Выпуск 41 Содержание: Наталия Лазарева Листьев медь, окончание Екатерина Четкина Счастье человеческое Валентин Артемьев о творчество, полёт души! Наталья Крупина «Пепельная роза»
жүктеу/скачать 0.69 Mb.
|
| Но Леник его не слышал.
- Пропустите, пожалуйста. Мне, тут, срочно, нужно... - он бочком продвигался к уже мигавшему красным глазком лифту. В результате этих усилий он с трудом добрался до мужского туалета, находившегося как раз напротив того заколоченного женского, и потом, наконец, почувствовал себя человеком. Уже возле вертушки и поста при входе в имитационный отдел пахло шашлыком - это на половине Климаши на знаменитом сооружении Пня жарились нанизанные на шампуры кусочки антрекотов из офицерской кулинанарии. Охраннику вынесли на блюдечке. Когда Анипилогов уже в отделе доставал из сейфа банку со спиртом, внизу, возле постового, возник шум. Леник вручил банку Пню и тот принялся разводить спирт дисциллированной водой и разливать по стаканам. Спустившись, Анипилогов обнаружил возмущенного академика Пеструху, совершенно трезвого, и очень веселого Женю Патокина, который пытался ласково говорить с дежурным: - Ну, как это, нас не пустить? Отдел имитации сегодня - геройский, но и мы тут с академиком сегодня не последние люди. Ты что же, разве этого не знаешь, милок? Пеструха отталкивал Женю. - Нет, нет, погодите, Евгений. Вот мой академический пропуск, вот все степени допусков. Такого же не может быть, чтоб нам не было сюда прохода! - Да вы поймите! В имитацию - только с особым грифом и треугольной печатью! - прижимал руки к груди дежурный, курсант корпуса дальней связи. - Ладно тебе - с грифом, без грифа! - запыхавшись выпалил Анпилогов и поставил перед постовым стакан с только что разведенным спиртом. - Эти - ко мне лично. А пропуск я выпишу позже, задним числом. И поставлю треугольную печать. - Ну раз так - проходите. - Курсант спрятал стакан в ящик письменного стола и аккуратно, чтобы не расплескать, задвинул его. Войдя на вторую территорию, Пеструха сразу прошел к Климаше и погладил ее по железному боку. Анпилоговские люди сидели за заставленными и застеленными белой казенной бумагой столами справа от машины, возле окон. Поскольку к организованным Пнем стаканчикам все уже начали прикладываться, то, завидев академических гостей, поднялись и заголдели громче обычного. Тогда Пеструха, по-прежнему стоя возле Климаши, начал говорить, причем обращался он не только к анпилоговским людям, но и к самой машине. - Поздравляю вас! И, прежде всего, вас, коллеги. Мы с Женей, так это… Сделали просто привычную работу, но ведь нынче все чуть было не сорвалось. Да мы со своими баранками всегда на подхвате, когда не хватает топлива, нам не привыкать. Но и отвыкнуть не в состоянии, втянулись. - Ну, тут думаю, виноваты конструкторы испытательной башни и обслуживающий персонал, - низким голосом, авторитетно вступил Леник. - Мы - мы... - засомневался Пеструха. - Но нужно же было вдолбить в голову этому обслуживающему персоналу, что аварийное выключение: А7 на... - Это ж, лабораторный жаргон, ей Богу, - вдруг повысил голос Женя, и зоголосил ерническим фальцетом, - А7 на Е5. - Верно, коллега Патокин, - согласился академик, - в повседневной практике у нас все обозначения носят шахматный оттенок, но это не значит, что... - В официальной документации сказано, - деланно посерьезнел Женя, - в случае аварийной ситуации, необходимо задействовать тумблер антиперегрузки и установить вольеру отхода в максимальное левое положение. - Но это же медленно! Тот способ, который я предложил, - отпарировал академик. - Ладно, проехали! - загремел Леник, вдруг почувствовавший, что здесь - он хозяин. - Присаживайтесь-ка, сотрудники хорошие, за наш скромный стол. Тут же вскочила Майка Городошница, ухватила Пеструху за руку и потащила к свободному стулу рядом с собой. Пеструха, хоть и позволил себя утягивать, но приостановился, повел носом и проговорил: - Ну и запахи у