Уильям Боннер Эддисон Уиггин Судный день американских финансов: мягкая депрессия XXI в

Бум, пузырь… что дальше?

Термин моральный риск имеет специальное и общее значение. «Идея проста, – объясняет Джеффри Такер в статье, опубликованной Институтом Мизеса в декабре 1998 г. – Если вы постоянно защищаете людей от последствий их собственных ошибок, ваша благотворительность будет учтена в будущих решениях тех, кого вы спасаете. В дальнейшем они будут делать еще больше ошибок. Принцип действителен на всех уровнях. Учитель, из сострадания завышающий оценки студентам, оказывает им дурную услугу. Он, по существу, поощряет небрежное отношение к занятиям. Он является источником морального риска».¹⁵⁷

Новый, коллективизированный мир конца XX в. был полон добросердечных учителей и всепрощающих жен. Инвесторы слишком дорого платили за акции. Предприятия и потребители слишком много брали взаймы. И весь мир поверил в то, что не может быть истиной, – что доллар ценнее золота. Почти 20 лет кряду доллар шел вверх, а золото – вниз.

Золото должно пойти вверх. С момента вступления Алана Гринспена в должность и до конца 2002 г. денежная база почти утроилась. За последние пару лет пребывания м-ра Гринспена в должности процент по краткосрочным кредитам упал почти на 80 %, составив лишь 1/5 уровня, действовавшего еще два года назад.

«Понижение ставок или насыщение рынка ликвидностью, когда обозначились проблемы, вместо того, чтобы поднять их при первых проявлениях неравновесия, – это в долгосрочной перспективе коварное средство, – признается в рабочем докладе Банка международных расчетов. – Подобные меры являются источником морального риска, который способен посеять в реальном секторе экономики семена нестабильности и дорогостоящих колебаний».

К началу 2003 г. на руках у иностранцев было порядка 9 трлн долл., а в обращении – втрое больше, чем в 1987 г. Никогда еще опасность не была столь велика и столь трудна для понимания.

В конце 1990-х даже Алан Гринспен отметил, что инвесторы впали в иррациональную эйфорию, но с тех пор иррациональная эйфория только усилилась. И вот, когда стала реальной угроза рецессии и возникновения рынка «медведей», иррациональные инвесторы уверены, что тот самый центральный банк, который не сумел предотвратить появления финансового пузыря, теперь помешает ему сдуться.

Увы, надежда оказалась тщетной – в результате падения акций с марта 2000 г. по январь 2003 г. фондовый рынок похудел на 7 трлн долл. Одновременно случилась еще одна примечательная вещь: тем дело и ограничилось.

«За 2000 – 2002 гг. спад на фондовом рынке не смог породить финансовый кризис, – писал Дэвид Хейл, председатель страхового фонда Prince Street Capital, в начале 2003 г. в журнале Barron's. – Начиная с марта 2002 г. потери на американском фондовом рынке были беспрецедентны. Они составили 90 % ВВП, тогда как за два года после биржевого краха 1929 г. было потеряно только 60 %. Но за два последних года в США разорились всего 11 банков, тогда как с 1989 по 1991 г. – 500, а в 1930-х банки разорялись тысячами».

И что поразительно: в экономике ничего особенного не происходило. Безработных стало больше, но не так много, как можно было бы ожидать. Потребительские займы и расходы не сократились, как следовало бы ожидать, а выросли. «В 2002 г. операции по рефинансированию закладных подскочили до 1,5 трлн долл., а предыдущий рекорд, установленный в 1998 г., был 750 млрд долл.», – повествует Хейл.

После мягкого экономического спада в 2001 г. – и после первых выстрелов в войне против терроризма – «трудно вообразить более благоприятный сценарий, чем 3 %-ный рост экономики, действительно имевший место в прошлом году», – заключает Хейл.

Нас в этой ситуации тревожит как раз то, что восхищает м-ра Хейла – она логически необъяснима. За впечатляюще абсурдным бумом должен следовать не менее абсурдный спад.

