Великих женщин Ирина Ильинична Семашко
жүктеу/скачать 6.53 Mb.
|
|
Прошло ещё четыре года, и слепой случай помог решить судьбы двух влюблённых. Словно злой рок, витавший над Россией, соединил, к несчастью, молодых людей царской крови. Поистине этот союз оказался трагическим для отечества. Но кто об этом тогда думал… В 1893 году Александр III серьёзно заболел. Тут и встал опасный для престолонаследия вопрос — будущий государь не женат. Николай Александрович же категорически заявил, что он выберет себе невесту только по любви, а не по династическим соображениям. При посредничестве великого князя Михаила Николаевича согласие императора на брак сына с принцессой Алисой было получено. Однако Мария Федоровна плохо скрывала недовольство по поводу неудачного, на её взгляд, выбора наследника. То обстоятельство, что принцесса Гессенская вступила в русскую императорскую семью в скорбные дни страданий умиравшего Александра III, вероятно, ещё больше настроило Марию Федоровну против новой государыни. Обычно жены русских наследников престола долгое время находились на вторых ролях. Таким образом, они успевали тщательно изучить нравы общества, которым им придётся управлять, успевали сориентироваться в своих симпатиях и антипатиях, а главное, успевали приобрести необходимых друзей и помощников. Александре Федоровне в этом смысле не повезло. Она взошла на престол, что называется, попав с корабля на бал: не понимая чужой ей жизни, не умея разобраться в сложных интригах императорского двора. По правде говоря, и сама её внутренняя природа не была приспособлена для суетного царского ремесла. До болезненности замкнутая, Александра Федоровна словно являла собой противоположный образец приветливой вдовствующей императрицы — наша героиня напротив производила впечатление надменной, холодной немки, с пренебрежением относящейся к своим подданным. Смущение, неизменно охватывающее царицу при общении с незнакомыми людьми, препятствовало установлению простых, непринуждённых отношений с представителями высшего света, которые ей были жизненно необходимы. Александра Федоровна совершенно не умела покорять сердца своих подданных, даже те, кто были готовы преклоняться перед членами императорской семьи, не получали пищи для этого. Так, например, в женских институтах, Александра Федоровна не могла выдавить из себя ни одного приветливого слова. Это тем более бросалось в глаза, так как бывшая императрица Мария Федоровна умела вызвать в институтках непринуждённое к себе отношение, переходящее в восторженную любовь к носителям царской власти. Последствия взаимной, с годами все возраставшей между обществом и царицей отчуждённости, принимавшей подчас характер антипатии, были весьма разнообразны и даже трагичны. Роковую роль в этом сыграло чрезмерное самолюбие Александры Федоровны. Вмешательство царицы в дела государственного правления проявилось далеко не сразу после её свадьбы. Александру Федоровну вполне устраивала традиционная роль хранительницы домашнего очага, роль женщины возле мужчины, занятого трудным, серьёзным делом. Николай II, человек по натуре домашний, для которого власть представлялась скорее обузой, чем способом самореализации, радовался любой возможности забыть в семейной обстановке о своих государственных заботах и с удовольствием предавался тем мелким домашним интересам, к которым вообще питал природную склонность. Возможно, не будь эта чета так высоко вознесена судьбою над простыми смертными, она бы спокойно и благостно дожила бы до своего смертного часа, воспитав прекрасных детей и почив в бозе в окружении многочисленных внуков. Но миссия монархов слишком беспокойна, жребий слишком тяжёл, чтобы позволить укрыться за стенами собственного благополучия. Тревога и смятение охватили царствующую чету ещё тогда, когда императрица с какой-то роковой последовательностью начала рожать девочек. Против этого наваждения нельзя было ничего сделать, но Александра Федоровна, усвоившая с молоком матери своё предназначение королевы-женщины, восприняла отсутствие наследника как своего рода кару небесную. На этой почве у неё, особы крайне впечатлительной и нервной, развился патологический мистицизм. Постепенно весь ритм дворца подчинился метаниям несчастной женщины. Теперь любой шаг самого Николая Александровича сверялся с тем или иным небесным знамением, причём государственная политика незаметно переплелась с деторождением. Влияние царицы на мужа усиливалось и тем значительнее оно становилось, чем дальше отодвигался срок появления наследника. Ко двору был приглашён французский шарлатан Филипп, который сумел убедить Александру Федоровну в том, что он в состоянии