине, затем пересылать по этапу из прихода в приход и водворять на родину. Неисправимых полагалось заключать в исправительные дома, ссылать пожизненно на галеры, высылать из Англии.

Были также определены три категории нуждающихся в адресной поддержке – дети, неработоспособные и работоспособные. Детей церковный староста и надзиратель за бедными с санкции двух мировых судей были вправе отдать в учение без согласия их неимущих родителей. Неработоспособные помещались в богадельни, на содержание которых надзиратели собирали особый налог с каждого члена общины. Если данный приход был слишком обременён бедняками, к уплате налога привлекались соседние. Работоспособным приходские власти обязаны были предоставить работу, для чего запасались лён, пенька, шерсть, железо и др. Создавались благотворительные фонды, средства которых можно было тратить на строительство на пустошах коттеджей для неимущих.

Закон 1597 г. в неизменном виде действовал до 1801 года. Прямо поставленных целей (обуздание криминала и воспитание законопослушного населения) эта политика достигла в Новейшее время.

В Новое время она послужила успеху первоначального накопления. Поставив обездоленное население перед выбором – уголовная ответственность вплоть до высшей меры наказания за отсутствие постоянного места жительства и работы или каторжный труд за ничтожную плату, она создала благоприятный для мануфактурного производства микроклимат. Предельная эксплуатация работников при минимальных затратах на их содержания обеспечивали прибыльность малопроизводительных мануфактур. А государство гарантировало их обеспечение дешёвой рабочей силой.

О масштабах карательной политики Английского королевства против собственных подданных дают представление данные современника событий Рафаэля Холиншеда о том, что в царствование Генриха VIII были повешены за воровство 72 тыс. бродяг.

Но вскоре Тюдоры обнаружили прагматический подход к международным делам. Англия не могла претендовать на политическую гегемонию в Европе, но она могла не допустить гегемонии крупных держав, играя на их противоречиях и объединяясь с другими против сильнейшей. Это и стало лейтмотивом английской внешней политики.

После победы испанцев при Павии Генрих VIII стал тяготеть к сближению с Парижем. Развод с Екатериной Арагонской и Реформация углубили разрыв с Мадридом.

Прагматическому подходу изменила Мария I, которая вернулась к союзу с Испанией, вступив в 1554 г. в брак с Филиппом принцем Астурийским. В итоге Англия поддержала Испанию на завершающем этапе Итальянских войн и потеряла Кале.

При Елизавете I англо-испанские отношения вновь стали конфронтационными и переросли в войну 1585–1605 гг. Её первым актом явилась отправка английских войск в Нидерланды на помощь повстанцам против Филиппа II, который в ответ начал подготовку к вторжению в Англию. В конце мая 1588 г. «Счастливейшая и непобедимая Армада» в составе 134 судов вышла в море, чтобы высадить десант в Англии.

28 июля 140 английских кораблей встретили испанцев у Кале. Испанцы рассчитывали применить тактику, которая принесла им победу при Лепанто, а именно: абордаж и рукопашный бой лицом к лицу с противником. Англосаксы со времён Столетней войны предпочитали поражать врага на расстоянии с минимальным для себя риском. Вот и теперь маневренные английские суда, уклоняясь от абордажных схваток, навязали громоздким испанским кораблям артиллерийский бой. Армада понесла незначительный урон. Но затем началась буря. Англичане укрылись в гаванях, а испанцы остались в открытом море. Шторм потопил и разметал испанские корабли. Операция сорвалась.

В дальнейшем военные действия шли с переменным успехом. Англия победить Испанию не смогла, но своё международное положение в ходе этой войны значительно укрепила.

Колониальная политика. Англо-испанские противоречия были также обусловлены стремлением Англии получить доступ к колониальной торговле.

