Ведьмак VII владычица озера

- Я!

- Слушаюсь! Причиной, заставившей фельдмаршала Менно Коегоорна произвести маневр и совершить ускоренный бросок на запад, были доклады разведки, сообщившей, что армия нордлингов идет на выручку блокированной крепости Майена. Маршал решил перекрыть нордлингам путь и принудить их к решающему бою. Для этого он разделил силы Группы Армий “Центр”. Часть оставил под Майеной, с остальными силами двинулся быстрым маршем.

- Кадет Путткаммер! Вы не писатель-беллетрист! Вы - будущий офицер! Что за определение “остальные силы”? Прошу дать точный ordre de bataille <порядок прохождения битвы (фр.).> ударной группой маршала Коегоорна. Используя военную терминологию.

- Слушаюсь, господин ротмистр! Под командой фельдмаршала Коегоорна стояли две армии: Четвертая Конная Армия под началом генерал-майора Маркуса Брайбана, патрона нашей школы...

- Прекрасно, кадет Путткаммер.

- Подлиза сраный, - прошипел со своей парты кадет Фиц-Остерлен.

- ...а также Третья Армия под командованием генерал-лейтенанта Реца де Меллис-Стока. В состав Четвертой Конной Армии, насчитывавшей более двадцати тысяч солдат, входили дивизия “Венендаль”, дивизия “Магна”, дивизия “Фрундеберг”, Вторая Виковарская Бригада, Седьмая Даэрлянская Бригада, а также бригады “Наузикаа” и “Врихедд”, а также... хмм... а также дивизия...
***
- Дивизия “Ард Феаинн”, - бросила Джулия Абатемарко. - Если, разумеется, вы чего-нибудь не напутали. У них на прапоре точно было большое серебряное солнце?

- Так точно, полковник! - твердо ответил командир разведки. - Несомненно, было.

- “Ард Феаинн”, - проворчала Сладкая Ветреница. - Хммм... любопытно. Получается, что в трех маршевых колоннах, которые вы якобы видели, на нас идет не только вся Конная, но и часть Третьей. Нет! На слово не поверю! Необходимо увидеть собственными глазами. Ротмистр, на время моего отсутствия бандерой <Бандера, хоругвь - воинское подразделение всех типов кавалерии, насчитывающее 100-200 человек; оно же - рота.> командуете вы. Приказываю послать связного к полковнику Пангратту...

- Но, полковник, умно ли, лично...

- Выполняйте!

- Слушаюсь!

- Это большой риск, полковник! - перекричал командир разведки гул копыт идущих галопом лошадей. - Можно налететь на разъезд...

- Не болтай. Веди!

Отряд промчался вниз по теснине, вихрем пронесся по долине речки, влетел в лес. Здесь пришлось притормозить. Движение затрудняли плотно растущие деревья, кроме того, они действительно могли случайно наткнуться на разведывательные разъезды либо передовое охранение, несомненно, высланные нильфгаардцами. Правда, разведка кондотьеров заходила неприятелю с фланга, не с фронта, но фланги наверняка тоже были защищены. Так что операция выглядела чертовски рискованной. Но Сладкая Ветреница любила такие спектакли. И во всей Вольной Компании не нашлось бы солдата, который не пошел бы за ней. Даже в ад.

- Здесь, - сказал командир разведки. - Вот эта башня. Джулия Абатемарко покрутила головой. Башня была кривая, разрушенная, ощетинившаяся сломанными балками, ажурная от проломов и дыр, в которых западный ветер играл, как на свирели. Неизвестно, кто и зачем построил на безлюдье эту башню. Но что построил давно, было известно.

- Эта хреновина не обрушится под нами?

- Наверняка нет, полковник.

В Вольной Компании кондотьеры обращались к начальству не “по-господски”, а только по званию.

Джулия быстро взобралась, почти взбежала на вершину башни. Командир разведки присоединился лишь через минуту, а уж сопел словно бугай, покрывающий корову. Опершись о кривой парапет, Сладкая Ветреница с помощью монокуляра осматривала долину, высунув язык и выпятив изящный задок. Видя это, командир разведки почувствовал, как его пробирает дрожь. Однако быстро успокоился.

