Вильгельм гауф холодное сердце

  Жалкий червяк!..   загремел над ним громовой голос.   Я мог бы на месте испепелить тебя! Но, так и быть, ради этой бедной, кроткой женщины дарю тебе еще семь дней жизни. Если за эти дни ты не раскаешься   берегись!..

Точно огненный вихрь промчался над Петером   и всё стихло.

Вечером люди, проходившие мимо, увидели Петера лежащим на земле у порога своего дома.

Он был бледен как мертвец, сердце у него не билось, и соседи уже решили, что он умер (ведь они то не знали, что сердце его не бьется, потому что оно каменное). Но тут кто то заметил, что Петер еще дышит. Принесли воды, смочили ему лоб, и он очнулся...

  Лизбет!.. Где Лизбет?   спросил он хриплым шепотом.

Но никто не знал, где она.

Он поблагодарил людей за помощь и вошел в дом. Лизбет не было и там.

Петер совсем растерялся. Что же это значит? Куда она исчезла? Живая или мертвая, она должна быть здесь.

Так прошло несколько дней. С утра до ночи бродил он по дому, не зная, за что взяться. А ночью, стоило ему только закрыть глаза, его будил тихий голос:

  Петер, достань себе горячее сердце! Достань себе горячее сердце, Петер!..

Это был голос Лизбет. Петер вскакивал, озирался по сторонам, но ее нигде не было.

Соседям он сказал, что жена поехала на несколько дней навестить отца. Ему, конечно, поверили. Но ведь рано или поздно они узнают, что это неправда. Что сказать тогда? А дни, отпущенные ему, для того чтобы он раскаялся, всё шли и шли, и час расплаты приближался. Но как он мог раскаяться, когда его каменное сердце не знало раскаяния? Ах, если бы в самом деле он мог добыть себе сердце погорячей!

И вот, когда седьмой день был уже на исходе, Петер решился. Он надел праздничный камзол, шляпу, вскочил на коня и поскакал к Еловой горе.

Там, где начинался частый ельник, он спешился, привязал лошадь к дереву, а сам, цепляясь за колючие ветки, полез наверх.

Около большой ели он остановился, снял шляпу и, с трудом припоминая слова, медленно проговорил:
  Под косматой елью,

В темном подземелье,

Где рождается родник,  

Меж корней живет старик.

Он хранит заветный клад.

Кто родился в день воскресный,

Получает клад чудесный.

Он едва взглянул на Петера и спросил безучастным голосом:

  Что тебе надо от меня, Петер Мунк?

  У меня осталось еще одно желание, господин Стеклянный Человечек,   сказал Петер, не смея поднять глаза.   Я хотел бы, чтобы вы его исполнили.

  Разве у каменного сердца могут быть желания!   ответил Стеклянный Человечек.   У тебя уже есть все, что нужно таким людям, как ты. А если тебе еще чего нибудь не хватает, проси у своего друга Михеля. Я вряд ли смогу тебе помочь.

  Но ведь вы сами обещали мне исполнить три желания. Одно еще остается за мной!..

  Я обещал исполнить третье твое желание, только если оно не будет безрассудным. Ну говори, что ты там еще придумал?

  Я хотел бы... Я хотел бы...   начал прерывающимся голосом Петер.   Господин Стеклянный Человечек! Выньте из моей груди этот мертвый камень и дайте мне мое живое сердце.

  Да разве ты со мной заключил эту сделку?   сказал Стеклянный Человечек.   Разве я Михель Голландец, который раздает золотые монеты и каменные сердца? Ступай к нему, проси у него свое сердце!

Петер грустно покачал головой:

  Ах, он ни за что не отдаст мне его. Стеклянный Человечек помолчал с минуту, потом вынул из кармана свою стеклянную трубку и закурил.

  Да,   сказал он, пуская кольца дыма,   конечно, он не захочет отдать тебе твое сердце... И хотя ты очень виноват перед людьми, передо мной и перед собой, но желание твое не так уж глупо. Я помогу тебе. Слушай: силой ты от Михеля ничего не добьешься. Но перехитрить его не так уж трудно, хоть он и считает себя умнее всех на свете. Нагнись ко мне, я скажу, как выманить у него твое сердце.

И Стеклянный Человечек сказал Петеру на ухо всё, что надо делать.

  Запомни же,   добавил он на прощание,   если в груди у тебя будет опять живое, горячее сердце и если перед опасностью оно не дрогнет и будет тверже каменного, никто не одолеет тебя, даже сам Михель Великан. А теперь ступай к возвращайся ко мне с живым, бьющимся, как у всех людей, сердцем. Или совсем не возвращайся.

