Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Чан Кайши бросал «синерубашечников» туда, где ощу­щалась опасность утери контроля, прежде всего в воин­ских частях, со стороны Гоминьдана. «Синерубашеч-ники», например, вместе с военной жандармерией прово­дили чистку в рядах 19-й армии, где после обороны в 1932 г. Шанхая значительно возрос авторитет КПК.

В чем секрет выживания Чан Кайши? Этот вопрос волновал многих и в Китае, и за его пределами. Эдгар

Сноу, блестящий знаток ситуации в стране, видел секрет генералиссимуса в умении балансировать между различ­ными группировками в верхнем эшелоне власти. Он дей­ствительно стал центром, вокруг которого стабильность обеспечивалась либо путем различного рода компромис­сов между соперничающими силами, либо откровенной игрой на противоречиях между ними. Чан Кайши, как ловкий игрок, умело спекулировал на распрях между от­дельными милитаристами. «Если Дунбэйская армия ус­пешно покончит с коммунистами,— провоцировал, нап­ример, он Чжан Сюэляна,— то в будущем можно будет убрать из Шэньси и Янь Хучэна, тогда весь Северо-Запад перейдет к тебе». В то же время Янь Хучэн получил от Чан Кайши совет: «Чжан Сюэлян лелеет планы о великом Северо-Западе, будь настороже, не позволяй ему прогло­тить твои владения».

У генералиссимуса складывалась своя собственная система управления в партии и государстве. Он поль­зовался неограниченным правом диктовать свою волю Исполнительному и Законодательному юаню. Братья Чэнь Лифу и Чэнь Гофу контролировали средства массо­вой информации, образование. Чэнь Лифу держал в уз­де партийные кадры, он приобрел известность как идео­лог,, пропагандист националистической доктрины «фило­софия жизни», прослыл архитрадиционалистом, высоко чтившим конфуцианские моральные ценности.

С братьями Чэнь активно сотрудничал Дай Цзитао — основатель «Центрального клуба» — «Си Си» («Central Club»). Созданный еще в ноябре 1929 г., «Центральный клуб» объединил в своих рядах представителей высшего и среднего эшелона гоминьдановской бюрократии. «Си Си» тесно координировал свою деятельность с полити­ческой разведкой — ЦБРС, опирался на Нанкин, Шан­хай, провинции Цзянсу, Чжэцзян, Аньхой. Национали­стическая сущность «Си Си» проявляла себя в антияпон­ской направленности этой организации.

Жертвами братьев Чэнь становились представители интеллигенции. Аресты производились по малейшему по­дозрению в симпатиях к КПК, арестованных либо сразу сажали за решетку, либо сразу же посылали на смерть в сражающиеся на передовой подразделения.

Другая мощная клика группировалась вокруг гене­рала Хэ Инцина. Внешне генерал Хэ казался многим весьма обаятельным, вежливым человеком, с как бы при­клеенной улыбкой. На военных советах он предпочи­

делялась среди своих сестер большой самостоятельностью, легко входила в контакт с окружающими, быстро загора­лась каким-либо делом, что послужило для друзей поводом дать ей прозвище «маленький фонарь». Мэйлин приучила в доме выполнять все свои прихоти, и это сохранилось в ее ха­рактере на всю жизнь. За время пребывания в США она на­столько американизировалась, что это позволило ей сказать: «Единственное восточное, чем я обладаю, это мое лицо». Мэйлин блистала в высшем свете Шанхая. Окружающие обращали внимание на высокий уровень ее образования, восторженность, модные наряды, ее расположения добива­лась толпа нетерпеливых и настойчивых поклонников, В молодости ей был свойствен экстремизм. Получив хрис­тианское воспитание и пройдя обучение в США, она не смогла спокойно взирать на нищету, болезни, которые окружали богатые кварталы в китайских городах. Мэй, в отличие от сестер, мечтала об осуществлении реформ, но не проявляла интереса к политическим теориям.

Во время недолгой отставки молодой генерал Чан Кайши часто писал невесте о своих чувствах. Автор писем сгорал от нетерпения: когда же наконец ему удастся покорить неприступное, как казалось, сердце его избран­ницы? Истоки «любовного союза» этой пары выглядели куда более прозаичными, нежели нахлынувшие на Чан Кай­ши чувства. Удачная брачная сделка, надеялся Чан, помог­ла бы ему одержать верх над вдовой Сунь Ятсена Сун Цинлин, нейтрализовать ее подозрительность, недоверие к нему. Связи семьи Чарльза Суна открывали — а это стало заветной мечтой Чан Кайши,— двери на Запад, сулили под­держку, помощь со стороны крупного китайского бизнеса.

Официальное предложение Чан Кайши сделал в мае 1927 г. Брат сестер Сун, Сун Цзывэнь, не скрывал сомне­ния: слишком подозрительной казалась ему личность Чан Кайши. Мэйлин откровенно дала понять, что главное для нее — благословение матери, хотя она стояла за эманси­пацию китайской женщины. Слухи о беспутной жизни Чан Кайши, о его сомнительных встречах и знакомствах дошли до ушей прилежной христианки — хозяйки дома.

28 сентября 1927 г. Чан Кайши отплыл в Японию. На следующий день он был уже в Нагасаки. Японская печать создала рекламу китайскому визитеру. И не случайно. Чан, направляясь в Японию, преследовал различные цели. Главное же — уладить личные дела, ведь в это время в Японии находилась Сун Мэйлин, сопровождавшая при­бывшую на лечение мать.

Мать Мэйлин все еще колебалась. Много было толков о претенденте на руку ее 26-летней дочери. Предшест­венницы Сун Мэйлин принадлежали к различным слоям общества. В первый брак Чан вступил очень рано, под­чинившись родительской воле, приведя в дом провинци­альную девушку. От этого союза, который вскоре распался, остался сын — Цзян Цзинго. Вторую свою жену Чан нашел среди шанхайских красавиц, известных своей стой­кой приверженностью к самой древней в мире профес­сии. Природа наделила его избранницу Чэнь Цзиюй и красотой, и умом, что делало ее общество не только прият­ным, но и полезным. И этот союз оказался недолговеч­ным. Суровый и голый прагматизм определил новую веху в жизни Чан Кайши. Его давнишний покровитель пред­водитель общества «Зеленых» Ду Юэшэн отправил вторую жену Чан Кайши в США. Впоследствии изгнанница по­лучила степень доктора при Колумбийском университете, приобрела дом недалеко от Сан-Франциско.

Мадам Сун не удалось, как она ни сопротивлялась, освободиться от весьма назойливого претендента на руку ее дочери. Разведен ли он? Этот вопрос очень беспокоил семью Сун. ЧаН Кайши привел документальные доказа­тельства развода. Готов ли Чан Кайши стать христиани­ном? Сумеет ли он побороть влияние сатаны? Ведь все его прежние увлечения — женщины легкого поведения! Чан Кайши не колебался: «Да!» Он готов изучать Библию, быть прилежным христианином. Мадам Сун сдалась: в конце концов, тигров бояться — в горы не ходить.

Сун Цинлин, узнав о предстоящей свадьбе Мэйлин, попросила Евгения Чэна послать невесте телеграмму с настойчивой просьбой не выходить замуж за этого «же­ноубийцу». Но церемония все же состоялась и широко ос­вещалась (как одно из выдающихся событий) в печати Шанхая.

26 ноября в шанхайских газетах появилось уведом­ление о предстоящей женитьбе Чан Кайши 1 декабря 1927 г. Сун Мэйлин и Чан Кайши дважды совершили обряд бракосочетания: один в доме невесты в соответст­вии со всеми христианскими традициями, другой — в ортодоксальном китайском стиле в фешенебельном отеле.

...В зале отеля собралось до 1300 гостей. Чан Кайши вошел в зал, сопровождаемый ближайшими соратниками. Маленькие полоски усов, торчащий белый воротник, манжеты — все это придавало ему вполне европеизиро­ванный вид. На небольшом постаменте возвышался порт­

рет основателя Гоминьдана Сунь Ятсена. Гражданскую церемонию открыл вице-президент Пекинского националь­ного университета доктор Цзай Янбэй. Невеста предстала перед гостями под руку со своим братом Сун Цзывэнем, бывшим министром финансов. Застрекотали съемочные камеры. Сун Мэйлин держала в руках огромный букет роз в основном белого цвета. Новобрачные охотно позировали перед фотокамерами... Затем три раза поклонились порт­рету Сунь Ятсена.

Дэвид Юй, генеральный секретарь молодежной христи­анской ассоциации, объявил новобрачных мужем и женой.