- “Ард Феаинн”, несомненно, - облизнулась Джулия Абатемарко. - Вижу также даэрлянцев Элана Трахе, есть там и эльфы из бригады “Врихедд”, наши старые знакомцы из-под Ма-рибора и Майены... Ага! Вот и черепа. Знаменитая бригада “Наузикаа”... Вижу и языки пламени на пропорцах дивизии латников “Деитвен”... И белую хоругвь с черным алерионом <Алерион - геральдический орел без клюва и когтей.> - знаком дивизии “Альба”...

- Вы узнаете их, - буркнул в ответ командир разведки, - действительно, как старых знакомых...

- Я окончила военную Академию, - отрезала Сладкая Ветреница. - Я - офицер и цензус <выпускник, сдавший специальный экзамен на офицерское звание.>. Ладно, все, что хотела увидеть, я увидела. Возвращаемся в бандеру.
***
- На нас идут Четвертая Конная и Третья, - сказала Джулия Абатемарко. - Повторяю, вся Четвертая Конная и, пожалуй, вся кавалерия Третьей. За хоругвями, которые я видела, вздымается туча пыли. Там тремя колоннами идут, на мой взгляд, тысяч сорок конников. А может, больше. Может...

- Может быть, Коегоорн разделил Группу Армий “Центр”, - докончил Адам “Адью” Пангратт, командир Вольной Компании. - Взял только Четвертую Конную и конников из Третьей без пехоты, чтобы идти быстрее. Эй, Джулия, будь я на месте коннетабля Наталиса или короля Фольтеста...

- Знаю. - Глаза Сладкой Ветреницы вспыхнули. - Знаю, что бы ты сделал. Ты послал бы к ним гонцов?

- Конечно.

- Наталис - тертый калач. Возможно, завтра...

- Возможно, - не дал ей докончить “Адью”. - И даже думаю, что будет. Подгони коня, Джулия. Хочу тебе кое-что показать.

Они быстро отъехали, значительно обогнав остальную часть войска. Солнце уже почти коснулось холмов на западе, леса и кустарники поймы перечеркивали долину длинными тенями. Но .видно еще было достаточно хорошо, чтобы Сладкая Ветреница с ходу поняла, что хочет ей показать “Адью” Пангратт.

- Здесь, - подтвердил он ее догадку, поднимаясь на стременах, - здесь я принял бы завтра бой. Если б командовал армией.

- Удачное место, - согласилась Джулия Абатемарко. - Ровно, твердо, гладко... Есть где построиться... Хммм... От тех вон холмов до тех вон прудов... Мили три будет... А лучшего места для командира, чем тот вон холм, и не придумаешь.

- Верно говоришь. А там, глянь, в середине, еще одно озерко или рыбный пруд, вон, который там блестит... Можно использовать... Речка тоже сгодится для рубежа, потому что и невелика, и болотиста... Как, Джулия, ее?.. Мы ведь там вчера проходили. Помнишь?

- Забыла. Вроде бы Хохля. Или как-то так...
***
Кто тамошнюю округу знает, тот свободно сможет представить себе все, что происходило, тем же, кои не столь хорошо со всем сим знакомы, поясню, что левое крыло королевского войска до того места доходило, где ноне поселение Бренна расположение имеет. Во времена же битвы никакого поселения там не было, потому как в позатом году эльфами-Белками спалена она была до земли. Так вот там, именно что на левом крыле, стоял реданский королевский корпус, коим граф Руйтер руководил. А было в оном корпусе народу восемь тысяч в пехоте и коннице преотменной.

Середина королевской силы стояла как раз насупротив холма, коми после Шибеничным - Висельным, стало быть, - поименовали. Там, на холму на том, стояли король Фольтест со свитою и коннетабль Ян Наталис, на всю битву с высокости холма обозрение имевшие. Здесь главные силы войска нашего сгруппированы были - двенадцать тысяч доблестных темерских и реданских инфантеристов, в четыре огромадных четверобока уформованных, десятью хоругвями конницы охраняемых, стоявших аж до северного краю пруда, местными жителями Золотым именуемого. Серединная группировка имела во второй линии резервную рать - три тысячи вызимской и мариборской пехоты, коими воевода Бранибор верховодил.