Но ведь и японский пузырь не был полностью разрушен за первые пару лет. Экономисты до сих нор неохотно обращают взгляд в сторону Японии, потому что не могут объяснить ситуацию. Ни кредитно-денежные, ни финансовые стимулы не дали эффекта. Но если силой повернуть их в сторону Страны восходящего солнца, они увидят, что после мягкого спада фондовый рынок достиг пика в 1989 г. и продолжился рост ВВП на 2 – 3 % в год. Так продолжалось несколько лет. Но потом экономика вошла в более продолжительный спад. В 2000 г. ВВП на душу населения вернулся к уровню 1993 г.

В обоих случаях – Японии и США – должна пройти коррекция, сопоставимая с предшествующим бумом. В Японии так в конце концов и случилось. Полагаем, что и в США все будет точно так же.

Нам говорят, что японский пример неприменим за пределами Японии, потому что японцы создали вариант капитализма, почти не узнаваемый для западного человека. Это была система взаимных холдингов, государственного вмешательства, блатного продвижения по службе и фондового рынка, который стал национальным аттракционом. В атмосфере финансового безумия конца 1980-х японские компании вообще перестали быть капиталистическими предприятиями, потому что они игнорировали капиталистов. Прибыль перестала иметь значение. Показатель величины активов на акцию стал иллюзорным. Казалось, что значение имели только рост, доля рынка и громогласные заявления для прессы.

Что же это за капитализм, если капиталисты не требуют дохода на вложенный капитал? Так ли он отличен от американской модели? В конце 1990-х американские предприятия, казалось, еще меньше считались со своими капиталистами, чем японские со своими. Когда в начале 2000 г. котировки акций достигли пика, шел уже третий год падения прибылей. И они продолжали резко снижаться в первые два года спада. Прибыли падали, многие крупные компании объявляли себя неплатежеспособными, а тем временем жалованье топ-менеджеров росло. Плюс к этому, менеджеры, еще более искажая картину реальных издержек, предоставляли опционы ключевым служащим.

Несмотря на трескотню об инвестировании в технологии Новой экономики, реальные капиталовложения в заводы, оборудования и во все-что-может-обеспечить-инвесторам-более-высокую-прибыль-в-будущем сократились. В конце 1990-х чистые капиталовложения упали до самого низкого за послевоенный период уровня.

Как уже отмечалось ранее, вместо того, чтобы сосредоточиться на производстве, руководители американских корпораций ударились в финансовые операции, поглощения и погоню за быстрой прибылью, и все ради того, чтобы попасть на первые страницы газет.

Можно было бы предположить, что капиталисты пребывали в отчаянии от всего этого. Но все это для них уже не имело значения, потому что капиталисты исчезли. Место старомодных капиталистов, вкладывавших деньги в то, что они знали и понимали, обоснованно рассчитывая на прибыль, заняли новые, коллективизированные люмпенинвесторы, расчеты которых были совершенно безосновательны. Простаки и недоумки ожидали невозможной доходности от акций, про которые они ничего не знали. Руководители корпораций могли как угодно распоряжаться средствами предприятий. Они назначали себе фантастическое жалованье и премии. Можно было платить безумные деньги за любые активы; можно было брать огромные кредиты, а потом гадать, как погасить долг. Можно было урезать дивиденды или вовсе их не платить; несчастные простаки ничего во всем этом не понимали.

В Японии, как и в США, люмпенннвссториат должен был бы сразу после краха фондового рынка бегом бежать от акций, собственных кредитов и расходов. Тогда рынок бы мгновенно рухнул, но потом сумел бы быстро оправиться. Но тут же вмешались правительство и центральный банк, создавшие такую мощную страховочную сетку, что трудно было найти клочок мостовой, чтобы упасть на него.

Конечно, мелкие инвесторы совершенно ничего не понимали в происходящем. Что же удивительного, что они опять все сделали не так: держались за акции и жизнь в кредит, сопротивляясь переменам, затягивая трудный период коррекции рынка и тем самым мешая оздоровлению экономики? В Японии аналитики измучились, ожидая перемен. А спад все длился, мягкий и затянутый, как если бы человек тонул в цистерне с пивом.

Печальный закат доллара

Установив, что должно было бы случиться с фондовым рынком и экономикой и что случилось в реальности, рассмотрим положение имперской валюты – американского доллара. Что должно с ним произойти? – спрашиваем мы себя. Чтобы облегчить задачу читателю, до всех рассуждений ответим на этот вопрос: он должен подешеветь.

