Валерий Всеволодович

Но сакрализации труда оказалось недостаточно. В условиях "хлебонеродных" северных земель и сезонности промыслов староверы были вынуждены использовать то, что предлагалось социально- экономическим развитием, и преодолеть не только традиционалистское отношение к труду как тяжелому следствию греха¹²⁴, но и неприятие совершенно "нечистого" - купецкого дела, чему в принципе благоприятствовала русская социокультурная ситуация XVII столетия. Чтобы стабилизировать положение общины, киновиарх Выга Андрей Денисов в Киеве и других районах "нача из добрых людей, на торг и с половины денег просити... он же своих людей избрав и начат посылати в низовые городи хлеба покупати и в Санкт-Питербурх ставити... и от того бывше велие помощь и пособие братству"¹²⁵. Выговцы начали торговлю поволжским хлебом и в других областях, привлекая к этому единоверцев из различных регионов, прежде всего Поволжья. Община была спасена, появилась материальная база для ее развития и распространения "истинного благочестия", консолидации веры.

Духовными руководителями старообрядцев было признано: "купля- продажа полза душевная", но с условием, что результаты предпринимательства обращались на пользу "верным" и вере¹²⁶. Главы общежительств, причисляя торговлю и предпринимательство в целом к "богоугодному труду", связывали эти занятия с духовными целями общины, т.е. со спасением, но в то же время и с материальными нуждами общежительства как очага веры. Даже тогда, когда труд в целом и предпринимательский труд, в частности, являлся индивидуальным, он должен был служить "братии". И только в этом случае деловая практика имела божественную санкцию. Андрей Денисов наказывал в своем духовном завещании хранителям благочестия всех рангов, "имея о спасении душ своих попечение неусыпно", работать с усердием и пребывать постоянно именно "в братских трудах"¹²⁷.

В протестантизме табу стяжательного предпринимательства было также снято, но на иной конфессиональной основе. Здесь на традиции священной собственности римского права наложилась возможность найти твердый критерий богоизбранности. Результат исполнения профессионального призвания, если таковым являлась организационно- хозяйственная деятельность, мог выразиться лишь в собственности и деньгах. Они и стали таким критерием, дававшим уверенность в принадлежности к тем, кто по предопределению Божьему спасется. Но собственность при этом, несмотря на ее формально-юридическую природу, не могла использоваться нерационально, не во благо делу или обществу, служение которому признавалось формой служения Господу¹²⁸. Не имеющие успеха в делах, и соответственно денег и собственности, т.е. бедняки, очевидно отвержены Богом и не несут на себе его благодати. В то же время, поскольку прибыль оказывалась итогом деятельности в предпринимательстве святого духа, ее реальным обладателем мог считаться лишь сам Бог. Формальному собственнику оставались только права управляющего. Богатство могло вызывать сомнения лишь как повод для бездействия и самоуспокоения, недопустимо было наслаждение богатством, но это лишь подстегивало в интенсификации профессиональной, в том числе хозяйственной деятельности.

Такими же "Божьими доверенными по управлению собственностью" считали себя старообрядцы¹²⁹. Староверам было присуще осознание высокой роли личности "хозяина", который является не собственником, но ответственным за свое богатство, свою судьбу, судьбы других людей перед собой, Богом и обществом¹³⁰. Вступая в
С. 31
общину верующих, они "отдавали Христу свое имущество"¹³¹. "Общество" имело право на прибыль от частных предприятий своих членов, которая и составляла основную часть доходов общины. Деньги (сотворенные Богом, а не дьяволом) должны были использоваться прежде всего для поддержания и укрепления "истинной веры" и ее "исповедников", но при этом являлись лишь вспомогательным средством, не представляя собственной духовной ценности (в отличие от протестантизма), ведь "на страшный суд никто не понесет книги, серебро, но добрую славу и правую веру"¹³². И. И. Синицын, выявлявший "раскольников" в Ярославской губ., докладывал о характере огромных "капиталов и средств промышленности", находившихся в распоряжении старообрядцев: "...Владельцы их не более как экономы, кассиры, действующие только как бы на правах безотчетных прикащиков: их капитал... есть собственность веры и общины"¹³³. Товарищ министра внутренних дел П. И. Липранди, отвечавший в министерстве за борьбу со старообрядчеством, на основании многих отчетов своих подчиненных сделал вывод о том, что капитал старообрядческих общин представляет собой "как бы учреждение капитализма и социализма"¹³⁴.

