Вердикт джон гришем роман еще издавался под названием "Сбежавшее жюри" Анонс

Более недели процесс размеренно продвигался вперед, а в среду вдруг произошел сбой. Защита ходатайствовала перед судом о запрете выступления свидетеля доктора Хайло Килвана, представленного как эксперт в области статистики онкологических легочных заболеваний из Монреаля. В связи с этим ходатайством разыгралось небольшое сражение. Уэндела Рора и его команду бесила тактика защиты, которая пыталась отвести каждого эксперта, приглашенного обвинением. Защита и впрямь весьма преуспела за минувшие четыре года в проволочках и попытках блокировать все, что предпринималось от имени истицы. Pop утверждал, что Кейбл и его клиент снова создают искусственные препятствия, и обратился к судье Харкину с требованием применить за это санкции против защиты. Взаимные требования санкций и крупных денежных штрафов не прекращались с самого первого дня после возбуждения дела. Как обычно бывает во время рассмотрения крупных гражданских дел, "война санкций" занимала столько же времени, сколько и работа по существу.

Pop топал ногами и метал громы и молнии перед пустой ложей присяжных, напоминая, что это уже семьдесят первая попытка защиты - "я сосчитал их!" - изъять доказательства из рассмотрения.

- Защита ходатайствовала об исключении свидетельств других заболевших вследствие курения, об изъятии доказательств, имеющих предупредительный или рекламный характер, доказательств, основанных на эпидемиологических и статистических теоретических исследованиях, о запрете ссылаться на изобретения, которыми ответчик не пользуется, об изъятии более поздних претензий-, результатов тестирования сигарет, отчетов о результатах биопсии, свидетельств о привыкании к табаку, были ходатайства о...

- Я видел все эти ходатайства, мистер Pop, - прервал его судья Харкин, поскольку Pop, похоже, был намерен перечислить их все.

Pop пропустил это мимо ушей:

- Мало того, Ваша честь, кроме семидесяти одного - да, я сосчитал их, семидесяти одного! - ходатайства об исключении доказательств, защита восемнадцать раз обращалась с ходатайствами об отсрочке слушаний.

- Я это прекрасно знаю, мистер Pop. Пожалуйста, говорите по существу.

Pop подошел к своему заваленному бумагами столу и взял из рук поверенного толстую папку.

- И каждая претензия защиты, разумеется, сопровождается вручением вот этих чертовых томов. - Он с громким стуком швырнул папку на стол. - У нас нет времени все это читать, как вы знаете, мы слишком заняты подготовкой к судебным заседаниям. У них же, напротив, целая армия юристов, получающих почасовую оплату, и, пока мы выступаем в суде, они придумывают новые идиотские претензии, изложение каждой из которых будет, без сомнения, весить шесть фунтов и, разумеется, отнимет у нас кучу времени.

- Нельзя ли перейти к делу, мистер Pop? Pop его не слышал.

- Поскольку мы не имеем возможности все это прочесть, мы, Ваша честь, просто взвешиваем все эти папки и коротко отвечаем следующее: "Вот вам меморандум-ответ на четыре с половиной фунта очередных бессмысленных претензий ответчика. Покорнейше просим принять его".

Теперь, когда присяжных в зале не было, все напрочь забыли об улыбках и куртуазном поведении. Лица всех участников были напряжены. Даже делопроизводители выглядели раздраженными.

Хваленая выдержка Рора лопнула, впрочем, он давно уже научился пускать ее в ход только тогда, когда это было выгодно. Его непостоянный приятель Кейбл сохранял дистанцию, но отнюдь не держал язык за зубами. Обе стороны доставили зрителям удовольствие наблюдать их почти ничем не обузданную свару. В половине десятого Его честь велел Лу Дэлл сообщить присяжным, что он заканчивает рассмотрение ходатайства и заседание вскоре возобновится, он надеется, что в десять часов Поскольку это был первый случай, когда присяжных, уже готовившихся выйти в ложу, попросили задержаться, они отнеслись к этому спокойно: снова разбились на группки и продолжали болтать о том о сем, как всегда делают люди, вынужденные чего-то ждать. Группы образовались по половому, не по расовому принципу: мужчины скопились в одном конце комнаты, женщины - в другом. Курильщики то и дело бегали покурить. Лишь Херман Граймз оставался на своем посту во главе стола, двумя пальцами печатая что-то на своем компьютере-лэптопе для слепых. Он желал дать понять, что все утро корпел над описаниями диаграмм Бронски.

В углу комнаты Лонни Шейвер, выгородивший там себе с помощью трех складных стульев выездной кабинет, тоже сидел, склонившись над лэптопом. Он анализировал отчетность своего супермаркета - ведомости, накладные, сотни других данных - и был счастлив, что никто его не трогает. Не то чтобы он выказывал недружелюбие - просто был занят.

Фрэнк Херрера за столом неподалеку от брайлевского компьютера прилежно изучал биржевые котировки в "Уолл-стрит джорнэл" и время от времени перебрасывался репликами с Джерри Фернандесом, который, устроившись тут же напротив, просматривал таблицу субботних игр студенческих команд. Единственным мужчиной, наслаждавшимся женским обществом, был Николас Истер. На сей раз он тихонько обсуждал дело, которое они слушали, с Лорин Дьюк, огромной жизнерадостной негритянкой, работавшей секретаршей на Кислерской военно-воздушной базе. Как присяжный номер один, она сидела рядом с Николасом, и у них выработалась привычка перешептываться во время заседаний, мешая почти всем остальным.