Часть медового месяца молодые провели в Северной Чжэцзян, в краю поросших лесом возвышенностей, среди изумительных озер. С той поры любимым словом при обращении к жене у Чана стало слово «дарлинг» — «доро­гая».

Вскоре Чан Кайши выступил с заявлением. Женить­ба должна была получить общественное признание.

«С настоящего времени,— провозгласил Чан,— мы оба полны решимости отдать все, что в наших силах, делу китайской революции». Обещание ко многому обязывало.

Филантропия сестер Сун приобрела широкую из­вестность в различных слоях китайского общества, что стало удобной ширмой для Чан Кайши. Все члены семьи Сун были лояльно настроены по отношению к Чан Кайши. Все, кроме Цинлин.

Цинлин не могла мириться с равнодушием знати к бедствиям народа. Она пыталась направить усилия прос­вещенной части молодежи, особенно той ее части, которая получила образование за рубежом, на устранение недугов, поразивших китайское общество. Вдова Сунь Ятсена писала о необходимости создания организации для ле­чения курильщиков опиума, активизации христианской мо­лодежной ассоциации в деле социального обновления жиз­ни. Большую разъяснительную работу приходилось прово­дить, например, в связи с укоренившейся в Китае традици­ей перевязывать ступни у девочек, что деформировало ноги, приводило иногда к инвалидности. Молодые люди начинали оспаривать и традиционное право родителей уст­раивать брак своих детей в раннем возрасте.

С древних времен в Китае связывали свалившиеся на голову простолюдина несчастья с женщиной, нередко во время стихийных бедствий в жертву приносились девочки из многодетных семей. Да и в обычае перевязывать у девочек с детства ступни была заложена идея неравно­

правного положения женщины в китайском обществе. Мать Мэйлин физически тяжело переносила перевязку ступней в детстве и поэтому решила не подвергать свою дочь подобной пытке. Семья Сун избавила своих дочерей от мучительной процедуры.

Цинлин продолжала поддерживать контакты с семьей, но не могла принять политику гоминьдановских генералов. Во время бракосочетания своей сестры Цинлин, как и Цзян Цзинго, находилась в Советском Союзе. Они обра­тились к своему родственнику со словами глубокого осуж­дения. Семнадцатилетний Цзян Цзинго оказался в первых рядах движения, заклеймившего жестокое отношение го-миньдановцев к коммунистам, профсоюзным организа­циям Китая.

Читатели, открыв номер «Правды» от 21 апреля 1927 г., познакомились с письмом Цзян Цзинго к отцу. Сын писал:

«Кайши! Я думаю, ты не послушаешь того, что я буду говорить, не захочешь читать это письмо, но я пишу пос­леднее тебе письмо, мне все равно, прочтешь ты или нет.

Сегодня я хочу повторить твои слова, помнишь, ты писал мне: «Я знаю только революцию и готов умереть за нее». Я отвечу тебе теперь: я знаю только революцию и больше не знаю тебя как отца.

Я не могу понять, почему ты раньше говорил мне о необ­ходимости борьбы пролетариата и ты хотел меня сделать революционером. Твои прошлые поступки обратны с ны­нешними действиями. Но я сделал то, что ты говорил мне раньше. Я стал революционером. И поэтому я твой враг. Ты расстрелял в Шанхае рабочих. Конечно, буржуазия во всем мире будет хлопать тебе: «Молодец, Чан Кайши!» Ты получишь и деньги от империалистов. Но не забывай, что есть и пролетариат. Он тоже во всем мире откликнулся на твое предательство. Московские рабочие считают шан­хайских рабочих братьями. То, что ты сделал, они считают расстрелом своих братьев. В Москве были демонстрации и собрания, посвященные твоему предательству. И един­ственным лозунгом собраний был лозунг «Долой Чан Кайши!».

Ты использовал переворот и сделался героем. Но побе­да твоя временна и непрочна. Чан Кайши, честное слово, коммунисты с каждым днем крепнут силами для будущей борьбы. Извини, пожалуйста, но мы легко разделаемся с тобой. Борясь с капиталистами, убрать с дороги тебя, их пешку, не так трудно!»

Сын отказался от отца. Сун Цинлин отвергла предло­жение своей сестры возвратиться в Китай — ее приезд мог быть использован для повышения авторитета Гоминьдана.

Чан Кайши вернулся к власти в январе 1928 г. Он быст­ро убедился в беспомощности своих соратников обеспе­чить финансовую базу для деятельности правительства. До своей отставки, весной и летом 1927 г., Чан Кайши расхо­довал на военные цели более 20 млн юаней в месяц. Никто из гоминьдановских деятелей, даже пользующийся авто­ритетом своего отца Сунь Фо, не мог похвастаться такой кредитоспособностью, как это делал Чан Кайши. С января 1928 г. шанхайские бизнесмены начинают проявлять по­вышенную нервозность, так как Чан Кайши обязал ми­нистра финансов, теперь уже своего родственника Сун Цзывэня, добывать каждые пять дней по 1,6 млн юаней. Этому, как и раньше, должна была способствовать мафия. Снова прокатилась волна насилий. Трудные времена для шанхайских толстосумов продолжались вплоть до взятия гоминьдановскими войсками Пекина.

Резиденцией нового правительства стал Нанкин.

Старейший город Китая, в прошлом одна из величай­ших столиц мира, поражал огромной стеной — самой длинной из всех городских стен в мире — 40 км, высо­той 12—14 м, толщиной до 30 м. Строительство стены, по сведениям путешественников, потребовало в семь раз больше объема каменных работ, нежели сооружение ве­личайшей из египетских пирамид. Внутри город пересе­кала поперечная стена, издавна отделявшая ханьское население от маньчжурского. Стены не спасали жителей от нападавших. Город не раз превращался в развалины и, как феникс из пепла, возрождался вновь. Всюду были мно­гочисленные кумирни, триумфальные арки. На северо-вос­токе возвышалась священная гора Чжуншань. На горе, согласно сохранившемуся мифу, обитал дух Чжулун — дракон со свечой. Дух, имевший лицо человека, тело змеи, красную кожу и гигантских размеров рост. Лишь только Чжулун приоткрывал глаза, как в мире наступал день, если глаза были закрыты, то царила ночь. Множест­во бед и даров, на которые не скупилась природа, связы­валось с Чжулуном. Но не присутствие дракона привле­кало Чан Кайши.

Возможно, имели определенное значение и истори­ческие традиции — в конце XIV в. Нанкин сделал своей столицей император Хун У (Чжу Юаньчжан). Чан уповал и на преимущества новой столицы перед Пекином. Нанкин

расположен был ближе к районам, контролируемым КПК, ближе к Шанхаю, где находилась экономическая и поли­тическая опора Чан Кайши. Да и войска, преданные Чан Кайши, состояли в основном из южан.

Климат Нанкина слишком холодный зимой и весьма влажный весной и летом. В окутанном туманом городе люди трудились как муравьи, в невероятно тяжелых усло­виях. Правительственные чиновники перебивались в неп­ривычном для них жилье, ожидая улучшения условий жизни, жены офицеров отказывались покидать насижен­ные места в Шанхае ради неясной перспективы в карье­ре их мужей в Нанкине.

Мэйлин, как супруга Чан Кайши, сразу же оказалась в центре событий. Чан Кайши давал приемы и обеды, где Мэйлин была единственной женщиной. Первоначальное чувство стеснительности вскоре прошло, да и соратники Чан Кайши стали воспринимать ее скорее как полити­ческого деятеля, нежели как женщину.

9 января 1928 г. Чан Кайши вновь официально занимает пост главнокомандующего Национально-рево­люционной армией. Окружающие постепенно привыкли к мысли, что главнокомандующий — известный военный специалист, но большинство опасалось: не дай бог, чтобы политическая власть оказалась в его руках.

2 февраля в Нанкине собрался 4-й пленум Гоминьдана. В состав вновь сформированного Военного совета вошли 73 гоминьдановца, преданные Чан Кайши. С этого времени чанкайшистское окружение активизирует свою деятельность.

Ранней весной 1928 г. вооруженные группы стали по­являться по вечерам у всех домов Ханькоу, где про­живали русские. Большинство их было депортировано.