Люмпенинвесториат, т. е. сброд мелких инвесторов, склонен верить во всякий вздор. В разгар великого бума они верили, что вложения в акции могут приносить 18 % дохода, при том что понятия не имели, чем занимаются их компании и как ими управляют. Они верили, что руководители корпораций будут заботиться не о собственном обогащении, а о благосостоянии инвесторов. Они верили, что курс акций всегда идет только вверх, и что Алан Гринспен не допустит серьезного падения котировок. Они верили, что американская система коллективистского капитализма, открытые рынки и страховочная сетка – лучшее достижение человечества и что этому совершенству суждено оставаться вершиной мировых достижений если не вечно, то очень долго.

Они также верили, что американский доллар – это настоящие деньги и что он будет рушиться управляемым и упорядоченным образом. Небольшая инфляция, внушили им, – это здоровье экономики.

Из всего вранья, которому поверили новые инвесторы, самым провокационным был доллар.

В главе 8 мы уже говорили, что любая вещь, и прежде всего деньги, имеют некую ценность только в силу своей редкости. Если бы в мире были миллионы картин Моне и Рембрандта, их цена была бы ничтожной по сравнению с нынешней. В XIX в. деньги были обеспечены золотом. И это ограничивало количество денег, потому что запас золота всегда ограничен.

Привыкнув к тому, что бумажные деньги обеспечены золотом, люди почти не заметили момент, когда у денег исчезло всякое обеспечение. Правительства печатали и распределяли новые, управляемые деньги. Правительства обещали, что не будут печатать их слишком много, или было принято так считать.

Но если в 1948 – 1971 гг. (период существования Бреттон-Вудской системы) резервы центрального банка выросли всего на 55 %, за следующие 30 лет рост составил более 2000 %. Этот взрывной рост денежной массы и кредита может быть измерен расширением рынка облигаций. Если в 1970 г. объем мирового рынка облигаций составлял 776 млрд долл., то к концу столетия он вырос до 40 трлн долл. Но кто был против? Сначала на этих деньгах росли цены акций, а потом – недвижимость. Люди узнавали о цене проданного по соседству дома и чувствовали себя не беднее, а богаче, совсем как японцы за десять лет до этого.

Однако с тех пор, как в 1719 г. Джон Ло обкатал свою идею на практике, никто не сумел напечатать денег на триллионы и при этом не уронить валюту. Уже в 1990-х экономисты начали говорить, что «доллар должен упасть». В 2002 г. он и упал относительно других валют, прежде всего евро и золота, относительно которых он только в 2002 г. опустился на 20 %.

Что должно произойти дальше? – опять спрашиваем мы.

Здесь нужно иметь в виду два осложняющих обстоятельства. Во-первых, как рассказано в предыдущих главах, кажущаяся сила доллара обманула не только американский люмпенинвесториат – иностранцы оказались еще худшими простофилями. Они всё не могли насытиться долларами.

Каким образом страна может сбалансировать счета, если она покупает у иностранцев больше, чем продает им? Нужно вернуть деньги в страну в качестве инвестиционных фондов и тем самым восстановить баланс. Иностранцы не пытались обменять доллары на свои отечественные деньги. Нет, они их использовали для покупки долларовых активов – американских акций, недвижимости, компаний. К концу 2002 г. сумма принадлежащих иностранцам долларовых активов выросла выше Гималаев. Теперь доллар падает, и акции также падают, и иностранцы должны бы разгрузить свои долларовые кладовые.

Если на рынок выплеснется лишь малый процент этих накоплений, доллар рухнет. В 2002 г. доллар обесценился относительно иностранных валют в среднем лишь на 10 %. В 1980-х в более легкой ситуации он упал почти на 50 %.

Другим осложняющим обстоятельством является то, что, помимо уже принадлежащих иностранцам долларовых активов на 9 трлн долл., текущий дефицит торгового баланса ежедневно увеличивается на 1,5 млрд долл. Сколь бы ни велика была военная мощь США, это подрывает успех страны как валютной сверхдержавы. Американцы ежедневно осуществляют с иностранцами сделки, по которым те поставляют ценные товары и услуги в обмен на листочки зеленой бумаги. У этих бумажек нет никакой внутренней стоимости, а те, кто поставлен их охранять, публично клянутся, что напечатают их сколько угодно, лишь бы не допустить повышения их покупательной способности!