Лорин в свои тридцать пять лет была разведена, имела двух детей и хорошую службу, по которой ничуть не скучала. Она призналась Николасу, что могла бы хоть год не ходить на работу, всем на это наплевать. Он рассказал ей жуткие истории о кознях, которые табачные компании строили во время предыдущих процессов, и сообщил, что за два года занятий юриспруденцией хорошо изучил судебные прецеденты, связанные с табачными делами. Необходимость бросить учебу он объяснил финансовыми трудностями. Их голоса тихо рокотали где-то на уровне ушей Хермана Граймза, который в этот момент был поглощен своим лэптопом.

Время шло, в десять часов Николас открыл дверь и оторвал Лу Дэлл от ее потрепанного любовного романа. Она понятия не имела, когда судья наконец пошлет за ними, и ничего сделать не могла.

Николас сел за стол и начал обсуждать стратегию действий с Херманом. Несправедливо в случае подобного простоя держать их здесь взаперти. Николас считал, что в таких случаях им должны разрешать под эскортом покидать здание и совершать утреннюю прогулку взамен послеобеденной. Было решено, что Николас изложит эту просьбу, как всегда, письменно и во время обеденного перерыва передаст судье Харкину.

***

В половине одиннадцатого они наконец вошли в зал, атмосфера которого все еще была накалена после недавней баталии. Первым, кого увидел Николас, был тип, проникший в его квартиру. Он сидел в третьем ряду, со стороны ответчика, в одной рубашке, но при галстуке, развернув перед собой газету, касавшуюся спинки впереди стоящего кресла. Человек был один, он, не таясь, смотрел на рассаживавшихся присяжных. Николасу достаточно было пару раз пристально взглянуть на него, чтобы убедиться, что это именно тот тип.

При всей своей хитрости и коварстве Фитч иногда делал глупости. Посылать этого головореза в суд было рискованно, а выгод особых не сулило. Что он мог увидеть и услышать такого, чего не увидели бы и не услышали дюжина адвокатов, полдюжины консультантов и куча соглядатаев Фитча, которые постоянно околачивались здесь?

Хотя появление этого человека в зале суда и удивило Николаса, но он предвидел такую возможность и заранее обдумал, как поступить в этом случае. Вообще-то у него было заготовлено несколько планов действия, в зависимости оттого, где именно вынырнет этот парень. То, что он вынырнул в суде, удивительно, но Николас размышлял не более секунды: необходимо, чтобы судья Харкин узнал, что один из тех самых разбойников, о которых он твердит им с утра до вечера, как раз сидит сейчас в зале, притворяясь случайным зевакой. Харкин должен запомнить его лицо, потому что позднее ему предстоит увидеть его на видеозаписи.

Сначала вызвали доктора Бронски. Это был его третий день в суде, но впервые он должен был подвергнуться перекрестному допросу. Сэр Дурр начал медленно, вежливо, словно испытывая трепет перед столь великим специалистом, и задал несколько простейших вопросов, на которые смог бы ответить любой из присутствующих присяжных. Но вдруг резко сменил тактику. Насколько почтителен он был с доктором Милтоном Фрике, настолько же резким и агрессивным он показал себя с Бронски.

Кейбл начал с пресловутых сорока тысяч компонентов табачного дыма. Выбрав, похоже наугад, один из них, он спросил Бронски, какое действие на легкие может оказывать бензол(а)пирин. Бронски ответил, что не знает, и попытался объяснить, что вредное действие каждого отдельного компонента измерить невозможно. Как насчет бронхов, слизистой и ресничной оболочек? Как действует на них бензол(а)пирин? Бронски снова попробовал объяснить, что выделить воздействие каждого отдельного компонента табачного дыма нельзя.

Кейбл продолжал долбить в одну точку. Он назвал другой компонент и вынудил Бронски признать, что тот не может объяснить присяжным, какой эффект они оказывают на легкие, бронхи или слизистую. Не только в связи с курением, но и вообще. Pop заявил протест, но Его честь протеста не принял на том основании, что это перекрестный допрос, во время которого свидетелей разрешается спрашивать обо всем, что прямо или косвенно относится к вопросу.

Дойл оставался все там же, в третьем ряду, казалось, что ему страшно скучно и он лишь ждет момента, чтобы уйти. Он получил задание искать девушку и занимался этим вот уже четыре дня: часами слонялся в нижнем вестибюле, однажды полдня проторчал у старого драндулета-автомата, торгующего "Доктором Пеппером", болтая с швейцаром и наблюдая за входной дверью. Он галлонами поглощал кофе в маленьких окрестных кафетериях и закусочных. Он, Пэнг и еще двое парней трудились в поте лица, попусту тратя время, чтобы ублажить своего босса.

Просидев четыре дня на одном месте по шесть часов кряду, Николас имел полное представление о том, как работает Фитч. Его люди - будь то консультанты или оперативные сотрудники - находились в постоянном движении. Все здание суда было полем их деятельности. Они сидели и группами, и поодиночке. Во время возникавших в ходе процесса коротких пауз они выходили и входили снова, изредка переговаривались. Они могли неотступно внимательнейшим образом наблюдать за свидетелями и присяжными, а уже в следующий момент решать кроссворд или глазеть в окно.

