В век просвещения

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПРОСВЕТИТЕЛИ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII В.

1. Просветительская идеология и русское общество

В России второй половины XVIII в. идеи зрелого западноевро­пейского Просвещения получили самое широкое распростране­ние. Среди английских просветителей наибольшей популярностью пользовался Локк, сочинения которого приобрели в Западной Европе особую популярность со второй четверти XVIII в., в не­мецком просвещении внимание концентрировалось на Лессинге и Гердере, но подлинными властителями дум стали французские просветители — Вольтер, Руссо, Дидро, Гельвеций, Гольбах и др. '

Пример увлеченности европейским Просвещением подавала Екатерина II. Вскоре после воцарения, по ее инициативе Дидро было предложено перенести печатание запрещенной во Франции «Энциклопедии» из Парижа в Петербург или Ригу. (Впрочем, переговоры об этом издании, которые вел Дидро, прибывший в Россию, ни к чему не привели.) В 1765 г. императрица покупает библиотеку у Дидро, оставляя ее пожизненно в его распоряже­нии. Переписка Екатерины с Вольтером была столь оживленной, что вызвала неудовольствие митрополита Платона. Постоянный корреспондент императрицы М. Гримм находился в дружеских отношениях с Дидро, Гольбахом.

Еще будучи великой княгиней, Екатерина писала в «Собствен­норучных записках», что существование «невольников» противно

¹ Контакты с зарубежными деятелями науки, культуры, политики поддерживали деятели русской культуры. Так, Е. Т. Дашкова, возглавлявшая в течение не­скольких лет Петербургскую и Российскую академии, была знакома с Д'Аламбе-ром, Дидро, Рейналем. Еще обширнее были ее знакомства в Англии — историки У. Робертсон и А. Фергюсон, физик Дж. Блэк, экономист А. Смит. О склонности Дашковой к англичанам как «антимонархическому народу» писал Дидро. В Рос­сии она была близка группе Н. И. и П. И. Паниных, Н. В. Репнина, противников неограниченного самодержавия, стремившихся к введению конституционного правления. По предложению Дашковой в Петербургскую академию наук прини­мается Б. Франклин (не только выдающийся естествоиспытатель, но и один из авторов конституции Северо-Американских штатов), который стал первым аме­риканским ученым среди ее почетных членов. По рекомендации Франклина Дашкова была избрана членом Филадельфийского философского общества. В Россию приезжали Дидро, Рейналь, Гримм. Бернарден де Сен-Пьер, автор «Поля и Виргании», намеревался основать на территории теперешнего Казах­стана «республику свободных общин».

201

Свою европейскую популярность в качестве прогрессивно мыслящего монарха Екатерина II подтвердила, отказав англий­скому королю отдать внаймы части русских войск для борьбы с английскими колониями в Северной Америке. Правда, ее реше­ние в определенной мере было связано с враждебной политикой Англии, проводимой по отношению к России после Кучук-Кай-нарджийского мира, усилившего позиции России на юге. Со­бственно, и в ее дружбе с блестящими умами Парижа некоторое значение имела ее вражда с Версалем, поскольку французское правительство чинило серьезные препятствия русской политике в польском вопросе и турецких делах.

Но как бы то ни было лидеры французского Просвещения готовы были признать первенство Екатерины среди просвещенных монархов. Гельвеций в предисловии к трактату «О человеке» писал, что «нет теперь более разительного контраста, чем про­тивоположность между югом и севером Европы: небо юга (т. е. Франции. — Н. У.) все более и более заволакивается тума­ном суеверия и азиатского деспотизма. Небо севера с каждым днем все более проясняется и очищается. Екатерина II, Фридрих желают стать любимцами человечества, они понимают цену исти­ны; они побуждают говорить ее; они ценят также и усилия, пред­принимаемые, чтобы ее открыть. Таким государям я посвящаю этот труд; они должны просветить мир. Солнце юга гаснет, а се­верное сияние сверкает все более ярким светом» з.

² См.: Сборник Русского исторического общества СПб., 1871. Т. 7. С. 84.

3 Гельвеций К.-А. Соч.: В 2 т. М., 1974. Т. 2. С. 9—10.