Но в главном старообрядчество и протестантизм расходились коренным образом. Анализ М. Вебера построен на аргументации сопряженности экономического рационализма и рационализма религиозного. Лейтмотивом концепции немецкого социолога является мысль о том, что "постоянное религиозное использование капитала для получения прибыли... было связано с рациональной общинной религиозностью"¹³⁵. Действительно, рациональная аскеза западноевропейского средневековья уже тогда превращалась постепенно в "систематически разработанный метод рационального жизненного поведения". Необходимость постоянного контроля над своим избранничеством привела протестантов к методизму в этике и быту. Рациональная методическая нравственность (постоянный контроль, ежечасная проверка своей индивидуальной социальной, в том числе хозяйственной, практики религиозной совестью - гласом Божьим ) с целью подтверждения своего избранничества сыграла огромную роль в рационализации преобразовательной "посюсторонней" жизни и развития предпринимательской деятельности западной цивилизации.

Старообрядчество и православие в целом представляют собой религиозно-мистическую конфессию, которой не свойственно рациональное богословие и исповедание. Массовое праведничество богоизбранных, возведенное в систему, невозможно для православных. Связанное с этим уклонение в абсолютное порождало дуализм религиозного мышления (святость или греховность), да и общественного менталитета в целом. Духовная пассивность соседствовала со стремлением к немедленному осуществлению благодати¹³⁶. В старообрядчестве верность преданию, возведенная в принципы, и в то же время осознание серьезной угрозы духовному наследию в сочетании с эсхатологизмом, привели к снятию дуализма и к переходу к активной деятельности, целью которой являлась непосредственная подготовка к концу уже начавшего разрушаться мира.

В связи с отсутствием формально-рационального начала старообрядчество оставалось традиционным конфессиональным типом, но старообрядческое предпринимательство развивалось, как показывает их хозяйственная практика¹³⁷, на основе организационно- экономического рационализма. В староверии он в значительной степени вырабатывался самим делом. Зародыши идей рационального хозяйствования, складывавшегося в ходе социально-экономического развития российской цивилизации, имелись уже в "Домострое", связывавшем мистику спасения с рациональностью экономической повседневности. В старообрядчестве процесс облегчался экстремальными условиями гонений, укреплением жизненно необходимой дисциплины и самоорганизации, порождавшей некоторый поведенческий методизм отнюдь не этического характера.

Кроме того, хотя в старообрядчестве хозяйственный рационализм не вырастал непосредственно из религиозной этики, на его возрастание косвенно влияли и конфессиональные факторы.
С. 32
Старая вера, сохраняя "трезвенную мистику"¹³⁸ православия, основывалась на мистицизме без созерцательности. Ценностные приоритеты религиозных мистиков-староверов сделали их открытыми к восприятию логики хозяйствования. Проблема же гарантий личного спасения, расслабляющая опасность неуверенности в послежизненных результатах деятельности снималась реализацией сохранявшегося дуализма веры и дела¹³⁹.

Место западноевропейского рационального религиозно-этического методизма заняла духовная концепция дела¹⁴⁰, сложившаяся к началу XIX в. на основе развития трудовой этики и принципа личной ответственности. Концепция стала стержнем староверческой предпринимательской этики. Дело, как и в Западной Европе, стало для предпринимателей самоценным. Оно представляло собой самостоятельную этическую цель, но с отличиями от протестантизма в форме, степени и мотивации.