«Есть трещина во всем, что создал Бог», – без устали напоминает нам Эмерсон. В данном случае трещину создает подрыв прибыльности американских компаний. Потребители, пришпориваемые Федеральным резервом, тратили деньги галопом. Они тратили деньги, которых у них не было. Но ведь прибыли американских компаний продолжали падать. Если брать их как долю ВВП, прибыли падали с начала 1960-х годов, и это не случайно, потому что именно тогда в экономике начала расти доля потребительских товаров и услуг, а дефицит торгового баланса начал увеличиваться.

Все происходившее впоследствии очень просто. Американцы тратили деньги, и те оседали в кассах иностранных компаний. Американские компании должны были дорого платить американским рабочим, но деньги доставались не им, а их иностранным конкурентам. В начале 2003 г. прибыль американских компаний была на рекордно низком уровне за послевоенный период. Но в этом направлении нельзя двигаться вечно. А как отметил Герберт Стейн, если что-то невозможно, его и не будет.

Опасности успеха

В декабре 2002 г. Алан Гринспен выступал в нью-йоркском экономическом клубе и в этот раз говорил как настоящий соратник Айн Рэнд, каким он был в 1963 г.:

Хотя вряд ли можно утверждать, что золотой стандарт дал период стабильности цен, но все-таки в 1929 г. цены, вообще говоря, не очень отличались от цен 1800 г. Но за два десятилетия после выхода из золотого стандарта в 1933 г. индекс потребительских цен в США почти удвоился. А за четыре десятилетия после этого цены выросли в 4 раза. Кредитно-денежная политика, освобожденная от ограничений, создаваемых обязательством внутреннего размена на золото, не смогла избежать чрезмерной эмиссии денег. Уже десять лет назад центральные банки, имея за плечами более полувека хронической инфляции, признали, что чисто бумажные деньги по своему существу подвержены злоупотреблениям.
Разумеется, м-р Гринспен сам проводил эту политику. Он мог бы добавить, что ни один центральный банк в истории не смог доказать противоположного. Все известные истории бумажные деньги были подвержены сначала «злоупотреблениям», а потом – разрушению. Нарисовав эту эпическую картину, глава центрального банка Гринспен вышел из зала – нагло и уверенно.

В каждом занятии есть свои риски. Хлебопек рискует обжечь пальцы, психиатр начинает нуждаться в том, чтобы кто-то занялся его собственной головой. Моральный риск, сопутствующий руководству центральным банком, хорошо известен. Имея полномочия создавать деньги из воздуха, руководитель Центробанка почти всегда заходит слишком далеко. А если кто-то и устоит, сменивший его банкир почти наверняка уступит соблазну.

Есть вещи, в которых лучше бы не достигать совершенства. Примерами этого являются управление центральным банком и воровство.

Чем успешнее справляется со своим делом руководитель центрального банка и чем больше люди верят в стабильность создаваемых им бумажных денег, тем рискованнее ситуация.

Отец Уоррена Баффета, конгрессмен от шт. Небраска, предупреждал в 1948 г.: «Болезнь бумажных денег до сих пор была приятной привычкой и добровольно от нее не откажутся, так же как любой наркоман не может без мучений отвыкнуть от своего зелья… Я не обнаружил ничего, что позволяло бы надеяться, что нашу рискованную затею с выпуском чисто бумажных денег ждет больший успех, чем подобные же эксперименты в других странах…»¹⁵⁸

Во всех странах и во все времена повторялась одна и та же история. Бумажные деньги не работали – моральный риск оказывался слишком велик. Руководители центральных банков не в силах устоять. Когда их это устраивает, они чрезмерно усердствуют и печатают деньги быстрее, чем растет производство товаров и услуг, которые могут быть куплены за эти деньги.

Мы как-то взяли перечень канувших в небытие бумажных денег и были ошеломлены. Перед нами был длинный список мертвых валют в алфавитном порядке. Мы отложили его в сторону на номере 318, когда еще были на букве В.

Наряду с этой грустной историей управляемых валют есть история золота. Неважно, чье лицо украшает монету и что за текст там начертан; не имеет значения, когда она была отчеканена. Сегодня не имеющая государственного покровительства золотая монета стоит не меньше содержащегося в ней золота, и сегодня за нее можно получить примерно столько же товаров и услуг, как в день ее выхода на рынок.

