Валерий житников праздник пьеса в 4-х действиях ббк ж-74
жүктеу/скачать 0.62 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Анна Ивановна
- Анна Ивановна.
- 1-й карлик.
- 1-й шут.
- 3-й шут.
- 5-й шут.
- Кухарка Матрёна.
- Анна Леопольдовна.
Действие второе Москва. Измайловский лес. 1731 г. Осень. Эрнст Иоганн Бирон в расшитом золотом камзоле лежит в грязной глубокой луже. Его сбросила лошадь, на которой он катался по лесу. Невдалеке по лесной дороге каталась в карете по лесу и Анна Ивановна. Она услышала стоны и крики упавшего с лошади Бирона. Бирон. Проклятье, Чёртова лашадь! Она сбросила меня, как куклу! Где она? Ускакала. Анна! Анна-а-а! Вот, проклятье! Это знамение! Проклятая Москва! Проклятый город! Как я не хотел сюда ехать! Проклятый лес! Проклятая лошадь! Куда ты ускакала? (Пытается подняться, но не может. Видимо, ударился очень сильно). Анна Ивановна (выходит из-за кустов, видит лежашего Бирона). О, боже! Бироша! Лапушка! Яганчик! Что с тобой? Что случилось? Как это случилось? А где лошадь? Бирон (отползает из грязной лужи на более сухое место. Весь его шикарный камзол в грязи). Проклятие, Анна! Это проклятие! Виданное ли дело – я – любитель и любимец лошадей – упал с лошади! Но ведь я не упал с лошади, Анна! Лошадь скинула меня в эту грязную яму и ускакала… Это знамение! Я тебе говорил, Анна, что нужно быстрее уезжать из этой Москвы! Это проклятый город! Какая это столица? Это разбойничье гнездо! Ещё на этой неделе, когда мы чуть не погибли в яме на дороге… В каретах мы упали в яму на дороге! Тебе этого было мало? Кто вырыл нам эту яму на дороге, я тебя спрашиваю, Анна? Ведь это всё не случайно! Кто вырыл яму на дороге размером в две кареты?! Когда они успели? Они ведь знали, что мы по этой дороге вечером или ночью возвращаемся во дворец! Это омерзительно! Ведь это чистый случай, что мы ехали в карете вслед за каретой Ушакова и упали в яму на его карету. А если бы ехали, как всегда, первыми, и карета Ушакова упала бы на нас? Мы бы уже сегодня не катались в лесу! Анна Ивановна. Это я сказала Ушакову, чтобы он ехал впереди нас… Бирон. Это нас спасло. Ты провидица, Аннушка! Анна Ивановна. Жаль, конечно, карету и людей Ушакова. Они все очень покалечились. Удивительно, что сам Ушаков остался чудом цел. (Помогает Бирону подняться и сесть хотя бы на ближайший пенёк). Бирон. Я тебе тогда же сказал: «Анна, уезжаем! Здесь делать болше нечего! Пусть эта Москва будет столицей без нас!» Это же был сигнал! Знамение! Эта поганая Москва нас не любит! Меня уж точно! Ты меня тогда не послушалась – и вот видишь – опять, опять лошадь! Скинула меня в лесу! А я ведь потомственный конюх. Меня все лошади на этой земле знают за своего! И вот!.. Я говорю тебе опять и ещё раз: «Анна, уезжаем отсюда! Уезжаем немедленно! Уезжаем из этой проклятой Москвы!» Анна Ивановна (устраивается рядом на упавшем дереве). Хорошо, Яганчик, хорошо! Посиди, отдохни, только не нервничай! (Анна пытается платком и шарфом вытереть грязь с лица Бирона, с его рук, с камзола). Мы уедем, уедем отсюда… Уедем в Петербург… Перенесём туда столицу… Мы же не можем править державой из провинции… Построим там дворец… на Неве… Уедем… Но не сейчас… После Нового года… Мы отпразднуем зимний Новый год и уедем. По зимней дороге! На санях! Сейчас нельзя, Бирончик: везде грязь, вся дорога в ямах, в грязи, идут дожди, дорога в Питер ужасная! Мы поедем зимой! На санях! С печкой! С блинами! С икрой! Ты только не волнуйся! Бирон. Кто вырыл яму в две кареты? И всадники чёртовы ехали по сторонам и сзади! А кто сегодня дал мне эту лошадь? Это всё неспроста, Анна! Кто нас так люто ненавидит? Кто? Анна Ивановна. Ушаков всех найдёт! Я думаю, это всё – Долгорукие. Конечно, не сами, у них челяди достаточно. Они мстят нам. За то, что выслали их из Москвы,.. что конфисковали всё их имущество,.. имения,..