Старообрядец не мог быть уверен в спасении (в православии такая уверенность бессмысленна), но мог делом заслужить его. Самоотверженно трудясь в организации промышленного или торгового дела, он осуществлял подготовку личного душеспасения. В этом смысле старообрядцы не вышли за рамки православной традиции, предполагавшей ущербность труда «не о Господе»¹⁴¹ . Ревность в "труде благом" на предпринимательском поприще объяснялась тем, что само дело представляло собой исполнение христианского долга перед Богом и людьми, и потому имело душеспасительный характер. Успех, эффективность дела не имела самостоятельной этической ценности, они зависели лично от хозяина-организатора и обладали смыслом, лишь когда результаты использовались в служении Богу и церкви как сообществу христиан, не только сохранению, но "возрастанию веры". Право распоряжения результатами предпринимательства не просто ограничивалось религиозной этикой. Передача средств религиозной общине и обществу являлась главной нравственной целью предпринимательства. Именно в деле, одновременно земном и духовном, лежали истоки "внутренней" и "внешней" благотворительности староверов. Умелый, прилежный организатор, несущий обязанности перед Богом и обществом, ответственный за свое дело и веру, делал больше других "славы Божией ради" и был ближе к спасению¹⁴².

Концепция дела была настолько важна для староверов, что в конце XIX в. получила свое "оформление" в работах и проповедях выдающихся начетчиков. Один из самых влиятельных старообрядческих архиереев епископ Арсений Уральский, в 1898 г. местоблюститель московского престола указывал, что спасение души зависит от благочестия, исполняемого каждым "противу его состояния" и никто не будет осужден "за то, на свершение чего он не имел силы и возможностей". Соответственно, у каждого есть свое душеспасительное дело "по его возможностям", в том числе для "начальника" (судить по правде), "богатого" (миловать нищих) и т.д.¹⁴³ В наиболее концентрированном виде концепцию изложил популярнейший в начале XX в. епископ Михаил (Семенов), подчеркивавший в своих проповедях, что спасающийся возглашает "Иду на Труд Твой, Господи!" и осуществляет подвижнический путь в своем "святом деле". "Поле и торговля не тенета для души... каждая профессия может быть святым "постом", святым делом, нужно только спасаться от тенет, отыскивая в каждом деле те его стороны, какими можно послужить Богу". "Школой святости" могло быть и предпринимательство. Ссылаясь на авторитет Иоанна Златоуста, Семенов утверждал, что иные святые прославились нищетой, иные богатством. "Главное в деле спасения - "делать для Бога свое дело"", - такова квинтэссенция староверческой духовной концепции дела¹⁴⁴.

В результате и в старообрядчестве, и в протестантизме наметилась замена традиционалистского стремления к сохранению достигнутого (в социально-религиозном, хозяйственном, историческом аспекте в целом) постановкой задачи интенсивного развития (в старообрядчестве - под флагом "возрастания веры"), осознанием необходимости деятельного развития. Обе конфессиональные общности осуществляли
С. 33
хозяйственную модернизацию, реализуя свои пути модернизации цивилизационной. Староверие в этом смысле опровергает выводы Вебера о необходимости религиозного рационализма, не снижая значения проведенного им анализа, предполагая необходимость продолжить его на новом уровне¹⁴⁵.

Проведенное исследование подтверждает мысль А. И. Клибанова о том, что хозяйственная культура староверов "явилась альтернативой хозяйственной организации "официального общества""¹⁴⁶. Более того, по отношению к государственной модернизации, начатой Алексеем Михайловичем и Петром I, старообрядчество представляло собой реализацию параллельной и альтернативной национальной нонэтатистской модернизации, настолько реальной, насколько реальная была текстильная промышленность Центра России и некоторые другие отрасли народного хозяйства, индустриальные империи Морозовых и Рябушинских, значительная часть московского купечества и другие явления российской социальной и хозяйственной жизни¹⁴⁷. Нуждается в особом изучении вопрос о взаимодействии двух российских путей цивилизационного развития, но не вызывает сомнения, что именно староверие продолжало традиции русской цивилизации, преобразуя их в соответствии с эпохой, и потому обладало значительной исторической жизнеспособностью.