202

Дидро, завершив издание «Энциклопедии», выехал в Россию, где провел пять месяцев, часто встречался и беседовал и импе­ратрицей. Он проявил готовность изучить состояние дел в стране, подготовил несколько записок, в которых подробно излагал свои предложения относительно российских общественных и государ­ственных проблем, внимательно изучил «Наказ» и сделал много замечаний⁴. Своим долгом он считал помочь просвещенной мо­нархине, столь заинтересованно относящейся к новым тенденци­ям, воплотить в жизнь ее намерения. Екатерина охотно слушала Дидро, но позже писала Гримму: «Я подолгу и часто беседовала с Дидро, но более ради любопытства, чем с пользою. Если б я до­верилась ему, мне пришлось бы все перевернуть в моей империи: законодательство, администрацию, политику, финансы; я должна была бы все уничтожить, чтобы заменить это непрактичными теориями». С раздражением она отнеслась к замечаниям по пово­ду ее «Наказа»: «Это — сущий вздор, в котором нет ни знания обстоятельств, ни благоразумия, ни предусмотрительности». Ека­терина была по-своему права. Теоретические системы Дидро и его единомышленников готовили во Франции почву для буржуазной революции. Радикализм и последовательность их решений были ей совершенно чужды. Такие понятия просветительской идеоло­гии, как закон, справедливость, она использовала в лучшем слу­чае, если отбросить тщеславие и лицемерие императрицы, на­званной А. С. Пушкиным «Тартюф в юбке», для того, чтобы раз­работать проекты улучшения человеческой природы в пределах всех сословий, существующих в государстве, оставляя неприкос­новенной сословную иерархию.

В 60—70-е годы Екатерина попыталась приспособить идеи Просвещения для создания «новой породы людей». Вначале ос­новные надежды возлагались на законодательную деятель­ность — созыв Комиссии по уложению. Но работа Комиссии была довольно скоро свернута. Внимание было перенесено на журнали­стику и образовательно-воспитательные учреждения. Предполага­лось, что, воздействуя на общественное мнение, умело и заботливо воспитывая «обоего пола юношество», можно будет со временем получить просвещенных дворян, прилежных купцов, промышлен­ников и ремесленников, миролюбивых и послушных крестьян. Образовательную программу императрицы воплощал в жизнь И. И. Бецкой. Он разделял этико-педагогические идеи Я. А. Ко-менского, Дж. Локка, Ж.-Ж- Руссо, но без их антифеодальной направленности. Особенно подчеркивалась необходимость жен­ского обучения и воспитания. В 1764 г. в Смольном монастыре в Петербурге открылся институт — Общество двухсот благород-

203

В 80-е годы проводится школьная реформа — создаются на­родные училища во всех губернских и уездных городах. Екатерина убеждена: «Коль скоро заведутся и утвердятся школы, то не­вежество истребится само собой; тут насилия не надобно»⁵. Прав­да, о новых людях речь уже не шла. В центре курса обучения было толкование правил для учащихся и книги «О должностях челове­ка и гражданина» (СПб., 1783), в которой говорилось, что «всяк человек желает себе благополучия навсегда и вечно». Благополу­чием могут обладать и бедные и богатые, поскольку оно заключа­ется в доброй совести, здоровье и довольстве своим положением. Много говорилось о «должностях» подданного.

Французская революция завершила историю заимствований императрицей идей европейского Просвещения. Французский по­сол в России граф Сегюр вспоминал о впечатлении, произведен­ном в Петербурге известием о взятии Бастилии революционными парижанами: «Новость быстро распространилась и была принята различно, смотря по положению и настроению каждого. При дворе она вызвала сильное волнение и общее неудовольствие. В городе впечатление было совершенно обратное, и хотя Бастилия не грозила никому из жителей Петербурга, я не могу передать энтузиазма, вызванного среди негоциантов, купцов, мещан и не­скольких молодых людей из более высокого класса падением этой государственной тюрьмы, этим первым триумфом бурной свободы. Русские и иностранцы восторженно обнимали друг друга на ули­цах столицы, поздравляя со взятием Бастилии»⁶. Узнав о штурме Бастилии, Екатерина II приказала вынести бюст Вольтера из своего кабинета. От Дидро она отреклась еще в 1785 г., Руссо не признавала уже с середины 60-х годов.