обеспечить ей, путём внушения, мужское потомство, и она вообразила себя беременной и чувствовала все физические симптомы этого состояния. Лишь после нескольких месяцев так называемой ложной беременности, весьма редко наблюдаемой, государыня согласилась на освидетельствование врачом, который и установил истину. Но самое главное несчастье было не в ложной беременности и не в истерической природе Александры Федоровны, а в том, что шарлатан получил через царицу возможность влиять на государственные дела. Один из ближайших помощников Николая II записал в 1902 году в своём дневнике: «Филипп внушает государю, что ему не нужно иных советчиков, кроме представителей высших духовных, небесных сил, с коими он, Филипп, ставит его в сношение. Отсюда нетерпимость какого-либо противоречия и полный абсолютизм, выражающийся подчас абсурдом. Если на докладе министр отстаивает своё мнение и не соглашается с мнением государя, то через несколько дней получает записку с категорическим приказанием исполнить то, что ему было сказано». Филиппа всё-таки удалось выдворить из дворца, ибо Департамент полиции через своего агента в Париже разыскал неоспоримые свидетельства жульничества французского подданного. А вскоре последовало и долгожданное чудо — на свет появился наследник Алексей. Однако рождение сына не принесло умиротворения в царскую семью. Ребёнок страдал ужасной наследственной болезнью — гемофилией, при которой стенки кровеносных сосудов лопаются от слабости и приводят к трудноостановимому кровотечению. Приблизительно ко времени появления первых приступов этого недуга судьба, к великому несчастью России, привела в Петербург Григория Распутина. Об этом крупнейшем авантюристе XX века написаны тысячи страниц, поэтому трудно что-либо прибавить к многотомным исследованиям в маленьком очерке. Скажем только: безусловно, обладавший секретами нетрадиционных методов лечения, будучи незаурядной личностью, Распутин смог внушить государыне мысль, что он, Богом посланный семье человек, имеющий специальную миссию — спасти и сохранить наследника русского престола. А ввела старца во дворец подруга Александры Федоровны — Анна Вырубова. Эта серая, ничем не примечательная женщина имела такое огромное влияние на царицу, что о ней стоит сказать особо. Она была дочерью выдающегося музыканта Александра Сергеевича Танеева, умного и ловкого человека, занимавшего при дворе должность главного управляющего канцелярией его величества. Он-то и рекомендовал Анну царице в качестве партнёрши для игры на рояле в четыре руки. Сообразив, что пленить императрицу можно отнюдь не раболепством и не безукоризненным исполнением придворного этикета, девица Танеева прикинулась необычайной простушкой до такой степени, что первоначально была признана непригодной для несения придворной службы. Зато это побудило царицу усиленно содействовать её свадьбе с морским офицером Вырубовым. Но брак Анны оказался весьма неудачным, и Александра Федоровна, как женщина чрезвычайно порядочная, считала себя до некоторой степени виновной. Ввиду этого Вырубову часто приглашали ко двору, и императрица старалась её утешить. Видно, ничто так не укрепляет женскую дружбу, как доверительное сострадание в амурных делах. Вскоре Александра Федоровна уже называла Вырубову своим «личным другом», особо подчёркивая, что последняя не имеет при дворе официального положения, а значит, якобы её верность и преданность царской семье совершенно бескорыстны. Императрица была далека от мысли, что положение друга царицы более завидно, чем положение лица, принадлежащего по должности к её окружению. Вообще трудно в полной мере оценить ту огромную роль, которую сыграла А. Вырубова в последний период царствования Николая II. Без её деятельного участия Распутин, невзирая на всю мощь своей личности, достичь ничего бы не смог, так как непосредственные сношения пресловутого старца с царицей были чрезвычайно редки. По-видимому, он и не стремился видеться с ней часто, понимая, что это может лишь ослабить его авторитет. Наоборот, Вырубова была ежедневно вхожа в покои царицы, не расставалась с ней на выездах. Попав всецело под влияние Распутина, Анна стала наилучшим проводником идей старца в императорском дворце. В сущности, в той потрясающей драме, которую пережила страна за два года до крушения монархии, роли Распутина и Вырубовой настолько тесно переплелись, что выяснить степень значения каждого из них в отдельности нет никакой возможности. Последние годы царствования Александры Федоровны полны горечи и отчаяния. Общественность поначалу прозрачно намекала на прогерманские интересы императрицы, а вскоре открыто стала поносить «ненавистную