Так сказал Стеклянный Человечек и скрылся под корнями ели, а Петер быстрыми шагами направился к ущелью, где жил Михель Великан.

Он трижды окликнул его по имени, и великан явился.

  Что, жену убил?   сказал он, смеясь.   Ну и ладно, поделом ей! Зачем мотала мужнино добро! Только, пожалуй, приятель, тебе придется на время уехать из наших краев, а то заметят добрые соседи, что она пропала, поднимут шум, начнутся всякие разговоры... Не оберешься хлопот. Тебе, верно, деньги нужны?

  Да,   сказал Петер,   и на этот раз побольше. Ведь до Америки далеко.

  Ну, за деньгами дело не станет,   сказал Михель и повел Петера к себе в дом.

Он открыл сундук, стоявший в углу, вытащил несколько больших свертков золотых монет и, разложив их на столе, стал пересчитывать.

Петер стоял рядом и ссыпал в мешок сосчитанные монеты.

  А какой ты все таки ловкий обманщик, Михель!   сказал он, хитро поглядев на великана.   Ведь я было совсем поверил, что ты вынул мое сердце и положил вместо него камень.

  То есть как это так?   сказал Михель и даже раскрыл рот от удивления.   Ты сомневаешься в том, что у тебя каменное сердце? Что же, оно у тебя бьется, замирает? Или, может быть, ты чувствуешь страх, горе, раскаяние?

  Да, немного,   сказал Петер.   Я прекрасно понимаю, приятель, что ты его попросту заморозил, и теперь оно понемногу оттаивает... Да и как ты мог, не причинив мне ни малейшего вреда, вынуть у меня сердце и заменить его каменным? Для этого надо быть настоящим волшебником!..

  Но уверяю тебя,   закричал Михель,   что я это сделал! Вместо сердца у тебя самый настоящий камень, а настоящее твое сердце лежит в стеклянной банке, рядом с сердцем Иезекиила Толстого. Если хочешь, можешь посмотреть сам.

Петер засмеялся.

  Есть на что смотреть!   сказал он небрежно.   Когда я путешествовал по чужим странам, я видел много диковин и почище твоих. Сердца, которые лежат у тебя в стеклянных банках, сделаны из воска. Мне случалось видеть даже восковых людей, не то что сердца! Нет, что там ни говори, а колдовать ты не умеешь!..

Михель встал и с грохотом отбросил стул.

  Иди сюда!   крикнул он, распахивая дверь в соседнюю комнату.   Смотри, что тут написано! Вот здесь   на этой банке! “Сердце Петера Мунка”! Приложи ухо к стеклу   послушай, как оно бьется. Разве восковое может так биться и трепетать?

  Конечно, может. Восковые люди на ярмарках ходят и говорят. У них внутри есть какая то пружинка...

  Пружинка? А вот ты у меня сейчас узнаешь, что это за пружинка! Дурак! Не умеет отличить восковое сердце от своего собственного!..

Михель сорвал с Петера камзол, вытащил у него из груди камень и, не говоря ни слова, показал его Петеру. Потом он вытащил из банки сердце, подышал на него и осторожно положил туда, где ему и следовало быть.

В груди у Петера стало горячо, весело, и кровь быстрей побежала по жилам.

Он невольно приложил руку к сердцу, слушая его радостный стук.

Михель поглядел на него с торжеством.

  Ну, кто был прав?   спросил он.

  Ты,   сказал Петер.   Вот уж не думал, признаться, что ты такой колдун.

  То то же!..   ответил Михель, самодовольно ухмыляясь.   Ну, теперь давай   я положу его на место.

  Оно и так на месте!   сказал Петер спокойно.   На этот раз ты остался в дураках, господин Михель, хоть ты и великий колдун. Я больше не отдам тебе моего сердца.

  Оно уже не твое!   закричал Михель.   Я купил его. Отдавай сейчас же мое сердце, жалкий воришка, а не то я раздавлю тебя на месте!

И, стиснув свой огромный кулак, он занес его над Петером. Но Петер даже головы не нагнул. Он поглядел Михелю прямо в глаза и твердо сказал:

  Не отдам!

Должно быть, Михель не ожидал такого ответа. Он отшатнулся от Петера, словно споткнулся на бегу. А сердца в банках застучали так громко, как стучат в мастерской часы, вынутые из своих оправ и футляров.

Михель обвел их своим холодным, мертвящим взглядом   и они сразу притихли.