Николас знал, что и этот человек вскоре покинет зал.

Он набросал записочку, сложил и попросил Лорин Дьюк подержать ее, не читая. Потом, воспользовавшись паузой в перекрестном допросе, во время которой Кейбл просматривал свои записки, он попросил ее перегнуться через барьер и передать записку охраннику Уиллису, который стоял на карауле у флага. Уиллис, неожиданно разбуженный, секунду не мог понять, что от него требуется, но потом сообразил, что должен передать записку судье.

Дойл видел, как Лорин передавала записку, но не знал, что написал ее Николас.

Судья Харкин почти машинально взял записку и бросил ее на стол перед собой, поскольку в этот момент Кейбл выстреливал новый вопрос. Потом он медленно развернул ее. Записка была от Николаса Истера, присяжного номер два. В ней говорилось:
"Господин судья, человек в третьем ряду слева у прохода, в белой рубашке и сине-зеленом галстуке, вчера следил за мной. Сейчас я вижу его во второй раз. Можно ли выяснить, кто он?

Николас Истер".
Прежде чем посмотреть в зал заседания, Его честь бросил взгляд на Дурра Кейбла. Человек сидел один, он неотрывно смотрел на судью, словно понимал, что за ним наблюдают.

Это была совершенно новая для Фредерика Харкина ситуация. Он не мог припомнить в своей судейской практике ничего похожего. Выбор у него был невелик, и чем больше он думал, тем меньше возможностей видел. Он тоже знал, что у обеих сторон есть множество консультантов, помощников, сыщиков, рыщущих и в зале, и в непосредственной близости от суда. Он внимательно вглядывался в лица зрителей и по множеству примет различал людей, опытных в подобных судебных процедурах, явно не желающих выдавать себя. И он догадывался, что этот человек через мгновение исчезнет.

Если Харкин вдруг объявит короткий перерыв, он тотчас растворится.

Для судьи это был чрезвычайно волнующий момент. После всех этих россказней о том, что происходило во время предыдущих судебных слушаний, после его бесконечных предостережений присяжным перед ним наконец появился один из тех самых таинственных агентов, ищейка, нанятая то ли одной, то ли другой из тяжущихся сторон, чтобы оказать давление на его присяжных. Как поступить?

Охранники, находящиеся в зале суда, как правило, одеты в форму, вооружены, но в обычных условиях совершенно безвредны. Более молодых охранников держат на улицах для борьбы со стихийными беспорядками, в зале же дежурят те, кто дослуживает последние месяцы до пенсии. Судья Харкин огляделся и понял, что его возможности еще более ограниченны, чем он полагал.

Был еще Уиллис, он стоял, прислонившись к стене, у флага и, казалось, снова впал в дремотное состояние: рот приоткрыт, из правого уголка рта стекает струйка слюны. В конце прохода, прямо перед Харкином, в сотне футов от него, главный вход охраняли Джип и Рэско. Джип в этот момент сидел в заднем ряду на ближнем к двери месте. На кончике его мясистого носа торчали очки, он просматривал местную газету. Два месяца назад он перенес операцию на бедре, и ему трудно было долго стоять на ногах, поэтому ему разрешили сидеть во время суда. Рэско, более молодому из них, было под шестьдесят, и быстротой реакции он не отличался. Обычно у двери стоял еще один охранник, помоложе, но в настоящий момент он обследовал с помощью металлоискателя боковой проход.

Пока шел отбор жюри, Харкин требовал, чтобы охранники стояли повсюду, но когда начали заслушивать свидетелей, напряжение спало. Теперь это был лишь обычный рутинный гражданский процесс, хотя и с огромными ставками.

Харкин оценил силы, которыми располагал, и принял решение цель не атаковать. Он быстро написал записку, подождал немного, чтобы усыпить бдительность человека в зале, потом незаметно пододвинул ее Глории Лейн, окружному секретарю, сидевшей за маленьким столиком внизу, рядом с судейской скамьей, напротив свидетельского места. В записке содержалось распоряжение хорошенько запомнить указанного им человека, но так, чтобы он не заметил, что за ним наблюдают, затем выскользнуть через боковую дверь и послать за шерифом. Были там распоряжения и для шерифа, но, увы, они так и не понадобились.

Поприсутствовав более часа при безжалостном перекрестном допросе доктора Бронски, Дойл собрался уйти. Девушки нигде не было видно, да он и не ожидал ее увидеть. Он просто выполнял приказ. Кроме того, ему не нравилась суета с записками вокруг судейской скамьи. Он тихонько свернул газету и, не привлекая внимания, улизнул из зала. Харкин наблюдал за ним, не веря своим глазам. Он чуть было не схватил стоящий перед ним на штативе микрофон и не закричал, чтобы тот вернулся, сел на место и ответил на несколько вопросов. Однако сумел сохранить самообладание. Была надежда, что человек вернется.

Николас смотрел на Его честь, оба казались растерянными. Кейбл сделал паузу между вопросами, и судья вдруг неожиданно стукнул молоточком:

- Десятиминутный перерыв. Полагаю, присяжным нужен короткий отдых.

***

Уиллис перепоручил задание Лу Дэлл, которая, просунув голову в дверную щель, сказала:

- Мистер Истер, можно вас на минутку?

Николас следовал за Уиллисом через лабиринт узких коридоров, пока они не остановились у двери кабинета Харкина. Судья сидел один, без мантии, с чашкой кофе в руке. Велев Уиллису идти, он запер дверь.

- Садитесь, пожалуйста, мистер Истер, - сказал он, указывая на стул напротив заваленного бумагами стола. Это не был его персональный кабинет, он делил его с другими судьями, заседавшими в том же суде. - Кофе?

- Нет, спасибо.

Харкин грузно опустился в кресло и наклонился вперед, опершись на подлокотники.

- Итак, расскажите мне, где вы видели этого человека? Видеозапись Николас приберег для более ответственного момента. Для этого разговора он подготовил другую легенду.

- Вчера, после того как вы нас распустили, по пути домой я зашел в магазин Майка, что за углом, купить мороженого. Войдя, я оглянулся и увидел снаружи на тротуаре человека, который заглядывал внутрь. Он меня не видел, но я понял, что уже где-то с ним встречался. Купив мороженое, я пошел домой. Подозревая, что этот человек будет следить за мной, я начал всячески петлять и убедился, что он действительно идет за мной.

- Вы сказали, что видели его раньше?

- Да, сэр. Я работаю в компьютерном отделе торгового центра, и однажды вечером этот парень, я уверен, что это он, ходил туда-сюда возле входа и заглядывал внутрь. Позже, во время перерыва, когда пил кока-колу, я заметил его на другой стороне улицы.

Судья немного расслабился и пригладил волосы.

- Скажите честно, мистер Истер, кто-нибудь из ваших коллег упоминал о чем-либо подобном?

- Нет, сэр.

- А вы мне сообщите, если что-то услышите?

- Конечно.

- Ничего дурного в том, что мы тут поболтаем немного, нет, но я должен знать, если что-нибудь случится.

- А как мне дать вам знать?

- Пошлите записку через Лу Дэлл. Просто напишите, что нам надо поговорить, не уточняя о чем. Бог ее знает, вдруг ей захочется прочесть записку!

- Хорошо.

- Договорились?

- Разумеется.

Харкин глубоко вздохнул и начал рыться в своем кейсе. Выудив оттуда газету, он протянул ее через стол Николасу.

- Вы это видели? Сегодняшняя "Уолл-стрит джорнэл".

- Нет. Я ее не читаю.

- Ясно. Так вот, здесь напечатана большая статья о нашем процессе и о тяжелых последствиях, которые постигнут всю табачную промышленность, если будет вынесен обвинительный приговор.

Такой момент Николас не мог упустить.

- У нас только один человек читает "Уолл-стрит джорнэл".

- Кто?

- Фрэнк Херрера. Он прочитывает ее каждое утро от корки до корки.

- Да. Пока мы ждали, когда нас позовут, он, по-моему, дважды все перечитал.

- Он что-нибудь говорил по этому поводу?

- Мне - нет.

- Черт.

- Но это не важно, - глядя в стену, сказал Николас.

- Потому что он уже принял решение.

Харкин снова подался вперед и тяжело уставился на Николаса:

- Что вы хотите этим сказать?

- По-моему, его ни за что нельзя было выбирать в жюри. Я не знаю, что он написал в анкете, но это наверняка была ложь, иначе его здесь бы не было. И я отлично помню, какие вопросы задавали во время устной беседы, на них он тоже не ответил откровенно.

- Я вас внимательно слушаю.

- Ладно, Ваша честь, только постарайтесь сохранять самообладание. Вчера рано утром у нас с ним состоялась беседа. В комнате присяжных мы были одни, и клянусь, мы не обсуждали обстоятельств этого конкретного дела. Но разговор как-то вышел на сигареты, на то, что Фрэнк бросил курить много лет назад и презирает всех, кто не может сделать того же. Он, знаете ли, отставной военный, а они весьма прямолинейны и резки в...

- Я тоже отставной морской пехотинец.

- Простите. Мне заткнуться?

- Нет, продолжайте.

- Хорошо, но я нервничаю и буду рад закончить в любой момент.

- Я скажу вам, когда остановиться.

- Конечно. Ну так вот, Фрэнк считает, что если человек в течение тридцати с лишним лет курит по три пачки в день и не может бросить, то он заслуживает того, что получает. Никакого сочувствия. Я немного поспорил с ним, просто так, и он обвинил меня в том, что я заранее настроен вынести обвиняемому суровый приговор.

Его честь выслушал это с угрюмым видом, погрузившись глубоко в кресло. Затем, немного помолчав, потер глаза и бессильно опустил плечи.

- Это просто невероятно, - пробормотал он.

- Простите, судья.

- Нет, нет, я ведь сам вас спросил. - Он снова выпрямился, еще раз пригладил волосы рукой и через силу улыбнулся. - Послушайте, мистер Истер, - сказал он, - я не прошу вас становиться стукачом, но ваше жюри меня беспокоит, поскольку есть опасение, что на него будут давить. История подобных процессов весьма непривлекательна. Если вы увидите или услышите что-нибудь, свидетельствующее хотя бы отдаленно о попытках такого давления, пожалуйста, дайте мне знать. Мы этим займемся.

