В литургическое предание православной церкви

ТАИНСТВО ЕЛЕОСВЯЩЕНИЯ

Лучше всего о Таинстве Елеосвящения говорится в послании апостола Иакова, брата Господня по плоти: «Болит ли кто в вас; да призовет пресвитеры церковныя, и да молитву сотворят над ним, помазавше его елеем, во Имя Господне. И молитва веры спасет болящего, и воздвигнет его Господь; и аще грехи будет сотворил, отпустятся ему. Исповедайте убо друг другу согрешения, и молитися друг за друга, яко да исцелеете, много бо может молитва праведнаго поспешествуема» (Иак. 5, 14-16). Это Таинство имеет свое учреждение в исцелениях, совершенных Господом Иисусом Христом, когда Он Сам исцелял болящих и посылал учеников Своих исцелять больных и изгонять бесов, давал им власть отпускать грехи. В разных местах Евангелия мы имеем благословение Господа облегчать страдания людей, спасать их от болезней духовных и телесных. В Евангелии от Марка рассказывается, что апостолы, посланные Спасителем, «пошли и проповедовали покаяние; изгоняли многих бесов и многих больных мазали маслом, и исцеляли» (Мк. 6, 12-13). Пятидесятницы еще не было, но некоторая форма этого Таинства подготавливались таким же образом, как подготавливалось христианское крещение, когда апостолы крестили до Вознесения Господня крещением Иоанновым.

Чинопоследование Таинства Елеосвящения находится в Требнике под названием: «Последование святаго елея, певаемое от седми священников, собравшихся в церкви, или в дому». Оно называется иногда соборованием потому, что должно совершаться собором священников, а не одним священником. И дальше дается такое предисловие: «Поставляется столец, на немже блюдо с пшеницею, и верху пшеницы кандило праздное, окрест же пшеница, водружают во пшеницу седмь стручец, обвитых бумагою к помазанию, и святое Евангелие, и даются священникам всем свещы. Ставши же окрест стола, облечени вси в фелони: вземлет первый священников кадильницу с фимиамом, и кадит окрест стола елей на нем сущий, и всю церковь, или дом, и люди: и став пред столом, зря к востоком, начинает глаголя: Благословен Бог наш».

Далее следует обычное начало, затем читается 142 псалом, малая ектения и пение «Аллилуйя» со стихами «Господи, да не яростию Твоею обличиши мене, ниже гневом Твоим накажеши мене», «Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь», и поются покаянные тропари: «Помилуй нас, Господи, помилуй нас …». Затем следует 50 псалом и канон покаянный «Моря чермную пучину …», в котором испрашивается исцеление болящим, страждущим и прощение грехов. После пения канона, эксапостилария, поются стихиры. Затем опять обычное начало и тропарь о болящих «Скорый в заступлении Единый Сын Христе, скорое свыше покажи посещение страждущему рабу Твоему, избави недугов и горьких болезней, воздвигни во еже пети Тя и славити непрестанно, молитвами Богородицы, Едине Человеколюбче». И, наконец, мирная ектения, в которой уже имеются особые прошения: «О еже благословитися елею сему силою и действом и наитием Святаго Духа …, о рабе Божии (имя рек), и о еже в Бозе посещении его, и еже приити на него благодати Святаго Духа …, о еже избавитися ему и нам от всякия скорби, гнева и нужды …».

После этого старший священник наливает в кандило (лампаду) елей и вино (если нет вина, то можно добавить воду) и читает молитву на освящение этого елея с вином: «Господи, милостию и щедротами Твоими исцеляй сокрушения душ и телес наших: Сам Владыко, освяти елей сей, якоже быти помазующимся от него во исцеление, и в пременение всякия страсти, скверны плоти и духа, и всякого зла: да и в сем прославится Твое Пресветлое Имя, Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и веки веков, аминь». В этой молитве говорится о сиысле Таинства: «Освяти елей сей, Господи», — чтобы помазующиеся от него исцелились и пременились, то есть избавились от страсти и от всякого зла.

Затем поются тропари на разные гласы: апостолу Иакову, как установителю Таинства, святителю Николаю, великомученикам Димитрию и Пантелеимону, бессребреникам и чудотворцам, апостолам Иоанну Богослову, Пресвятой Богородице, и возглашается прокимен. Читается Апостол, Евангелие, затем произносится краткая сугубая ектения, читается молитва, после этой молитвы читается еще одна молитва «Отче Святый, Врачу душ и телес, пославный Единородного Твоего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, всякий недуг исцеляющаго и от смерти избавляющаго, исцели и раба Твоего (имя рек) от обдержащия телесныя и душевныя немощи, и ожитвори его благодатию Христа Твоего: молитвами Пресвятыя Владычицы нашея Богородицы и Приснодевы Марии: предстательством Честных Небесных Сил Безплотных, силою Честнаго и Животворящего Креста: Честнаго Славнаго Пророка, Предтечи и Крестителя Иоанна: святых славных и всехвальных Апостолов: святых славных и добропобедных мученик: преподобных и богоносных отец наших: святых славных и исцелителей безсребренников, Космы и Диамиана, Кира и Иоанна, Пантелеимона и Ермолая, Самсома и Диомида, Фотия и Аникиты: святых и праведных богоотец Иоакима и Анны и всех святых. Яко Ты еси источник исцелений, Боже наш, и Тебе славу возсылаем, со Единородным Твоим Сыном и Единосущным Твоим Духом, ныне и присно, и во веки веков. Аминь».

Этот устойчивый ряд: прокимен, Апостол, Евангелие, ектения, молитва и «Отче Святый …», читается по-отдельности каждым священником, если их семь, если же меньше или даже один священник, все равно цикл повторяется семь раз. Конечно, каждый раз прокимны, Апостолы и Евангелия разные. Молитва «Отче Святый …» повторяется. По католическому пониманию эта молитва называлась бы тайносовершительной.

Во время чтения этой молитвы священник помазует болящего елеем, «вземлет иерей стручец, и омочив и во святый елей, помазует болящаго крестообразно, на челе, на ноздрях, на ланитах, на устах, на персех, на руках на обе стране». Некоторым больным помазывают уши, ноги – то, что у них болит. Помазывание таким способом изображает нам крест.

Первая молитва обращена к Богу Отцу также, как и молитва «Отче Святый…», что, по-видимому, свидетельствует об их евхаристическом происхождении (все главные евхаристические молитвы обращены к Первой Ипостаси Святой Троицы). Молитвы из третьего и четвертого циклов обращены ко Святой Троице, остальные же молитвы из второго, пятого, шестого, седьмого циклов обращены ко Господу Иисусу Христу.

После последнего помазания священники открывают Евангелие, возлагают его на главу на больного, и сами держат Евангелие руками и предстоятели читают еще одну молитву: «Царю Святый …», также обращенную ко Господу Иисусу Христу. Она венчает все предыдущие молитвы и имеет явный покаянный характер. Здесь ничего не говорится об исцелении, а говорится только об оставлении грехов. Если молитва «Отче Святый…» содержит прошение об исцелении «от обдержащия телесныя и душевныя немощи», то в конечной молитве содержится только просьба об оставлении грехов. После молитвы болящий целует Евангелие.

После этого — краткая ектения и две стихиры, затем специальный отпуст, где поминается апостол Иаков. После этого больной полагает поклон и просит прощение у священников: «Благословите, отцы святии, простите мя грешнаго» (трижды) … «и приим от них благословение и прощение, отходит благодаря Бога».