немку». Между тем Александра Федоровна искренне старалась помочь мужу, искренне была предана стране, ставшей для неё единственным домом, домом самых близких её людей. Она оказалась образцовой матерью и воспитала четверых дочерей в скромности и порядочности. Девочки, несмотря на высокое происхождение, отличались трудолюбием, многими умениями, не знали роскоши и даже ассистировали при операциях в военных госпиталях. Это, как ни странно, тоже ставилось в вину императрице, дескать, слишком много она позволяет своим барышням. Отречение Николая II от престола привело царскую семью в Тобольск, где она вместе с остатками былой челяди проживала под домашним арестом. Своим самоотверженным поступком бывший царь хотел только одного — спасти горячо любимую жену и детей. Однако чуда не произошло, жизнь оказалась страшнее: в июле 1918 года супружеская чета спустилась в подвал Ипатьевского особняка. Николай нёс больного сына на руках… Следом, тяжело ступая и высоко подняв голову, следовала Александра Федоровна… Расстрел в Екатеринбурге положил конец 300-летнему правлению дома Романовых в России. АЛЕКСАНДРА МИХАЙЛОВНА КОЛЛОНТАЙ Бывают счастливые, самодостаточные люди, жизнь которых прошла в относительной гармонии с самим собой, да и судьба оберегала их как могла. По-видимому, Коллонтай принадлежала к числу этих баловней фортуны, иначе чем объяснить её поразительное долгожительство, многолетнюю активную, ничем не стеснённую жизнедеятельность, в то время как рядом погибали друзья, были репрессированы соратники, умирали в забвении коллеги. Только ли её обаянием или умом? А может быть, её способностью выжить?.. Шурочка Домонтович с детства отличалась от своих сестёр мятежной душой и редким честолюбием. Между родителями царили любовь и согласие. Мать Шурочки, Александра Александровна, разошлась с прежним мужем, ушла от него с тремя детьми, что было просто неслыханно в то время, и вышла замуж за порядочного честного человека — генерала Домонтовича. Риск оправдал себя сполна, родители Коллонтай, как в сказке, «жили счастливо, в согласии»… и действительно умерли практически в один день. Трудно сказать, почему пример собственной семьи не вдохновил нашу героиню, но сама она с юности мало ценила домашний уют, тёплую заботу и добрый мир близких людей. Она вышла замуж по большой любви за офицера Владимира Коллонтая, который «не мог надышаться» на свою молоденькую супругу. Через год после свадьбы родился сын Михаил. Создавалась полная семейная идиллия — обеспеченный дом, здоровый милый ребёнок, всепонимающий муж. Но душа Александры начала томиться в тиши беззаботного существования. Она познакомилась с марксистами, усиленно штудировала их книги, посещала тайные кружки. Пока Владимир, заботясь о благе семьи, пытался делать военную карьеру, жена всё сильнее втягивалась в политические интересы, она как-то интуитивно почувствовала тогда своё предназначение, поприще для личной реализации. Не было никаких скандалов, безобразных сцен, Владимир с грустью, беспомощно наблюдал, как постепенно уходит его любимая женщина. Единственное, что мог сделать этот порядочный человек — отпустить жену с миром, предоставив ей полную свободу. «Как для тебя будет лучше, так ты и поступай». На склоне лет Александра Михайловна часто вспоминала своего первого мужа, ту боль, которую причинила ему при расставании, те редкие душевные качества, которыми уже никогда не одаривали окружавшие её люди — понимание, милосердие, прощение и, конечно, любовь. Освободившись от семьи, Коллонтай почувствовала себя окрылённой. Она отправилась за границу, где посещала лекции по экономике и статистике, начала писать политические работы, завязала важные знакомства — с Лениным, Плехановым, Розой Люксембург. Центральной темой её политического интереса стал женский вопрос. В декабре 1908 года Коллонтай вынуждена была эмигрировать из России и не возвращалась на родину до самой революции. Все девять лет Александра Михайловна вращалась в кругу различного толка левых политиков. В Париже она попала в семью дочери Карла Маркса — Лауры. В Данию Коллонтай поехала по приглашению К. Цеткин на Международную конференцию социалисток, где, кстати, и было принято решение о праздновании женского дня — 8 марта. Она читала лекции на любые темы — от творчества Л. Толстого до положения женщины в семье. Жизнь её была бурной. Каждый день приносил новые встречи, новые споры. В 1915 году она отправилась в США, чтобы читать лекции — Новый Свет тоже хотел быть в курсе модных марксистских течений. Правда, иногда Коллонтай посещали панические, упаднические настроения. Так было в начале 1917 года. С началом Первой мировой войны