Русская самодержица внимательно следила за развитием ре­волюционных событий во Франции, досадливо отмечая промахи и ошибки в действиях Людовика XVI, недостаточно решительно пресекающего, по ее мнению, начавшееся брожение. Всем русским было велено вернуться из Франции. Русский посол в Париже способствовал попытке короля и Марии-Антуанетты бежать за границу. После казни Людовика были порваны всякие отношения с революционной Францией. Французские роялисты получили широкий доступ в Россию, несколько тысяч их во главе с братьями короля прибыли ко дворцу Екатерины II, которая стала душой контрреволюционной европейской коалиции, направленной против Франции.

Дворцовое «просветительство» пришло к своему естественно­му и закономерному завершению.

Идеи о необходимости подлинного изменения феодально-кре­постной системы в России заключались, разумеется, не в трудах

204

Деятельность Новикова вызывала сильное неудовольствие Екатерины II, в ее глазах он «умный и опасный человек» ⁷, и, как она говорила, «легче ей сладить с шведами и турками, чем с по­ручиком Новиковым» ⁸. В 1792 г. он был арестован и посажен на 15 лет в Шлиссельбургскую крепость. В 1796 г., после смерти Екатерины II, он вышел из заточения, но силы его были подорва­ны, к активной творческой и общественной жизни Новиков уже не вернулся.

Блестящая критика провинциального и столичного дворянст­ва, придворных кругов содержалась в произведениях Дениса Ивановича Фонвизина (1745—1792), автора широко известных комедий «Бригадир» и «Недоросль». Истинная природа сословной дворянской монархии правления Екатерины II раскрывалась в его сочинениях: «Опыт российского сословника», «Всеобщая придвор­ная грамматика», «Калисфен», «Послание к слугам моим Шуми­лову, Ваньке и Петрушке», которые высоко ценил В. Г. Белинский.

Иван Андреевич Крылов (1769—1844), знаменитый баснопи­сец, начинал свою деятельность как автор драматургических произведений и журналист. Его журналы «Почта духов», «Зри­тель», «Санкт-Петербургский Меркурий» продолжили традиции сатирической журналистики Н. И. Новикова.

Работы Дмитрия Сергеевича Аничкова (около 1733—1788), профессора математики и философии Московского университета, интересны исследованием природы человеческого познания и про­блем происхождения религии. Его диссертация «Рассуждение из натуральной богословии о начале и происшествии натурального богопочитания» — напечатанные экземпляры ее были сожжены по распоряжению Синода — была написана под влиянием анти­догматических просветительских воззрений.

Наиболее значительные работы в области социальной филосо­фии принадлежат Семену Ефимовичу Десницкому (?—1789), про­фессору права Московского университета. Свое образование, на­чатое в Москве и Петербурге, он продолжил в Англии, где слушал лекции Адама Смита. Центральное место в его трудах заняли вопросы эволюции общества, возникновения собственности, власти, семьи. Решая их, он опирался не только на достижения просветительской философии, но использовал также метод срав­нительно-исторического изучения общества, который начал разра­батываться в английской социально-этической литературе. Дес-

¹ Храповицкий А. В. Указ. соч. С. 251.

⁸ Снегирев И. М. Дневник. М„ 1904. Ч. I : 1822—1852. С. 359.

205

Определенная тематическая близость объединяет труды Дес-ницкого и Ивана Андреевича Третьякова (около 1735—1779). Они вместе заканчивали свое образование в Англии, а затем Треть­яков тоже стал профессором права Московского университета. В его работах особенно интересна проблема развития различных форм трудовой деятельности и возникновения науки.

По работам Андрея Михайловича Брянцева (1749—1820), профессора логики и метафизики Московского университета, наи­более полно можно составить представление об онтологических и натурфилософских воззрениях, свойственных русским просветите­лям второй половины XVIII в. В «Слове о связи вещей во вселенной» и «Слове о всеобщих и главных законах природы» раскрывается картина мира, созданная на основе науки Нового времени, которая служила своего рода фундаментом просветительской философии.