сокровища, золото, серебро, посуду, деньги… Бирон. Их всех надо уничтожить! Их надо не ссылать, а вешать, четвертовать, колесовать… Что ты их жалеешь? Своего любовника, Ваську Долгорукова жалеешь? Они придумают нам ещё какую-нибудь яму. Их всех надо уничтожить, ты слышишь, Анна? Анна Ивановна. Конечно, Бирошенька! Уничтожить! Всех уничтожим! Не сразу. У них в народе много сторонников. Пусть Ушаков найдёт всех виновных! Бирон. Эти виновные уже скачут где-нибудь по Польше или уплывают в Данию. Никогда он их не найдёт. Они же не идиоты, чтобы после этого покушения в Москве оставаться. А где твоя карета? Анна Ивановна. Здесь, недалеко, Бирошенька! Не волнуйся, сейчас потихоньку пойдём, сядем в карету и поедем во дворец, на остров. Бирон. Чёртов этот остров! И этот дворец чёртов! И всё ваше чёртово Измайлово! Богадельня Петра Первого! С его чёртовым этим ботиком – бабушкой русского флота! Анна Ивановна. Здесь, Яганчик, в Измайлово, прошло всё моё детство! Я здесь каждый кустик, каждую тропиночку помню… Сейчас пойдём, Лапушка!.. Мы их всех накажем… Всех… Дай только срок… (Она обнимает Бирона, впивается ему в губы поцелуем, и… занавес закрывается). Действие третье С-Петербург. Лето 1736 г. Зимний дворец, построенный на берегу Невы для Анны Ивановны. Вдоль стен зала стоят и лежат на столах у окон заряженные ружья, стоят вазы с фруктами, духи и одеколоны для запаха. За стеной слышны выстрелы из ружья – это Анна Ивановна переходит из зала в зал и стреляет из ружья прямо из окон дворца птиц или живность, которая бегает по двору. На сцену выбегают карлики, карлицы, дети с криками: «Мы стреляем, мы стреляем! Мы охотимся чуток!» Они открывают окна в зале и кричат; «Мы зверушек убиваем, мы охоту начинаем, бьём без промаха разок птичек, белочек в глазок». В зале появляются Анна Ивановна (ей 43 года) с племянницей Анной Леопольдовной (ей 18 лет) и сыном Карлом (ему 7 лет). Вслед за ними выбегают шуты, прыгая друг через друга. 1-й шут. Я по Москве здесь так скучаю: Во сне всё вижу Кремль и речку, То храмы, церкви вспоминаю, Особенно – народ сердечный. Мы в Петербурге год четвёртый, А я привыкнуть не могу: То наводненье – дерзость чёрта, То ветер принесёт пургу! И глянцем полирует лёд, А то плавучие корыта За деньги возят здесь народ. Анна Ивановна. Кончай тоску на душу капать! Москва мне тоже дорога. Здесь нам близки Европа, Запад, Его коварные рога. Ещё раз ты меня расстроишь Воспоминаньями Москвы – Беду на голову нароешь.. Меня ты лучше весели! (Анне Леопольдовне). А мы стрелять щас будем зверя – Врага учиться убивать. (Шуту). Ты должен лишь в царицу верить, А не Москву ей навевать. Лучше возьми духов флакон И брызгай в воздух запах роз, А то опять к нам с Мойки вонь Прёт во дворец из всех окон Так, что доводит всех до слёз. (Берёт со стола заряженное ружьё и протягивает его Анне Леопольдовне). Моя любимая Анютка, Племянница и дочь моя, Уметь стрелять – это не шутка, Это суровость бытия. Возьми кого-нибудь на мушку, Прицелься и спусти курок. И от души убей зверушку – Всем ближним преподай урок! (Анна Леопольдовна берёт ружьё, пытается целиться в кого-то в открытое окно. Стреляет). 1-й карлик. Мимо, мимо, мимо! 2-й карлик. Зверёк красив на диво! И медведь, и зайчик, и пёстрый попугайчик! Анна Ивановна. Ах, милая моя Анюта, Держать оружье надо крепко. Нас всюду окружают шуты. Стрелять зверей нам надо метко! (Берёт другое заряженное ружьё, целится в кого-то за окном. Стреляет).