От южного же края Золотого Пруда по сам ряд садков рыбных и заворот речки Хотли на позиции в милю широтой стояло войска нашего крыло правое, состоящее из Добровольческой Рати Махакамских краснолюдов, восьми хоругвей легкой кавалерии и бандеры знаменитой Вольной Кондотьерской Компании. Команду над правым крылом держали кондотьер Адам Пангратт и краснолюд Барклай Эльс.

Насупротив, в миле почитай али двух, на поле голом, за лесом, построил нильфгаардское войско фельдмаршал Менно Коегоорн. Стоял там народ железный, аки стена черная, полк при полку, рота при роте, эскадрон при эскадроне, покуда хватал глаз конца им не было. А по лесу хоругев <Хоругвь (здесь), пропор - флаг, флажок и т.д.> и пик вообразить себе можно было, что не токмо широкий, но и зело глубокий строй там устроен. Потому как было того войска сорок и шесть тысячей, о чем в то время мало кто ведал, и хорошо, потому как иначе у многих наших при видимости той нильфгаардской мощи сердце и защемило.

А даже и у наихрабрейших воинов сердца забились под латами аки молоты кузнечные, ибо явно стало, что сечь, да к тому ж кровавая теперь тут начнется, и мало кому из тех, что в строях стоят, заход солнца дадено узреть будет.
***
Ярре, поддерживая сползающие с носа очки, еще раз прочитал написанное, вздохнул, потер лысину, затем взял губку, немного сжал ее и стер последнюю фразу.

Ветер шумел в листьях липы, звенели пчелы. Дети, как все дети мира, пытались перекричать друг дружку.

По ноге старика ударил летящий по траве мяч. Прежде чем он, неуклюжий и неловкий, успел наклониться, кто-то из его внучат пронесся, словно маленький волчонок, и, не останавливаясь, схватил мяч. Стол покачнулся. Ярре правой рукой удержал чернильницу, культей левой придержал листки бумаги.

Звенели тяжелые от золотых шариков акациевой пыльцы пчелы.

Ярре продолжил свой труд.

Утро было хмурым, но солнце пробивалось сквозь облака и со своей высоты явно о проходящих часах напоминало. Задул ветер, залопотали и зашумели пропорцы, словно многих птиц стая, что к полету вспархивает. А Нильфгаард как встал, так и стоял, аж все удивляться почали, почему бы это маршал Менно Коегоорн не дает своим войскам приказа выступать?

Никто не отозвался. Менно поочередно взглянул на своих Командиров. Самыми напряженными и встревоженными выглядели те, кому предстояло оставаться в резерве: Элан Трахе, командир Седьмой Даэрлянской, и Кеес ван Ло из бригады “Наузикаа”. Явно нервничал также Удер де Вынгальт, адъютант маршала, у которого было меньше всех шансов принять активное участие в бою.

Те, кому предстояло ударить первыми, казались спокойными, более того - явно скучающими. Маркус Брайбан зевал. Генерал-лейтенант Рец де Меллис-Сток ковырял мизинцем в ухе, то и дело осматривая палец, словно и верно ожидал увидеть на нем что-то заслуживающее внимания. Оберштер <Оберштер (оберстер) - в прежних полках немецкой и польской пехоты полковник (в настоящее время - оберет).> Рамон Тырконнель, молодой командир дивизии “Ард Феаинн”, тихо посвистывал, уставившись в одному ему известную точку на горизонте. Оберштер Лиам аэп Муир Мосс из дивизии “Деитвен” листал свой неразлучный томик поэзии. Тибор Эггебрахт из дивизии тяжелых копейщиков “Альба” почесывал затылок концом хлыста.

- Атаку начнем, - сказал Коегоорн, - как только вернутся патрули. Меня беспокоят холмы на севере, господа офицеры. Прежде чем ударить, я должен знать, что там творится, за теми холмами.

Они остановились на опушке пихтового леса, предусмотрительно не высовываясь из-за растущих здесь больших можжевеловых кустов. Перед ними, за полосой невысоких елочек, раскинулась широкая котловина. Туман стлался по верхушкам трав.

- Никого, - отметил Флаут. - Ни живой души. Возвращаемся. Мы уже, пожалуй, далековато зашли.

Вахмистр покосился на него. Далеко? Отъехали едва на милю. К тому же ползли, словно хромые черепахи.

