ЭЙМИ ДЮБУА
07:18
Эйми отчаивается и прекращает набирать номер Руфуса. Есть три
возможных объяснения, почему он не берет трубку. Вот они в порядке
убывания надежды и нарастания ужаса.
Он ее игнорирует, но перезвонит позже.
Он заблокировал ее номер и не хочет иметь с ней ничего общего.
Он мертв.
Эйми заходит на страничку Руфуса в инстаграме и оставляет под
фотографиями комментарии с просьбой перезвонить ей. Заряжает
телефон, включает звук на полную и переодевается в старую футболку
Руфуса и свои шорты.
С тех пор как Эйми попала в Плутон, она стала больше
заниматься спортом. Когда она в самый первый раз пробралась в
комнату опекунов, чтобы стянуть что-нибудь у Фрэнсиса, который не
слишком радушно ее принял, она заметила у кровати гантели Дженн
Лори и решила дать им шанс. Родители Эйми, оказавшиеся в тюрьме
за ограбление семейного кинотеатра, только поощряли ее тягу к
клептомании, но она обнаружила, что, работая над собой, чувствует
себя гораздо сильнее, чем обкрадывая других.
Эйми уже скучает по пробежкам с Руфусом, когда он едет рядом с
ней на велосипеде.
И постоянно вспоминает те времена, когда научила его по-
человечески отжиматься.
А еще не имеет ни малейшего представления о том, что будет
дальше.
МАТЕО
07:22
Я бегу по улице все дальше и дальше от Руфуса.
У меня нет Последнего друга, но, может быть, для человека,
который прожил свою жизнь по сути один, нет ничего плохого в том,
чтобы умереть в одиночестве.
Я не знаю, в чем замешан Руфус и что привело к аресту его
друзей. Может, он надеялся использовать меня в качестве алиби. Но я
сбежал.
Я останавливаюсь, чтобы отдышаться. Присаживаюсь на крыльцо
детского сада и прижимаю ладонь к ноющей грудной клетке.
Наверное, стоит вернуться домой и поиграть в компьютер.
Написать еще несколько писем. Я даже жалею, что мне больше не надо
ходить в школу и посещать занятия мистера Калампуки, он всегда был
ко мне внимателен. Хотя лабораторные по химии в одном кабинете с
ребятами, которые вечно эсэмэсят и одновременно смешивают
реактивы, вселяли в меня ужас даже прошлой осенью, когда мой
Последний день был еще далек.
— МАТЕО!
Руфус едет за мной на велосипеде, на руле болтается его шлем. Я
поднимаюсь и снова бросаюсь прочь, но это бесполезно. Руфус
подъезжает ко мне, перекидывает левую ногу и соскакивает с
велосипеда. Велосипед падает на землю, а Руфус хватает меня за руку.
Он смотрит мне прямо в глаза, и я вдруг понимаю, что он не злится, а
просто напуган, и тогда я отчетливо осознаю, что он не станет
причиной моей смерти.
— Ты чокнулся? — спрашивает он. — По идее, мы не должны
друг друга бросать.
— По идее, ты не должен быть мне совершенно чужим, — говорю
я. Мы провели вместе уже несколько часов. Я сидел с ним в его
любимом кафе, где он рассказал мне, кем хотел бы стать, если бы у
него было будущее. — А ты, судя по всему, скрываешься от полиции,
но при этом ни разу об этом не упомянул.
— Я не уверен, что полиция на самом деле меня ищет, — говорит
Руфус. — Наверное, они уже знают, что я Обреченный, и вообще я же
не банк ограбил, так что вряд ли они бросили все силы на мои поиски.
— А что ты сделал?
Руфус отпускает меня и оглядывается.
— Пойдем куда-нибудь и там поговорим. Я расскажу тебе всю
историю от начала до конца. О несчастном случае, который убил мою
семью, и о глупости, которую я натворил ночью. Больше никаких
секретов.
— Иди за мной.
Я выбираю место. Я почти доверяю ему, но до тех пор, пока мне
не будет известно все до конца, я не хочу снова оставаться с Руфусом
наедине.
Мы молча идем в Центральный парк, по дороге минуя других
ранних пташек. Вокруг достаточно велосипедистов и любителей
утренних пробежек, а потому я чувствую себя в безопасности,
особенно теперь, когда Руфус держится от меня поодаль и шагает по
газону, на котором маленький золотистый ретривер гоняется за своим
хозяином. Пес напоминает мне об истории с «Обратного отсчета» ,
которую я читал, когда мне поступило предупреждение, хотя скорее
всего это совсем другая собака.
Я продолжаю молчать, потому что хочу, чтобы мы нашли
укромное место, где Руфус все мне объяснит, но чем глубже мы
заходим в парк, тем спокойнее я становлюсь, особенно когда мы
натыкаемся на бронзовую скульптуру героев «Алисы в Стране чудес»
— и все благодаря чистому волшебству обстановки. Когда я
приближаюсь к фигурам Алисы, Белого Кролика и Безумного
Шляпника, под моими ногами хрустит темно-зеленая листва.
— Сколько они уже здесь стоят? — Мне неловко спрашивать.
Уверен, памятник этот уже не новый.
— Не знаю. Примерно вечность, — пожимает плечами Руфус. —
Никогда их не видел?
— Нет. — Я рассматриваю Алису, которая сидит на огромном
грибе.
— Ого. Ты как турист в своем родном городе.
— С той лишь разницей, что туристы знают о моем городе больше
меня, — говорю я. Это совершенно неожиданная находка. Мы с папой
предпочитаем парк Алтеа, но и в Центральном парке проводили кучу
времени. Папа любит фестиваль «Шекспир в парке». Я не большой
фанат театральных представлений, но на одну пьесу с ним ходил, и
мне понравилось, потому что сцена напомнила мне колизей из моих
любимых фэнтези-книг и бои римских гладиаторов, которые я видел в
фильмах. Как жаль, что я не обнаружил этот уголок Зазеркалья еще в
детстве, когда мог бы залезать на шляпку гриба, садиться рядом с
Алисой и представлять, какие приключения ждут меня самого.
— Зато ты нашел этот памятник сегодня, — говорит Руфус. —
Уже победа.
— Ты прав. — Я все еще поражен, что он всегда был здесь,
потому что, думая о парках, мы представляем себе деревья, фонтаны,
пруды и детские площадки. Ну разве не прекрасно, что парк может так
удивить и вселить надежду, словно и я еще способен удивить мир?
Однако далеко не все сюрпризы бывают приятными.
Я сажусь на шляпку гриба рядом с Белым Кроликом, а Руфус —
рядом с Безумным Шляпником. В его молчании слышится неловкость,
подобная той, что наступала на уроках истории, когда мы обсуждали
важные события, происходившие в мире до появления Отдела Смерти
(до ОС). Мой учитель мистер Поланд обычно говорил, что «нам
крупно повезло», что мы можем пользоваться услугами этой
организации. Он задавал рефераты по переосмыслению периодов
массовых смертей (эпидемий бубонной чумы, мировых войн, 11
сентября и тому подобного), хотел, чтобы мы вообразили, как люди
повели бы себя, если бы Отдел Смерти тогда существовал. Подобные
задания, не скрою, внушали мне чувство вины за то, что я вырос во
времена, когда технологии так сильно меняют жизнь людей. Это
примерно то же самое, что современные лекарства, лечащие болезни,
от которых умирали в прошлом.
— Ты же никого не убил? — спрашиваю я наконец. Только один
ответ заставит меня остаться. Второй вынудит позвонить в полицию,
чтобы Руфуса задержали прежде, чем он убьет кого-то еще.
— Конечно нет.
Я установил такую высокую планку, что ему не так-то сложно под
ней уместиться.
— Тогда что ты сделал?
— Я напал на одного парня, — говорит Руфус. Он не отрываясь
смотрит прямо перед собой на велосипед, припаркованный у дорожки.
— На нового парня Эйми. Он болтал обо мне всякую фигню, и меня
это жутко выбесило. Я чувствовал, что во многих смыслах моя жизнь
окончена. Чувствовал себя ненужным, потерянным и ужасно злился.
Надо было на ком-то выместить все эти чувства. Но я не такой. Это
просто был глюк.
Я ему верю. Он не какой-нибудь монстр. Монстры не приходят к
тебе домой, чтобы помочь; они загоняют тебя в ловушку и сжирают
заживо.
— Людям свойственно ошибаться, — замечаю я.
— А расплачиваются сейчас мои друзья, — вздыхает Руфус. —
Их последним воспоминанием обо мне будет, как я сбегаю с
собственных похорон через заднюю дверь, потому что за мной явились
копы. Я их бросил… Последние четыре месяца, после смерти моей
семьи, я чувствовал себя покинутым всеми и вся, и вот, не моргнув и
глазом, я сделал ровно то же самое со своей новой семьей.
— Можешь не рассказывать мне об аварии, если не хочешь, —
говорю я. Он и так чувствует себя виноватым. И если уж бездомный не
должен делиться своей историей, чтобы я рассудил, заслуживает ли он
милостыню, то и Руфусу нет необходимости плясать с бубном, чтобы я
продолжил ему доверять.
— Не хочу, — вздыхает Руфус. — Но придется.
Достарыңызбен бөлісу: |