Натурфилософская тематика занимала большое место в рабо­тах Якова Павловича Козельского (ок. 1728—ок. 1893), пре­подавателя математики и механики в Артиллерийском инженерном шляхетном кадетском корпусе. Необходимость контактов филосо­фии с наукой Нового времени — идея, пронизывающая его работы «Механические предложения», «Философические предложения», «Рассуждение двух индийцев Калана и Ибрагима о человеческом познании».

Просветительские идеи разделяли Н. И. Поповский (1730— 1760), А. А. Барсов (1730—1791), А. Я. Поленов (1738—1816), А. Т. Болотов (1738—1833), П. С. Батурин (ок. 1740—1803), Ф. В. Ушаков (1747—1770), П. А. Словцев (1767—1843).

В работах просветителей вызревала новая система воззрений, разрушающая прежнее мировоззрение, свойственное феодально-крепостническому строю.

2. Критика сословного дворянско-монархического строя

С основными доводами защитников сословно-иерархического общества читатель познакомился в предыдущей главе, посвящен­ной М. М. Щербатову.

Теоретическим установкам дворянских идеологов и «просве­щенной» императрицы Н. И. Новиков и его сторонники противопо­ставили просветительские воззрения, в основе которых лежал принцип внесословной ценности человека.

Полемику со сторонниками прежних социальных устоев про­светители нередко вели в жанре сатиры, что позволяет сравни­вать их произведения с сатирической литературой французского Просвещения. Недостатки, присущие дворянской среде, гипербо­лизировались и беспощадно осмеивались.

Первый сатирический журнал Н. И. Новикова «Трутень» на­чинался с эпиграфа: «Они работают, а вы их труд ядите». Кому он

206

Резким осуждением крепостничества являлась статья «Отры­вок путешествия в *** И *** Т***» в л. V «Живописца». «Бедность и рабство повсюду встречались со мною во образе крестьян», — сообщает путешественник о своих дорожных впечатлениях. Бесе­дуя с поселянами «о причинах бедности крестьянской», он при­ходит к выводу: «Помещики их сами тому были виною. . . О чело­вечество! тебя не знают в сих поселениях. О господство! Ты тиранствуешь над подобными себе человеками» 'з.

«Отрывок», судя по всему, взволновал читающую публику. В л. XIII «Живописца» издатель сообщает, что «целый дворян­ский корпус» чувствует себя задетым. Новиков продолжил публи­кацию «Отрывка путешествия в *** И *** Т ***» и вновь — изо­бличительное повествование; правда, заканчивается оно тем, что путешественник надеется в ближайшем будущем «увидеть жите­лей Благополучные деревни» и рассказать об этом читателю. Но обещанная статья не появилась, вместо нее в журнале публикует­ся «Письмо уездного дворянина к его сыну». Переписка, в которой фигурирует сын уездного дворянина Фалалей, заняла несколько номеров журнала в 1772 и 1773 гг. Здесь та же сатира на дворян­ское общество: «Бессовестные судьи, бесчеловечные помещики, безрассудные отцы, бесчестные соседи и грабители-управите­ли» ^|4. В словах отца Фалалея отчетливо прослеживается мысль о полной противоположности интересов помещиков и крестьян: «Мужики бедны, эдакая беда! неужто хочет он, чтоб мужики богатели, а мы бы дворяне, скудели; да этого и господь не при­казал; кому-нибудь одному богатому быть надобно, либо помещи-

" Трутень. Л. XXIII // Избранные произведения русских мыслителей второй поло­вины XVIII века. М., 1952. Т. II. С. 148. "• Трутень. Л. XXIV// Там же. С. 149. ч Живописец (1772). Л. III / Там же. С. 176. ¹² Трутень. Л. VI // Там же. С. 136. >з Живописец (1772). Л. V//Там же. С. 181. '■' Живописец (1773). Л. V// Там же. С. 208.

207

ку, либо крестьянину; ведь не всем старцам в игумнах быть» >⁵.

Новиковская сатира била совсем не в ту цель, которая была бы желательна Екатерине II, разрешившей всем желающим изда­вать в России сатирические журналы без цензуры и даже аноним­но. Она сама показала пример, приступив к изданию журнала «Всякая всячина». Глубокие различия обнаружились сразу же при появлении первого Новиковского журнала и привели к серьез­ной полемике Новикова с Екатериной.