С конца 1550-х гг. необычайное развитие получило пиратство в Ла-Манше. Даже при Марии Тюдор английские моряки грабили испанские суда. В 1560-е гг. Ла-Манш от пиратов очистили. Но к пиратам, промышлявшим в Атлантике, правительство относилось снисходительно. В 1570-е гг. пиратство получило широкий размах, деловую основу. Его финансировали акционерные кампании из джентльменов, придворных, чиновников, купцов. Сама Елизавета I принимала в них негласное участие.

Френсис Дрейк кругосветном походе 1578–1580 гг. захватил 400 тыс. весовых фунтов серебра (ок. 14 т), пять ящиков золота и огромное количество жемчуга. Акционеры получили по 47 фунтов стерлингов на каждый вложенный. Следующие экспедиции 1585 и 1587 гг. были не так фантастически выгодны, но и они принесли более чем солидные прибыли.

Начавшаяся в 1585 г. война легализовала бизнес пиратов. Теперь они назывались каперами и на законных основаниях грабили торговые корабли враждебной страны. Каперы Каберленд, Фробишер, Рэли и другие подстерегали испанские суда у берегов Вест-Индии и особенно часто у Азорских островов.

Перспективней была колониальная торговля. Первой акционерной компанией явилась созданная в 1554 г. Московская компания, получившая монополию на торговлю с Россией. Из Африки в 1562 г. Джон Хокинс вывез и продал на Эспаньолу 400 негров, положив начало английской работорговле, которая не считалась предосудительной. В гербе Джона Хокинса, возведённого Елизаветой I в рыцарское достоинство, был изображён негр в оковах. А торговля рабами была монополизирована возникшей в 1588 г. Гвинейской кампанией. В 1579 г. была создана Восточная кампания для торговли в Балтийском море, а в 1581 г. – Левантийская для торговли с Ближним Востоком через Средиземное море.

В 1594 г. ирландцы подняли восстание. Граф Эссекс не смог с ним справиться, и был отозван. Его сменил лорд Маунтджой, который повёл против ирландцев опустошительную войну, уничтожая мирное население, сжигая деревни, истребляя посевы. В 1601 г. в порту Кинсал высадился 5-тысячный отряд испанских войск. Маунтджой не допустил их соединения с главными силами повстанцев и разбил порознь. В 1603 г. восстание было подавлено.

Яков I Стюарт провёл новые конфискации в 6 графствах Ольстера (историческая провинция Ирландии на севере острова). Большая часть земли он раздал английским и шотландским колонистам с условием ведения хозяйства по английскому образцу и выселения с них ирландцев.

Отличительной чертой английской колониальной политики в Ирландии стала её конфессиональный заострённость – английские и шотландские переселенцы-протестанты отнимали землю у ирландских аборигенов-католиков.

Между тем в Шотландии успешно распространялись идеи Реформации. Кальвинисты создали здесь свою организацию – конвенант и подняли восстание против королевы-католички. Восставших деньгами и оружием поддержала Елизавета I, которой стало известно о планах папы и католических держав отдать её корону Марии Стюарт. Действительно, в 1559 г. Франциск II и Мария приняли титул английских королей.

Елизавета I послала на помощь шотландским кальвинистам флот, и они победили. В Эдинбурге мятежники и англичане заключили договор о выводе французских войск, передаче власти совету из 12 представителей аристократии и отказе Франциска II и Марии Стюарт от притязаний на английский трон. Затем шотландский парламент ввёл в стране пресвитерианскую церковь. Мария Стюарт, находившаяся во Франции, не признала Эдинбургский договор. Гизы готовили новую интервенцию.

Но в том же 1559 г. умер Франциск II. Его 17-летняя вдова вернулась в своё Шотландское королевство, где вышла замуж за лорда Дарнлея, от которого родила сына Якова. В 1567 г. шотландские лорды обвинили её в соучастии в убийстве Дарнлея и вынудили отречься от престола в пользу сына.

Мария Стюарт нашла убежище в Англии, где стала опасной пленницей Елизаветы I. Английские католики с участием испанских агентов составляли заговоры с целью её возведения на английский трон. После раскрытия очередного заговора Мария Стюарт была предана суду и в феврале 1587 г. обезглавлена.

Незадолго до этого Елизавета I заключила договор с её сыном Яковом VI, который обязался не поддерживать Испанию, не помогать шотландским и ирландским католикам, за что бездетная Елизавета I признала его наследником английской короны. Её смерть 24 марта 1603 г. соединила Англию и Шотландию под властью Якова I Стюарта.

К джентльменам относились лорды, рыцари, эсквайры, а также священники и образованные люди, имевшие ученую степень, занимавшиеся врачебной или юридической практикой и занимавшие должности в органах власти.

Последних роднило с дворянством то, что они, хотя и жили не на доходы от собственности, а своим трудом, пусть даже и не в большом достатке, но не физическим, доступным любому, а благородным, требующим многих знаний и социально значимым, а потому престижным трудом.

К бюргерам причислялись члены городских корпораций, домовладельцы, плательщики налогов, иначе говоря, предприниматели, купцы, владельцы мастерских и лавок.

К йоменам принадлежали зажиточные собственники земли на правах фригольда и арендаторы. Их годовой доход был не менее 2 фунтов стерлингов. Благополучный йомен имел в запасе 6- или 7-годовой доход, хорошую домашнюю утварь, серебряные солонку, кубок и дюжину ложек, 3–4 перины и слуг-работников.

В категорию ремесленников попадали малоимущие крестьяне-копигольдеры, коттеры, подёнщики, мелкие ремесленники, рабочие на мануфактурах, домашние слуги, а также маргиналы. Это были те, кто не имел «ни голоса, ни власти в государстве, ими управляют, и не им управлять другими».

Таким образом, средневековая трёхчленная модель общества с чётко заданными социальными функциями для сословий священников, воинов и работников англичанами уже не воспринималась. Она уступила место иному общественному устройству, основанному не на тесно связанном с определённым видом собственности (в первую очередь земельной) характере занятий, а на богатстве не важно какого сорта. Это могла быть земля: арендованная или собственная, мануфактура или купеческое предприятие, деньги, вложенные в промышленность или торговлю, любое приносящее доход движимое или недвижимое имущество.

Численность джентльменов и йоменов к 1600 г. была следующей: 66 лордов, в их числе 2 маркиза, 18 графов, 7 виконтов и 39 баронов; 500 рыцарей; 16 тыс. эсквайров; 10 тыс. очень богатых йоменов, «способных одалживать деньги королеве, что они обыкновенно делают по её письмам за печатью, когда она ведёт какие-либо войны», и 80 тыс. просто богатых йоменов, державших 6–10 коров и 5–6 лошадей, не считая телят, жеребят и овец.

Если добавить сюда священников, джентльменов по образованию и бюргеров, а также учесть членов их семей, то получится, что к концу XVI в. до 25–30% населения формировали господствующий класс нового английского социума. Это было, по меньшей мере, в три раза больше, чем при феодализме. Следовательно, и социальная база английской абсолютной монархии, по сравнению с сословно-представительной, расширилась втрое.

Этим объясняется эффективность правительственных мер по поддержанию относительной стабильности в английском обществе в условиях неизбежного для любого переходного периода, каковым был в Англии XVI в., обострения социальных противоречий, резкого падения уровня жизни основной массы населения и люмпенизации значительной его части.

При Стюартах социальная опора власти продолжала расширяться. В Англии, как и в Италии, происходило интенсивное аноблирование успешных простолюдинов. Но социальное содержание одного и того же процесса в двух странах было диаметрально противоположным. Если в Италии аноблирование стало альтернативой рискованной раннекапиталистической деятельности, из которой уходили предприниматели, то в Англии оно её дополняло и стимулировало. Таким образом, Англия всё больше ускорялась на пути первоначального накопления капитала.