Уроки самоисцеления, извлеченные из опыта работы хирурга с исключительными пациентами

ВОЛЯ К ЖИЗНИ

Одна из моих пациенток, как только ей был поставлен диагноз рака, пошла домой и подарила всю свою одежду благотворительной организации¹⁶. Этот поступок выразил яснее, чем все ею сказанное, ее убеждение, что болезнь неизбежно ее убьет, так что она может попросту сдаться без борьбы.

Для многих людей три самые страшные слова нашего языка – "У вас рак". Услышавшие эти слова переживают множество эмоций, которые часто меняются, когда люди признают эту новость и начинают вести себя в соответствии с ней. Некоторые из этих чувств могут остаться погребенными в подсознании, и важно довести их до сознания пациента.

На первых порах этот диагноз всегда встречается с некоторым отрицанием. Это позволяет человеку продлить его принятие на некоторое время. Иногда пациенты испытывают бóльшую депрессию через шесть месяцев после того, как они услышали плохую новость, потому что им может понадобиться много времени, чтобы в самом деле услышать сказанное. Некоторые люди, как кажется, не доверяют диагнозу и продолжают свою жизнь, как будто ничего не произошло. Обычно они просто отрицают свои эмоции: внутренне они могут разрываться на части, но они отказываются обнаружить свои чувства, отчасти вследствие родительских наставлений, таких как: "Не говори ближнему о своих неприятностях". Это надежный способ саморазрушения. Играть спектакли для других – значит разрушать себя.

Небольшое меньшинство ведет себя почти психотически: они в самом деле верят, что с ними ничего не произошло. Если человек способен поддерживать ненормальное отрицание этого рода, то рак не является эмоциональным стрессом. Но большинство к этому не способно.

Другие, по-видимому, принимают истину, но отказываются признать ее на более глубоком уровне. Часто это те люди, которые соглашаются лечиться, но сами вовсе не пытаются искренне добиваться улучшения. Одна из моих пациенток отказалась войти в группу ИРП с объяснением: "Я не сказала моим детям, что у меня рак, как же я могу появиться в этой группе? Ведь там может быть кто-нибудь из знакомых ". Для многих в течение какого-то времени менее мучительно напускать на себя неискренний вид, чем встретиться с ужасом смертельно опасной болезни. Знать правду, но отказываться принять ее – значит мешать эффективной реакции на болезнь. Разделять с кем-нибудь свои страхи и проблемы – значит облегчить свое внутреннее состояние и содействовать внутреннему исцелению. Ключевое значение имеет осознание, с чем вы боретесь и как вы боретесь. Отрицание, может быть, лучше, чем стоицизм или отчаяние. Но это не наилучший подход. Я осторожно пытаюсь превратить отрицателей в борцов.

Как мы видели в предыдущих главах, люди, заболевшие раком, часто отчаивались в своей жизни в течение месяцев или целых лет. После диагноза они ощущают это еще сильнее, иногда отвергая все человеческие контакты. Иногда они рассматривают надвигающуюся смерть как нечто вроде самопожертвования или мученичества. Это те люди, которые отказываются тратить деньги на лечение, потому что чувствуют, что должны сберечь их для других, например, для обучения своих детей в колледже. Некоторые просто никогда ничего не делали для самих себя и "не знают, как это делается". Другие обменивают свою болезнь на условную любовь и могут даже в некотором смысле умереть, чтобы приобрести любовь.