в Европе ослабел интерес к политической деятельности социалистов. Людям было не до дискуссий, народ устал. Коллонтай теряла почву под ногами, она начала метаться, тосковать. Что позади? Ни семьи, ни опоры, ни настоящего творческого дела. Что она умеет? Хорошо говорить, записывать не ею придуманные политические положения?.. «Вспоминаю маму. Она тоже в последние годы своей жизни… впадала в нервную меланхолию. Может быть, вступаю в „критический“ возраст?» Возраст действительно был уже далеко не юный, и, возможно, не случись исторического революционного катаклизма, Коллонтай захирела бы от забвения в буржуазной Европе, умерев, в буквальном смысле, от скуки. Узнав о том, что царь отрёкся от престола, Александра Михайловна спешно собралась в Россию. Остановилась Коллонтай в доме известной переводчицы Шекспира, подруги Александры Михайловны, Т.Л. Щепкиной-Куперник. На следующий день встретилась с бывшим мужем. Владимир Людвигович сильно болел, и это было их последнее свидание. Но Коллонтай было не до сердечных воспоминаний. Она воспряла. Полной мерой расцвёл её ораторский талант, умение нравиться толпе, вести её за собой. Она испытывала восторг и упоение, видя, как послушно люди верят её словам, как горят их глаза. Аудитории же стали огромными, это вам не кучка скучающих, сухих, критически настроенных социалисток. Тут огромные площади рабочих, солдат, моряков — и над всеми ними парит хрупкая, очаровательная женщина с сильным, звучным голосом. Коллонтай писала в те дни: «Мы русские, вернее — большевики, мы творим историю, мы пробиваем путь для мирового пролетариата. И от этого сердце всё время подъёмно и радостно. Ходишь как бы влюблённая в нашу партию и её борьбу». Александра Михайловна помолодела, «отрешившись от старого мира», и однажды, выступая в Гельсингфорсе, познакомилась с мужчиной своей мечты — лихим моряком Павлом Дыбенко. По окончании митинга Дыбенко представил Коллонтай личному составу линкора, отметив, что она — первая женщина на его палубе. На катере Павел лично отвёз Александру Михайловну в порт, а затем на руках перенёс на берег. Она не могла не полюбить этого плечистого, высокого, бородатого моряка, в прошлом портового грузчика, сына крестьянина. Темперамент и сила характера сделали Дыбенко первым человеком на Балтике — председателем Центрального Комитета. Ничего, что ему было к тому времени всего 28, ничего, что она принадлежала к аристократическому роду, а он едва мог прочесть несколько слов, Павел выгодно отличался от тех интеллигентных революционеров, с которыми прежде Коллонтай имела дело. Дыбенко привлекал её неуёмной страстью, здоровыми эмоциями и романтической биографией. Летом 1918 года он попал в Севастополе в плен к немцам и ему грозила смертная казнь, только личная дружба Александры Михайловны с Лениным спасла жизнь Дыбенко. По просьбе Коллонтай любимого обменяли на немецких офицеров. Спустя год, когда они уже стали жить вместе, Павел привёл Александру Михайловну на ту площадь, где его должны были повесить: «Когда объявили о помиловании, я не поверил. А когда поверил, первая мысль, которая озарила меня, знаешь какая? Неужели вновь увижу тебя?..» Коллонтай, конечно, плакала. В новом правительстве Александра Михайловна получила должность наркома призрения, что означало опеку заброшенных детей, инвалидов, старух. Скажем прямо, занятие не из самых приятных, да ещё помноженное на разруху, незнание дела и нежелание прежних специалистов сотрудничать с новой властью. Умения красиво говорить было явно недостаточно, и Коллонтай терпела поражение за поражением на поприще государственного деятеля. Оказалось, что критиковать было легче, чем самой делать что-то конструктивное. А проигрывать Александра Михайловна не могла, и решила предпринять чисто революционный штурм. Однажды она распорядилась занять Александро-Невскую лавру, чтобы устроить в священном монастыре дом инвалидов. Но когда вооружённые люди стали ломать ворота, раздался звон колоколов. Люди ещё не были запуганы советским террором и стали сбегаться со всех районов Петрограда. Если бы не вмешательство матросов Дыбенко, Александра Михайловна была бы растерзана взбешённой толпой. Манифестация в защиту Лавры религиозно настроенных жителей продолжалась ещё несколько дней. Едва удалось успокоить общественность. Ленин был недоволен самодеятельностью своего наркома: «Как вы могли предпринять такой шаг, не посоветовавшись с правительством?» Помимо неудач на служебном поприще, начались недоразумения на личном фронте. Роман с Коллонтай, конечно, тешил самолюбие Павла. «Такая женщина — и его!» Однако серьёзно к сорокапятилетней женщине-политику мужчина с крестьянской психологией относиться не мог, он искал скромную, простую девушку, и, понятное дело, нашёл. Коллонтай испытала страшные мучения ревности, узнав об этом. Долгое время Дыбенко обманывал Александру Михайловну, и она, любя его, не в силах была прекратить отношения, веря словам неверного мужа. Куда улетучились все её теоретические рассуждения о свободной любви, о ревности как пережитке закабалённой женщины? Сколько раз она поучала несчастных подруг, советуя избавиться от болезненной любви, но собственную драму она пережила очень тяжело. Её спасло назначение с дипломатической миссией в Норвегию. Так оказалось, что вторая половина жизни Коллонтай стала расцветом её общественной деятельности. 27 марта 1923 года Александра Михайловна возглавила полпредство РСФСР в Норвегии, став первой в мире женщиной-послом. Нигде её талант не раскрывался с такой силой, как на дипломатической работе. Коллонтай в полной мере использовала своё обаяние, умение говорить, желание нравиться окружающим. За первые годы работы Александра Михайловна успешно налаживает экономические связи с норвежскими промышленниками, заключив договор на поставку сельди в Россию, добивается признания Норвегией Советской России. Её девизом становятся слова, которые она потом любила повторять молодым: «Дипломат, не давший своей стране новых друзей, не может называться дипломатом». Любопытные журналисты с нескрываемым интересом следят за деятельностью Коллонтай. Во-первых, не следует забывать, что это было время расцвета феминистского движения, и наша героиня вполне могла бы сойти за его символ, единственное «но» состояло в принадлежности её к большевикам. Во-вторых, публику забавляло замешательство шефов протокола, которым приходилось перекраивать сложившиеся и выверенные веками детали церемонии. Об этом много писалось в газетах. Надо сказать, Александра Михайловна умела производить впечатление. Однажды в связи со свадьбой норвежской принцессы и датского кронпринца во дворце состоялся приём. Гости — дипломаты — спускались по широкой беломраморной лестнице в зал парами: муж и жена. Но «когда мадам Коллонтай, — писали потом газеты, — одна, во всём своём величии спускалась по лестнице, по залу пронёсся шёпот восхищения». Она умела при высокой мужской должности (нет слова «посол» ни в одном языке в женском роде) использовать преимущества своего пола. При вручении верительных грамот шведскому королю Густаву V семидесятилетний монарх, очарованный советским послом, шёпотом спросил Коллонтай: «А как вас принимал король Хокон (норвежский король)? Вы беседовали с ним стоя или сидя?» Узнав, что сосед-монарх любезно предложил Коллонтай сесть, сказал: «В таком случае прошу вас сесть. Мне ещё никогда не приходилось принимать даму с такой высокой миссией. Церемониал ещё не выработан». Оба посмеялись. Со Швецией у Коллонтай был связан весьма серьёзный случай. В 1914 году Александра Михайловна за революционную деятельность была выслана из страны навсегда. Приказ был подписан самим Густавом V. Спустя 16 лет бедному королю пришлось издать указ, отменяющий прежний. Мелким, «стыдливым» шрифтом напечатали его всеведущие шведские газеты. Больше 20 лет Коллонтай была на дипломатической работе. Недолгое время она даже возглавляла советское полпредство в Мексике, но по здоровью вынуждена была вернуться в Европу. Часто навещала Коллонтай и родные пенаты. По приезде Сталин предоставлял ей роскошный особняк на Спиридоновке и всячески стремился подчеркнуть своё расположение. Однажды он даже у Дыбенко спросил: «А скажи-ка мне, почему ты разошёлся с Коллонтай?» Павел начал, запинаясь, что-то объяснять. Сталин перебил его: «Ну и дурак. Большую глупость сделал». Трудно сказать, как она относилась к репрессиям, как переживала гибель близких. Что, наконец, уберегло её саму, когда с таким рвением «чистили» наркомат иностранных дел, уволили Литвинова, уморили Чичерина? Может быть, наивность и чувства, которые она однажды выразила в наброске к так и не написанной повести: «Голова моя гордо поднята, и нет в моих глазах просящего взгляда женщины, которая цепляется за уходящее чувство мужчины. Не в твоих глазах я ищу оценки себя. Мою ценность отражают глаза тех, кому я даю богатство моего творчества, ума, души. Как хороша жизнь! Жизнь в работе, в преодолении, в успехах и даже трудностях. Хорошо просто жить. Я улыбаюсь жизни и не боюсь её… Хочу разработать тему об отрыве любви от биологии, от сексуальности, о перевоспитании чувств, эмоций нового человечества. И расширение самой чудесной эмоции — любви — до общечеловеческого обхвата». жүктеу/скачать 6.53 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|