Это чинопоследование возникло не сразу, оно имеет свою длинную и непростую историю. Апостолы, имея благословение Христово, исцеляли болящих, как Господь научил их. Об этом говорит и апостол Иаков, и ясно обрисовывает, как это происходило. Если кто-то болел, то он должен был призвать священников, чтобы они сотворили молитву над ним и помазали его елеем. И Господь по молитве веры даст исцеление, а если он согрешил, то отпустятся ему согрешения его (при этом говорится, что нужно исповедовать свои согрешения друг перед другом). Так, по-видимому, с самого начала, инициатива совершения этого Таинства принадлежала больному. Он призывал к себе пресвитеров церковных. Сколько их тогда было? Это сейчас сказать невозможно, но из текста апостола Иакова очевидно, что их было несколько. С самого начала считалось, что Таинство требует сугубой, общей молитвы нескольких служителей Церкви.

Соборная молитва должна быть, потому что есть особые причины умолять Господа о помощи тяжелоболящему, и Церковь собирается и умоляет Господа о спасении. Так бывает и сейчас: когда кто-то очень тяжело болен, мы собираемся в храме, служим молебен и молимся Богу вместе, уже не надеясь, что кто-то один помолится и поможет. Есть в богослужебных текстах несколько мест, которые являют нашу веру в особую силу общецерковного предстательства: «Церковь вопиет Ти…», «Церковь Твоя умоляет Тя…». Как на Литургии все вместе поминают болящих, придавая этому особенное значение, так и здесь требовалась соборная молитва.

На протяжении многих веков чин Таинства Елеосвящения развивается и меняется. Условия и потребности времен побуждают христиан разных веков неодинаково понимать смысл Таинства и по-разному совершать его. Если в первые века христианства в основном соборовали отдельных тяжкоболящих, то потом приходят времена, когда около храмов устраиваются приюты и больницы, образуя монастыри, еще позже при больницах строят и освящают специальные больничные церкви. Когда наличествует множество болящих при храме, естественно совершение Таинства переносится в храм и постепенно укореняется в литургической жизни Церкви.

Обычно Таинству предшествовала какая-то часть богослужения. Еще в XIV веке в России Таинство Елеосвящения совершалось во время литургии по Иерусалимскому уставу, который впоследствии выходит из употребления.

Когда христианство распространилось, когда умножились храмы и количество грешников в храмах, пришло сознание, что не только телесные, но и душевные болезни требуют специального врачевания. Люди осознавали свои грехи именно как духовную болезнь и вспоминали те слова ап. Иакова, где говорится о прощении грехов. Таинство Покаяния в древности совершалось редко и, когда во время Литургии епископ перед причастием Святых Христовых Тайн, читал собравшимся христианам разрешительную молитву для всех, тут не было отдельной исповеди, но была молитва о прощении грехов и о том, чтобы они причастились не в осуждение. Разрешительная молитва была необходима, чтобы они могли приступить к Чаше и причаститься. Такое понимание покаянной жизни древними христианами находит свое отражение в современном понимании Таинства Елеосвящения, которое тоже делается средством для очищения душ. Оно приурочивается ко времени сугубого покаяния, обычно это бывает перед Пасхой. В рукописях находятся свидетельства о древней традиции приходить в Страстную Пятницу или Субботу в церковь каяться. Перед этим христиане должны были поисповедоваться у своих духовников каждый в отдельности. Пройдя исповедь, приходили в храм, чтобы здесь совершилось Таинство, которое должен был закончить епископ, давая разрешение от грехов в виде разрешительной молитвы.

После исповеди над всеми христианами в Страстную Субботу совершалось Таинство Елеосвящения. То есть сугубое очищение и исцеление от всех духовных болезней совершалось именно в Таинстве Елеосвящения. Очистившись, приготовившись, христиане встречали Пасху. В это же время Церковь совершала и другое великое Таинство — Крещение. Церковь пополнялась новыми членами, воссоединяла отпадших в грехи к этому Светлому Дню. Такое совершение Таинства Елеосвящения говорит о несколько ином понимании. Здесь речь идет уже не столько о телесных болезнях, сколько о грехах, об исцелении души. В дальнейшем понимание Таинства Покаяния снова меняется. Постепенно исчезает обычай строить церковные больницы при храмах, и чин Елеосвящения снова отделяется от служб суточного круга, от вечерни, утрени, Литургии. Таинство Елеосвящения начинает совершаться преимущественно в домах, в связи с чем меняется чин.

Чинопоследование, которое мы имеем сейчас, выработалось на Руси. Постепенно, к XVII веку, Таинство от Литургии отделяется и, вместо служб суточного круга, появляется канон. Так же и число священников — семь, — устанавливается довольно поздно. Древние рукописи не дают указаний на это число. Понятно, что собрать всех священников к больному на дом непросто, так что не запрещается совершать это Таинство другим числом священников и даже одному священнику. Важно, чтобы оно совершалось соборным сознанием, то есть один священник, совершая его, должен делать все от лица Церкви, должен стремиться достичь соборной молитвы.

В XVIII–XIX вв. понимание этого Таинства на Руси, как и понимание многих других Таинств, чрезвычайно сужается и делается ущербным. Это происходит в духе общего отхода от Евхаристической жизни. Россия быстро растет, расширяя пределы, растет количество епархий, строятся все новые и новые храмы, не хватает образованных священников. Такая, часто весьма невежественная масса, имеющая очень мало образованных священников, не способна вместить в себя высокий уровень церковного сознания, поэтому все понимание церковной жизни примитивизируется, везде наблюдается уклонение к магическому пониманию церковных священнодействий.

Постепенно на Руси соборование приурочивается к крайним случаям, оно начинает совершаться преимущественно над умирающими, и даже появляется убеждение, что для того, чтобы достойно умереть, надо обязательно перед смертью пособороваться и причаститься, и уже тогда – «в путь».

В ХХ веке в практику церковной жизни вновь входит древнее понимание Таинства Елеосвящения. В условиях, когда Таинство Покаяния затрудняется, Таинство Елеосвящения приобретает особое значение. Происходит сближение нового времени с древними эпохами, когда в храмах совершалось общее Таинство Елеосвящения.

Но всякое Таинство можно извратить, и Таинство Елеосвящения в наше время находится под угрозой. Почему так происходит? Совершить любое Таинство благоговейно, по-настоящему — это всегда подвиг, всегда очень трудно. И от священника, и от тех, кто приходит к этому Таинству, требуется подвиг веры, подвиг молитвы. А когда приходят собороваться 500 человек, ничего не понимающих, но желающих, чтобы их сейчас омыли и очистили, а им никто ничего не говорит, не объясняет, никто их не исповедует, не готовит — только записывают, дают свечки и ставят рядами в храме, то часто наступает неблагоговейное совершение Таинства. Поскольку это трудный, продолжительный чин, его сокращают, хотя по замыслу он удивительно прекрасен. Тогда, к сожалению, Таинство начинает восприниматься магически, участвующие в нем благодати почувствовать не могут, не чувствуют ни исцеления, ни оставления грехов.

О чем говорит Священное Писание, читаемое во время Таинства Елеосвящения?