Многие раковые пациенты испытывают прилив жалости к себе, занимая позицию "Почему я?" Обычно это связывается с сильным чувством гнева, лишь отчасти сознательным. Пациент удивляется, почему предрасположение к раку поразило его, а не кого-нибудь другого. Поэтому многие гневаются на бога а также на врача – посланца, принесшего плохую новость. Странным образом лишь немногие выражают раздражение против табачной промышленности, промышленности пестицидов, промышленности пищевых добавок, атомной промышленности и других внешних источников злокачественных образований. В случае курения пациенты склонны полагать, что они подвергли себя этому риску, потому что были несчастны, таким образом сердятся на членов своей семьи и других, кто по их мнению сделал их несчастными. В то время как типичный пациент может спрашивать: "Почему я, Господь?" Исключительный пациент говорит, как сказал один из участников ИРП: "Испытай меня, Господь"¹⁷. Хочу подчеркнуть, что на этой стадии оправданы и должны быть выражены все эмоции. Значительная часть гнева вполне основательна. Сложные причины рака связаны не только с психикой. Важными факторами являются гены и канцерогенные вещества, и необходимо работать над генетическим лечением и оздоровлением среды. Но некоторые люди, у родителей которых был рак, или подвергавшиеся сильному действию канцерогенов, все же не заболевают. Курильщики, если они эмоционально уравновешенны или имеют здоровое питание с высоким содержанием витамина А, реже болеют раком легких, чем депрессированные или плохо питающиеся. Чтобы уравновесить наши исследования молекулярных зачатков рака, мы должны изучить состояния психики и тела, препятствующие росту этих зачатков.

Более того, пациенты часто сосредоточивают внимание на очевидных внешних объектах, в то время как более личные раздражители, которые труднее признать, остаются скрытыми и повышают их восприимчивость к болезни. Для тех, кто уже болеет раком, психологические аспекты болезни имеют решающее значение. Мы не можем изменить прошлое – наших родителей и действие канцерогенов в прошлом – но можем изменить самих себя, и тем самым наше будущее. Как сказал один из моих пациентов: "Рак – это не приговор, это всего лишь слово"¹⁸.

Когда я начал работать с ИРП, я ощутил всю огромную массу этого психического раздражения. Первая группа пациентов никогда не имела шанса выразить его, и все они пришли на первое собрание раздраженными. Вначале мне было из-за этого трудно говорить о моей работе с другими врачами. Уходя с этих собраний, где я слышал столько раздражения против врачей, я и сам на них злился. При встречах с любым коллегой я некоторое время говорил: "Вы типичный врач". Они знали, что это порицание. К счастью, мои собеседники спрашивали меня, что происходит, и я осознал, что уношу с собой домой раздражение моих пациентов, поскольку только я мог его воспринять. Теперь более опытные члены ИРП тоже помогают новичкам выразить свою ярость.

Я не хочу этим сказать, что гнев на внешние обстоятельства следует подавлять – совсем напротив. Следует поощрять пациентов выражать весь свой гнев, свои обиды, свою ненависть и свои страхи. Эти эмоции являются признаками того, что угроза нашей жизни нас тревожит. Снова и снова исследования показывают, что люди, открыто выражающие свои отрицательные эмоции, лучше переносят бедствия, чем эмоционально зажатые. Среди пациентов с поражениями позвоночника те, кто выражал большое горе и раздражение, выздоравливали лучше, чем те, кто занимал более стоическую позицию. Матери, сильно отчаивавшиеся по поводу рождения уродливого ребенка, лучше заботятся о нем, чем те, кто спокойно принимает это несчастье. Доктор Эндрю Баум в своем исследовании людей, проживавших вблизи Три Майл Айленд¹⁹, обнаружил, что люди, выражавшие ярость и страх, меньше пострадали от стресса и психологических проблем, чем те, кто подходил к происшедшему "рационально". Невыраженные чувства депрессируют вашу иммунную систему.

Некоторые раковые пациенты испытывают также сильное чувство вины. Они упрекают себя, как многие заболевшие дети, считающие свою болезнь наказанием за дурное поведение. Эта позиция хотя и не идеальна, все же не вполне деструктивна, потому что она часто приводит к более реалистическому ощущению собственного участия в наступлении болезни. И в самом деле, множество исследований показало, что люди, перенесшие катастрофу и ощущающие свою долю вины в ней (даже если такой вины не было), легче справляются с травмами, чем те, кто испытывает полную беспомощность. Это справедливо и для таких трагедий как изнасилование, землетрясение или наводнение, и для болезней. Например, изнасилованная женщина может думать, независимо от обстоятельств: "Этого бы не случилось, если бы я была осторожнее, если бы я научилась защищаться", и это может уменьшить ее чувство беспомощности и сделать ее менее уязвимой в будущем. Как показали исследования, такая установка позволяет людям принимать человеческие и стихийные бедствия, не теряя ощущения красоты и осмысленности жизни.

Леонард Дерогатис показал в 1979 году с помощью набора психологических тестов, что пациентки с раком груди, испытывавшие и свободно выражавшие сильный гнев, страх, депрессию и чувство вины, живут намного больше, чем те, кто мало проявляет такие эмоции. Те, кто умер в течение года, полагались главным образом на подавление, отрицание и другие подобные психологические виды защиты. Враждебность выживших пациентов к своим врачам привела к заключению, что у них образовались "плохие" отношения между врачом и пациентом, о чем уже была речь в Главе 1. Дерогатис использовал строгие статистические методы, чтобы исключить физические различия между группами пациентов, проживших недолго и проживших долго. Его работа доставляет превосходную научную поддержку мнения группы исследователей, высказанного почти тридцатью годами раньше, на которых "произвело впечатление вежливое, извинительное, почти болезненное примирение пациентов с быстро прогрессирующей болезнью, по сравнению с более выразительными и иногда странными личностями" тех, кто прожил дольше.
Четыре вопроса.
Прежде чем я могу помочь пациенту в выборе лечения, я должен выяснить их установку по отношению к самим себе и к болезни. Особенно важно оценить, насколько сильна их воля к жизни, а затем усилить ее, побудив их высказать свой гнев, страх и другие эмоции. Как пишет Норман Казинс в своей Анатомии Болезни,
Воля к жизни – это не теоретическая абстракция, а физиологическая реальность с терапевтическими характеристиками.

***

1. 
   Хотите ли вы дожить до ста лет?
   

Этот вопрос всегда приводит к другим вопросам, например, "Любите ли вы себя настолько, чтобы заботиться о вашем теле и разуме?" Ответ содержится в вашем стиле жизни. Едите ли вы умеренно, избегая излишнего сахара, кофеина и жира? Достаточно ли в вашей диете свежих фруктов и овощей? Избегаете ли вы как правило консервированной еды? Курите ли вы? Получаете ли вы достаточный завтрак и достаточный отдых? Делаете ли вы упражнения? Ставите ли вы сами себе цели? (Большинство столетних людей как правило сами себе задавали работу). Ищете ли вы занятие, доставляющее вам радость и удовлетворение?

Ответы на все эти вопросы зависят от того, чувствуете ли вы себя хозяином своей жизни, и смотрите ли вы в будущее с надеждой или страхом. Одна из членов ИРП, чудесная женщина по имени Шерли, вошла в группу в возрасте девяноста двух лет. Однажды, когда все говорили, как они боятся рака, боли, смерти и т.д. , я спросил ее:" Шерли, а чего боитесь вы?"

Она сказала: "Вести машину ночью через парк". Это успокоило страхи других членов группы, поскольку она пережила уже все, чего они боялись, кроме смерти. Помните, что если вы решили жить до ста лет, то ваши любимые могут умереть раньше вас. Как выразился один из моих пациентов, нужна смелость, чтобы выжить, оставшись "последним яблоком на дереве".

2. 
   Что случилось с вами в последний год или два перед болезнью?
   

Этот вопрос, наряду с такими средствами как шкала стресса Холмса-Рахе, исследует кратковременные факторы психологического предрасположения, рассмотренные в Главе 3. Он неизбежно приводит также к долговременным кондиционирующим факторам, определяющим, как человек реагирует на недавние события. Важно также рассмотреть внутренние стрессы, такие как кризис самопонимания или отказ от излюбленных мечтаний молодости. Надо рассмотреть также, как пациент реагировал на кризис. Проявлял ли он открыто печаль, радость и готовность к сопротивлению, или старался сохранять стоическое спокойствие?

3. 
   Что означает для вас болезнь?
   

Поставленный вопрос полезен, но в этом случае действия и надежды часто еще более удивительны. Дженнифер была включена в программу убежища для умирающих ее врачом, полагавшим, что она умрет в течение шести месяцев, но она продолжала жить. Когда персонал убежища спрашивал ее, рассчитывает ли она дожить до весны, она говорила: "О да, я люблю смотреть, как раскрываются цветы". Они спросили, любит ли она лето. "Очень люблю". "Осень?" "О, я люблю, когда листья меняют цвет". "Даже зиму?" "Да, и снег". Наконец персонал убежища сказал ей, что больше не будут к ней обращаться. Они вернутся, когда она будет готова к смерти. Она стала "беглянкой из убежища" и присоединилась к одной из наших групп ИРП.

Но когда приблизилась зима, Дженнифер сказала мне: "Я не думаю покупать какую-нибудь зимнюю одежду". Это указывало, что она может быть приготовилась умереть.

Затем она пришла на одно из наших собраний в красивом зимнем костюме. Я сказал: "Ага, я вижу, что вы решили купить себе какую-то зимнюю одежду".

Она сказала: "Нет, я просто вынула кое-что с чердака". Для меня это означало, что она пошла на компромисс. Она говорила этим: "Посмотрим, как пойдет зима. Я не собираюсь вкладывать в это деньги, но я попробую".

Другой знакомый мне раковый больной по имени Мэтт пришел однажды к своему врачу с ужасным видом, а вернулся домой радостный. Его домашние спросили: "Что же такое сделал с тобой врач?"

Мэтт ответил: "Он сделал мне укол от аллергии". Из этого он понял, что по мнению врача может пережить весну, и его тело ответило на это.
4. Зачем вам нужна болезнь?
Подобно двум предыдущим вопросам, этот вопрос помогает пациенту понять психологические потребности, которые может удовлетворять болезнь. Болезнь дает людям "разрешение" делать такие вещи, которые в противном случае они не решались бы делать. Она может облегчить им отказ от неприятных обязанностей, работы или от требований других. Она может дать разрешение делать то, что человек всегда хотел делать, но всегда был "слишком занят", чтобы начать. Она может позволить человеку найти время для размышления, медитации и наметить новый курс. Она может послужить извинением неудачи. Она может облегчить выражение любви и принятие любви, высказывание чувств, иначе говоря, сделать человека честнее. Даже простуда имеет свой смысл. Часто она хочет сказать человеку: "Ты слишком тяжело работал. Пойди домой и позаботься о себе". Помните, что мы растем в "дни болезни", а не в "дни здоровья". Позволяйте себе свободные дни для ваших нужд, и вам не нужна будет болезнь.

Поскольку физическая болезнь обычно доставляет нам симпатию друзей и родственников, она может быть способом приобрести любовь или уход. Она может стать для пациента его единственной связью с миром, его единственным способом управлять своей жизнью. Глэдис, моя пациентка, страдавшая хроническим воспалением кишечника около пятидесяти лет, научилась таким образом манипулировать всей своей семьей. Я встретился с ней, когда у нее развился рак. Семья выглядела более больной, чем она, поскольку кто-нибудь из членов семьи должен был бодрствовать, чтобы она получала уход в течение двадцати четырех часов в сутки. Даже когда они наняли сестру, чтобы ухаживать за ней, она будила членов семьи, а сестре давала спать. Снова и снова у нее возникали сильные боли, когда она находилась дома, и эти боли загадочным образом исчезали каждый раз, когда она поступала в больницу. Почти каждый уикенд она требовала, чтобы те, кто не был дома в течение недели, приходили в ее комнату, чтобы помочь ей оценить ее хронические боли в груди. Так те, кто работал, получали свою долю. Она все время просила кого-нибудь подать ей стакан воды или платок, даже если требуемый предмет находился у нее под рукой.

Когда я познакомился с Глэдис, я дал ей книгу Арнольда Качнеккера Воля к жизни. На следующее утро при моем обходе она сказала, что я забыл у нее свою книгу. Смысл этого был ясен: "Пожалуйста, не учите меня, как отказаться от моей болезни, потому что это моя единственная связь с людьми". Учиться любить было страшно.

Я продолжал попытки воздействовать на Глэдис, и она сказала, что я был единственный врач, давший ей надежду. По правде говоря, я думаю, что я был единственный, кто продолжал заботиться о ней, не уставая от постоянной манипуляции, куда входили и побочные эффекты от любых рекомендованных мною способов лечения. Я научился давать ей выговориться, а затем рекомендовать ей то, что подходило к ее системе верований. Вследствие этого я всегда пользовался ее доверием, и она называла меня чудесным врачом.

Однажды, говоря с ней по телефону, я сказал ей, что у меня есть новое лекарство, которое вылечит ее от рака. Я попросил ее придти ко мне в кабинет, поскольку лекарство должно быть введено инъекцией. Перед этим я объяснил мой план семье и попросил их следить за реакций Глэдис. Я пытался спасти их, чтобы они не были жертвами ее болезни. Их и ее. Она договорилась придти в пятницу, в этот день позвонила с просьбой отложить визит на неделю из-за плохой погоды. В следующую пятницу она не могла приехать, а еще через неделю должна была делать покупки. Короче говоря, Глэдис никогда больше не пришла ко мне в кабинет, хотя и пробовала поддерживать со мной отношения по телефону или в больнице, где у меня не было лекарства. Я избрал этот подход лишь в интересах семьи, потому что знал, что она откажется от моего предложения. Члены семьи получили таким образом выбор продолжать старый образ действий или отказаться дальше быть жертвами.

Важно понять, что мы не можем заставить других людей измениться, мы можем только помочь им измениться самим. У меня было два пациента-мужчины, очень похожих на Глэдис, оба с развитой формой рака. Я сказал каждому из них: "Я гарантирую вам излечение вашего рака, если вы прекратите ваш семейный бизнес"; оба они восприняли сказанное весьма болезненно, но поняли, чтó имелось в виду – это принесло бы большую пользу членам их семьи даже в случае их смерти. Оба они ответили мне одинаково: "Я пойду домой и подумаю об этом".

Пациент, больной раком, получил от хирурга совет продать свой бизнес, потому что хирург считал его больным в последней стадии. Он сделал это и чувствовал себя хорошо. Однажды я встретил его в холле больницы. Он орал на своего хирурга, поскольку теперь он был здоров, но у него не было бизнеса. Я объяснил ему, что ему дали правильный совет, хотя и по неправильной причине. Ему посоветовали бросить бизнес, потому что по статистике он должен был скоро умереть, а между тем уменьшение стресса и более приятная жизнь привели к его выздоровлению.

Моя цель состоит не в том, чтобы судить, хороши ли мотивы пациентов, но в том, чтобы побудить их открыто высказать эти мотивы. Тогда семья знает, что человек в действительности не хочет изменений, и может с любовью заняться этим конфликтом, удовлетворяя также свои потребности.

В течение всей нашей жизни нас учат связывать болезнь с некоторыми преимуществами. Мы можем лежать в постели и отдыхать. Люди посылают нам открытки и цветы. Друзья посещают нас и говорят, что нас любят. Родители и супруги приносят нам куриный бульон и читают нам. Я помню пациентку по имени Мирна, рассказавшую мне, что в детстве она была счастливее всего, когда болела, потому что тогда ее отец садился у ее кровати и держал ее за руку. Такое случается не так уж редко. В детстве нам удается избегать школы, а когда мы становимся взрослыми, мы получаем оплаченный отдых от работы. Если же мы здоровы, то нам приходится либо каждый день претворяться, либо казаться больными. Мы должны иметь возможность позвонить и сказать: "Я хочу оставаться здоровым, а потому я беру себе сегодня выходной день для здоровья".

Даже наша система страхования вознаграждает болезнь, наказывая тех, кто заботится о себе. Если бы страховые платежи отражали нашу заботу о здоровье, а не статистические предположения, основанные на возрасте, семейной истории или текущем физическом состоянии, то мы могли бы дать людям больше побуждений заниматься здоровьем. Следовало бы установить некоторые основные требования – контроль над весом, отказ от курения и т.д. Если бы все это хоть сколько-нибудь вознаграждалось, то можно было бы покрыть все медицинские расходы. Между тем те, кто не выполняет никакого из этих требований, получают гораздо большие премии. Сигареты и алкогольные напитки также могут облагаться налогом в пользу фонда национального медицинского страхования, чтобы те, кто занимается своим здоровьем, не должны были оплачивать счета тех, кто этого не делает. Тех, кто пытается заставить пациентов понять, каким образом их собственные действия способствуют болезни, часто критикуют за то, что они "порицают жертву". Эта точка зрения ошибочна. Все люди в конечном счете умирают, даже если они сделали некоторые прекрасные вещи. И даже если стиль жизни какого-нибудь человека очевидным образом содействовал его болезни, чувство вины не является продуктивным способом обращения с этими результатами прошлого. Врач никогда не должен взваливать на пациента это добавочное бремя. Болезнь и перспектива смерти рассматриваются не как ошибки, а как мотивация.

Однако в большинстве болезней содержится психологическая компонента, и понимание участия человека в процессе болезни и его ответственности за это – нечто совершенно отличное от чувства вины. Конечно, мало кто в самом деле желает себе болезни, угрожающей жизни – но такая болезнь обычно действует как призыв к изменению, или дает пациентам нечто, чего они не получали от своей жизни. Карл Саймонтон выразил это следующим образом: "Я думаю, что мы заболеваем по почтенным причинам. Это способ, которым наше тело говорит нам о своих потребностях – не просто о телесных потребностях, но также о наших эмоциональных потребностях, и потребности, удовлетворяемые нашими болезнями, в самом деле важны.

Очень важно подчеркнуть, что этот последний важнейший вопрос Зачем вам нужна эта болезнь? – должен задаваться в конструктивном смысле, а не как упрек "Посмотрите, что вы сделали из своей жизни". Этот вопрос должен помочь пациентам осознать, что эмоциональные потребности, удовлетворяемые болезнью, вполне законны. Тогда приняв эти потребности, человек может стремиться удовлетворять их конструктивными способами, без болезни.

Уильям Джеймс писал: "Величайшее открытие моего поколения состоит в том, что люди, изменив свои внутренние психические установки, могут изменить внешние аспекты своей жизни". Годы моего опыта убедили меня, что рак, а в действительности почти все болезни – психосоматические болезни. Людям, привыкшим думать, что психосоматические болезни "нереальны", это может показаться странным, но поверьте мне, они вполне реальны. Эта новая концепция – не уловка, а источник огромной надежды. Физик Дэвид Бом считает, что эту зависимость лучше всего выражают слова "понимание тела". Тело знает лишь то, что говорит ему психика. Когда человек принимает на себя ответственность за болезнь, осознает свое участие в ней, это в самом деле весьма позитивный шаг. Если человек принял участие в заболевании, он может также принять участие в выздоровлении.

Но выздоровление не является главной целью, о чем еще будет подробнее сказано дальше. Такая постановка вопроса готовит вас к неудаче. Если вы ставите себе физическую цель, то вы можете потерпеть неудачу, но если вы ставите себе целью душевный мир, вы можете его достигнуть. То, к чему я призываю – это душевный мир, а не излечение рака, слепоты или паралича. Если вы достигните душевного мира, то рак может излечиться, зрение может восстановиться и паралич может исчезнуть. Все это может произойти вследствие душевного мира, который создает для тела целебную среду. Всякий, кто готов работать с этой целью, может ее достигнуть, и первый шаг состоит здесь в понимании – реалистическом понимании, без чувства вины и жалости к себе – каким образом психика способствовала телесным болезням. Понимание этого может указать вам, как вы должны измениться, чтобы обрести мир с самим собой.