вас тут! - А что - не те запахи?! - Возмутился Пень и даже встал. - Да те, те, те. Но все же - рядом с такой техникой, - академик покосился на Климашу. - Это вы зря, - Майку отпустила рукав Пеструхи, - Климаша тут совершенно не в обиде. Она тоже ... наш сотрудник. Вообще, - Городошница обвела вдруг притихших анпилоговских людей взгдядом тщательно подкрашенных глаз, - Она такая... Она... тоже человек. Академик помолчал. Потом снял очки и очень старательно заправил их в верхний карман пиджака: - Ну да, ну да. А Климаша - это, собственно, "машина, сделанная в Клину"? Я правильно сообразил? - Да, все верно, - хмыкнул Анпилогов, - только я вам скажу, что данная техническая единица, КАМ-75, производства Клинского завода аналоговых машин.. - Я прекрасно помню этот коллектив разработчиков, - с готовностью отозвался Пеструха. - Они были довольно чудными. Ходила даже легенда, что коллектив умудрился заложить в одну из версий модельного ряда КАМ... ну, скажем так, свой вариант осознания мира. Пусть это звучит ф-ф-фантастично, но такова легенда, поверьте. Тут академик Пеструха начал стесняться присутствующих и вновь надел очки. Женя Патокин нервно сглотнул, сполз со своего стула, подошел к Пеструхе и сказал: - Старший коллега несколько преувеличивает: "осознание мира"... Я вот знал людей, которые делали эту машину. И это были хорошие ... коллеги. И у них все было несложно. Они хотели сделать хорошую машину, которая с помощью подачи электрического тока, пропущенного через всякие там сопротивления, емкости и намотанные вручную медные катушки, способно воссоздать некие процессы. То есть, простите, как вскоре будет говориться - продвижения. Это я с латыни перевожу. То есть получается - как имитация человеческого состояния, выраженная в странных кривых на конкретном черном осциллографе. Формулу-то не выразишь - ни словами, ни переменными. Но в картинке - вся суть. - Ну, коллега, здесь вы не совсем правы, - снова вступил Пеструха, - Существуют ведь такие многомерные математические построения – и это касается таких областей, как топология, на основе которых, как я читал, действительно строились модели сознания. При слове «топология» Леник вскинулся, но промолчал. Он прекрасно помнил, как произнес это слово на Ледострове Явич, и как из ряда заключенных вышел тот математик с красным обветренным лицом. - А некоторые, между прочим, гадают по руке... – вдруг сказала Майя. - Как- как? - переспросил Пеструха. И в этот момент все увидели, что академик, наконец, занял свое место на этом празднике. И стало видно, что все разместились на трех уровнях. Но был и промежуточный. Пеструха не пошел за стол, а забрался на лесенку, на последней площадке которой Пень обычно собирал схемы на верхней панели Климаши, академик Пеструха сидел на верхнем уровне, на последней ступеньке лесенки. А внизу, у его ног, устроилась Майка Городошница - и стоило ей поднять голову - она могла уже видеть своего кумира. Так она оказалась на нижнем уровне. Остальные же продолжали сидеть за столом - на среднем. Промежуточный же уровень - стоя - пока занят не был. Женя опорожнил свой стакан, сооруженный Пнем, потом подал его создателю и потребовал возобновления. Пень исполнил. Тогда Женя протянул стакан академику Пеструхе, песеступив через Майку, и поставив ногу на среднбюю ступеньку. Пеструха долго отмахивался, но Женя не отступал и дождался, пока Пеструха доведет стакаг до посденего глотка. - По руке! - продолжила Майка. - Как жить, с кем жить, от кого ждать беды, чем все это кончится... Вообще - про любовь. - Хм... - проговорил сверху Пеструха, переставший вдруг застревать на гласных. - Кое-что об этом слове. Вы же произнесли это слово? - Да, произнесла, - проговорила Майка визгливо. - А вот не знаю такого слова, - опять вступил Пеструха. - А я... вот узнала, - вдруг громко вставила Уля, быстро-быстро переплетая кончик косы. Женя забрал у Пеструхи стакан, приподнял его и удовлетворенно крякнул. - Нет, - вдруг замотал головой академик, - нет и нет. Вы ошибаетесь. Здесь нужно произнести другое слово. - он приостановился, снял очки, зажмурил беззащитные глаза, проговорил, - Сеябус. Женя прошел на свое старое место, сел, протянул руку и обнял Улю: - Да не пугайте вы нас, старший коллега. Женщина все просто и понятно назвала. И в этом суть. - Нет! - вдруг взвился академик. - Не в этом! И вы прекрасно знаете, Патокин, только передергиваете! Помните фразу: " И тогда нам уже не будет свойственно то полное и всепоглощающее чувство..." – это и есть сеябус. Только что мы стали свидетелями реального использования так называемого "постного огня". И о чем это говорит? - Да ни о чем это особенно не говорит.., - Женя с аппетитом положил в рот полную ложку салата из картофеля, колбасы и яиц, - Ну, старший коллега, люди постарались, люди нашли закодированную информацию, разобрались с ней, создали... скажем так, реально действующее устройство и... - Женя с удовольствием еще раз глотнул из заботливо подставленного Пнем стакана, потом медленно и безмолвно повернулся к сидящей рядом Уле, приобнял ее за талию, - использовали его в испытаниях движка для астрофизического объекта. Все. Что же тут "всепоглощающего"? Академик на своем третьем уровне, на верхушке лестницы, приставленной к Климаше, схватился за голову и стал раскачиваться из стороны в сторону, - Ох, в-в- ы з-з-ззря меня напоили, Женя! Я ведь сейчас все скажу, как бы мне не было безумно интересно работать в этом слое мысли. Вам всем скажу сейчас, коллеги... Постного огня быть не м-м-м... не м-может. Не может его быть! - Простите, - Анпилогов посчитал своим долгом вмешаться, хотя точно знал, что в комнате нет ни единого прослушивающего корпа. Но ведь здесь были его люди, - Техника на лигокристаллах - очень серьезное направление, такое, с каким мы еще не работали. И, честно говоря, не всегда и осознаем все ее возможности. Просто там, на Пятом прииске, в силу определенных природных явлений - давления, влажности, химического состава земной коры в данной географической точке, создались необходимые условия. Но вся наша линейка, собранная на лиго, позволила, в конце концов, на основе расшифрованных данных, найти параметры постного огня. И пока шли все эти разговоры, Коля Демура, который несколько отстранясь от улиного плеча, все смотрел сверху на руку Жени Патокина, по прежнему спокойно лежащую на улиной талии, встал, брезгливо отодвинул стул и ушел в темноту, за лестницу академика, к теплой панели Климаши, где подергивались светляки диодов. Теперь он занял дополнительный уровень. - Н-нне знаю, н-нне знаю, коллеги... - продолжил Пеструха уже, как казалось, безо всякого энтузиазма, - Яб-б-локо от я-б-б-лони... Лигокристаллы ведь тоже в п-п-приниципе невозможны. Но, Боже, какие они нам дают преимущества! Одни эти продвижения – чего стоят. Представьте, ведь ни один нормальный человек просто не в состоянии представить себе огромное поле и смысл всех деловых процессов, которые происходят в одном, скажем так, государстве. Но если поделить эти процессы на сотни мелких и конкретных составляющих, расположить определенным образом в гигантской памяти системы машин – то ведь можно будет всем этим весьма продуктивно управлять! - Ну это вы переусердствовали, уважаемый коллега, - взвился вдруг Женя Патокин. – Система продвижений и постоянное обрезание наших возможностей – это вовсе не выход. Да достаточно одного-двух разумных и талантливых людей… Господи, что я несу? - Нет, вы в чем-то правы, Женя. Но сверху-то все увидеть может только существо, обладающее возможностью озарений. А это ведь очень мало кому свойственно. Обычным людям вполне удобно все тщательно распределить по кусочкам, вот как, скажем, ваш салат. Женя кашлянул и отложил ложку. А Пеструха продолжал со своего высокого места: - Как я мог бы работать! Какая мощь у этих фиктивных кристаллов! Но по поводу чувства.... Это я, Леонид Михайлович, прочитал однажды в сборнике статей приверженцев такого научного направления... темпористики. Он-н-нии предупреждали-и-ииии... Не идите на поводу. Вам предложат великие возможности, и поведут на поводу... И лишат вас... - О-о-о! - Женя Патокин вдруг посерьезнел, оставил смущенно улыбающуюся Ульяну, пробрался к академику и подал ему руку. Старший коллега уже и так начал спускаться со ступенек. Потом представители Академии раскланялись, пожали руки близкостоящим и ушли с территории Климаши. 39 Второй раз Анпилогов приехал в Ошалово незадолго до отказа всех систем на лигокристаллах, сразу после инцидента на орбите, в составе правительственной комиссии. Спутник слежения Сполох, постоянно находящийся на связи с системами Ошаловской станции, неожиданно пропал с экранов радаров. Приборы зафиксировали взрыв. Сразу же после этого прозвучало грозное заявление Петруничева и Нифонтова для ряда заэкранных держав в связи с потерей нами спутника Сполох и содержащее намеки на вероломное нападение на наше астросферное устройство и, соответственно, на территорию государства. Это заявление действительно было грозным, и отнеслись к нему очень серьезно, так как государство, обладающее монопольным владением технологией лигокристаллов, вызывало постоянную тревогу и его относительно тихое сидение за глобальным параметрическим экраном пока всех устраивало. В свое время Леник был просто поражен, с какой тщательностью подошел международный экспертный совет к расследованию инцидента на орбите, были рассмотрены километры лент телеметрической информации, ошаловские диспетчеры опрошены несколькими государственными комиссиями, но ровно никакого намека на приближение к станции посторонних устройств и ровно никакого постороннего лучевого фона обнаружено не было. Проблема так и повисла, и Леник прибыл с одной из последних комиссий. Он долго слушал скучные рассуждения сотрудников в демонстрационном зале. Потом вышел наружу, и тут что-то его потянуло походить по станции. Спустившись по лестнице, он увидел дверь, видимо ведущую в подземные помещения. За дверью шли коридоры, новые коридоры и лестницы. Сам не ведая как, Апилогов добрался до проема, за которым виднелся слабый отблеск света. В проеме открылось тускло освещенное помещение, заставленное приборами и еще какими-то предметами. По стене рядом с ним тянулись книжные полки, в глубине комнаты, вроде бы, просматривалась кровать, на которой кто-то сидел, а прямо посередине стояла обычная домашняя батарея отопления, покрытая грязновато-бежевой масляной краской, от которой к окну шла тонкая труба и потом ныряла куда-то вниз, в дырку в полу. - Эй! – позвал Леник, - Здесь есть кто? С кровати поднялась крупная женщина в полурасстегнутой грубой мужской сорочке, медленно подошла к нему, и Леник узнал повзрослевшую и даже как-то постаревшую выпускницу лиготехникума Зинаиду, которая тогда во время его первого посещения Ошаловской станции бодро говорила с трибуны о завоевании Космоса. - А, ты тоже пришел… послушать. Их… - проговорила Зинаида низким голосом. - Что, кто-то еще приходил? – спросил Анрилогов, веря и не веря в старую байку. - Приходил. Нифонтов. Леник смотрел, как Зинаида прошла с старому холодильнику в углу, достала оттуда бутылку, хлебнула из нее и повернулась в сторону батареи. - Ну? – она протянула руку к Анпилогову. Он сделал несколько шагов и сел рядом с батареей на грязноватый пол. И потом батарее забулькало. Этот свой проход он будут вспоминать, как один из снов. Леник иной раз видел сны. В батарее свистело и булькало, Зинаида снова села на кровать и раскачивалась в такт этим звукам. Анпилогов ковырнул пальцем нарост краски на батарее и вдруг понял, что появился голос, но, пожалуй, и не Зинаидин вовсе голос, а словно исходит ото всюду тихое нытье, приправленное непонятно знакомым гулом: “Слабость.. без деятельности… нефункциональная сырость всюду. Пропажа вектора сулит забвение, нет никакого смысла в затекании, в отсутствии забот, в поддержании удобств. Не возвести крышу - оставить один на один с небом. Но атмосфера давит и крошит. Потеряли вектор, застыли, обустроились…». А потом, престав раскачиваться, Зинаида совершенно ясно произнесла: - У тебя - есть? Есть? Храни, пригодится! Анпилогов замер. Вместо того, чтобы спрашивать Зинаиду, что она вообще здесь делает и что такое сейчас произнесла, Леник подтянул колени, оперся руками о пол и поднялся. А когда поднимался, ткнулся носом в батарею и заметил, что стык в самом низу у пола слегка подтекает, и на полу образовалась малая желтая, пряно пахнущая лужица. Он спросил только одно: - С Нифонтовым-то как? - А никак. Не поговорили. - Со вздорным напором отчеканила Зинаида. 40 Запаска Как это произошло – каждый рассказывал потом по-своему. Я проговорил в себя сразу: «Этого и следовало ожидать», как потом по совсем иным поводам все повторял: « Накроется медным тазом». Начало, то есть самые первые признаки этого начала, я приметил во время поездок в Ошалово-2. Такой размах – и гигантский основной корпус с телеметрическими постами, с модельным залом и лабораториями, демонстрационные постройки – с планетарием, с показательными тренажерами, со зверинцами – и бутер-итер, чего там только ни понаделали! И еще ведь были заложены несколько строений – а бюджет, а этажность! Я уж не говорю о подземной части сооружений… Честно говоря, я не больно-то интересовался Ошаловским вопросом, да все было и под каким-то особым грифом - но определенно видел – Нифонтов кинул на этот объект все свои оставшиеся силы. Напоследок. Видимо, Зинаида, начальник службы телеметрии станции слежения Ошалова-2 – была права: Нифонтов верил, что лигокристаллы и на славу и на беду – подкинули невесть какие пришельцы и всеми силами пытался с ними связаться, найти хоть какой-то общий язык и, соответственно, поиметь «всеобщее знание и неодолимую вл асть»…
И вот в чем я сам себе боюсь признаться – они ведь, вроде, и со мной поговорили. Вернее, повещали, или засадили мне в башку, или… как бы это сказать – имплантировали в сознание – свое послание. А потом я сам перевел в слова: « У тебя есть ценность, клад. Сбереги, пригодится». Были ли еще люди, с которыми они поговорили? Видимо, да. И в свое время, много много раньше, те же Нифонтов с Петруничевым – иначе откуда бы взялись записи в пожелтевшем блокноте? А уж те, что без ноздрей… Не знаю я и знать не хочу. А по мере того, как темпы добычи породы типа «Л» замедлялись, строительство Ошалова-2 начинало сворачиваться, деятельность станции становилась все менее заметной, мои командировки откладывались, а потом и вовсе все отменили «из-за отсутствия финансирования». В последний раз я был в «Ошалово-2» после инцидента на орбите. Руководство станции (всех, кроме Зины), перевели на новое место работы, а инцидент замяли, «дабы не портить отношения с заэкранными». Но потом хватило одной фразы академика Пеструхи, которую он передал «за экран» через неизвестного посредника: « Взрыв спутника не имеет ровно никакого отношения к терриальной политике. Полагаю – и даже уверен – нам ясно дали понять: «Не суйтесь!». Впрочем, возможно, что это и демонстрация грядущих перемен, ведь «Сполох» был начинен системами на лигокристаллах, и последние просто лишили поддержки извне. Что может произойти в любое время и со всеми остальными устройствами подобного типа». 41 Имитация Леник глядел как обычно на кроссировочный шкаф, глядел, и не видел его. Он так привык к ненавистной ему картине синих полок, стекающих с них переплетений толстых вздутых наглых кабелей, привычно терпел, что эта картина закрывала ему обзорный вид на отдел и светящийся эркер, открывающий кусок пространства за ним, что даже и не заметил, что в этой картине произошли некоторые изменения. Он заметил их только когда оторвался от полуслепого созерцания, получив несколько отрывистых приказов корпа, выкрикнутых механическими голосами, прочитал несколько служебных писем и одно личное, но довольно небрежно замаскированное под служебное. Леник отметил про себя, что в последнее время стали плохо отслеживать личную переписку – ух, раньше за это драли! – прочитал несколько строк, утопленных в форму заявки на канцтовары. И тут взгляд его снова упал на шкаф – и он увидел это! Наполненные упругой силой проводящих жил толстые кабели, словно бы обмякли, глянцевое их покрытие пошло волнами, словно от внутреннего жара – хотя, сидя совсем рядом, никакого повышения температуры и никакого запаха гари Леник не ощутил. Кроме того краска на всегда победно поблескивающих синих полках вдруг растрескалась, а верхняя полка вообще покоробилась и провисла, словно пытаясь скинуть с себя плоский передающий корп. И даже, как показалось Ленику, возник и звук – п-ффф! – так сдувается резиновый мяч. Анпилогов моргнул, потер глаза – и тут услышал нарастающий со всех сторон шум – кричало сразу много людей, но, видимо, в разных местах, и не от боли, не от страха, а от какого-то изумления. Потом возник короткий растерянный грохот – видимо что- то сорвалось, прокатилось и уперлось в преграду. И взмолилась сирена. Леник привычно перевел глаза к корпу, ожидая сообщения от начальства, и замер. Впервые за все годы правления этих ящиков, корп не светился. И молчал. Вбежал, как тогда с бригадой и шкафом, взмыленный, выворачивая вбок голову на короткой шее, Гера Фельдштейн и заорал: - Все, Леник! К начальнику комплекса, бегом! Все! Лифты не работали, пневматика переходов между корпусами замерла, Леник понесся бегом, тяжело припадая на внезапно вспомнившую о своей болезни пятку. И пока он бежал и в сознании свербила привычно-назойливая мысль: «Не ешь соленого, обжора!». И пробегая вдоль тщательно обстриженных кустов, краем глаза, Леник заметил безжизненно лежащего под ними Дворового. Он лежал ничком, и что-то сочилось справа из его неправильной головы. И потом рядом с бытовой мыслишкой о соленом и безжизненным телом под кустами, перед Леником встали образы катастроф, которые мог повлечь за собой повсеместный отказ систем автоматизации, а ведь на них, казалось бы, сейчас держалась буквально все. Он почему-то видел перед собой ту самую плотину возле Учгородка, где бесились бурые струи, видел огненные глаза домн, и абрис труб пригородных атомных мини-станций, обозначенный яркими желтыми фанариками. По лестнице он уже еле поднялся, пятку резала подловившая самый неподходящий момент боль. В кабинете начальника комплекса, ранее принадлежавшем Кэтэвану, да так негласно и сохранившем его имя, собралось уже все гладколицее руководство. Такое впечатление, что ждали только Анпилогова. Как только он появился, начальник, уже во второй раз сменивший начальника, который был после Кэтэвана, сообщил, сдавленно и глухо, глотая слова: - Сотрудники! По…положение крайне серьезно. По невыясненным пока причи… причинам во вверенном мне комплексе внезапно вышла из строя вся техника, собранная на основе комплектующих класса «Л», то есть на лиго… к-ха…к-ха… на лигокрис… Будем надеяться, что это временные недоработки и в ближайшее время поступят соответствующие распоряжения. Все молчали, некоторое время никто просто не знал, что сказать. Потом появился звук, который никто просто не ожидал услышать. Это был звонок, обычный телефонный звонок, а не бодрая мелодия или синтезированный окрик корпа. Сменивший начальника поочередно посмотрел на все темные сейчас экраны, и принялся бесцельно вертеть головой – откуда звук? – а Леник вспомнил, где всегда стояла эта штука, подошел к краю секретарского стола, упиравшегося в подоконник, сдвинул занавеску и вытащил округлый телефонный аппарат с обычной дугообразной трубкой, придавившей контакты. У аппарата была одна особенность – глухой, без цифр, в отверстиях, диск. Анилогов машинально схватил трубку и поднес к уху: жүктеу/скачать 0.69 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|