- Стоило бы еще, - сказал он, - заглянуть за те холмы, господин лейтенант. Оттуда, думается мне, обзор будет получше. Далеко, на обе долины. Если кто туда тащится, мы не сможем его не заметить. Так как? Шмыгнем, господа? Тут всего парочка стае.

"Парочка стае, - подумал Флаут. - На открытой местности, будто на сковороде!” Угри извивались в животе, настойчиво искали выход из его внутренностей. Во всяком случае, один-то уж наверняка. Флаут определенно чувствовал, что угорь - на верном пути.

"Я слышал звон стремян. Фырканье лошади. Там, в сочной зелени, меж молодых пихточек на песчаном склоне. Что-то там пошевелилось. Чья-то фигура?

Нас окружают?"

По обозу ходил слух, что несколько дней назад кондотьеры из Вольной Компании напали из засады на разъезд бригады “Врихедд”, взяли живым одного эльфа. Говорят, кастрировали его, вырвали язык, обрубили пальцы рук... А под конец выдавили глаза. Теперь-то, насмехались они, никаким манером ты не поиграешь со своей эльфьей подружкой. И даже не сможешь глянуть, как она забавляется с другими.

- Ну, господин лейтенант, - кашлянул вахмистр. - Сбегаем за холмы-то?

Ламарр Флаут сглотнул слюну.

- Нет, - сказал он. - Нельзя терять время. Мы убедились: здесь врага нет. Необходимо доложить командованию. Возвращаемся!

- По подразделениям! - приказал кратко. - Господин Брайбан, господин де Меллис-Сток. Наступать!

- Да здравствует император! - рявкнули Тырконнель и Эггебрахт.

Менно как-то странно посмотрел на них.

- По подразделениям, - повторил он. - Да осияет Великое Солнце вашу славу.
***
Мило Вандербек, низушек, полевой хирург, известный под прозвищем Русти-Рыжик, жадно втянул изумительную смесь запахов йода, нашатыря, спирта, эфира и магических эликсиров, заполнявших палатку. Он хотел насытиться этим ароматом - здоровым, чистым, невинным, незамутненным, незараженным и клинически стерильным - сейчас. Русти знал, что долго он таким не продержится.

Взглянул на операционный стол, девственно белый, и хирургические аксессуары - десятки инструментов, вызывающих уважение и доверие бесстрастным, грозным величием холодной стали, сияющей чистотой металла, порядком и эстетикой расположения.

При инструментах возился его персонал - три женщины. “Тьфу, - мысленно поправился Русти. - Одна женщина и две девушки. Тьфу, еще раз: одна старая, хоть и прелестно выглядящая баба. И двое детей”.

Магичка и знахарка по имени Марти Содергрен, волонтерка Шани, студентка из Оксенфурта, Иоля, жрица из храма Мелитэле в Элландере.

"Марти Содергрен я знаю, - подумал Русти, - работал с этой красоткой не раз. Чуточку нимфоманка со склонностью к истерии, но это не страшно, пока действует ее магия. Анестезирующие, дезинфицирующие и останавливающие кровотечение чары.

Иоля. Жрица, вернее - адептка. Девушка с красотой бесхитростной и заурядной как льняное полотно, с большими, сильными крестьянскими руками. Храм позаботился о том, чтобы эти руки не калечила тяжкая и грязная изнурительная работа в поле. Но не смог скрыть происхождения девушки”.

"Нет, - подумал Русти, - за нее я в принципе не беспокоюсь. Это руки кметки - верные руки, им доверять можно. Кроме того, воспитанницы храма редко подводят, в моменты отчаяния не расслабляются, а ищут опоры в своей вере, в своей мистике. Интересно, что это им помогает”.

Он взглянул на рыжеволосую Шани, ловко заправляющую в закривленные иголки хирургическую нить.

"Шани. Дитя зловонных городских закоулков, попавшее в Оксенфуртский университет благодаря собственной жажде знаний и невероятным самоограничениям родителей, оплачивающих ее учебу. Жак. Франтиха. Веселый шалопай. Что она умеет? Иглы заправлять? Накладывать жгуты? Держать крючки? М-да, вопрос. А что, если она свалится в обморок, упустит крючки и рухнет носом в распоротый живот оперируемого?"

"Люди такие нежные, - подумал он. - Ведь просил же я, чтобы мне дали эльфку. Или кого-нибудь из моего народа. Так нет же. Видите ли, не доверяют.