Писания Новикова, по мнению Екатерины, могут пригодиться лишь для составления лексикона «всех слабостей человеческих и всех недостатков разных во свете государств» ^|7. Она рекоменду­ет ему и другим критикам научиться сдержанности и мягкости: «1) никогда не называть слабости пороком; 2) хранить во всех случаях человеколюбие; 3) не думать, чтоб людей совершенных найти можно было, и для того 4) просить бога, чтоб нам дал дух кротости и снисхождения» '«.

Но предписанная ему программа совершенно не устраивает Новикова, и он отвечает: «Многие слабой совести люди никогда не упоминают имя порока, не прибавив к оному человеколюбия. Они говорят, что слабости человека обыкновенны и что должно оные прикрывать человеколюбием; следовательно, они порокам сшили из человеколюбия кафтан; то таких людей человеколюбия при­личнее назвать пороколюбием» ¹⁹. Разумеется, такого рода выпад не мог остаться незамеченным Екатериною: «На ругательства, напечатанные в „Трутне" под пятым отделением, мы ответство­вать не хотим, уничтожая оные. . .»2о. Еще ранее, назвав статьи Новикова «меланхоличными», она теперь рисует его самого ипо­хондриком, изливающим на бумагу «черные пары и желчь». Нови­ков удачно парирует реплики Екатерины, обратив внимание на слово «уничтожая». Императрица, встав на стезю журналистики, подчеркивала, что она будет писать как частное лицо, а не само­держица Всероссийская. Новиков показывает, что природа само-

15. 
    Живописец (1772). Л. XV // Там же. С. 194.
    
16. 
    Трутень. Л. XXXII // Там же. С. 158.
    

is Там же. С. 35.

is Там же.

2« Там же. С. 37—38.

208

державной власти проявляется в писании Екатерины, заодно, он напоминает, об иностранном происхождении императрицы: «Вся ее вина состоит в том, что на русском языке изъясняться не умеет и русских писаний обстоятельно разуметь не может. . . Госпожа Всякая всячина написала, что пятый лист Трутня уничтожает. И это как-то сказано не по-русски; уничтожить, то есть в ничто превратить есть слово, самовластию свойственное. . .»²¹.

Идеал просветителей — единое внесословное право, чуждое основам феодально-крепостнического строя. Не заметить этой опасности было нельзя. Екатерина постаралась противопоставить Новикову иное решение проблем законопорядка, переводя их в безопасное и излюбленное ею русло рассуждений о несовершен­ствах, присущих природе каждого человека. «Случалось мне, — пишет Екатерина, — слышать от одной части моих сограждан изречение такое: правосудия нет, и это говорится в такие времена, когда всякий честный согражданин признаться должен, что, может быть, никогда и нигде какое бы то ни было правление не имело более попечения о своих подданных» ²³.

Но говорить о неправосудии и его причинах Екатерина все же вынуждена: «Где же теперь болячка, на которую жалуются, то есть что правосудия нет? Станем искать: 1. В законах ли? 2. В судьях ли? 3. В нас ли самих?» 24 Теоретические изыскания императрицы достаточно любопытны, хотя итог их был предрешен всей системой ее собственного мировоззрения. «Законы у нас запутаны; о том сумнения нет. Сию неудобность мы имеем вообще со всею Европою; но пред ней имеем мы выгоду ту, что ее величе­ством созвана вся нация для составления нового проекта узаконе-

²¹ Там же.

²² Там же. С. 41.

²³ Там же. С. 49—50.

²⁴ Там же.

14 Заказ № 379 209.

нии; следовательно, питаемся надеждою о поправлении тогда, когда Европа вся не видит конца конфузии». Пока «новые законы поспеют, будем жить, как отцы наши жили». Если еще учесть, что «справедливостью распутывать можно и весьма запутанные, да и самые противоречащие законы», то можно смело сделать вы­вод — «неправосудие не в самих законах»²⁵. Что касается судей, то какая-то доля вины лежит на них: «Судии у нас, как и везде, всякие», образования и знаний у них не хватает, но и в Европе, «наипаче во Франции», судейские места покупают, «у кого есть деньги, тот и судья, хотя бы он никакого знания не имел». Врож­денной справедливости в каждом судье искать бессмысленно, сле­довательно, «жалоба на неправосудие отчасти падает на судей и на нравы»²⁶. Решающим оказывается третий пункт: если бы каждый человек был справедлив и не поддавался дурным страстям, то никакого неправосудия не было бы. Рассуждения императрицы заканчиваются призывом: «Любезные сограждане! перестанем быть злыми, не будем иметь причины жаловаться на неправосудие» ²⁷.