- Конечно, судья.

Статью на первой полосе "Джорнэл" написал Эгнер Лейсон, специальный корреспондент, сидевший в зале в течение почти всего времени, пока отбирали присяжных, и выслушавший все свидетельские показания. Лейсон изучал юриспруденцию.

Десять лет и побывал на многих судебных процессах. В его статье - первой из будущей серии - объяснялась суть дела и давались характеристики участников процесса. Автор не высказывал предположений о том, как будет развиваться процесс, не строил догадок, кто выиграет, он просто честно резюмировал весьма убедительные медицинские доказательства, представленные пока только адвокатами истицы.

Последствием этой статьи для "Пинекса" стало то, что в момент открытия биржи котировки его акций снизились на доллар, к полудню удалось, правда, исправить положение и были основания полагать, что буря миновала.

Статья вызвала также шквал телефонных звонков от нью-йоркских брокеров аналитикам, присутствовавшим на суде в Билокси. Минуты ничего не значащих сплетен растягивались в часы безрезультатных раздумий - в Нью-Йорке терзались единственным вопросом: "Что собирается сказать жюри?"

Молодые люди - мужчины и женщины, в обязанность которым вменялось следить за процессом и попытаться предугадать решение жюри, единого мнения не имели.

ГЛАВА 11

Перекрестный допрос Бронски закончился в четверг лишь к концу дня, а утром в пятницу Марли ошарашила их новыми звонками. Первый Конрад зафиксировал в семь двадцать пять. Он моментально перевел его на Фитча, разговаривавшего в этот момент с Вашингтоном, и стал слушать через громкую связь.

- Доброе утро, Фитч, - ласково сказала она.

- Доброе утро, Марли, - радостно ответил Фитч, прилагая максимум усилий, чтобы его голос звучал приветливо. - Как поживаете?

- Превосходно. Номер второй, Истер, сегодня будет в светло-голубой хлопчатобумажной рубашке, линялых джинсах, белых носках, старых кроссовках, полагаю, "Найк". Он принесет с собой октябрьский номер "Роллинг стоун" с Мит Лоуф на обложке. Поняли?

- Да. Когда мы сможем встретиться и поговорить?

- Когда я буду готова. Adios. - Она повесила трубку. Как выяснилось, звонила она из вестибюля мотеля в городе Хаттисберге, Миссисипи, что в полутора часах езды от Билокси.

Пэнг сидел в кафетерии в трех кварталах от дома Истера. Через несколько минут он уже прятался в тени дерева в пятидесяти ярдах от старенького "фольксвагена-битл". Как по расписанию, в семь сорок пять Истер вышел из дверей своего дома и направился в суд пешком. По обыкновению он остановился возле углового магазинчика, купил те же газеты, что всегда, и выпил чашку кофе.

Разумеется, одет он был точно так, как она описала.

Вторично она позвонила тоже из Хаттисберга, но уже с другого аппарата.

- У меня для вас новость, Фитч. Думаю, она вам понравится. Едва дыша, Фитч сказал:

- Я слушаю.

- Когда присяжные выйдут сегодня в зал, догадайтесь, что они сделают вместо того, чтобы рассесться по местам?

Фитч словно окаменел, он не мог разжать губ. Понимая, что ничего умного не придумает, он сказал:

- Сдаюсь.

- Они произнесут клятву верности. Фитч озадаченно посмотрел на Конрада.

- Вы поняли, Фитч? - спросила она едва ли не с издевкой.

- Да.

Третий раз она позвонила в канцелярию Уэндела Рора, который, по словам секретаря, был очень занят и не мог подойти. Марли сказала, что прекрасно понимает это, но у нее для мистера Рора чрезвычайно важное сообщение. В течение ближайших пяти минут она пошлет его по факсу и великодушно просит секретаря немедленно передать текст мистеру Рору, до того как тот отправится в суд. Секретарь нехотя согласился, и через пять минут нашел на факсе анонимное послание. На нем не было ни номера, с которого отправлен факс, ни адреса, ни имени. В центре листа печатными буквами было написано:

Секретарь стремглав бросился с этим посланием в кабинет Рора, где тот набивал свой кейс бумагами, необходимыми для сегодняшних баталий. Pop прочел, вопросительно посмотрел на секретаря, потом велел позвать своего советника для экстренного совещания.

Нельзя сказать, что настроение было приподнятым, едва ли оно вообще может быть приподнятым у двенадцати человек, которых заставляют что-то делать против воли, но все же наступила пятница, и разговоры носили заметно более беспечный характер. Николас сидел за столом рядом с Херманом Граймзом, напротив Фрэнка Херреры, и ждал затишья во всеобщей оживленной беседе. Он посмотрел на Хермана - тот был погружен в работу на своем лэптопе.

- Эй, Херман, у меня идея.

К этому времени Херман научился прекрасно распознавать все одиннадцать голосов, а жена потратила часы на то, чтобы "привязать" к каждому из них подробное описание внешности.

- Да, Николас?