Мне, впрочем, тоже не доверяют.

Я - низушек. Нелюдь.

Чужак!"

- Шани!

- Русти. То есть для тебя - господин Русти. Что это, Шани? И для чего оно?

- Экзаменуете, господин Русти?

- Отвечай, девушка.

- Это распатор. Для снятия надкостницы при ампутациях. Чтобы надкостница не лопалась под зубьями пилы, чтобы получить чистый и гладкий распил! Вы удовлетворены? Я угадала?

- Тише, девушка, тише. Шани пятерней пригладила волосы. “Интересно, - подумал он. - Нас здесь четверо медиков. И все рыжие! Фатум, что ли?"

- Прошу вас, девушки, - бросил он, - выйти из палатки.

Они вышли, хотя все три фыркнули себе под нос. Каждая по-своему.

Перед палаткой, пользуясь последними минутами сладкого безделья, сидела группа санитаров. Русти окинул их суровым взглядом, принюхался, проверяя, не успели ли уже набраться.

Кузнец, огромный парнище, пыхтел около напоминающего пыточную скамью стола, упорядочивая инструменты для вылущивания раненых из лат, кольчуг и погнутых забрал шлемов.

- Там, - начал Русти без предисловий, указывая на поле, - вот-вот начнется бойня. И тут же появятся первые раненые. Все вы знаете, что делать, каждый знает свои обязанности и свое место. Если каждый будет делать то, что делать обязан, ничего плохого случиться не может. Ясно?

Ни одна из “девушек” не ответила.

- Там, - продолжал Русти, снова указывая на поле, - каких-то сто ерундовых тысяч солдат сейчас примутся калечить, уродовать и убивать друг дружку. Весьма изысканными методами. Нас, с учетом двух других госпиталей, двенадцать медиков. Мы ни за что на свете не сумеем помочь всем пострадавшим. Даже исчезающе малому проценту требующих нашей помощи. Да этого от нас даже и не ожидают. Но мы будем лечить! Ибо это, простите за банальность, суть нашего существования. Помогать страждущим. Так поможем - банально - стольким, скольким сможем помочь.

Никто опять не ответил. Русти повернулся.

- Мы не сумеем сделать больше, чем в состоянии сделать, - сказал он тише и теплее. - Но давайте постараемся все, чтобы того, что мы сделать не сможем, было по возможности меньше.
***
- Двинулись, - сказал коннетабль Ян Наталис и вытер вспотевшую руку о бедро. - Ваше королевское величество, Нильфгаард двинулся. Они идут на нас!

Король Фольтест, сдерживая танцующего сивого коня в расшитой лилиями попоне, показал коннетаблю свой прекрасный, достойный красоваться на монетах профиль.

- Стало быть, надлежит принять их достойно. Милсдарь коннетабль! Господа офицеры!

- Смерть Черным! - в один голос рявкнули кондотьер Адам “Адью” Пангратт и граф де Руйтер.

Коннетабль глянул на них, потом выпрямился в седле и набрал воздуха в легкие:

- По хоругвям!

Вдали глухо гудели нильфгаардские литавры и барабаны, надрывались рожки, роги и боевые трубы. Земля, по которой разом ударили тысячи копыт, дрогнула.
***
- Сейчас, - проговорил Анди Бибервельд, низушек, старшина обоза, откидывая волосы с небольшого остроконечного ушка. - Вот-вот...

Тара Хильдебранд, Диди Хофмайер “Хмельник” и прочие ездовые, сбившиеся вокруг старшины, покивали головами. Они тоже слышали глухой монотонный топот копыт, долетавший из-за холмов и из-за леса. Слышали нарастающий, словно гудение шмелей, рев и глухой гул. Чувствовали, как дрожит земля. Рев и гул резко усилились, подскочили на тон выше.

- Первый залп лучников. - У Анди Бибервельда был опыт, он видел, вернее, слышал не одну битву. - Будет и второй. Он был прав.

- Теперь-то уж сойдутся!

- Ллучч... ше зза-залеззем под ввозы, - предложил, беспокойно вертясь, Вильям Хардботтом по прозвищу Заика, - ггово-рю вввам.