Раздражение Екатерины против Новикова не снизило его кри­тической активности. Он постоянно переходил в наступление, обвиняя «Всякую всячину» в нетерпимости, предвзятости и тира­нии, упорно отрицал правомерность такой критики, которой до­зволяется лишь упомянуть «вообще порок, да и то изредка и слег­ка»²⁸. Екатерина решила положить конец полемике. Перейдя к прямым угрозам, она определяет состояние Новикова как «род горячки», многозначительно добавляя, «которая в прежние време­на была смертоносна». Екатерина закрыла свой журнал, Новиков вынужден был прекратить издание «Трутня», но вскоре появился его новый журнал «Живописец».

Не вызывала сомнений и антидворянская направленность пьес Д. И. Фонвизина. В знакомой всем со школьной скамьи комедии «Недоросль» герои — провинциальные поместные дворяне — по­лучили выразительные нарицательные имена Скотининых и Про-стаковых. Им принадлежит истолкование вольностей дворянских как права абсолютного произвола по отношению к крепостному крестьянству. Положительный персонаж Стародум является гла­шатаем иных воззрений: «Угнетать рабством себе подобных без­законно» ²⁹.

Позиция Стародума подрывала положение дворянства, гос­подствующего класса феодального общества. Только сохранение и даже усиление крепостного права могло отсрочить его гибель. Что могло противопоставить буржуазному стилю дворянство с его «системой жить», по словам И. А. Крылова, «поджав руки»

г? Там же. С. 51.

210

Журналы Крылова «Почта духов», «Зритель», «Санкт-Петер­бургский Меркурий» в 80—90-е годы продолжали традиции Нови-ковских сатирических журналов 60—70-х годов, разоблачая со­циальные идеалы дворянства. В статье «Мысли философа» паро­дировались «прекрасные начала» сословных представлений: «С са­мого начала, как станешь себя помнить, затверди, что ты благородный человек, что ты дворянин и, следовательно, что ты родился только поедать тот хлеб, который посеют твои кресть­яне, — словом, вообрази, что ты счастливый трутень, у коего не обгрызают крыльев, и что деды твои только для того думали, чтобы доставить твоей голове право ничего не думать» ^3|. «По­хвальная речь в память моему дедушке» рисовала облик при­мерного дворянина, который показал, «как должно проживать в неделю благородному человеку то, что две тысячи подвластных ему простолюдинов вырабатывают в год; он знаменитые подавал примеры, как эти две тысячи человек можно пересечь в год раза два-три с пользою» ³².

Чаще всего путь к знатности и богатству — это ложь, бес­честие, жестокость, невежество. Честных людей «гораздо бо­лее. . . можно найти в простых людях, не прилепленных ни к при­дворной, ни к статской, ни к военной службам»³³. В письме Силь­фа Дальновида к волшебнику Маликульмульку из «Почты духов» понятие «благородное дворянство» рассматривается как предрас­судок и химера. Многие знаменитые писатели, по словам Дально­вида, «вооружались против сильных предрассудков в пользу бла­городного дворянства». Он всемерно сочувствует «всем ученым в делаемых ими жестоких возражениях против дворянства»³⁴. К сожалению, ученые не входят в «обстоятельное исследование дворян» и условий их существования, во-первых, потому что по своему положению они не имеют доступа в большой свет и, следо­вательно, не знают досконально, что там происходит; во-вторых, ученые заняты своими делами, считая их более важными для человечества. С последним обстоятельством Дальновид не со­гласен: «Научить ненавидеть порок, рассматривая всю его гнус­ность» 35 — занятие почтенное для ученых и полезное для об­щества.

Провиденциалистские аргументы в пользу дворянских при­вилегий во второй половине XVIII в. благодаря упадку религи­озности утратили свою былую силу. Борьба с ними имела су­щественное значение в первые десятилетия века. Просветители