Николас повысил голос, чтобы привлечь внимание всех присутствующих:

- В детстве я ходил в маленькую частную школу. Каждый день там начинался с того, что мы произносили клятву верности. И с тех пор каждый раз, когда по утрам я вижу американский флаг, мне хочется произнести эту клятву. - Большинство присяжных прислушивались. Пуделихи в комнате не было, она курила. - В зале суда, за спиной судьи, стоит такой замечательный государственный флаг, а мы сидим, смотрим на него - и ничего.

- Я не заметил, - сказал Херман.

- Вы хотите произнести клятву верности флагу при открытии заседания? - спросил Херрера, Наполеон, Отставной Полковник.

- Да. Почему бы не делать этого хотя бы раз в неделю?

- Не вижу в этом ничего предосудительного, - отозвался Джерри Фернандес, которого Николас заранее подговорил.

- Но что скажет судья? - напомнила миссис Глэдис Кард.

- А что он может иметь против? Почему вообще кто-нибудь должен возражать, если мы постоим минутку в честь нашего флага?

- Надеюсь, вы делаете это не для того, чтобы устроить представление? - спросил полковник.

Николас вдруг страшно оскорбился. Он гневно сверкнул глазами на полковника и сказал:

- Мой отец убит во Вьетнаме, поняли? У него есть боевые награды. Для меня американский флаг значит очень много.

Больше ничего не требовалось.

В то время как они по одному входили в зал, судья Харкин приветствовал их теплой пятничной улыбкой. Он намеревался поскорее проскочить через ежедневный ритуал вопросов о подозрительных контактах и перейти к допросу свидетелей. Лишь секунду спустя он осознал, что они не сидят, как обычно. Все двенадцать присяжных вышли в зал, но никто из них не сел. Их взоры были обращены к какой-то точке слева от него, позади свидетельского места, и у всех правая рука покоилась на сердце. Истер произнес первые слова клятвы верности флагу, коллеги поддержали его.

Первой реакцией Харкина было: не может быть! Он никогда не видел, чтобы подобная церемония совершалась в суде группой присяжных. И в жизни не слышал о таком, хотя считал, что все уже повидал и обо всем наслышан. Это не было частью заведенного им ежедневного ритуала, о подобном не написано ни в одном учебнике, ни в одной инструкции. Поэтому первым его побуждением было остановить их и заставить сесть, а потом все выяснить. Но судья тут же осознал, что это будет выглядеть чудовищно непатриотично и даже в какой-то мере преступно - прервать группу благонамеренных граждан, пожелавших почтить свой государственный флаг. Он зыркнул на Рора и Кейбла и увидел лишь открытые рты и отвисшие челюсти.

И тогда он тоже встал. До половины клятвы он неуклюже разворачивался - широкая черная мантия колыхалась вокруг него, - потом положил руку на сердце и присоединился к хору.

Увидев, как присяжные и судья отдают честь звезднополосатому флагу, все присутствующие почувствовали необходимость сделать то же самое, особенно адвокаты, которые не могли позволить себе ни малейшего намека на нелояльность. Они повскакали с мест, сбивая при этом кейсы, стоявшие под столами, и отбрасывая назад стулья. Глория Лейн со своими помощницами, судебный пристав и Лу Дэлл, сидевшая в дальнем конце первого ряда, тоже вскочили и подхватили клятву. Однако где-то за третьим рядом зрителей рвение угасло, и это избавило Фитча от необходимости вставать и, подобно какому-то щенку-скауту, мямлить слова, которых он толком-то и не помнил.

Он сидел в заднем ряду в обществе Хосе - справа - и Холли, симпатичного молодого помощника, - слева. Пэнг дежурил на крыльце. Дойл снова занял пост у автомата "Доктор Пеппер" на первом этаже. Он был одет рабочим, шутил со швейцарами и наблюдал за входной дверью.

Фитч смотрел на происходившее в зале с крайним удивлением. Трудно было поверить, что жюри присяжных по собственной инициативе и очень организованно овладело залом суда. А то, что Марли знала, как это произойдет, и вовсе поразило его.

В том, что она играла с ним в эту игру, было даже определенное преимущество: по крайней мере Фитч знал наперед хоть о некоторых событиях, которые должны были произойти.

Уэндел Pop чувствовал себя, словно в западне. Его так потрясло, что Истер был одет в точном соответствии с описанием и принес именно тот журнал, о котором ему сообщили, - сейчас он лежал у него под стулом, - а также столь организованная демонстрация лояльности, что он сумел выдавить из себя лишь несколько заключительных слов клятвы. При этом на флаг он даже не смотрел. Он не мог отвести взгляда от ложи присяжных, особенно от Истера. Что же, черт возьми, происходит? - думал он.

Когда слова, которыми кончается клятва: "...и справедливость для всех", эхом отразились от потолка и замерли, присяжные расселись по местам и с интересом начали смотреть в зал: какова его реакция? Судья Харкин поправил мантию, переложил несколько бумажек на столе и решительно вознамерился продолжать заседание, словно бы присяжные сделали лишь то, что должны были сделать. А что он мог сказать? Ведь вся процедура отняла всего лишь тридцать секунд.

Большинство юристов втайне иронически отнеслись к такому детскому проявлению патриотизма, но - ради Бога! - если присяжные довольны, они тоже несказанно рады. Только Уэндел Pop продолжал глазеть на жюри, очевидно, лишившись дара речи. Помощнику пришлось слегка толкнуть его локтем в бок, только тогда он очнулся и они принялись оживленно что-то обсуждать, между тем как судья Харкин уже обращался к жюри с привычными вопросами и предостережениями.