Тогда он перевел взгляд на Петера и сказал тихо:

  Вот ты какой! Ну полно, полно, нечего корчить из себя храбреца. Уж кто кто, а я то знаю твое сердце, в руках держал... Жалкое сердечко   мягкое, слабенькое... Дрожит небось со страху... Давай ка его сюда, в банке ему будет спокойнее.

  Не дам!   еще громче сказал Петер.

  Посмотрим!

И вдруг на том месте, где только что стоял Михель, появилась огромная скользкая зеленовато бурая змея. В одно мгновение она обвилась кольцами вокруг Петера и, сдавив его грудь, словно железным обручем, заглянула ему в глаза холодными глазами Михеля.

  Отдаш ш шь?   прошипела змея.

  Не отдам!   сказал Петер.

В ту же секунду кольца, сжимавшие его, распались, змея исчезла, а из под змеи дымными языками вырвалось пламя и со всех сторон окружило Петера.

Огненные языки лизали его одежду, руки, лицо...

  Отдашь, отдашь?..   шумело пламя.

  Нет!   сказал Петер.

Он почти задохнулся от нестерпимого жара и серного дыма, но сердце его было твердо.

Пламя сникло, и потоки воды, бурля и бушуя, обрушились на Петера со всех сторон.

В шуме воды слышались те же слова, что и в шипенье змеи, и в свисте пламени: “Отдашь? Отдашь?”

С каждой минутой вода подымалась всё выше и выше. Вот уже она подступила к самому горлу Петера...

  Отдашь?

  Не отдам!   сказал Петер.

Сердце его было твёрже каменного.

Вода пенистым гребнем встала перед его глазами, и он чуть было не захлебнулся.

Но тут какая то невидимая сила подхватила Петера, подняла над водой и вынесла из ущелья.

Он и очнуться не успел, как уже стоял по ту сторону канавы, которая разделяла владения Михеля Великана и Стеклянного Человечка.

Но Михель Великан еще не сдался. Вдогонку Петеру он послал бурю.

Как подкошенные травы, валились столетние сосны и ели. Молнии раскалывали небо и падали на землю, словно огненные стрелы. Одна упала справа от Петера, в двух шагах от него, другая   слева, еще ближе.

Петер невольно закрыл глаза и ухватился за ствол дерева.

  Грози, грози!   крикнул он, с трудом переводя дух.   Сердце мое у меня, и я его тебе не отдам!

И вдруг всё разом стихло. Петер поднял голову и открыл глаза.

Михель неподвижно стоял у границы своих владений. Руки у него опустились, ноги словно вросли в землю. Видно было, что волшебная сила покинула его. Это был уже не прежний великан, повелевающий землей, водой, огнем и воздухом, а дряхлый, сгорбленный, изъеденный годами старик в ветхой одежде плотогона. Он оперся на свой багор, как на костыль, вобрал голову в плечи, съежился...

С каждой минутой на глазах у Петера Михель становился всё меньше и меньше. Вот он стал тише воды, ниже травы и наконец совсем прижался к земле. Только по шелесту и колебанию стебельков можно было заметить, как он уполз червяком в свое логово.

...Петер еще долго смотрел ему вслед, а потом медленно побрел на вершину горы к старой ели.

Сердце у него в груди билось, радуясь тому, что оно опять может биться.

Но чем дальше он шел, тем печальнее становилось у него на душе. Он вспомнил все, что с ним случилось за эти годы,   вспомнил старуху мать, которая приходила к нему за жалким подаянием, вспомнил бедняков, которых травил собаками, вспомнил Лизбет... И горькие слезы покатились у него из глаз.

Когда он подошел к старой ели, Стеклянный Человечек сидел на мшистой кочке под ветвями и курил свою трубочку.

Он посмотрел на Петера ясными, прозрачными, как стекло, глазами и сказал:

  О чем ты плачешь, угольщик Мунк? Разве ты не рад, что в груди у тебя опять бьется живое сердце?

  Ах, оно не бьется, оно разрывается на части,   сказал Петер.   Лучше бы мне не жить на свете, чем помнить, как я жил до сих пор. Матушка никогда не простит меня, а у бедной Лизбет я даже не могу попросить прощения. Лучше убейте меня, господин Стеклянный Человечек,   по крайней мере, этой постыдной жизни наступит конец. Вот оно, мое последнее желание!

  Хорошо,   сказал Стеклянный Человечек.   Если ты этого хочешь, пусть будет по твоему. Сейчас я принесу топор.

Он неторопливо выколотил трубочку и спрятал ее в карман. Потом встал и, приподняв мохнатые колючие ветви, исчез где то за елью.