Золота на нашей планете очень мало – 3,5 части на миллиард. Если бы Господь не поскупился, золота на Земле было бы много и стоило бы оно недорого. Его ценность именно в том, что Земля отдает его с крайней неохотой. Зато бумажные деньги можно печатать в неограниченном количестве. Когда печатный станок не успевает за потребностями центрального банка, граверы добавляют нолик, и темпы инфляции увеличиваются в 10 раз. В современном электронном мире человек больше не измеряет свое богатство пачками бумажных денег. Сегодня это всего лишь «информация». Теперь в случае нужды не нужно даже переналаживать печатный станок: электронные системы добавят нолики со скоростью света. А учитывая легкость изготовления бумажных денег, что ж удивительного, что старые бумажные деньги обесцениваются с такой скоростью?

Какое-то время казалось, что Бог благословил м-ра Гринспена. 20 лет кряду его бумажный доллар дорожал относительно золота, хотя должно было быть наоборот.

М-р Гринспен объясняет, как это получилось следующим образом:
Вредные последствия чрезмерного роста денежной массы для финансовой стабильности и экономической эффективности спровоцировали враждебную реакцию. Центральный банк в конце концов был принужден остановить избыточную эмиссию денег даже ценой временных экономических трудностей. К 1979 г. в США стала болезненно очевидна необходимость принятия радикальных мер. Федеральная резервная система под управлением Пола Волкера и при поддержке администраций Картера и Рейгана резко замедлила скорость эмиссии денег. Поначалу экономика впала в рецессию и инфляция отступила. Однако более важным было то, что, когда экономика оправилась и окрепла, были сохранены достижения антиинфляционной политики. К концу 1980-х инфляционный климат стал совершенно иным.¹⁵⁹

При анализе опыта последних 20 лет, как правило, недооценивают того факта, что, несмотря на постоянное давление в пользу чрезмерной эмиссии денег, благоразумная кредитно-денежная политика может в течение длительного времени сдерживать силы инфляции.

До 2001 г. весь мир прославлял гений Гринспена. Центральный банк наконец-то заслужил признание. Но потом пузырь лопнул. У людей возник вопрос: как же это центральный банк допустил такое?

«Исторические факты свидетельствуют, что допустить развитие финансового пузыря – это самая большая ошибка, которую может сделать центральный банк, – пишут Эндрю Смизерс и Стивен Райт в изданной в 2000 г. книге «Оценивая Уолл-стрит» (Valuing Wall Street). - Примерно в последние пять лет Федеральный резерв сознательно допустил развитие величайшего в XX столетии финансового пузыря».

Когда фондовый рынок обвалился, политика м-ра Гринспена перестала выглядеть столь уж благоразумной. За время его пребывания во главе Федерального резерва денежная база утроилась, тогда как ВВП увеличился только на 50 %. Было напечатано больше денег, чем при всех предыдущих председателях Федерального резерва, – примерно 6250 долл. на каждую добытую из земли унцию золота.

Все новые деньги, созданные Федеральным резервом под руководством Гринспена, имели обычный дефект всяких избыточных бумажных денег: они не были обеспечены материальными ресурсами. Хотя в магазинах и парикмахерских их принимали как настоящие, они не были отражением реального богатства. В магазине и в парикмахерской думали, что у них стало больше денег, но в действительности за этими бумажками ничего не стояло.

Эмиссия новых, облегченных денег имела тяжкие последствия. Они подвергали люмпенинвесториат моральному риску: больше не было нужды делать сбережения, потому что Федеральный резерв под руководством Гринспена всегда держал наготове новые деньги и под все более привлекательные проценты. Они вводили в заблуждение предпринимателей, которые верили, что имеют дело с реально возросшим спросом. Потребители тратили безоглядно и без колебаний. Но сколько можно тратить больше, чем зарабатываешь?

Последствия морального ущерба начинают сказываться. Потребитель погряз в долгах больше, чем когда-либо, и нуждается в дополнительном кредите, чтобы просто остаться на плаву. Власти штатов и федеральное правительство перешли от умеренного профицита к вопиющему дефициту бюджета. Откуда могут прийти деньги?