- Думаю, мы готовы заслушать следующего свидетеля, - сказал наконец судья, стараясь сообщить ускорение процедуре.

Pop, все еще пораженный, встал и объявил:

- Истица вызывает доктора Хайло Килвана.

Пока очередного эксперта вели из свидетельской комнаты, Фитч тихонько выскользнул из зала, Хосе незамедлительно последовал за ним, и они пешком отправились в свою лавку.

Два мага - предсказателя поведения присяжных молча сидели в просмотровом зале. Один из них наблюдал на основном экране начало допроса доктора Килвана, другой просматривал на маленьком мониторе запись эпизода произнесения клятвы. Фитч навис над монитором и спросил:

- Когда вы еще видели подобное?

- Это Истер, - сказал эксперт, сидевший ближе, - он - закоперщик.

- Разумеется, Истер, - рявкнул в ответ Фитч. - Я видел это с заднего ряда. - Фитч, по обыкновению, играл не совсем честно. Ни один из этих консультантов понятия не имел о звонках Марли, потому что Фитч сообщил о них только своим агентам - Свенсону, Пэнгу, Конраду и Холли, да и то по необходимости.

- Ну и что это дает для вашего компьютерного анализа? - с нескрываемым сарказмом спросил он.

- Сводит его на нет к чертовой матери.

- Я так и думал. Продолжайте наблюдать. - Он хлопнул дверью и отправился к себе в кабинет.
***

Допрос доктора Хайло Килвана вызвавшей его стороной проводил другой адвокат истицы, Скотти Мэнграм из Далласа. Он нажил себе состояние на процессах против нефтехимических компаний по искам о загрязнении атмосферы токсинами. Теперь, в свои сорок два года, он целенаправленно занимался потребительскими товарами, явившимися причиной ущерба или смерти. Он был вторым, кто вслед за Рором вложил в дело Вуда свой миллион. Его задача состояла в том, чтобы безукоризненно владеть статистикой легочно-раковых заболеваний. За последние четыре года он потратил бессчетное количество часов, изучая материалы по этому вопросу, а также посетил всех соответствующих экспертов. После длительных раздумий, не поскупившись на затраты, он выбрал доктора Килвана для поездки в Билокси, чтобы тот поделился с присяжными своими знаниями.

Доктор Килван говорил на очень правильном, хотя немного искусственном английском языке с легким акцентом, который сразу же произвел впечатление на присяжных. Кто может быть более убедительным, чем эксперт, проделавший огромное расстояние, чтобы Присутствовать на этом суде, да к тому же обладавший столь необычным именем и акцентом! Доктор Килван прибыл из Монреаля, где жил последние сорок лет, и то, что он представлял другую страну, добавляло доверия к нему. Присяжные прониклись этим доверием задолго до того, как доктор Килван начал давать показания. Они с Мэнграмом, подыгрывая друг другу, представили впечатляющий, даже можно сказать, устрашающий послужной список, особо обратив внимание на количество опубликованных доктором Килваном книг по статистике легочных раковых заболеваний.

Так что в конце концов Дурру Кейблу ничего не оставалось, как признать компетентность доктора Килвана в данной области Поблагодарив его, Скотти Мэнграм перешел к первой группе вопросов - о соотношении легочной онкологии среди курильщиков и некурящих. Доктор Килван изучал эту проблему последние двадцать лет в Монреальском университете и, объясняя присяжным методику своих исследований, чувствовал себя абсолютно свободно. Для американских мужчин, выкуривающих по пятнадцать сигарет в день в течение десяти лет - а доктор проводил наблюдения за группами мужчин и женщин по всему миру, но прежде всего в Канаде и США, - риск заболеть раком легких в десять раз выше, чем для некурящих. При увеличении количества сигарет до двух пачек в день риск возрастает до двадцати раз по сравнению с некурящими. А если выкуривать по три пачки, как это делал Джекоб Вуд, риск увеличивается в двадцать пять раз.

Ярко раскрашенные таблицы были внесены и развешаны на трех штативах, и доктор Килван, тщательно, без малейшего намека на поспешность, продемонстрировал присяжным свои открытия.

Следующей темой был уровень смертности от рака легких среди курящих мужчин в зависимости от сорта табака. Доктор Килван объяснил основные особенности последствий курения трубки и сигар и обнародовал уровни смертности американских мужчин от трубочного и сигарного табака. Он опубликовал две книги на эту тему и был готов продемонстрировать присяжным новую серию таблиц и диаграмм. Цифр называлось столько, что все они начали путаться в головах присяжных.

Лорин Дьюк первой не выдержала, взяла со стола свою тарелку и пошла с ней в угол, где продолжала есть в одиночестве, держа тарелку на коленях. Поскольку обеды заказывались каждое утро, в девять часов в соответствии с предоставляемым меню, и поскольку Лу Дэлл, охранник Уиллис, работники закусочной О’Рейли и все прочие люди, ответственные за питание присяжных, были обязаны обеспечить доставку обеда точно к полудню, требовался определенный порядок. Места за столом были распределены. Лорин сидела строго напротив Стеллы Хьюлик, которая чавкала во время еды и разговаривала, при этом частицы пищи вылетали у нее изо рта. Стелла одевалась не шикарно, но была чрезвычайно честолюбива. Во время перерывов она из кожи вон лезла, чтобы доказать, что они с мужем, руководящим работником городской водопроводной сети на пенсии по имени Кэл, имеют больше, чем все остальные. У Кэла был отель, множество квартир, которые он сдавал внаем, а также автомобильная мойка. Были у него и другие вложения, которые выскакивали у нее изо рта так же, как и частицы пищи, словно и то и другое происходило случайно. Они совершали разные поездки, путешествовали беспрерывно. Особенно любили Грецию. У Кэла были самолет и несколько кораблей.

По всему побережью ходили слухи, что несколько лет назад Кэл приспособил старое судно, когда-то служившее для ловли креветок, чтобы перевозить марихуану из Мексики. Правда это или нет, но сейчас Хьюлики действительно процветали, и Стелла не могла удержаться, чтобы не доложить об этом каждому, у кого доставало терпения слушать ее. Была она единственной среди присутствующих некоренной жительницей здешних мест. Дождавшись, когда у остальных рты оказывались набитыми едой и за столом воцарялась тишина, она начинала без умолку трещать своим отвратительным гнусавым голосом.

- Надеюсь, сегодня мы закончим пораньше, - сказала она. - Мы с Кэлом собираемся на выходные в Майами. Там открылось несколько новых сказочных магазинов.

Все головы дружно склонились к столу - кусок булки, торчавший у нее изо рта, вызывал у всех тошноту. Каждый произносимый Стеллой слог сопровождался дополнительным призвуком из-за налипшего на зубы хлеба.

Лорин ушла, еще не приступив к еде. За ней последовала Рикки Коулмен, сославшись на то, что ей хочется посидеть возле окна. Лонни Шейверу приспичило поработать во время обеда. Продолжая жевать цыпленка, он, извинившись, уединился в углу со своим компьютером.

- Доктор Килван, несомненно, производит сильное впечатление, не так ли? - обратился Николас к тем, кто остался за столом. Кое-кто взглянул на Хермана, евшего свой обычный сандвич с индейкой на белом хлебе без майонеза, горчицы или какой-либо иной приправы, которая могла бы испачкать ему губы. Даже слепому не составляло труда управиться с нарезанной тонкими ломтиками индейкой и наструганными соломкой чипсами. На мгновение жующие челюсти Хермана остановились, но он ничего не сказал.

- От статистики так просто не отмахнешься, - улыбаясь Джерри Фернандесу, продолжил Николас. Он намеренно провоцировал председателя.

- Хватит, - сказал Херман.

- Что "хватит", Херм?

- Хватит разговаривать о процессе. Вы знаете установленные судьей правила.

- Да, но судьи здесь нет, правда же, Херм? И он не сможет узнать, о чем мы здесь говорим. Если, конечно, вы ему не расскажете.

- Именно это я и могу сделать.

- Чудесно, Херм. Тогда о чем вы хотели бы поговорить?

- О чем угодно, кроме процесса.

- Предложите тему. Футбол, погода.

- Я не смотрю футбол.

- Ха-ха.

И тут не выдержал Джерри Фернандес.

- Не могли бы вы перестать чавкать! - рявкнул он зло.

Окрик пришелся как раз на момент, когда Стелла откусывала от сандвича. Она застыла с полуоткрытым ртом и засунутой в него булкой. Он смотрел на нее так, словно готов был ударить, но после некоторой паузы глубоко вздохнул и сказал.

- Ладно, простите. Все потому, что вы совершенно не умеете вести себя за столом.

Она была ошеломлена и чувствовала себя крайне неловко, однако предпочла перейти в наступление. Покраснев, она с трудом проглотила откушенный кусок.

- А может быть, ваши манеры мне тоже не нравятся, - ощетинилась она. Все опустили головы.

- По крайней мере ем я тихо и закрываю рот, когда жую, - огрызнулся Джерри, прекрасно понимая, что прозвучало это по-детски.

- Я тоже, - сказала Стелла.

- Нет, вы - нет, - вступил Наполеон, который имел несчастье, как и Лорин Дьюк, сидеть напротив Стеллы. - От вас больше шума, чем от трехлетнего ребенка.

Херман громко откашлялся и сказал:

- Давайте все сделаем глубокий вдох и мирно закончим обед. Больше за столом не было произнесено ни звука. Первыми из комнаты вышли Джерри и Пуделиха, они отправились в курительную комнату. За ними последовал Николас. Он не курил, но хотел сменить обстановку. Шел небольшой дождик, поэтому прогулку пришлось отменить.

Они сошлись в маленькой квадратной комнатке с открывающимся, слава Богу, окном, в которой стояли только складные стулья. Энджел Уиз, самая тихая из присяжных, присоединилась к ним. Оскорбленная Стелла, четвертая курильщица, решила переждать.

Пуделиха была не прочь поговорить о процессе. Энджел тоже. Ведь ничто другое их не связывало. Они были согласны с Джерри: все знают, что курение чревато раком легких. Поэтому если вы курите, то делаете это на свой страх и риск.

Почему нужно платить миллионы наследникам покойника, который тридцать пять лет курил по собственной воле? Пусть им это докажут.