Вести о провокациях Чан Кайши дошли до находив­шейся вдали от дома Цинлин. Она посылает негодую­щую телеграмму своему родственнику: «Я как раз соби­ралась вернуться в Китай, но услышала, что Вы предло­жили разорвать дипломатические отношения с Россией и выслать русских советников. Это будет самоубийством и оставит нашу партию и страну изолированной, и Вы войдете в историю как преступник, который погубил нашу партию и страну... Если Вы не пересмотрите свое решение... у меня не будет другого выбора, как остаться здесь, и как можно дольше, продемонстрировать, что я против Вашей несправедливой и самоубийственной политики»

1 Juny Chang. Mme Sun Yatsen. Penguin Books, 1986. P. 67.

Сун Цинлин заняла видное место в политической жизни, противостоя правым гоминьдановцам и их запад­ным покровителям. Она — член президиума Антиимпе­риалистической лиги. В деятельности этой организации участвовали выдающиеся деятели науки и культуры: Альберт Эйнштейн, Анри Барбюс, Джавахарлал Неру, Эптон Синклер, Максим Горький, Ромен Роллан и многие Другие.

Никакая стройка в Нанкине не привлекала столько внимания и средств, как сооружение недалеко от нан-кинских стен мавзолея Сунь Ятсена, куда должны были перенести останки покойного лидера революции, временно захороненные недалеко от Пекина. Когда строительство мавзолея завершилось, правительство направило пригла­шение Сун Цинлин на церемонию открытия усыпальницы. Вдова Сунь Ятсена находилась в это время в Германии и перед отъездом в Китай выступила с заявлением, разъясняющим причины своей поездки на родину.

Мое пребывание в Китае, указала Цинлин, не должно интерпретироваться как отказ от моей прежней позиции: не принимать участие в работе Гоминьдана, поскольку он противостоит политическим установкам Сунь Ятсена.

Младшего из семьи Сун — Цзэляна — командировали в Берлин за вдовой, а заодно, чтобы попросить несгибае­мую родственницу не делать каких-либо публичных анти­правительственных заявлений.

В мае 1929 г. Сун Цинлин прибыла в Китай. Вдова сразу же дала понять, что не позволит использовать свое имя, свою популярность ради подкрепления автори­тета чанкайшистского правительства.

...Останки Сунь Ятсена нашли приют в мавзолее.

Сун Цинлин проследовала к мавзолею своего покойно­го супруга отдельно от своих родственников, тем самым бросив вызов Чан Кайши и его окружению, особенно если учесть строгие традиции китайского ритуала такого рода.

Родственники Сунь Ятсена весь день провели у гроба покойного лидера революции. На супруге Чан Кайши — изящное шелковое платье, вдова Сунь Ятсена одета в простое черное платье и простые черные чулки. Она отка­залась остаться в Нанкине хотя бы на одну ночь после тра­урной церемонии.

Вдова хранила некоторое время молчание. Семья Чан Кайши пребывала в тревожном ожидании. Вскоре Сун Цинлин обрушилась на «реакционное Нанкинское

правительство». В телеграмме Антиимпериалистической лиге в Берлин она обвинила правительство Нанкина в жесточайших репрессиях против масс. «Никогда,— заявила Сун Цинлин,— предательский характер контрре­волюционных гоминьдановских лидеров не проявлял себя так бесстыдно перед миром, как сегодня. Они, предав национальную революцию, неизбежно деградировали до положения орудия в руках империалистов и пытались спровоцировать войну с Россией» . Китайский народ, го­ворила со всей уверенностью вдова Сунь Ятсена, не сло­мят ни репрессии, ни лживая пропаганда.

Милитаристские клики разрывали многострадальную страну, в задавленных тисками помещичьего гнета кре­стьянских селениях свирепствовал голод. Но даже не об­ладающий политическим чутьем наблюдатель не мог не за­метить, как в Китае накапливался тот горючий мате­риал, который должен был в конце концов привести к революционному взрыву. Социальная напряженность способствовала созданию благоприятной обстановки для возникновения центров повстанческой борьбы крестьян, партизанских баз.

Бывший советник Сунь Ятсена М. Бородин по возвра­щении в Москву сделал доклад, в котором делился мыслями о неизбежности столкновения между США и Японией, что соответствовало в целом и предвидению "В. И. Ленина. Политика Японии, говорил он, будет на­правлена против проникновения американского капитала через посредничество национальной буржуазии. США должны решиться, приходил к выводу М. Бородин, на ги­гантский конфликт с Японией и Англией на Тихом океане.

А пока Япония усиливала давление на Нанкинское правительство.