Первый священник читает соборное послание ап. Иакова, где говорится, что должно принять в свое сердце образ страдания и долготерпения, вспомнить кончину Господню, Его страдание и терпение. И поэтому к своим скорбям нужно относиться не как к беде или несчастью, а как к кресту, который нужно понести, чтобы быть со Христом. Именно такое устроение необходимо для того, чтобы просить Бога о помощи. Если человек не будет так относиться к скорбям, то не будет с Богом, и его молитва о помощи будет иметь совершенно другой смысл, она будет как бы корыстной. Он будет все время что-то для себя требовать, Господь ему не нужен, а нужно здоровье, и это здоровью он готов получить от кого угодно.

Здесь ясно показывается отношение Церкви к проблеме болезни вообще и к проблеме исцеления. Не всякое исцеление хорошо. Не само исцеление нужно человеку, а если оно дается от Бога в ответ на просьбу, обращенную к Богу с любовью и верой. После этого апостольского послания читается Евангелие от Луки (Лк. 10, 25-37), о некоем человеке, «впадшем в разбойники». Один законник спросил у Господа: «Кто есть ближний мой?» И Господь в ответ сказал ему притчу о человеке, на которого напали разбойники. О том, как иудейский священник и левит прошли мимо него, а самарянин подобрал израненного человека, позаботился о нем, возливая на него раны масло и вино, отвез его в гостиницу. Этот рассказ о любви к ближнему и образ лечебной заботы использованы в Таинстве, в нем тоже используется масло и вино. Притча научает тому, что ближним нашим является тот человек, который к нам милосерд, и мы становимся ближними тому, кого мы любим. Это учение очень важно, и недаром оно помещается в самом начале чинопоследования Елеосвящения. Милость и любовь делает нас ближними Богу и ближними друг другу. Милостью и любовью мы можем стать ближними людям и сделать их ближними себе. Замечательно, что в Палестине есть предание, усваивающее этой причте происхождение от реального события. И до сих пор на дороге от Иерусалима в Иерихон в Иудейской пустыне показывают домик-гостиницу, куда отвез милосердный самарянин человека, «впадшего в разбойники».

После этого читается молитва «Безначальне, Вечне, Святе святых, Единородного Твоего Сына низпославный, исцеляющего всякий недуг и всяку язю душ и телес наших, низпосли Святаго Твоего Духа освяти елей сей, и сотвори и помазующемуся твоему рабу (имя рек), в совершенное избавление грехов его, в наследие Царствия Небесного». Здесь молитва прерывается и говорится, что если человек умирает и можно не успеть прочитать все длинные молитвы, то достаточно дочитать до сих пор и помазать его елеем один раз – Таинство уже будет считаться совершенным. К сожалению, это примечание толкуется расширительно, и очень часто делается нормой: многие священники считают, что когда их вызывают на дом пособоровать больного, то вполне приемлемо прочитать начало молитвы, помазать елеем больного один раз и уйти, тем самым чин сокращается до 10-15 минут. Конечно, это допускается только в крайних обстоятельствах, нормой считается полное совершение чина. Продолжение этой молитвы имеет в себе особенное обращение к Богу, полное покаяния и умиления.

Второе чтение начинается с послания к римлянам апостола Павла (Рим. 15, 1-7). Первые слова такие: «Братие, должны есмы мы сильнии, немощи немощных носити, и не себе угождати. Кийждо же вас ближнему да угождает во благое к созданию …». И здесь говорится о том, что нужно не угождать себе, не искать своего, а искать угождения ближним. Здесь осуществляется любовь, эта любовь важнее даже, чем исцеление. Это особенное Таинство Любви. После этого послания следует Евангелие от Луки о Закхее (Лк. 19, 1-10). Закхей — тяжкий грешник, мытарь. Но когда Господь неожиданно для него захотел прийти к нему в дом, он покаялся и сказал: «Се пол имения моего, Господи, дам нищим, и аще кого чим обидех, возвращу четверицею» (Лк. 19, 8). А Господь сказал: «Днесь спасение дому сему бысть …». Эти слова должны всегда звучать в нашем сердце, и спасать нас от уныния, потому что Господь пришел «взыскать и спасти погибшаго», нас – погибающих взыскать и спасти. Третье чтение – послание апостола Павла к Коринфянам (1 Кор. 12, 27-31; 13, 1-8) содержит всем известное учение о любви. От одного послания — к другому, от одного Евангелия – к другому звучит увещание, учение о любви. Это особое Таинство зовет осуществить свою любовь, сострадать болящему в духе любви, молиться о нем, научает любить и того, кто молится, и болящего. Часто больной человек ожесточается, начинает унывать, роптать, ему кажется, что он брошен, никому не нужен. Но Церковь являет ему любовь, смягчает его ожесточившуюся душу, показывает ему духовный смысл страданий, показывает, что любовь Божия превосходит все земные скорби, возводит от земных страданий к вечности, в Царство Любви, в Царство Божие. И, конечно, утешает его. Научает его снова надеяться, снова любить.

В третьем евангельском чтении Господь посылает своих учеников проповедовать, что приблизилось Царство Небесное, исцелять болящих, очищать прокаженных, воскрешать мертвых, изгонять бесов. И тут же напоминает: «Туне приясте, туне дадите» (Мф. 10, 1, 5-8). Страшно, если священник думает о деньгах в этот момент, если Таинство совершается за деньги. Это извращает Дух Христов, несовместимо с духом бескорыстной любви, с состраданием. Можем ли мы быть услышаны, если не имеем этого духа любви и сострадания?

Четвертое чтение начинается словами: «Братие, вы есте церкви Бога жива, якоже рече Бог, яко вселюся в них и похожду, и буду им Бог, и тии будут мне людие…» (2 Кор. 6, 16-18; 7, 1). Мы — это Церковь Божия, и Господь хочет вселиться в нас и в нас пребывать. Если бы мы умели принять эти слова в свое сердце, то не могли бы унывать. Никакая болезнь не смогла бы заставить болящего потерять бодрость духа, если бы он жил этой верой. Ее-то Церковь хочет вселить в сердце больного человека. Четвертое евангельское чтение рассказывает о том, как Господь исцелил Петрову тещу, «лежащу и огнем жегому», как она тут же встала и служила Ему (Мф. 8, 14-23).

Пятое чтение (2 Кор. 1, 8-11) содержит рассказ апостола Павла о том, как он впал в тяжкую скорбь, когда путешествовал по Асии: …яко по премногу и паче силы отяготихомся, яко не надеятися нам и жити». Но дальше он говорит: «Но сами в себе осуждение смерти имехом…». Апостол рассказывает таким образом, как он спасся от смерти, спасся так и тогда, когда невозможно уже было уповать на свои силы: его спасло упование на Бога, и Господь помог. Этим упованием, своей верой, он делится с нами, его увещание мы напоминаем болящему.

В пятом Евангельском чтении — от Матфея, звучит притча о десяти девах, среди которых были мудрые и юродивые (Мф. 25, 1-13). Болящему напоминается о том, чтобы он уподобился мудрым девам, готовящимся встретить жениха.

Шестое послание — к Галатам, содержит удивительные слова, рисующие образ духовной жизни, духовного человека (Гал. 5, 22-26; 6-12): «Братие, плод духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание: на таковых несть закона. А иже Христовы суть, плоть распяша со страстьми и похотьми…» Шестое Евангелие рассказывает о хананеянке, которая со смирением просит исцелить ее дочь. И даже когда Господь уподобил язычников псам, и ее таким образом как бы унизил, она приняла это со смирением и все равно умоляла Господа. И получила просимое (Мф. 15, 21-28).