Бибервельд и остальные низушки поглядели на него с сочувствием. Под телеги? Зачем? От места боя их отделяла почти четверть мили. И даже если какой-нибудь разъезд заберется сюда, к обозу, разве спасет кого-нибудь сидение под телегой?

Рев и гул нарастали.

- Все, - сказал Анди Бибервельд.

И снова оказался прав.

С расстояния в четверть мили, из-за холмов и из-за леса, сквозь рев и лязг железа о железо до обозников долетел четкий, чудовищный, вздымающий волосы на голове звук.

- Кавалерия. - Бибервельд облизнул губы. - Кавалерия напоролась на пики...

- Ттт... только, - выдавил побледневший Заика, - ннне зна... в чем у них тттам лллошади провинились... у кккурвиных ддетей!

Он искал слова, которыми можно было бы это описать.

Напрасно.
***
Клин конницы с разгона врезался в квадрат пехотинцев. Словно гигантский кинжал дивизия “Альба” крушила все, что защищало доступ к живому телу темерской пехоты - пики, копья, алебарды, дротики, рубели, щиты. Словно кинжал дивизия “Альба” врезалась в живое тело, и полилась кровь. Кровь, в которой теперь топтались и скользили кони. Но острие кинжала, хоть и врезавшееся глубоко, не коснулось ни сердца, ни какого-либо другого жизненно важного органа. Вместо того чтобы разорвать и разрезать на части темерский квадрат, клин дивизии “Альба” вошел в него и споткнулся. Увяз в эластичной и вязкой как смола толпе пешего люда.

Вначале это выглядело неопасно. Голова и фланги клина состояли из элитных тяжеловооруженных рот. Клинки и мечи ландскнехтов отскакивали от щитов и блях, как молоты от наковален, невозможно было добраться и до защищенных ладрами <защитные пластины. Могут быть и металлическими (нем. leder - кожа).> лошадей. И хотя то один, то другой латник все же падал с коня (либо вместе с конем), мечи, топоры, чеканы и шестоперы кавалеристов укладывали напирающих пехотинцев прямо-таки штабелями, и увязший было в пехоте клин дернулся и начал вбиваться глубже.

- Альбаааа! - Младший лейтенант Девлин аэп Мсара услышал крик оберштера Эггебрахта, прорвавшийся сквозь рев, вой и ржание. - Вперед, “Альба”! Да здравствует император!

Конники рванулись, рубя, давя и полосуя. Из-под копыт визжащих и хрипящих лошадей летели плеск, скрип и хруст.

- Альбаааа!

Клин завяз снова. Ландскнехты, хоть и прореженные и окровавленные, не поддались, нажали, стиснули конников тисками так, что затрещало. Под ударами алебард, бердышей и боевых цепов надломились и остановились латники первой линии. Поражаемые двурогами и пиками, стаскиваемые с седел крючьями гизарм и рогатин, безжалостно избиваемые железными кистенями и палицами кавалеристы дивизии “Альба” начали умирать. Врезавшийся в квадрат пехоты клин - еще недавно грозное, безжалостно калечащее железо, увязшее в живом организме, - теперь больше напоминал ледяную сосульку, зажатую в огромном крестьянском кулаке.

- Темерияаааа! За короля, ребяты! Бей Черных! Но ландскнехтам тоже было нелегко. “Альба” не давала себя разорвать, мечи и топоры вздымались и падали, рубили, кололи, резали, и каждого сваленного с седла конника пехота оплачивала немалой кровью.

Оберштер Эггебрахт, которого ткнули в щель между пластинами лат острым, тонким как шило наконечником пики, закричал, покачнулся в седле. Прежде чем ему успели прийти на помощь, страшный удар боевого топора смел его с коня. Пехота сомкнулась над ним.

Штандарт с черным алерионом с золотым перисониумом <полукруглая полоска на груди геральдического орла либо алериона.> на груди покачнулся и упал. Латники, а среди них и младший лейтенант Девлин аэп Меара, кинулись в ту сторону, рубя, топча, вереща.

"Хотел бы я знать, - подумал Девлин аэп Меара, выдергивая меч из разрубленного капалина и черепа темерского ландскнехта, - хотел бы я знать, - подумал он, широким ударом отбивая нацеленный в него зубчатый наконечник гизармы, - хотел бы я знать, зачем все это. Почему все это. И из-за кого все это”.