Что должно было случиться — случилось

Военным советником при Чан Кайши в Нанкине состоял майор японской разведки Еремити Судзуки, входивший в «исследовательскую группу по Китаю». Находясь в Токио осенью 1927 г., Чан Кайши установил с его по­мощью тесные связи с начальником японской военной разведки генералом Иванэ Мацуи.

В состоявшихся беседах с Чан Кайши Е. Судзуки и И. Мацуи предлагали гостю содействие в противоборстве

1 Eunson R. The Soong Sisters. N.Y., 1975. P. 85—86.

с КПК. Взамен они хотели заручиться его одобрением идеи японской аннексии Маньчжурии и Монголии.

Чан Кайши, отвечая Судзуки, поддержал, по суще­ству, японскую позицию. «Да, действительно,— говорил он,— в правительстве и руководстве Гоминьдана имеются противники политики Японии в Маньчжурии и Северном Китае. Недовольны действиями Японии и другие страны, заинтересованные в сотрудничестве с Китаем. Антияпон­ские настроения в народе также растут. В этих усло­виях Япония должна действовать осмотрительно. Одна­ко у китайского правительства, учитывая угрожающее положение, создавшееся в связи с активностью Ко­минтерна, коммунистов и их вооруженных банд, нет иного выбора, как расширить рамки сотрудничества с Японией» '. Японские стратеги рассчитывали на содей­ствие Чана в «мирной» колонизации северных районов Китая.

Члены «исследовательской группы по Китаю» имели тесные связи с премьер-министром Танака. Японские друзья устроили встречу Чан Кайши с Танака. В ходе беседы они прежде всего затронули тему китайско-япон­ских отношений.

Чан Кайши. Процветание или бедствие для Восточной Азии будет в основном зависеть от будущих китайско-японских отношений. Согласно ли Ваше превосходитель­ство со мной?

Танака. Я предпочитал бы познакомиться прежде всего со взглядами Вашего превосходительства.

Чан Кайши. Я хочу представить на Ваше рассмотре­ние, Ваше превосходительство, три проблемы, которые я считаю чрезвычайно важными. Во-первых, если Китай и Япония смогут сотрудничать друг с другом искренне и на основе действительного равноправия, тогда будет иметь место сосуществование и сопроцветание. Это будет зависеть от того, улучшит ли Япония свою политику в отношении Китая. Япония, вместо того чтобы иметь дело с коррумпированными милитаристами, должна обра­тить свое внимание на Гоминьдан, который старается создать свободный и независимый Китай. Иными сло­вами, Япония должна прекратить осуществление полити­ки порабощения китайского народа, а вместо этого долж­на стремиться выявлять по-настоящему патриотически

1 Цит. по: Сапожников Б. Г. Китай в огне войны. 1931 —1950. М., 1977. С. 14.

настроенных китайцев и налаживать с ними дружествен­ные отношения. Таков единственный путь, который при­ведет к истинному сотрудничеству между двумя стра­нами. Во-вторых, китайская Национально-революционная армия полна решимости развивать и дальше свою кам­панию против северных милитаристов и завершить вы­полнение задачи национального объединения. Японское правительство, я надеюсь, вместо того чтобы вмешивать­ся в наши дела, поможет нам. В-третьих, японское правительство должно отказаться от применения силы в своих отношениях с Китаем. Я думаю, что мы сможем сотрудничать в сфере экономики, и горю желанием обме­няться мнениями, Ваше превосходительство, пока нахо­жусь здесь, по вопросам китайско-японского сотрудниче­ства. Я надеюсь, что за нашей беседой последуют конкретные дела.

Танака. Ваше превосходительство должно прежде все­го консолидировать Вашу базу в Нанкине и объединить районы южнее Янцзы. Почему, Ваше превосходительство, Вы показали бессилие в отношении завершения Север­ного похода?

Чан Кайши. Цель китайской революции — добиться объединения всей страны. Мы не можем позволить повто­рить ошибки тайпинов в XIX в. Завершение Северного похода чрезвычайно важно для нас. Без единого Китая не может быть мира в Азии. Для Китая подобная ситуация весьма опасна, не может она быть выгодной и для Японии... 1

Чан Кайши остался недоволен встречей с Танака. Его вряд ли могло удовлетворить отношение к нему японского премьера, который не скрывал сомнений относительно возможности Чана объединить Китай, да и просто утвер­дить прочную власть даже на юге страны.