Чтобы упасть скорей в корыто… 2-й шут. Мимо дворца орёл летал… И долетался – в суп попал! Анна Ивановна (берёт другое ружьё, стреляет в окно). Того, кто точно в цель стреляет, И дворня в страхе уважает.
Её съест любимый шут. 4-й шут (напевая). Меня, как чайку, сейчас убьют И песню грустную споют. Анна Ивановна (берёт следующее ружьё. Стреляет). Убивай их, как врагов, – Не услышишь звон оков!
Эта смерть – её каприз! Анна Леопольдовна. А как же Пьетра Мира В шутах здесь оказался? Анна Ивановна. Теперь он мой Педрилло! Он сам так обозвался! Решил, что будет мне шутом служить, Чем слишком музыку любить: И денег больше, И счастье дольше! Не обращай на них вниманья. Шуты – все жалкие созданья! Моя голубушка Анюта, Учись, пока я есть, стрелять, И птиц, и зверя убивать, Чтобы не стать добычей шута! Рука должна железной быть, И будут все тебе служить! Анна Леопольдовна. Зверей, животных чтоб убить, Надо безжалостной к ним быть. За них я буду лишь страдать. Я не могу их убивать. И кровь мне видеть тяжело: Убийство зверя – не моё! Анна Ивановна. В кого ты нежная такая? Отец твой – хищный ярый волк, И мать твоя – не ангел рая – В руке железной знала толк. Ты помнишь, повар мой любимый На старом масле что-то сжарил. Потом висел в окне, родимый, Обвив верёвкой свою харю. Ему пред смертью я сказала, Что лучше бы его не знала! (Сыну Карлу) Карлуша, милый, дорогой! Нельзя бить карликов ногой. Пойдите в садик, поиграйте И говорить нам не мешайте! (Карл, шуты и карлики уходят из зала дворца, играя и прыгая). Кухарка Матрёна. (входит босиком в грязном переднике) Царица-матушка, скажи, Готовить нынче осетрину? И подавать ли вновь икру? Анна Ивановна. Меня ты очень ублажишь, Если её в рассольчик кинешь, А после на пару сваришь И в соус чёрный опрокинешь. Любую, знаешь ли, икру Я деревянной ложкой жру. Бирону ж сколько раз толкую, Икрой, что можно, фарширую. Ты стол икрою украшай И всех цветов её давай! Юродивый Василий (вползает по полу в дверь). Я, мать-царица, берег раскопал И финский обруч из земли достал. Он в камнях весь и будто золотой (Протягивает Анне Ивановне обруч). Возьми, тебе он принесёт покой! Анна Ивановна. Спасибо, мой Василий дорогой! Матрёна, Ваську забери с собой И накорми и уткой, и икрой, И выпить дай ему настой! (Матрёна и Василий уходят. Анна Ивановна продолжает прерванный разговор с Анной Леопольдовной). Послушай, Анна, я старею, А вдруг однажды заболею. Здоровья пьянки не дают, А от обжорства всем каюк. Мы столько праздников имеем, От них, болея, околеем: То Новый год, то Старый год, То масленица к нам придёт, То мы корабль обмываем, То день рождения справляем. И так все годы – без конца. Уж столько выпито винца И съедено деликатесов, Что нет других уж интересов, Как только праздновать и пить, И в праздник голову сложить. А смерть когда ко мне придёт, Тебе народ наш присягнёт, И будешь ты тогда царицей – Российской Императрицей. О том указ я написала, О чём придворным всем сказала. Да и тебе должна сказать И знанья кой-какие дать, Чтоб ты могла при царской власти Любые покорять напасти.
Ведь ничего я не умею… Анна Ивановна. Во власти главное – не ныть И поберечь от петли шею! Кого-то нужно вдруг простить И показать себя как фею. Тебе пора уже читать Не про любовь и про амуры, А то, как нужно воевать, И как в Сибири добывать Меха ценнейшие и шкуры, И как железо добывать, Потом как пушки отливать, Как надо правильно стрелять, Узнать, какие где культуры: Кто как во Франции живёт, Что в Англии народ жуёт, Какой где был переворот И что России он несёт. Ну, и всегда полезно знать, Чтобы на картах не гадать, Кто, как вокруг народ живёт И урожай какой грядёт, Кто сколько золота даёт, Какой в финансах оборот…
Чтобы Россией управлять? Анна Ивановна. Меня ты, Анна, не смеши И делать вывод не спеши. Знай, что Романовы-цари Читать, писать не научались И, не читая буквари, Недолго жили: все спивались! Но грамотные слуги были, Пришедшие из разных стран. Они политику творили, Как Миних или Остерман. Анна Леопольдовна. Я не пойму, откуда взялись Эти Романовы в Руси? И как на троне оказались? И кто туда их допустил? Анна Ивановна. Бояре разные собрались, Чтоб выбрать нового царя, Но тут казаки вдруг ворвались, Боярам с матом говоря: – Вы за Романова все Мишу Проголосуете сейчас! А кто не станет – мы вас спишем, Изрубим на кусочки враз! Демократично и без лени, «Свободно» выборы прошли: Все подписали бюллетени И лишь потом домой пошли! А этот Мишенька Романов Не мог читать, писать, считать! Вот так мы этих всех баранов Сто лет терпели, словно тать. Анна Леопольдовна. Но Вы мне, тётенька, скажите, За что Пётра зовут Великим? За что? Ну, Вы мне разъясните, Его назвать лишь можно диким! Построил город на болоте. Здесь каждый год почти потоп! Он думал о военном флоте, Но сгнил его военный флот! Никто не плавает по морю – Ведь нет торговых кораблей. Он для России был как горе, Оставив миллионы пней. Тот вырубленный лес за годы, Если Европе бы продать, То все российские народы Имели в жизни благодать: Могли б купить у турков море, У шведов море покупать. Страну он создал – вор-на-воре, Где можно только воровать! Великий был он лишь развратник И жил с Лефортом как с женой, А Меньшиков – такой же ратник – Совокуплялся с ним порой! Не знаю, как здесь можно жить? Как эту родину любить? Любить такое государство, Где правят только жуть и гадство?! Как только мать моя скончалась И я как сирота осталась, Я стала думать: «Может быть, К отцу вернуться и с ним жить?» Конечно, папа мой суровый, Но всё ж родной мне человек! Я, всё ж немецкая навек! А православие мне чуждо: Я с лютеранством больше дружна. Анна Ивановна. Ну, я скажу, ты начиталась! И, знать, мне вовремя попалась. Видать, уже ты столько знаешь, Что кое-что уж понимаешь. Анна Леопольдовна. В библиотеке Феофана Стоят на полках к ряду ряд Томов тыщ тридцать – словно манна – Из стран различных – это клад! Анна Ивановна. Я думала, что ты лишь сказки Читаешь или про любовь. И что во сне ты видишь ласки И принцев на коне из снов. Но раз ты так уж повзрослела, То я скажу тебе для дела: Во-первых, ты не одинока, С тобою вечно буду я. Ты – моя дочь! По воле рока С тобою мы – одна семья! Ты видишь, я хочу оставить Тебе и трон, и власть, и царство. (Говорит потише). Ты знай, что Софья поженила Прасковью-мать с царём Иваном И нам судьбу тогда решила – И стали царственным мы саном. Но царь Иван был идиотом, Он даже импотентом был. И никаких детей не мог он Заделать: не было тех сил. А моя матушка Прасковья Влюбилась в спальника его И трёх сестричек для здоровья Она родила от него. А наш отец – Юшков Василий, Здоровый малый и атлет. Видать, в него такой я силы! Иль кто другой мне шлёт привет?!
И я скажу Вам тет-а-тет: Есть в Петербурге одна ценность: Хочу я в университет! Преподаватели там немцы. Я всё пойму из ихних лекций! Мы как какие-то туземцы: К образованью бьётся сердце! Анна Ивановна. Скажу тебе я осторожно, Что этого не может быть: В России девице не можно Себя наукам посвятить. За всю историю России Лишь Софья грамотной была, Но этого ей не простила Петра бандитская хива. И до сих пор у нас девица Нигде не может поучиться! Ну, если только в монастырь – Читать научат там псалтырь! Коль дева царственных кровей, В дворце учитель будет с ней! Учитель должен личным быть, Чтобы принцессу поучить! Анна Леопольдовна. Я поняла и эту сложность: Порыв души – неосторожность! Вы расскажите мне тогда Ещё что-либо про Петра. Меня он очень занимает.
Что сердце щемит и сжимает, Как Пётр сам не мог забыть, Что Глебов смог его на спину положить, Борясь с ним в детстве и играя, И бывшая жена Петра Влюбилась в Глебова тогда, Когда вдруг очутилась в ссылке. А Пётр узнал о страсти пылкой, И Стёпу Глебова он посадил на кол. На Красной площади он это произвёл. Он шубою накрыл в мороз Степана – Добавил радости своей он роже пьяной! А Стёпа Глебов очень гордо Петру вдруг плюнул прямо в морду!
И палачом великим был! Войной со Швецией и Портой Он всю Россию разорил. Казнил людей своей рукою! Вокруг него был стон и плач, Безумному подобен вою. Россией правил зверь-палач! В тюрьме б сидеть ему на цепи, Лишь кандалами в мир звеня, Или тащиться где-то в степи, Привязанным к хвосту коня! Анна Ивановна. А твою мать – мою сестру – У мужа Карла на глазах Как-то однажды поутру Пётр изнасиловал в кустах. Анна Лепольдовна. Теперь я понимаю, почему Отец мой Карл Петра так ненавидел И мою мать, свою жену С собою рядом уж не видел. Анна Ивановна. Я тебе так скажу, родная, Когда Великий Пётр издох, Россия вся, как оживая, Сибирь – от края и до края, И вся Европа небольшая От радости впадали в шок! И смерть его, как воскресенье, Или как чудное мгновенье, Несла надежду и спасенье, Которые послал всем Бог! Все праздновали, кто как мог! И как возможно допустить Елизавету-шлюху к трону? Её нам надо удалить Иль ещё лучше – удавить, А можно просто поженить – Отдать какому-нибудь дону – В Испанию отправить жить! Анна Леопольдовна. Мне с нею в битву не вступить. Она с кем хочет может жить. Её солдаты очень любят, Да и гвардейцы приголюбят! И к ней Ваш «Лапушка-Яганчик», Как милый и пушистый зайчик Вниманье очень проявляет И за Петра отдать желает, Чтоб сын Ваш с троном подружился И с Лизаветой обручился. Анна Ивановна. С ума сошёл Яганчик мой! Лет на пятнадцать Лизка старше сына! Да он, любимый мой, родной, Не смог бы с нею жить, детина! Анна Леопольдовна. А мне Петра он предлагает, Соединиться с ним судьбой. А для Антона он желает Гедвиге сделаться женой. Но я скажу Вам откровенно: Петра мне молодость не ценна. Хоть на шесть лет меня он младше, Но он уже, как ангел падший! И я уж лучше удавлюсь, Чем с ним когда-то обручусь! Анна Ивановна. Ну, за кого тебя мне выдать, Чтоб жениха нам не обидеть? Австрийский принц – жених Антон Не так хорош со всех сторон, Как бы хотелось нам с тобой. Он весь какой-то не такой! С ним очень трудно стать женой. И что мне делать, я не знаю. В австрийский дом не отпускаю! Ну, подождём годок-другой, Пока он занят так войной! Мне Миних пишет очень часто, Что он воюет очень страстно!
В него влюбилась я душой. Его как будто оторвали, Ведь он уж был мне, как родной. В меня был тоже он влюблён. Ну, пусть, не как Антон, он знатен, Но мною всё же был пленён!
С этим посланником гуляя? Он стар уже – ему за тридцать, На нём никак нельзя жениться! Он и кровей не королевских И в нём привычек много мерзких! К тому ж отъявленный он бабник И, думаю, большой похабник! Анна Леопольдовна. А кто не бабник? Ваш Бирон? Он с Шепелёвой загулялся: В театр, в рощу с ней являлся, В шикарных бричках с ней катался. Он ею страшно увлечён! Это для Вас не страшный сон? Анна Ивановна. Согласна, Аннушка, согласна! Что делать, я уже стара! В нём кровь играет очень часто И кобелиная игра. Да он и с Лизкою играет, Чем меня очень раздражает! А я её так ненавижу – Её глаза и волос рыжий! Анна Леопольдовна. Прошу, верните мне Линара! Анна Ивановна. Нет, нет! И даже не проси! Сей фрукт тебе совсем не пара! В душе его ты не носи!
Скажи, как жить мне без тебя? Линар. (Ему 34-е года. Видением является Анне Леопольдовне). Моя любимая подруга, Моя царица, жизнь моя, Ты моя кровь, моя супруга, Ты мне дороже бытия! Ещё, быть может, к нам везенье Придёт, как ангел, во спасенье!
Я убегу к нему по морю! Анна Ивановна. Об этом быть не может речи! Ты жизнь свою лишь искалечишь! Линар – не королевской крови. И пусть тебе он всех милей, Но, видно, к Ульриху Антону, Как к принцу царственных кровей, Идти тебе придётся в жёны, Плодить нам царственных детей! Ведь за него большие взятки Отдал сосед наш – Карл Шестой, Не можем с ним играть мы в прятки И всей австрийскою четой! Ты знай, что взятки в нашем мире Сильнее жизни и любви. Ими играют, как на лире, Послы, министры и цари! Анна Леопольдовна. Я от тоски умру с Антоном! И что мне трон, корона, власть? Моя вся жизнь с ним будет стоном И думой: «Как бы не пропасть!» Мечтать я буду о Линаре… А делать с Ульрихом детей И жить в чудовищном кошмаре – Такая ли судьба царей? Анна Ивановна. Судьба царей – лишь фарты в картах! Судьбе без взяток – никуда! Берёт не бедный, а богатый, К богатству взятка – как судьба! Чтоб Пётр-мальчик сел на троне, Австрийцы Меньшикову дали Своей земли большой кусок! Екатерине – в том же тоне – Тыщёнок сорок передали, Сказав, что дружба – ихний Бог! И, вопреки своим желаньям, Был продиктован манифест. В нём Пётр-мальчик стал желанным! А подписала этот текст Та, что себе ждала тот крест – Дочь Катерины – Лизавета! Стал сватать Меньшиков всё лето Свою дочурку за царя… А дальше знаешь: к полудурку Пришла Сибирь, конец и мгла! Страшней какие уж печали? И взятки землями пропали, И испарились деньги вмиг, И быстро все поумирали… И к взяткам их позыв нам дик! Но брали же они не вдруг, И новых взяток виден круг! жүктеу/скачать 0.62 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|