Последнее послание — к Солунянам (1 Сол. 5, 14-23), содержит удивительное духовное наставление: «Братие, молим вы, вразумляйте безчинныя, утешайте малодушныя, заступайте немощныя, долготерпите ко всем… Всегда радуйтеся. Непрестанно молитеся. О всем благодарите». Это – закон нашей жизни.

Седьмое Евангелие от Матфея (Мф. 9, 9-13) рассказывает о том, как Матфей-мытарь был призван Господом. Заканчивается оно словами: «Иисус же слышав рече им: не требуют здравии врача, но болящии. Шедше же научитися, что есть: милости хощу, а не жертвы, не приидох бо призвати праведники, но грешники на покаяние». Эти слова тоже являются законом нашего спасения. К нам пришел Милостивый Господь, не к праведникам, а к грешникам, пришел призвать нас к покаянию и спасти нас Своею Любовью.

Пятая, шестая и седьмая молитвы, читаемые после Евангелия, содержат такие прошения, что трудно без слез их читать. Только дух сострадания и любви мог подвигнуть так молиться.

Итак, Таинство исцеления болящих и прощения грешных есть Таинство действующей любви. Господь уверяет нас: если мы собраны вдвоем или втроем во Имя Божия, и будем обращаться к Нему с верою, покаянием, со смирением, с любовью, будем умолять Его, то Господь никогда не откажет нам.

Во все времена истории человечества подразумевалась необходимость посредничества между Богом и людьми, необходимость особого, таинственного служения, которое несравнимо ни с чем другим. Для того, чтобы был порядок, необходима иерархия ценностей, важности разных дел, и, конечно, иерархия в отношениях между людьми. Принцип иерархичности существует в любом обществе, государстве, в любом деле.

Иерархичность подразумевает различную функциональную значимость той или иной деятельности, того или иного места человека. Она не означает онтологической разницы между людьми. Например, христианство никогда не утверждало и не будет никогда утверждать, что мужчина лучше женщины. Но оно утверждает, что муж – глава семьи. Здесь утверждается иерархический принцип. Он необходим, чтобы могла существовать семья, так как должен быть определенный порядок. Точно также и в любой другой иерархии. Например, необязательно думать, что президент – самый лучший человек, но он глава государства, и его надо слушаться, а если не слушаться, порядка не будет. Также и в Церкви, которая есть очень большой организм, требуется порядок, то есть иерархический принцип. В христианство он пришел из Ветхого Завета совершенно естественным образом. Христианское учение о священстве во многом заимствовано из Ветхого Завета.

По воле Божией Моисей призвал своего брата Аарона на священническое служение, и было установлено, что потомство Аарона будет служить в ветхозаветной скинии (а потом в храме), а род Левитов будет служить Ковчегу Завета. Это учение о священстве было готовой формой, которую христианство использовало. Но попытки свести священническое служение в Церкви только лишь к одной необходимости иерархии недостаточны. Священство — это не просто иерархия, не просто служение какому-то порядку. Чтобы понять это, нужно вспомнить слова апостола Петра, который говорил христианам: «Вы род избранный, царственное священство, народ святый, люди, взятые в удел» (1 Пет. 2, 9). Это говорится в отношении всех христиан. Все христиане и христианки суть царственное священство, потому что они в самом Таинстве Крещения получают нечто особенное, дар Святого Духа, новое, благодатное рождение, которое делает их «родом избранным», «народом святым», облагодатствованным и потому священным, священством в этом мире.

Здесь не говорится об иерархическом порядке, а говорится об онтологии священства. Оно есть особое призвание, благодатная жизнь, благодатное служение.

Некоторые протестантствующие богословы стремятся забыть об этой благодатной природе священства в христианстве. И забыть об этом иногда «хочется», потому что есть противоположная тенденция – представить священство, священников носителями особой как бы магической силы, своего рода жрецами, а весь народ Божий сделать профанной массой, то есть уже не «родом избранным», не «царственным священством», но некоей массой, которая получает свою связь с Богом только через священников, особенных избранников Бога.

Такая исторически сложившаяся тенденция, к сожалению, весьма сильна и в России. В таком восприятии священства совершается серьезное искажение христианской антропологии, то есть учения о человеке. Потому что священство христианское в его новозаветном понимании невозможно без «царственного священства», о котором говорит апостол Петр. Только потому и возможно особое священство в христианстве, что все христиане являются «царственными священниками». То есть онтологическое понимание священства лежит как бы в основе и того иерархического священства, которое устанавливается в Церкви.

Таким образом необходимо увидеть две главных составляющих в учении о священстве: его онтологическую природу и иерархический принцип.

В Новом Завете священство устанавливается Самим Господом Иисусом Христом, Христос сам избирает 12 апостолов и говорит об этом: «Не вы Меня избрали, но Я избрал вас» (Ин. 15, 16). Затем Господь избирает 70 апостолов и посылает их на служение, давая им власть изгонять духов нечистых и совершать чудеса, исцелять больных и учить об истине Божией.

Наконец, по Своем Воскресении Христос является ученикам Своим и говорит им: «Примите Духа Святаго. Как послал Меня Отец, и Я посылаю вас. Кому простите грехи, тому простятся, на ком оставите, на том останутся» (Ин. 20, 22-23).

Господь поставляет апостолов как носителей особой благодати Святого Духа и носителей особенной власти, которая не присуща человекам по их первоначальному устроению. Это власть благодати, дарованная в Новом Завете Самим Сыном Божиим.

Христианское православное священство имеет происхождение в благословении Христовом, которое совершилось по Воскресении Христа и , особенно — в Пятидесятнице. Пятидесятница — день рождения Церкви, когда на апостолов снисходит Дух Святый и они обретают благодатную силу. Только тогда они делаются апостолами во всей полноте этого слова. Именно здесь начинается их таинственное, благодатное служение.

Из Деяний апостольских и апостольских Посланий известно, что апостолы стали поставлять пресвитеров. Еще раньше Деяния повествуют, что они поставили диаконов.

«Диакон» в переводе на русский язык означает «служитель», и диаконы были поставлены потому, что множество христиан стали приносить апостолам свои «имения», то есть свои деньги, еду, продукты, провизию для того, чтобы апостолы разделили их между бедными и чтобы осуществлялась та первохристианская «коммуна», которая, наверное, никогда больше не имела в истории никаких серьезных аналогов. Апостолы первое время так и поступали, но потом сказали: «Не угодно есть нам оставльшим слово Божие, служити трапезам» (Деян. 6, 2). И поставили на это других служителей – диаконов. «Мы же в служении Слова пребудем».

Они не захотели заниматься одной только благотворительностью и одним только делами милосердия, потому что видели свое призвание прежде всего в служении Слову.

Замечательно, что эти первые семь диаконов избираются народом и приводятся к апостолам, и они возлагают на них руки, поставляют их как служителей и помощников.

Затем возникла потребность поставить пресвитеров.

Греческое слово «пресвитер» переводится на русский язык словом «старец», человек, умудренный опытом, старший. В дальнейшем в посланиях апостола Павла появляется еще одно понятие — «епископ», что значит «блюститель». Таким образом, появляется трехстепенная иерархия: епископ, пресвитер (или священник) и диакон.

В первые христианские времена такой трехстепенной иерархии еще не было. Были апостолы и были те, кого они поставили с несколько различными функциями, прежде всего это были пресвитеры и диаконы. Между епископами и пресвитерами сначала не было, вероятно, четкого разграничения, потому что были апостолы, которые поставляли других священнослужителей. По мере того, как апостолы уходили из этого мира, выяснилась необходимость сохранить в возможной полноте то служение, которое только апостолы совершали в Церкви. Их место было усвоено епископами. Так весьма быстро, хотя и постепенно возникла трехстепенная иерархия.

В Деяниях апостолов или апостольских Посланиях еще не обязательно приписывать понятию «епископ» то значение, которое оно получило в истории. Но это не должно соблазнять. Неправильно и наивно думать, что все в Церкви должно быть установлено каким-то формальным, юридическим способом в самом начале, в Священном Писании, и все должно так существовать, никогда не меняясь. Это было бы очень схематично, нежизненно. Ничего удивительного нет в том, что все стороны церковной жизни имеют в истории свое становление. Это не может быть доводом к тому, чтобы теперь считать трехстепенную иерархию недействительной, хотя именно на этом основывается протестантская ересь, которая отрицает священство и апостольское преемство.

Все живое течет и меняется. Совершенно естественно, что трехстепенная иерархия постепенно сложилась, и также естественно, что в истории постепенно, но постоянно меняется понимание иерархических служений.

Епископ обладает всей полнотой власти. Понимание этого принципа мужем апостольским, епископом Антиохийским Игнатием Богоносцем выражается в его словах: «Где будет епископ, там должен быть и народ» (Посл. к Смирн. 8). В его сознании Церковь без епископа невозможна, епископское служение является необходимым и достаточным для того, чтобы существовала Церковь.

Пресвитер может совершать все, кроме принадлежащего только одному епископу, то есть кроме рукоположения и управления Церковью. Верховная власть Церкви ему не принадлежит, и он не может совершать поставление клириков.

Диакон не имеет существенной власти, а является помощником епископа и пресвитера. Он может только помогать, самостоятельно ничего делать не может, все – только по благословению.

Пресвитеров часто называют «иереями», в переводе на русский – «священниками». «Иерей» значит «святой, освященный».

В новейшем богословии встречается иногда опасность несколько уклониться в протестантский подход к проблеме священства, умаляя роль и сущность священнического служения. В таких теориях священник – всего лишь предстоятель, некий глава общины и больше ничего поначалу, и только потом в истории ему усваивается нечто большее.

Вероятно, это все не так, но с самого начала священство понималось в Церкви Христовой совершенно однозначно, как избранничество и благодатный дар. Господь поставил апостолов и дал им дар Духа Святого, сказав: «Примите Дух Свят», то есть дал им особую благодать, и в Пятидесятнице апостолам дана была особая благодать. И впоследствии священство всегда было связано с получением этой особой благодати через Таинство Рукоположения.

Рукоположение — то перевод греческого слова «хиротесия» («хир» — рука, «хиротесия» — значит «возложение рук»).

Однако, обычно рукоположение отождествляется со словом «хиротония», что значит «избрание поднятием руки». Таким образом, «хиротония» это не совсем рукоположение, а это, так сказать, особое избрание. В нашем церковном обиходе «хиротония» теперь понимается как «рукоположение», хотя это этимологически не точно.

Хиротония воспринималась с самого начала как Таинство, причем Таинство, которое совершалось особым, определенным, очень значительным образом. Все таинства значительны, конечно, тем не менее всякое Таинство имеет всегда конкретное обращение к какому-нибудь человеку для его спасения. В крещении или венчании, соборовании или покаянии, каждый раз имеется в виду польза отдельного человека, благодатный дар, который необходим для его спасения. Всякое таинство совершается Церковью, полнотой церковной, но в отличие от других таинств (кроме Литургии, которая есть таинство таинств и есть таинство Церкви) таинство Хиротонии всегда воспринималось как особое общецерковное дело.

Как относится к нему Церковь? Лучше всего вспомнить послание ап. Павла к Тимофею: «Верно слово, если кто епископства желает, доброго дела желает, но епископ должен быть непорочен, одной жены муж, трезв, целомудрен, благочинен, страннолюбив, не пьяница, не бийца, не сварлив, не корыстолюбив, но тих, миролюбив, хорошо управляющий домом своим, детей содержащий в послушании со всякою честностью. Ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией? Не должен быть из новообращенных, чтобы не возгордился и не подпал осуждению с диаволом. Надлежит ему также иметь доброе свидетельство от внешних, чтобы не впасть в нарекание и сеть диавольскую. Диаконы также должны быть честны, не двуязычны, не пристрастны к вину, не корыстолюбивы, хранящие таинство веры в чистой совести. И таких надобно прежде испытывать. Потом, если беспорочны, допускать до служения. Равно и жены их должны быть честны, не клеветницы, трезвы, верны во всем. Диакон должен быть муж одной жены, хорошо управляющий детьми и домом своим. Ибо хорошо служившие приготовляют себе высшую степень и великое дерзновение в вере во Христа Иисуса» (1 Тим. 3, 1-13). В другом месте апостол пишет Тимофею: «Руки не на кого не возлагай поспешно» (I Тим. 5, 22), то есть не будь легкомыслен, совершая Таинство рукоположения, будь особенно строгим и разборчивым. Отсюда и из других посланий апостолов мы имеем учение о необходимых условиях для совершения Таинства рукоположения.

Существуют некоторые канонические препятствия к Таинству рукоположения, которые отчасти взяты из послания апостола к Тимофею, только что приведенного, отчасти были сформулированы впоследствии Церковью. Не может быть рукоположен убийца или прелюбодей, или вор, или тот, кто подпал какому-то справедливому суду за совершенное преступление. Потому что рукоположенный должен иметь «доброе свидетельство от внешних», он не должен навлекать на Церковь какое-либо справедливое осуждение неверующих. Если бы в священство поставлялись люди порочные, или те, кого внешний мир считает порочными, то этим бы затруднилось обращение к вере неверующих людей. Поставляется в священство должны те, кто у неверующих считаются хорошими, добрыми людьми.

Необходимым условием является целомудрие, моногамия. Рукоположен может быть только тот, кто один раз женат, на девственнице. Если человек женат на потерявшей свое девство, то он не может быть рукоположен. Здесь требуется осуществление той идеальной нормы, которая Христом указана для всех христиан: нормы абсолютной моногамии и для мужчин, и для женщин. И конечно, священник, как особый служитель Церкви, должен в своей жизни воплощать этот идеал.

Наконец, очень важно, чтобы у кандидата в священство была добрая семья. Нельзя рукополагать человека, у которого, например, жена неверующая, не церковная. Очевидно, что тому, кто не может в своей семье достигнуть единства веры, своей жене объяснить достоинство христианства или не может воспитать своих детей в вере, нельзя доверить приведение к вере и христианское воспитание других людей.

Неблагополучная семья также является препятствием для священнослужения. Священник, в семье которого начинаются какие-то непорядки, будет постоянно затруднен в своем служении.

Еще очень важный принцип: «Не вы Меня избрасте, но Аз избрах вы» (Ин. 15, 16). Эти слова утверждают необходимость Божия избрания для священства. Это не противоречит слову апостола Павла, который говорит: «Кто епископства желает, доброго дела желает» (1Тим. 3, 1). Это не значит, что самому человеку нельзя желать священства. Можно, но этого недостаточно, так как требуется еще и Божие избрание.

Такое избрание может быть различным. Бывают случаи, когда человеку бывает явное откровение Божие о том, что Господь призывает его на священническое служение. Бывает, человека благословит какой-то святой, имеющий дар прозорливости. Но в древности считалось, что есть некий как бы систематический способ избрания Божьего — это избрание народом Божиим. Потому что именно в народе Божием является воля Божия. Это типичное понимание христианской жизни, характерное для харизматической эпохи, когда полнота благодатных даров Божиих даровалась народу Божьему — всей Церкви, и поэтому избрание Церковью, народом Божиим, считалось избранием Божиим.

И вот, кандидата в священство Церковь должна была представить епископу. Епископ же должен был утвердить это избрание и рукоположить ставленника. В истории много потерялось и повредилось. В наше время такое избрание народом Божиим мало где практикуется, в России же, может быть, утрачено в наибольшей степени. Бывают, конечно, такие случаи, но всегда очень редко.

Подготавливают ставленников по-разному. Со времен блаженного Августина, который начал собирать у себя дома желающих послужить Церкви и образовывать их, постепенно возникла такая традиция и у других архиереев, и появились семинарии — специальные училища для подготовки кандидатов в священство. По существу такой порядок как бы заменил собой отчасти избрание народом Божиим кандидатов, потому что в истории стала более предпочтительной практика постепенной долговременной подготовки к священству, даже начиная еще с юношеского возраста.

В России священников готовят в духовных семинариях, духовных академиях. Но если, как сейчас, таких кандидатов не хватает, священники поставляют епископам кандидатов, не имеющих духовного образования, но все же прошедших некоторую подготовку. Во-первых, они, как правило, готовятся на приходе у своего духовника, как-то прислуживая в Церкви, читая на клиросе. Кроме того, они, конечно, должны быть определенным образом воспитаны в церковной жизни. Епископ беседует с таким ставленником, испытывает его. Здесь еще не утрачена стадия подготовки, как она часто бывает утрачена в других случаях, например, при крещении или венчании. От ставленника требуется подробная исповедь за всю жизнь перед духовником, который свидетельствует, что у него нет канонических препятствий к священству. Кандидат дает ставленническую присягу, в которой обещается быть верным Церкви. Далее его благословляют в подрясник, и по традиции он читает шестопсалмие накануне дня рукоположения. На другой день перед началом Литургии во время архиерейского облачения в середине храма совершается его хиротесия во чтеца и иподиакона. Хиротесией теперь называют малое рукоположение, которое не считается еще Таинством священства, и есть некое поставление на низшее церковное служение. Совершается такая хиротесия возложением архиерейской руки, с благословением и чтением определенной молитвы.

Чтецу, который поставляется, дается прочитать Апостол, потом на него надевают короткую фелонь в знак его служения. Тут же постригаются его власы и совершается следующая его хиротесия — во иподиакона.

Это последняя степень до священнического сана.

Эти две хиротесии совершаются теперь, как правило, прямо перед рукоположением во диакона, потому что после хиротесии и чтецы, и иподиаконы уже не должны больше вступать в брак. Человек, избираемый на духовное служение, не должен больше думать о устроении своей личной жизни. Он должен с этого момента совершенно уже, полностью посвятить себя Церкви, Богу. Неприлично тому, кто призван Богом и поступает на церковное служение, дальше предаваться своим матримониальным заботам.

Как совершается чин поставления?

Этот чин удивительно трогателен и торжествен. Это поистине одно из величайших событий в жизни человека и оставляет всегда неизгладимый след в его душе. После хиротесии во время литургии совершается Таинство хиротонии, рукоположения. Это Таинство только одно теперь и совершается по-прежнему во время литургии, кроме Таинства причащения.

На Великом входе, когда поют Херувимскую песнь, ставленник в белом стихаре с воздухом на лице идет перед диаконами и священниками, которые несут дискос с Агнцем и чашу с вином. Он спускается с амвона, поворачивается лицом к Царским вратам, и после того, как епископ принимает чашу и дискос, ставленника подводят к иконе Спасителя на солее. Там он стоит до момента хиротонии.

Диаконская хиротония совершается в конце литургии, после «Отче наш». Служащий диакон громко возглашает: «Повелите!» Из Царских врат выходят два диакона, берут ставленника под руки, вводят его через Царские врата (он впервые входит через Царские врата) в алтарь, подводят к Престолу и к епископу. Епископ сидит обычно с левого края Престола. Два диакона ведут ставленника вокруг Престола, они трижды обходят Престол, каждый раз ставленник целует Престол у четырех углов и, обойдя Престол, делает поклон епископу. А в это время поются те тропари, которые поются и в Таинстве брака: «Святии мученицы», «Слава Тебе, Христе Боже», и потом «Исаия, ликуй».

Этот обряд называют часто «венчанием с Престолом». В Русской Церкви принято, что епископ снимает с руки ставленника обручальное кольцо и полагает его на Престол. Больше диакон или священник это кольцо никогда не надевает в знак того, что отныне он уже не принадлежит своей семье полностью, как раньше. Теперь семья его отходит как бы на второй план, а первая его семья — это Церковь, так что он теперь первую очередь обручен с Церковью. Это очень характерный момент. Вы помните, что в посланиях Апостолов Церковь называется Невестой Христовой, а Христос называется Женихом Церкви. И вот, если священник обручается Церкви, это значит, что он принимает образ Жениха Церковного, то есть образ Христа.

После того, как он троекратно обведен вокруг Престола, он становится у правого угла Престола на колени, а епископ возлагает на него руки и читает молитву хиротонии. В этой молитве есть очень замечательные, знаменательные слова: «Божественная Благодать, всегда немощствующих врачующая и оскудевших восполняющая, проручествует (то есть хиротонисует, рукополагает) благоговейнейшаго иподиакона (имя рек) в диакона. Помолимся убо о нем, да приидет на него Благодать Святаго Духа».

И после этого рукоположения читается еще молитва, громко, вслух. Затем народ, а теперь это обычно клирос и духовенство, поют «Аксиос», это очень торжественный последний момент Таинства. Епископ выводит на амвон новопоставленного диакона (или священника), надевает на него отдельные части соответствующего облачения, каждый раз показывая их народу, и восклицает: «Аксиос» («достоин» — греч.), и весь народ поет: «Аксиос, аксиос, аксиос». Это и есть знак того участия народа в рукоположении, значит, что народ его принимает. Народ должен обязательно совершить то, что называется рецепцией, то есть принятием этого Таинства, он как бы удостоверяет это Таинство.

И так же совершается рукоположение священника, только раньше — в начале литургии верных после Великого входа. Рукоположенный тут же участвует в литургии.

Интересно, что когда совершится на «Святая — святым» раздробление Агнца, священнику дается в руки на специальном дискосе часть Агнца «Иисус». Епископ говорит священнику: «Приими залог сей, о немже будешь истязан при кончине своей на Страшнем судищи Христовом». То есть, говорит о том, что — вот, тебе дается Тело Христово (а вы помните, что Церковь есть Тело Христово), и ты должен будешь отвечать на Страшном суде за то, как ты служил Церкви Христовой, как ты служил этому Телу Христову. Этот залог служения является удивительно глубоким и важным символом этого чина. То есть здесь говорится об ответственности за Церковь перед Богом, говорится о том, какое страшное служение возлагается на новопоставленного священника.

Действительно, священническое служение есть служение особенное. Прежде всего естественно спросить: «Что же дается в этом Таинстве человеку?» Конечно, в каждом Таинстве дается благодать Святого Духа, но дается, если можно так сказать, по-разному, с особенным, самым главным назначением. В одном Таинстве дается благодать родиться и стать членом Церкви, в другом Таинстве дается благодать очищения, в третьем Таинстве человек соединяется со Христом, соединяется с другими членами Церкви во единое Тело Христово. Что же дается именно в Таинстве священства?

Вопрос этот немаловажный и не такой уж простой. Стоит сказать об этом в двух аспектах. С точки зрения устроения души человека, здесь нужно обязательно отметить, что в этом Таинстве дается человеку благодать пастырской любви, любви Христовой, потому что без такой пастырской любви священника быть не может. И если нет этого дара любить, то тогда, хотя человек и рукоположен, он не может священствовать, он, можно сказать, не воспринял этот дар.

Это бывает очень часто: Таинство совершается, дар благодатный Церковью дается, но человек не способен его принять. Мы имеем на сегодняшний день массу таких несостоявшихся священников, и они являются страшным бременем для Церкви. Они разочаровывают людей: страшно видеть священника, не являющегося таковым по духу своему, по устроению своего сердца. Это страшное явление в жизни Церкви теперь часто воспринимается почти что как норма.

Можно говорить и о другом аспекте этого благодатного дара, а именно — что дается человеку в этом Таинстве в смысле устроения дальнейшей его деятельности, его жизни? Какую функцию он должен теперь иметь? Чем является его служение?

Когда мы говорим, что оно является любовью, это конечно, несомненно. Но любовью является и брак, например, и все вообще в христианстве должно быть любовью. Как устраивается это новое функциональное назначение человека, что это такое?

Здесь можно сказать, что священнику дается носить на себе образ Христов. Мы знаем, что всякий человек создан по образу и подобию Божию, — это известная всем аксиома. Встает вопрос: «Что же нового получает священник?» Это то новое, что мы имеем в связи с пришествием Христовым на землю. Пришествие Христово есть тайна Богочеловечества, Боговоплощения, есть особенное, если так можно сказать, служение Бога этому миру. Именно Христос, Сын Божий, приходит в этот мир для того, чтобы послужить ему, как и говорит Он: «Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мк. 10, 45). Это служение Христово, особенный образ этого служения, образ пришествия Божия на землю — именно он запечатлевается в человеке, когда он получает дар священства. Ему дается власть вязать и решить, по образу власти Христовой. Ему дается быть пастырем, по образу Христова пастырства. Ему дается быть учителем, по образу учительства Христова. Ему дается власть священнослужения, по образу Христову. Ему, конечно, дается удел быть жертвой, по образу Христа, и как Христос принес себя в жертву. Это очевидно из того, что любовь Христова имеет крестную, жертвенную природу.

Дар этой пастырской любви, любви Христовой, есть, конечно, дар любви самоотверженной, бескорыстной, крестной, любви, которая отдает себя на смерть. Образ Христов означают и священнические облачения. Крест, который надеваются священнику на грудь, на котором всегда изображается распятие Христово, — это есть образ его служения, образ такого дара, который он получил в Таинстве священничества. Если обычный нательный крест, который дается при крещении, есть символ, то здесь мы имеем икону, образ.

Какая же власть дается священнику? Это есть самая большая, самая сильная власть не только в этом мире, но вообще — власть любви. Власть, которая не требует ни армии, ни милиции, никакого административного аппарата. Не требуется приказов и никаких иных мер для того, чтобы эта власть осуществлялась. Достаточно нам узнать, например, что какой-то святой где-то за тысячи километров сказал так-то, и мы готовы все бросить и на смерть идти за то, что он сказал, потому что его слово несет в себе эту удивительную власть. Таким образом управляли, можно сказать, тысячами и сотнями тысяч людей, и управляют всегда святые, управляют и даже после смерти своей.

Возьмите, скажем, преподобного Серафима: его слово, его образ имеют и сейчас над нами особенную власть. Можно привести примеры других очень многих святых.

Это свойство в особенности присуще Священному Писанию. Есть особенный авторитет, авторитет святости, самый высший, непререкаемый, его не нужно подтверждать и доказывать. Он открывается сам собой людям, открывается сердцу человека без слов: когда видишь перед собой святого, все делается совершенно ясным и очевидным.

Авторитет святости, власть любви — они и должны быть священническим авторитетом и властью. Если священник начнет апеллировать к тому, что «я священник, поэтому вы должны меня слушаться», — немногие люди пойдут за ним. Бывает, особенно молодые священники, говорят: «Я говорю вам как священник, вы должны учесть мои слова». Никогда это не произведет ни на кого сильного впечатления и не побудит человека к действию, если за этими словами не почувствует человек святости, настоящей любви.

Есть очень интересный эпизод из жизни отца Иоанна Кронштадтского. В последние годы жизни своей он был уже столь известен, что его приглашали на торжественные заседания Святейшего Синода. Там собирался, конечно, сонм архиереев, были митрополиты Москвы, Петербурга, в ХIХ веке было много людей совершенно замечательных. И вот, пригласили туда отца Иоанна Кронштадтского, который хотя и был очень известным по всей России человеком, «всероссийским батюшкой», как говорили, но он был всего-навсего протоиереем. Он, конечно, не мог пренебречь этим приглашением, пришел и присутствовал молча на этом заседании. Синод заседание свое закончил, и все присутствующие бросились вперед, окружили отца Иоанна и стали просить у него благословение. Архиереям невозможно было выйти из зала, на них никто не обращал никакого внимания. И биограф по этому поводу замечает, что этот святой оказался народу дороже, чем Святейший Синод. Именно эту власть святости в этом мире должна являть Церковь.

Этот дар и призвание даются священнику в особенной степени. Конечно, святой имеет такую власть и авторитет, но пресвитер имеет даже такое название: «священник» — это значит, что он освящен, он должен быть святым. Всякий христианин должен быть святым, но священник тем более призывается к святой жизни, и его имя «иерей» — «святой, освященный, священник».

Здесь необходимо перейти к теме о недостоинстве священства, потому что, хотя священник должен быть святым, священство в своей массе таковым не является, так же, как и христиане все должны быть святыми, но святыми не являются. И тогда случается, что священник исполняет обязанности своего сана, не умея их осуществить духовно. Получается разрыв, получается, что все действия его должны иметь благодатную, освящающую силу, но это должно быть в гармонии с его душой, с его устроением, с его жизнью. Если же этого не происходит, то получается страшный и трагический разрыв, который всегда травмирует всякого приходящего и отталкивает от Церкви. Чем недостойней священник, тем тяжелее быть в Церкви. Если даже просто священник не молится, не умеет молиться, если он не умеет любить, то уже трудно с ним общаться. Если же он подвержен каким-то тяжелым страстям, порокам, то общение с ним делается буквально невыносимым! Такой священник себе «собирает горящие уголья на голову», он компрометирует Церковь и людей отталкивает от Христа, потому что он, призванный являть образ Христов, этот образ подменяет. Получается совсем иной образ, который совершенно четкое определенное название в Церкви — антихрист. Антихрист в буквальном переводе означает – вместо Христа, подмена Христа, тот, кто придет и объявит себя Христом, не будучи Им. И если священник получает дар являть образ Христов, но подменяет этот образ, это служение чем-то другим, тогда он являет уже образ антихриста.

Из этого рассуждения делается особенно ясным, как важна ответственность священника, сколь страшно это служение и недаром святитель Иоанн Златоуст говорит о священниках: «Немногие из нас спасутся», по слову Христа: «Кому дано много, от того много и потребуется» (Лк. 12, 48). Легко, конечно, понять, что трудно спастись священнику: слишком много ему дано и слишком много с него спросится. И в этом мире к нему относятся гораздо строже, чем к обычным христианам. То и дело приходится слышать упреки: «Батюшка, а почему вы вот так делаете, а почему вы вот так не делаете?». И это вообще-то естественно: такая требовательность, ожидание от священника особенного совершенства, особенной любви, особенной святости, чтобы все в нем было благодатно, чтобы он умел бы чувствовать каждое сердце, каждую душу, чтобы он мог ответить человеку, нес бы благодать — это ожидание совершенно естественно. Сами понимаете, как трудно ответить на эти требования, как трудно в своей жизни священнику воплотить тот образ, который он призван воплотить. И поэтому немногие делаются пастырями.

Это опасный путь, и древняя традиция церковная дает нам, быть может, самый лучший образ того, как вставать на этот путь. Лучше всего иметь на это очевидное призвание Божие, лучше, чтобы человек был на это призван, чтобы он поступал не по своей воле, чтобы не добивался этого сам. Когда священник уже получит свой сан и начнутся в его жизни тяжелейшие скорби, то трудно ему будет найти опору и устоять, если он будет сознавать, что ошибся, что напрасно добивался, напрасно восхитил себе образ Христа. Тогда для него утешением и опорой будет мысль: «Господи, ты же меня призвал, я же сам к этому не стремился, я же не шел по своей воле». Вы помните, как пророк Моисей вопиял к Богу и говорил: «Господи, что Ты возложил на меня бремя всего народа сего?… Разве я родил его, что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих, как нянька носит ребенка…» (Чис. 11, 12-14). И Господь услышал его и даровал ему силы.

Это будет утешением для священника, который был смиренным и пришел на этот путь, будучи призван Богом.

Недостоинство какого-то конкретного священника, или даже многих священников — это еще не есть недостоинство вместе священства вообще. Очень часто у нас на практике встает вопрос, как быть, если в Церкви служит грешный священник? Если известно, например, что он двоеженец, или что он пьяница, или известно, что он любит деньги и за деньги готов на все или другие пороки имеет — как быть? Обычно в таких случаях начинают утешать народ и говорить, что это ничего, какой бы священник ни был, ангел за него литургию совершит, остальные христиане не соучаствуют в его грехах, так что нечего волноваться, пускай служит…

Эти рассуждения вряд ли могут быть вполне оправданы. Они говорятся для того, чтобы как-то человека утешить, предотвратить очень тяжелые конфликты народа и священника, но эти же рассуждения очень часто потакают грехам священника. Таинства совершаются Церковью, и до тех пор пока священник не извергнут из священного сана, не запрещен в служении, мы не должны допускать сомнений в действенности совершаемых им Таинств. Но участвовать с этим священником в Таинствах, служить с ним может быть очень тяжело и опасно. Поэтому, не судить священника надо, Бог ему судья, но если мы видим воочию, что он совершает не должное, то лучше от него уйти, отойти. Пусть хотя бы такое бегство народа от недостойного священника его вразумит — для того, чтобы наша церковная жизнь не подменилась постепенно неизвестно чем.

Можно сказать, что кроме, конечно, каких-то особенных случаев, исключительных, это недостойное совершение служения может отражаться и на народе Божием, на тех людях, которые приходят к этому священнику. И тому в жизни много доказательств. Если священник плохо вас исповедует, вряд ли вы уйдете с исповеди с облегчением. Если священник плохо служит, то вы не почувствуете того, что вы должны почувствовать на Литургии. Это не может не сказываться на людях. Если на глазах твоих воруют, а ты видишь и молчишь, то являешься соучастником воровства; на твоих глазах кого-то убивают, а ты посмотрел и пошел дальше, — значит, ты покрыл этого убийцу, ты промолчал и таким образом соучаствовал с ним. Так и здесь, если священник беззаконно живет, и народ никак не выражает своего отношения, а только — «Батюшка, батюшка, благословите…», то это есть потаковничество, некое соучастие в этом беззаконии. Народ Божий не должен быть равнодушным к этим явлениям.

Конечно, тут нужно обязательно оговориться, что есть очень тяжелая опасность начать судить священника, судить духовенство, подумать, что у нас есть право судить священников или епископов… Это очень тяжкое искушение. Как всегда, жизнь как бы по острию ножа ведет нас – и там ошибка, и там ошибка и ошибка очень пагубная. Мы очень часто вместо того, чтобы совершить подвиг искания истины, чтобы найти путь ответственный, но более истинный, стараемся идти более легким путем. Поэтому-то обычно и говорят: «Не твое дело священника судить, никого судить нельзя. Какое твое дело, кто там служит, ты ходи в Церковь, молись, никого не осуждай». С духовной точки зрения это правильно тогда, когда мы думаем о душе конкретного человека, ему лучше никого не осуждать. Но если весь народ будет так всегда безмолвствовать в ответ на всякие беззакония, то получится плохо. Мы имеем на сегодняшний день массу совершенно ужасных случаев. Часто рассказывают, что вот батюшка, например, имеет две семьи: здесь у него одна семья, а там другая, и там и здесь жена, и там и здесь дети, и он мечется между этими двумя домами, а в промежутках служит литургию. Об этом все знают, но он продолжает служить. Почему? Потому что он умеет договориться с начальством, и его там держат, он умеет устроить легкую жизнь, а народ? Куда народу деваться, если другой церкви нет. А дурной священник пользуется потаковничеством. Если бы народ ему сказал: Как тебе поступать — Бог тебе судья, но служить с тобой литургию мы не можем. Может быть, Господь тебя оправдает, может быть, ты покаешься, но пока служить литургию мы не можем, из твоих рук причащаться мы не будем. Если бы народ так сказал, уверяю вас, все было бы по-другому. Так что нужно уметь, не допуская в свое сердце осуждение, а лучше жалея этого грешного человека, не соучаствовать в его грехах. Недаром говорится: «Каков поп, таков и приход», или наоборот, есть такая древняя поговорка: «Каждый народ достоин своего правителя». Так же можно сказать и про приход и про общину: «Каждая община, каждый приход достоин своего священника». Если будет ревность о Боге, о святой жизни в народе Божием, то и священники будут другие.

Для священников сохранились литургические нормы первых христианских времен: священник причащается Святых Христовых Тайн, как в древности, священники исповедываются не перед каждой Литургией и многое другое. И вот, для священника сохранились и другие нормы нравственной жизни. Например, для священника невозможен второй брак. Если человек уже состоял в двух браках, то он не может быть рукоположен. Если священник овдовел, то он не имеет права жениться вновь. Более того, если он никогда не был женат и был рукоположен, то он жениться не имеет права (целибат). После Таинства священства, когда он отдал себя Богу, он уже не может думать о женитьбе. Таинство священства является концом его личной жизни. Есть еще одна удивительная и очень важная норма: если случилось такое несчастье, что жена священника изменила ему, то правило повелевает: если священник примет после этого ее, то да будет воспрещен в служении… Он может ее только простить, но его семейная жизнь на этом кончилась.

Нередко молодые люди приходят в Церковь с желанием помогать, читать, петь, прислуживать, еще далеко не устроив своей личной жизни. Очень часто норма оборачивается своей противоположностью, если она опережает духовное содержание того события, для которого является формой. В данном случае имеет место некое несоответствие древнему порядку. Тем не менее новый порядок Церковью уже как-то принят, мы уже примирились с ним и спокойно воспринимаем и чтецов, и иподиаконов в стихарях, хотя они еще не имеют хиротесии.