У американцев очень мало сбережений. Поэтому, как уже отмечалось ранее, деньги нужно импортировать из-за границы. Но к 2001 г. ежегодный дефицит текущего платежного баланса уже составлял 450 млрд долл. По оценке Стивена Роуча, потребность в инвестициях увеличит дефицит до 600 млрд долл. – по 2,5 млрд долл. на каждый рабочий день 2003 г. Возможно, иностранцы захотят профинансировать новый финансовый загул США. Но поскольку доллар падает, они могут и воздержаться.

Нам не дано знать, что случится, но мы можем сделать предположение: они не захотят сделать этого при том же курсе доллара.

Сделка десятилетия

Инвесторам не нужно принимать много решений. Исследования показали, что выигрыш или проигрыш зависят от выбора места. Конкретный выбор – на какие акции или облигации нужно ставить – дело сравнительно маловажное. Самое важное – правильно выбрать рынок и время.

В последние 30 лет инвестор мог бы благоденствовать, если бы принимал решение в первый день каждого десятилетия, а остальное время занимался бы чем угодно. Он мог бы принять три простых решения и превратить взятые в долг 10 000 долл. в 268 300 долл.

Только представьте, насколько краше стала бы его жизнь! Вместо того, чтобы часами прорабатывать финансовые публикации в Интернете, в газетах, журналах и т. п., он мог бы удить рыбу или читать классиков. Только вообразите, насколько лучше ему бы жилось без докуки газетных и телевизионных сообщений.

Ему достаточно было бы понять в начале 1970-х, что администрация Никсона, обрубив привязку доллара к золоту, практически гарантировала инфляцию и рост цен на золото. В 1970 г. золото стоило 36 долл. за унцию. Через десять лет та же унция продавалась за 615 долл. Безо всяких кредитов, акций, исследований рынка, головной боли и практически без всякого риска он получил бы 1708 % прибыли. И за все десять лет ему не пришлось бы заплатить ни цента налогов на свои инвестиции.

Но 1 января 1980 г. все разительно переменилось. Наш инвестор должен был сообразить, что все кончается и что во главе Федерального резерва уже новый человек. Пол Волкер был человеком дела. Он способен – так или иначе – сбить напор инфляции и цены па золото. Было время его продать. Но куда вложить деньги?

Возможно, он и не заметил (такого рода вещи не рекламируются) но в начале 1980-х Japan Inc. была крайне энергична. В то время он мог этого не знать, но если бы он купил японские акции, его состояние опять бы преумножилось. Индекс Nikkei 225 вырос с отметки 5994 в конце января 1980 г. до 38 916 в конце 1989 г. – рост на 549 %.

Было очень важно не заглядывать в финансовые разделы газет в последние годы 1980-х. Новости из Японии были настолько абсурдными, что американский инвестор захотел бы слишком рано избавиться от своих акций. Но если бы он тщательно продумал все факты в первый день 1990 г., то понял бы, что пора искать новый рынок.

В этот день он вернул бы деньги домой, в США, и вложил бы их в американские акции. При цене, в 12,4 раза превышающей прибыль на акцию, когда индекс Dow стоял на уровне 2586, американские активы были прекрасным вложением. Кроме того, здесь было 78 млн бэби-бумеров, готовых тратить и инвестировать, как никогда прежде, а также шеф Федерального резерва Алан Гринспен, готовый обеспечить их деньгами для этого. За следующие десять лет индекс Dow вырос до 11 041 пункта – еще на 426 %.

К январю 2000 г. этот вариант тоже исчерпал себя. Какой будет сделка десятилетия на следующие десять лет? По причинам, изложенным в этой книге, мы думаем, что пора продавать Dow и покупать золото. За первые три года – 2000 – 2003 гг. – золото поднялось с 282 до 342 долл. Dow тем временем упал с отметки 11 522 пунктов на 7 января 2000 г. до 8740 три года спустя. Инвестор уже заработал 2683 %. Стоит ли ему останавливаться? Не беремся сказать, но до 2010 г. тенденция уже определилась.