А Петер, плача, опустился на траву. О жизни он нисколько не жалел и терпеливо ждал своей последней минуты.

И вот за спиной у него раздался легкий шорох.

“Идет!   подумал Петер.   Сейчас всему конец!” И, закрыв лицо руками, он еще ниже склонил голову.

  Петер Мунк!   услышал он голос Стеклянного Человечка, тонкий и звонкий, как хрусталь.   Петер Мунк! Оглянись вокруг в последний раз.

Петер поднял голову и невольно вскрикнул. Перед ним стояли его мать и жена.

  Лизбет, ты жива!   закричал Петер, задыхаясь от радости.   Матушка! И вы тут!.. Как мне вымолить у вас прощенье?!

  Они уже простили тебя, Петер,   сказал Стеклянный Человечек.   Да, простили, потому что ты раскаялся от всего сердца. А ведь оно у тебя теперь не каменное. Воротись домой и будь по прежнему угольщиком. Если ты станешь уважать свое ремесло, то и люди будут уважать тебя, и всякий с радостью пожмет твою почерневшую от угля, но чистую руку, даже если у тебя не будет бочек с золотом.

С этими словами Стеклянный Человечек исчез. А Петер с женой и матерью пошел домой.

От богатой усадьбы господина Петера Мунка не осталось и следа. Во время последней бури молния ударила прямо в дом и сожгла его дотла. Но Петер нисколько не жалел о своем потерянном богатстве.

До старой отцовской хижины было недалеко, и он весело зашагал туда, вспоминая то славное время, когда был беспечным и веселым угольщиком...

Как же удивился он, когда увидел вместо бедной, покривившейся хижины новый красивый домик. В палисаднике цвели цветы, на окошках белели накрахмаленные занавески, а внутри все было так прибрано, словно кто то поджидал хозяев. В печке весело потрескивал огонь, стол был накрыт, а на полках вдоль стен переливалась всеми цветами радуги разноцветная стеклянная посуда.

  Это всё подарил нам Стеклянный Человечек!   воскликнул Петер.

И началась новая жизнь в новом домике. С утра до вечера Петер работал у своих угольных ям и возвращался домой усталый, но веселый   он знал, что дома его ждут с радостью и нетерпением.

За карточным столом и перед трактирной стойкой его больше никогда не видели. Но свои воскресные вечера он проводил теперь веселее, чем раньше. Двери его дома были широко открыты для гостей, и соседи охотно заходили в дом угольщика Мунка, потому что их встречали хозяйки, гостеприимные и приветливые, и хозяин, добродушный, всегда готовый порадоваться с приятелем его радости или помочь ему в беде.

А через год в новом домике произошло большое событие: у Петера и Лизбет родился сын, маленький Петер Мунк.

  Кого ты хочешь позвать в крестные отцы?   спросила у Петера старуха мать.

Петер ничего не ответил. Он смыл угольную пыль с лица и рук, надел праздничный кафтан, взял праздничную шляпу и пошел на Еловую гору.

Возле знакомой старой ели он остановился и, низко кланяясь, произнес заветные слова:
  Под косматой елью.

В темном подземелье...

  Господин Стеклянный Человечек!   закричал Петер.   Мне ничего не надо от вас, я ни о чем не прошу и пришел сюда только для того, чтобы позвать вас в крестные отцы к моему новорожденному сыночку!.. Слышите вы меня, господин Стеклянный Человечек?..

Но кругом всё было тихо. Стеклянный Человечек не отозвался и тут.

Только легкий ветер пробежал по верхушкам елей и сбросил к ногам Петера несколько шишек.

  Ну что ж, возьму на память хоть эти еловые шишки, если уж хозяин Еловой горы не хочет больше показываться,   сказал сам себе Петер и, поклонившись на прощание больший ели, пошел домой.

Вечером старая матушка Мунк, убирая в шкаф праздничный кафтан сына, заметила, что карманы его чем то набиты. Она вывернула их и оттуда выпало несколько больших еловых шишек.

Ударившись об пол, шишки рассыпались, и все их чешуйки превратились в новенькие блестящие талеры, среди которых не оказалось ни одного фальшивого.

Это был подарок Стеклянного Человечка маленькому Петеру Мунку.

Еще много лет в мире и согласии прожила на свете семья угольщика Мунка. Маленький Петер вырос, большой Петер состарился.

И когда молодежь окружала старика и просила его рассказать что нибудь о прошлых днях, он рассказывал им эту историю и всегда кончал ее так: