Вопросы к зачётной сессиии по истории и феноменологии религии

У древнего человека не было идей, которые порождали действия, но были действия, порождавшие идеи: «религия дикарей не столько выдумывается, сколько вытанцовывается». Маретт пришел к заключению: на более ранней, преанимистической, стадии религия не могла быть отделена от магии, в отличие от позднейших стадий, когда магия была осуждена организованной религией и приобрела характер предосудительного занятия. Согласно Маретту примитивные народы чувствуют, что в некоторых людях и предметах есть некая оккультная сила и именно отсутствие этого чувства отделяет священное от мирского, а функцией табу является отделение одного от другого. Это чувство, эмоция, благоговение, уважение, любовь, страх. Всё что его вызывает рассматривается как таинственное, и есть религия. По его мнению, магия на этой стадии не может быть отделена от религии. Магия проистекает из эмоционального напряжения: любовь, ненависть или др. эмоция охватывается че-ка и он не может с ней справиться и обращается к выдуманным предметам веры для того, чтобы снять напряжение, подобно человеку бросающему в огонь фотографию изменившей женщины. – Маретт называет это – рудиментарной магией. По мере повторения таких ситуаций ответ стабилизируется и превращается в развитую магию, т.е. социально признанной формой поведения, закреплённой традицией. Но жрец понимает, что лишь имитирует обычное поведение и направляя копьё на огонь, а не на врага. И таким образом магия выполняет функцию катарсиса, облегчения, ободрения, внушения и уверенности.

В итоге о религии Маретт говорит так: цель её – освящение жизни, стимулирование желания жить и действовать.
14. Теории прамонотеизма, Э.Лэнга, В.Шмидта, Н.Зодерблума.

В своих работах Эндрю Лэнг (1844-1912) подверг критике господствующую в его время анимистическую теорию происхождения религии. Он считал, что идея Бога не может быть логически выведена из первобытных представлений о душах, духах и призраках. Главным источником религии, по мнению Э. Лэнга, является вера в “могущественное Высшее Бытие, Творца всех вещей, Отца морали и Судию людей”. С другой стороны, рассматривая природу анимистических верований, входящих составной частью во все религии, Э. Лэнг выдвинул предположение, что их источником являются “сверхнормальные” переживания людей, которые игнорируются рационалистической эволюционистской антропологией. Поэтому он призывал исследователей мифологии и религии более внимательно отнестись к таким явлениям, как ясновидение, гипнотизм, телепатия, галлюцинирование и т. п.

Своей известностью в истории этнологии и религиоведения Лэнг обязан прежде всего тому, что он одним из первых обратил внимание на феномен, который до него либо не замечали, либо неправильно истолковывали – на образы так называемых высших существ в религиозных представлениях архаических обществ. Их наличие здесь является доказанным фактом; а если это так, – пишет Лэнг, – можно ли рассматривать их как простое развитие более примитивных верований, например, веры в духов мертвых, как полагал Спенсер?

Лэнг отвергал однолинейные эволюционистские схемы развития религии, критиковал интеллектуализм Тэйлора и других эволюционистов. По его словам, парапсихология, изучающая таинственные явления человеческой психики, говорит о природе и происхождении религии больше, чем рационалистические теории этнологов. Лэнг постулирует два главных источника религии – во-первых, веру в могущественные высшие существа, творцов мира, учредителей нравственности, создателей неписаных законов племени и хранителей всего общественного порядка, и, во-вторых, основанные на так называемых паранормальных явлениях психики смутные представления о душах, продолжающих свое существование и после смерти человека. Живым интересом к указанным явлениям, стремлением положить их, хотя бы частично, в основу развития религии, Лэнг намного опередил свое время.

По мысли Лэнга, высшие существа охотников и собирателей, например австралийцев, по своему происхождению не были ни образами, возникающими во сне или трансе, ни духами мертвых, как считали Спенсер и Тэйлор, ни божествами природы, как полагал Фрэзер, они представляют собою совершенно особое явление, которое существующие теории не в состоянии объяснить. По мнению эволюционистов, образы высших существ являются последним звеном в развитии первобытных верований. В действительности, утверждает Лэнг, они едва сохранились и наполовину забыты, тогда как анимистические представления, якобы более ранние, находятся в полном расцвете. Следовательно, первые предшествуют вторым.
В своих трудах Натан Зодерблом (1866-1931) уделял большое внимание проблеме происхождения религиозной веры. При этом он не ограничивал себя рамками той или иной существующей в его время теории и стремился показать, что анимизм, вера в безличную силу (мана, оренда и т. п.) и вера в «Высшее Божество» являются тремя различными и параллельно развивающимися типами религиозного опыта.

«Какой бы важной вера в Бога, наряду с почитанием Бога, не являлась для религии, но, как я неоднократно подчеркивал, существует еще один более значимый критерий сущности религии, а именно различие между "священным" и "профанным"». - Пишет он в «Становлении веры в Бога». – «То, что мы называем религией, и то, что мы называем магией и колдовством, в первобытном обществе переходят друг в друга; точно так же первобытному пониманию чуждо различение благочестия и морали, науки и техники. Но делать из магии ступень, предшествующую религии, значит по сути ставить проблему на голову. Ибо уже первобытный человек осознает в своем духовном мире некую противоположность между магией и религией, хотя и в иной форме, чем мы». Таким образом Н.Зодерблум показал, что троякое поступательное делении религии, пошедшее ещё с Гегеля, и вылившееся в формулу «магия – религия – наука» - в сути своей неверно. Он утверждает, и доказывается на основе богатого фактического материала, что «магия по отношению к религии является вторичной».

Архиепископ Н.Зодерблом многократно говорил, что «история религий — это лучшее доказательство того, что есть Живой Бог». На протяжении всего бытия человечества переживание «святого» могло сохраняться только питаясь от подлинного источника. Любой самообман рано или поздно, но обнаружился бы человечеством. Уже в предсмертной болезни Натан Зодерблом сказал своим близким: «Есть Живой Бог, я могу доказать это всей историей религии».

Против концепции Вильгельма Шмидта выступил архиепископ Швеции Натан Зодерблом. В идее «первичного монотеизма» Шмидта Зодерблом не мог принять тезис о «первичном откровении», то есть о том знании о Себе, которое Сам Творец открыл людям «в начале». По убеждению шведского епископа, откровение присутствовало только в библейских религиях, а никак не в верованиях «первобытных дикарей». Но Зодерблом не мог отрицать ставшего ко второму десятилетию очевидным факта, что все практически неписьменные народы знают всемогущего и предвечного Творца мира, пребывающего «на небесах». Он объяснил эти идеи не откровением, а «философской рефлексией» «первобытного мыслителя». Человеку надо было объяснить себе появление бытия и он придумал запредельного творца. Истинный же Творец явил себя лишь в пророческом откровении. Аргументировал свою модель Зодерблом одним, действительно очень интересным и важным фактом — в отличие от религии Ветхого Завета неписьменные народы хотя и знают Бога-Творца, но выводят Его за пределы своей религиозной жизни, не почитают и не молятся Ему.

Свое законченное выражение теория прамонотеизма нашла в работах Вильгельма Шмидта (1868-1954) и его последователей. Лэнг оказал на Шмидта большое влияние, но Шмидт, иерарх католической церкви, пошел значительно дальше. Согласно концепции Шмидта, в основе религии находится откровение бога первобытному человечеству. Вера в единого, всемогущего, всеблагого, всезнающего и вездесущего бога – такой была древнейшая религия человечества. Позднее, однако, люди утратили или исказили эту первоначальную чистую веру, процесс деградации начался уже в первобытном обществе и продолжался вплоть до пришествия Христа. Выразился этот процесс в бесконечном многообразии религиозных верований, свойственных людям на всех ступенях развития. Но и до сих пор среди нехристианских народов носителями истинной веры, восходящей к первоначальному источнику, остаются самые отсталые и изолированные группы человечества, в первую очередь низкорослые племена, населяющие обширные области Центральной Африки, Юго-Восточной Азии, отчасти Океании. Их относительная изолированность спасла их от разрушительного воздействия цивилизации, сохранила их общественный строй и религию почти нетронутыми. Религиозное развитие человечества, по мнению Шмидта и других представителей этого направления, было своего рода эволюцией со знаком минус, – иначе говоря, деволюцией; они сами называют его дегенерацией.

Анимизм, тотемизм, политеизм, магия, другие формы религии – все это позднейшие наслоения, характерные для исторически более поздних культурных кругов, или культурных слоев. Вера в единого личного Бога в облике высших существ первобытных религий, первобытный монотеизм – вот древнейшая основа религии человечества. Эти высшие существа являются в то же время творцами и хранителями законов морали. И чтобы доказать эту идею, Шмидт предпринял гигантскую работу – создание двенадцатитомного труда, в котором сосредоточены этнографические материалы по всем континентам, свидетельствующие о глобальном распространении представлений о высших существах в религии и мифологии первобытных народов.

Шмидт полемизирует с Зедербломом, который видел в высших существах первобытных религий лишь образы первотворцов, но не олицетворения единого бога. Шмидт настаивает на том, что верно именно последнее, потому что там, где высшее существо выступает в первоначальной и оригинальной форме, у него нет соперников, оспаривающих его абсолютное превосходство. А там, где дело обстоит иначе, это, – утверждает Шмидт, – более позднее явление или результат воздействия иных, чуждых религий.

Шмидт полагает, что мифы, где наряду с высшими существами действуют и их соперники и антагонисты, свидетельствуют о том, что создателей мифов уже занимала проблема происхождения физического и морального зла и они пытались по-своему решить ее. В этом Шмидт, вероятно, прав. Образы мифических существ-антагонистов, их соперничество были одним из самых ранних способов решения этой вечной проблемы.

Этнолог и лингвист Вильгельм Шмидт создал двенадцатитомную монографию «Истоки представлений о Боге», в которой на необъятном материале доказывалось, что первоначальной верой человечества являлся монотеизм, лишь со временем более или менее заросший ряской политеистических и анимистических предрассудков.

В области религиоведения главным достижением Вильгельма Шмидта является аргументированное выдвижение концепции «первоначального монотеизма» (Urmonotheismus), оспариваемой многими учеными, но, в существе своем, так и не опровергнутой доныне.

Зигмунд Фрейд (1856 – 1939) считал, что психика формируется половыми инстинктами: продолжение рода и т.п. Он по-своему переделал троичную схему развития религии, переложив её на язык психологии:

1. Анимизм, он назвал стадией нарциссизма.

2. Религиозность – почитание родителей.

3. Научную стадию – половой инстинкт лишается идеализации и религия умирает.

Возникновение религии Фрейд объяснял болезненным состоянием психики. И выдвигал следующую теорию. В первобытном общественном стаде всем правил отец, у него был свой гарем. Выросшие сыновья не могли найти себе полового партнёра и решили завладеть жёнами отца – убили его, а потом сьели. Им стало стыдно за содеянное и они решили учредить культ убиенного отца. Так появилась религия.

В трактате «Будущее одной иллюзии» он так представляет религию. Фрейд считает религию лишь частью культуры, м.б. и необходимой на раннем этапе, но уже изжившей себя и даже вредной для общества. Фрейд говорит о замене религии, являющейся последствием вытеснения бессознательных влечений, научным мировоззрением. Он считает, что человеческая культура возникла из страха, под воздействием страха человек стал обожествлять силы природы. Человек делает не только силы природы человекообразными, но и придаёт им характер отца, превращает их в богов, следуя не только инфантильному, но и филогенетическому прообразу. Инфантильный прообраз это интроецированный образ собственного отца, а филогенетический это – присущий всему человечеству, передающийся по наследству образ праотца, убитого и съеденного сыновьями вождя первобытного стада.

Боги по Фрейду выполняют троякую задачу:

1) Нейтрализуют ужас перед природой;

2) Примиряют с роком, выступающим в роли смерти;

3) Вознаграждают за страдания и лишения.

Так при помощи культуры, человек делает беспомощность легче переносимой. Анализируя, как современный человек может ещё верить в Бога, Фрейд пишет: «Религиозные представления суть тезисы, высказывания о фактах и обстоятельствах внешней (и внутренней) реальности, сообщающие нечто такое, чего мы сами не обнаруживаем и что требует веры». И всему этому, он противопоставляет «достоверность естественно научного познания». «Выдавая себя за знание, религиозные представления не являются подытоживанием опыта или конечным результатом мысли, это иллюзии, – подчёркивает Фрейд – реализации самых древних, самых сильных, самых настойчивых желаний человечества; тайна их силы кроется в силе этих желаний». «Доказательств им нет, никого нельзя заставить верить в них. Некоторые из них настолько неправдоподобны, настолько противоречат всему нашему знанию о реальности мира, – пишет он всё в том же трактате «Будущее одной иллюзии» - что мы вправе – с необходимым учётом психологических различий – сравнить их с бредовыми идеями». Религию в целом, Фрейд называет – «коллективным неврозом».

Подлинно научное исследование, по мнению Вебера, должно быть свободным от ценностных суждений. “Мы вообще имеем дело, - писал Вебер, - не с “сущностью” религии, а лишь с условиями и результатами определенного типа социального действия”. Он полагал, что предметом социологии религии должно быть “обнаружение тех созданных посредством религиозных верований и практики религиозной жизни психологических стимулов, которые указывали направление поведению и удерживали индивидуум в нем”.

Он считал, что религия не изобретена преднамеренно, но она стихийна, и после этого начинает направляться властью, становится идеологией. Дюркгейм считал, что она как идеология отпадёт в конце концов. Отделённая от Бога, религия скоро рухнет, превратится в секуляризованную религию, в гражданскую религию. Но Эмиль Дюркгейм проглядел суть – религия бесконечно глубже идеологии. У неё просто другой полюс. Дюркгейм не прав в том, что распространяет идеологию на все религии и общества.

По мнению Дюркгейма, социология должна изучать религию как “социальный факт”. Для определения религиозного феномена у Дюркгейма первостепенное значение имеет разделение всех вещей на “священные” и “светские”. В соответствии с этим религия определяется им как “связная система верований и и обычаев, относящихся к священным вещам, т. е. вещам отделенным, запретным, это система таких верований и обычаев, которые объединяют в одну моральную общину... называемую церковью, всех тех, кто признает эти верования и обычаи”. Дюркгейм считал, что всякая религия, в том числе традиционная, несет в себе элемент истины. В противном случае она не могла бы быть увековечена, а мораль, научное мышление, которые столь долго оставались слитыми с религией, не могли бы родиться из простого бреда. “Религия, - по мысли Э. Дюркгейма, - должна соответствовать какой-то естественной реальности”. Чтобы найти эту “естественную реальность”, он занялся изучением австралийской тотемной системы. На основании того, что в тотемной группе общественные отношения связаны с ритуалом, а ритуал носит коллективный характер, социолог сделал вывод о тождестве религиозного и социального. Он объявил коллективные представления и чувства, возникающие в процессе общения, религиозными представлениями и чувствами. “...Когда более или менее сильное возбуждение разделяется группой людей, оно неизбежно принимает религиозный характер”.

В противоположность анимизму Тэйлора Дюркгейм дал “социологическую” интерпретацию религиозных феноменов. Идее о религии как продукте донаучного мышления он противопоставил точку зрения, согласно которой религия признается структурным элементом всякого общества. “Священные” вещи представляют собой символы общественного единства. У австралийских туземцев тотем выступает в качестве символа клана. Символ есть выражение интеграции группы и одновременно конституирующий элемент этой-интеграции. Социальный символ особенно существен для кочующих орд Австралии, так как в каждой семье в силу экзогамии представлены два клана. Без видимого символа клан не был бы репрезентирован.

И современное общество, по Дюркгейму, религиозно, даже если интеллектуальные функции религии отступают на задний план в пользу моральной интеграции, которая находит свое выражение в национальных и политических символах. Дюркгейм считал совершенно однотипными собрания христиан, ритуально отмечающих главные события из жизни Христа, или иудеев, празднующих исход из Египта, провозглашение десяти заповедей, с собраниями граждан в память какого-нибудь национального события. Основной функцией религии социолог считал не объяснение мира, а возбуждение чувства радости и экзальтации, побуждение к действию. Религия отвечает устойчивым коллективным потребностям, имеющимся в каждом обществе. “В религии есть нечто... - подчеркивал Дюркгейм, - чему суждено пережить все частные символы, которые последовательно служили выражением религиозной мысли. Не может быть общества, которое не чувствовало бы потребности поддерживать, оживлять и подкреплять через правильные промежутки времени коллективные идеи и чувства, из которых складывается его единство ...Но ведь это нравственное оживление и подбадривание может быть получено лишь путем собраний, на которых личности сообща подкрепляют свои общие чувствования...”. Возбуждение коллективных чувств и идей, консолидация общества - вот те функции, которые выполняет религия вообще, религиозные собрания в частности.

Однако к тому времени, когда издал свою книгу Эмиль Дюркгейм, антропологами и палеоантропологами было собрано большое число фактов, доказывавших, что нет сообществ, где отсутствовали бы представления о Боге — Творце мира. Английские исследователи Эндрю Лэнг и сэр Эванс-Притчардс указывали, что даже у самых примитивных народов есть знание высшего Бога, создателя и судии людей. Другое дело, что к нему не обращаются «дикари» в повседневной жизни. Оказалось, что на Земле не только нет народа дорелигиозного, но и народа, не знающего об «Отце всяческих», о едином Боге-Творце. А следовательно, мысль всего гегельянского религиоведения XIX века о том, что вера в духов предшествует вере в богов, а вера во многих богов — единобожию, — мысль эта не подтверждалась объективными научными фактами. Сторонники привычной схемы пытались возражать, указывая, что Бог-Творец у примитивных народов, — это «заимствованный Бог» (loan—God), знанию которого они научились от христиан, мусульман или индуистов. Так полагал, например, видный британский исследователь сэр Артур Эллис.

Наиболее заметное место заняла в первой половине XX в. теория первобытного мышления, разработанная в трудах Люсьена Леви - Брюля (1857-1939). Леви - Брюль исходил из понимания первобытного мышления как качественно отличного от мышления современного человека. Первобытное мышление дологично, логические законы, абстрактные категории ему не свойственны; мир воспринимается в нем через призму так называемого закона мистического сопричастия (партиципации) – отождествления явлений, несовместимых с точки зрения логики и здравого смысла. Предмет может быть самим собой и в то же время чем-то иным, находиться здесь и одновременно в другом месте. В силу закона сопричастия все в мире – люди, реальные и вымышленные предметы и существа – представляется мистически взаимосвязанным. Ведущее место в построениях Леви - Брюля занимает концепция коллективного сознания, навязывающего себя сознанию индивидуальному, детерминирующего его – концепция, выдвинутая Дюркгеймом и его школой. Чтобы понять первобытные верования, нельзя исходить из индивидуальной психики, как делалось прежде; они – явление социальное и представляют собою часть общественного сознания, имеющего свои собственные законы. Подобно Дюркгейму и Моссу, Леви - Брюль считает, что в первобытном обществе коллективные представления доминируют; на более поздних стадиях исторического развития они не исчезают полностью, но здесь их удельный вес значительно меньше. Первобытные коллективные представления включают эмоции и волевые акты, реальность в них мистически окрашена, они "непроницаемы для опыта".

Леви - Брюль называет " религией " лишь развитые ее формы, первобытные верования – это "дорелигия", тесно переплетенная с нерелигиозными представлениями. Из этого недифференцированного состояния и развивается собственно религия.

К концу жизни Леви - Брюль пересмотрел многие свои прежние взгляды, пытаясь в особенности смягчить противопоставление первобытного и современного мышления. И действительно, их нельзя противополагать как принципиально различные системы мышления: меняется не столько человеческое мышление, сколько мир, с которым оно имеет дело на разных этапах исторического развития, само же оно в основе своей едино. Логические законы мышления во всех известных человеческих обществах одинаковы, – утверждал теперь Леви – Брюль. Однако он по-прежнему считал, что первобытному мышлению свойственна мистическая ориентация, что здесь сохраняют свое значение и "аффективная категория сверхъестественного", и явление партиципации. Сопричастие Леви - Брюль всегда рассматривал как фундаментальное свойство первобытного мышления. Оно стало в его построениях ключевым понятием, с помощью которого только и можно объяснить первобытные коллективные представления.

Говоря о первобытном мышлении, Леви - Брюль в сущности имеет в виду религиозно-мифологическое сознание; его теория не распространяется на повседневную жизнь первобытных обществ, на их обыденное, нерелигиозное сознание. Это необходимо помнить, когда мы читаем у Леви - Брюля о мистичности первобытного мышления, его непроницаемости для опыта. В практической жизни первобытный человек рассуждает и действует вполне здраво и логично, да иначе он и не смог бы выжить. Сам Леви - Брюль , в предисловии к русскому изданию своей книги "Первобытное мышление", пишет: "Не существует двух форм мышления у человечества, одной пралогической, другой логической, отделенных одна от другой глухой стеной, а есть различные мыслительные структуры, которые существуют в одном и том же обществе и часто, – быть может, всегда. – в одном и том же сознании".

Современная наука все дальше отходит от свойственного Леви - Брюлю противопоставления первобытного и развитого мышления, подчеркивая единство законов человеческого мышления на всех уровнях исторического развития, пройденного человеком современного вида.

Леви-Брюль в книге «Примитивное сознание» пытался доказать, что ум «дикаря» пребывает в «дологическом состоянии». Однако он сам к концу жизни отказался от этой точки зрения. Огромный, собранный антропологами «в поле» материал, безусловно, свидетельствовал, что представители «слаборазвитых» племен и способны, и вынуждаются самой жизнью выстраивать сложные логические цепи, по сути, ничем неотличимые от логических цепей в сознании человека «цивилизованного». Один из крупнейших философов и психологов XX века Карл Густав Юнг писал в связи с этим: «На самом деле первобытный человек не более логичен или аналогичен, чем мы. Просто он думает и живет, исходя из совсем других представлений по сравнению с нами».

Леви-Брюль считал, что коллективные представления передаются по наследству, эти мистические восприятия эмоциональны и передаются из рода в род эти представления. Каждому этапу культуры соответствует тип мышления.