Как расслабиться и насладиться концом света

Привычный нам мир близится к гибели. Но какое нам дело до этого? Мы смеемся и радуемся жизни. Падение Римской империи растянулось на сотни лет. И все это время большинство людей даже не подозревало, что их мир близится к крушению. Большинство жило своей жизнью: растили урожай, пили вино, играли с детьми, – словом, все было так, будто империя вечна. Разумеется, римская чернь скорбела и негодовала, когда приходили очередные известия: варвары переправились через реку По и движутся на юг. Скоро они будут у ворот!

Но остальные жили обычной жизнью – череда бед и радостей, как если бы ничего не происходило. Да и что еще они могли бы делать, кроме как избегать насилия и радеть о собственных делах?

В период Великой депрессии многие благоденствовали. Если у вас была хорошо оплачиваемая работа, это была райская жизнь – никаких очередей, в любой ресторан можно идти, не заказывая предварительно столик. Никогда не было проще не отставать от соседей, потому что у соседей все было иначе. Чувство превосходства над другими приносит непередаваемое удовлетворение. Депрессия – лучшее время наслаждаться им!

Любое массовое движение может доставить радость, если ты не участник, а зритель. Насколько лучше было тем, кто махал руками вслед уходящей на погибель в Россию Великой армии, чем тем, кто маршировал в ее рядах. Возможно, вам удалось бы продать шапки-ушанки и варежки!

Точно также, насколько лучше участвовать в 1990-х в большом буме на Уолл-стрит, чем время от времени настраиваться на CNBS, чтобы послушать, какую ахинею несут их аналитики? А теперь, когда все кончено, насколько лучше любоваться этим с безопасного расстояния, стоя недалеко от выхода?

Мы призываем читателей с подозрением воспринимать газетные заголовки и мнения комментаторов. Сначала человек возбужден и в восторге, потому что ему сказали, что экономика вошла в Новую эпоху, а потом он как выжатый лимон, потому что за Новой эпохой следует Новая депрессия. И при этом его жизнь продолжается так же, как обычно. Его выпивка не стала ни хуже, ни лучше, его жена не стала ни безобразнее, ни краше, его работа столь же неинтересна или, напротив, увлекательна, как прежде.

Но мы не жалуемся.

По-прежнему, «мы слишком полны миром», как сказал Эмерсон:
Большинство людей завязало себе глаза тем или иным платком, и присоединилось к какому-нибудь групповому мнению. Из-за этого подчинения они фальшивы не в отдельных деталях, виновниках отдельных заблуждений, а фальшивы во всем. Все их истины не вполне истинны. Их два не совсем два, а их четыре не совсем четыре; так что каждое их слово огорчает нас, и мы не знаем, какие их слова настоящие. Между тем природа не медлит снабдить нас тюремной одеждой партии, к которой мы примкнули. В итоге мы носим лицо и фигуру одного фасона и постепенно усваиваем смиренное выражение осла…
Можно ли подобрать лучшее время, чтобы закрыть этот мир и стереть с липа эту глупую зелень, когда идет к концу мир, в котором мы жили не менее трех десятилетий, мир долларового стандарта?

Мы полагаем, что американский потребительский капитализм обречен. А если нет, то должен бы. Похоже, что тенденции, которые не могут длиться вечно, почти исчерпали себя. Потребители не могут еще глубже залезть в долги. Потребление не может оттягивать на себя еще больший процент ВВП. Производственным инвестициям и прибыли уже некуда падать. Иностранцы не будут финансировать чрезмерное потребление американцев до второго пришествия, по крайней мере не при нынешнем курсе доллара. А бумажные деньги не могут быть постоянно лучше, чем реальная вещь – золото.

Америке придется найти новую экономическую модель, потому что иссякла надежда с помощью трат и заимствований проторить путь к процветанию. Это не циклическое изменение, а структурное, и оно займет много времени. Структурные реформы, т. е. изменение способов функционирования экономики, не происходят вдруг и сразу. Механизм коллективистского капитализма противится любым переменам. Федеральный резерв пытается с помощью все более дешевых денег удержать на плаву старую модель. Правительство выдвигает имитирующие реальный спрос многомиллиардные программы государственных расходов. А бедный люмпенинвесториат – благослови, господи, их мелкие жадные души – никогда не откажется от мечты об американском потребительском капитализме; ее придется выдавливать из них.

Как заметил однажды Пол Волкер: «Когда-нибудь всё это придется привести в порядок». Почему же не насладиться этим?

жүктеу/скачать 3.53 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: