Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

Чан Кайши обратил внимание на новое движение, которое стало именоваться «движением за спасение на­ции». Основатели движения утверждали: «Китай имеет обширную территорию, богатые ресурсы, многочислен­ное население. Если в чем и нуждается Китай, так это в сильной организации». Они призывали по-настоящему оценить потенциальные возможности народа и страны, развивать экономическую мощь, повысить эффективность правительственного руководства, усилить армию. Только так, утверждали представители движения, можно про­тивостоять «коммунистической угрозе и японскому втор­жению». В среде либеральной интеллигенции зрело стремление к обновлению общества, к спасению от того зла, которое нанесли стране грызня между милитарист­скими кликами, система неравноправных договоров Ки­тая с капиталистическими державами.

Уже в начале 30-х годов нанкинский режим показал полную беспомощность в деле преобразования прежней административной системы. Провинции пользовались, как и во времена господства милитаристов, самостоятель­ностью по отношению к центральной администрации. Провинциальные чиновники обладали, по существу, бес­контрольным правом по сбору налогов. В условиях, ког­да во всех сферах жизни военная сила подменяла закон, административный механизм не мог действовать слажен­но. Начальники уездов десяти провинций Центрального Китая в лучшем случае находились на своей должности до полутора лет. Чиновник, получив подходящую сине­куру, спешил удовлетворить свою страсть к наживе, и в этом смысле перед ним открывались самые благоприятные возможности. Он произвольно устанавливал налоги, об­лагал крестьян дополнительными поборами. В условиях противоборства различных региональных и политиче­ских клик, борьбы с КПК, а также стихийных бедствий дополнительные поборы принимали характер военных реквизиций. Многие чиновники вынуждали крестьян про­изводить опиум, устанавливали монополию на продажу этого зелья.

Какие-либо шаги центральной администрации по борьбе с коррупцией выглядели как усилия по борьбе с «мухами и комарами», а «тигры и львы» оставались на свободе. Наиболее состоятельные собственники, про­винциальные чиновники передавали официальным ли­цам высшего ранга часть награбленных у народа средств, покупая таким путем право на безнаказанное воровство.

Государственные учреждения становились убежи­щем для бездельников, казнокрадов и взяточников. Ки­тайский город разлагался под активным воздействием отбросов западной цивилизации, деятельности, тесно свя­занной с иностранным бизнесом китайской мафии, воз­растало потребление спиртного, невиданный размах при­няло курение опиума. Еще в 1928 г. Чан Кайши, как председатель Военного совета, принимает меры против наркомании. Официальным лицам Гоминьдана и прави­тельства, если они находились в плену этого тяжелого недуга (а таких было немало), давалось три года на из­лечение. Приняты были специальные законы против опи-умокурения. Тем из них, кто игнорировал добровольное лечение от недуга, угрожала смертная казнь. Виновные в транспортировке, продаже этого яда расстреливались, а их собственность конфисковывалась.

Генералиссимус взял в свои руки всю машину подав­ления наркомании, чем в немалой степени способствовал своей популярности. В ноябре 1928 г. во время поездки по стране Чан Кайши отдавал приказы закрывать раз­личного рода сомнительные заведения. В ряде районов широко рекламировались указания Чан Кайши о строи­тельстве новых школ, дорог. Всюду говорили о новой эре. Глава государства хотел показать себя в роли ее ро­доначальника. «Рабочий день в наших учреждениях весь­ма короткий — всего лишь 5 часов,— констатировал Чан,— и, несмотря на это, я видел служащих, возле­жащих на своих рабочих местах, бессмысленно глазею­щих в потолок, читающих газеты или спящих».

Необходимо было — и об этом говорилось немало — восстановить социальную справедливость. Сам Чан Кай­ши давал собственное толкование этому понятию.

12 сентября 1932 г. на расширенном заседании работ­ников партийных, правительственных и военных учреж­дений в Ухане Чан Кайши говорил: «Если требуют не­справедливого уменьшения квартирной платы, лишаю­щей домовладельцев всякой прибыли, из-за чего у них отпадает желание вкладывать капитал в жилищное строительство, или же требуют несправедливого увели­чения заработной платы, непосильного для капитали­стов и вынуждающего их закрывать свои предприятия, то такие требования расшатывают экономическую осно­ву общества. Мы считаем это недопустимым. Я хочу, чтобы наша партия и правительство обратили особое внимание на эту сторону дела, чтобы с максимальной быстротой проводить необходимую экономическую поли­тику».

Сам Чан и его помощники могли позавидовать реаль­ным результатам «шаньсийского эксперимента», осуще­ствленного Янь Сишанем. Здесь в качестве важнейшего налога использовался поземельный, от которого централь­ные власти отказались в пользу провинций. Главным же в налоговой политике стало то, что основную его тяжесть пришлось взять на себя богатеям, имущим слоям насе­ления. Губернатор распространял займы среди крупных землевладельцев, поднял налоги на торговые сделки, по­лучал доходы и от опиумной монополии. Накопления поз­воляли вкладывать больше средств в развитие промыш­ленной и торговой инфраструктуры. Критики обвинили Янь Сишаня в «большевизме». «Шаньсийский экспери­мент» приводил к элитарному обособлению провинци­

альной военной и административной бюрократии, к рос­ту амбиций самого губернатора, мечтавшего занять мес­то в когорте национальных лидеров. Нечто подобное «шаньсийскому эксперименту» было в некоторых меро­приятиях Чан Кайши, когда он начинал «кампании» по борьбе с коррупцией.

За казнокрадство Чан наказал немало высокопостав­ленных деятелей, но семейства Сун и Кун, доказавшие преданность генералиссимусу, процветали. В простом на­роде пользовалась популярностью пословица: «Ловишь разбойника, так сперва лови главаря!» Многие участ­ники революции, боровшиеся под знаменем Сунь Ятсена, оказались морально опустошенными, использовали свои посты для бессовестного обогащения, для обеспечения своим близким прибыльной синекуры.

Семейные связи цементировали высший слой гоминь-дановской элиты, взявшей в свои руки контроль над эко­номической жизнью страны и оказавшейся выше любых законов и уставов. Этот контроль распространялся на ключевые отрасли — финансы, промышленность, транс­порт, внешние связи. Сун Цзывэнь в начале 30-х годов занимал пост министра финансов, вице-президента Ис­полнительного юаня (1928—1931 гг.), президента Ис­полнительного юаня (1932—1933 гг.), управляющего китайским банком (1930—1933 гг.). Ловко действуя в сфере финансов, он умножал свое состояние, вкладывал собственные капиталы в предприятия, расширяя сферу своего бизнеса, приобретал фешенебельные отели. Пря­мой потомок Конфуция (75-е поколение) Кун Сянси за­нимал влиятельные посты: министра труда, торговли и промышленности (1927—1930 гг.), министра промыш­ленности (1930—1932 гг.), управляющего китайским банком (1933 г.).

Проникновение родственников и ближайших друзей на ведущие государственные посты стало важной чертой движения Китая к чанкайшистской диктатуре. Это было царство чернозубатых, свинорылых, трехголовых, черно-ногих и многих других персонажей, которых китайские прозаики находили в древней мифологии и использовали для иносказательного описания нравов современного им Китая. Благодаря же деятельности пропагандистского аппарата глава Гоминьдана изображался мудрым, мо­гущественным, заботящимся лишь о благе народа.

Американские дипломаты информировали в январе 1934 г. госдепартамент: Гоминьдан бессилен из-за разоб­

щенного и слабого руководства. Они сравнивали его с полностью разломанной рисовой лепешкой. Губернаторы ряда провинций на Северо-Западе действовали независимо от Нанкина, тамошние милитаристы относились к гоминь-дановскому центру со свойственным им цинизмом. Каж­дый из милитаристов был озабочен прежде всего тем, как бы сохранить свою армию. Были случаи, когда ми­литаристы выводили свои войска из боя, отказываясь от лавров победы над какой-либо японской группиров­кой. Зачастую это можно было наблюдать на границах провинций, когда каждый ожидал большего вклада в военные действия от своего соседа.

Американский дипломат Джонсон не скрывал своих опасений. Китай «никогда не был в большей, чем сейчас, опасности перед лицом внешнего вторжения». В чем Китай нуждается, ядовито иронизировал Джонсон, так это в руководстве с иной квалификацией, нежели у «обычного бандитского лидера». Эта страна «нуждает­ся не в западных советах, не в западных деньгах, а в ком­петентном руководстве, способном навести порядок в своем доме» .

Чан Кайши стремился показать: настала пора об­щественного прозрения. Велико было желание выступить в роли радетеля за чистоту нации, за ее моральное очищение.

Все громче звучат призывы участников «движения за спасение нации»: не ждать смерти сложа руки, а най­ти мужество для борьбы с агрессорами, делать всё для спасения народа («Бороться и умирать за нашу роди­ну!»). Размышляя о судьбах своего народа, мыслящие представители молодого поколения Китая задавались вопросом: почему Китай так отстал от других государств мира? Одни, отвечая на этот вопрос, возлагали вину целиком на империализм — безработица, обезземелива­ние крестьянства, высокий уровень эксплуатации, вол­нения, коррупция. Другие видели основные причины в слабости самого Китая. В туманном поиске выхода из за­тянувшейся «смуты» они ломали голову над возникшими перед ними проблемами: нужно ли выступать за сильное правительство? Принять ли христианство? Может ли марксизм-ленинизм спасти Китай от его врагов? А не лучше ли фашизм? Многие предпочитали видеть дик-

1 Russel В., Jhonson N. Т. American policy Toward China 1925—1941. Michigan, 1968. P. 88.

татора во главе сильного китайского государства. Спо­ры отражали подъем общественной активности, крепло желание увидеть свою страну сильной, ни в чем не усту­пающей «иноземным варварам». В них сталкивались по­рой противоположные идеи — революционные и консер­вативные, реалистические и утопические, патриотиче­ские и проимпериалистические. Сторонники «сильной личности», способной предотвратить поражение Ки­тая, с надеждой смотрели в сторону фашистской Гер­мании.

Пропаганда высоких целей спасения нации не прино­сила инициаторам очередной кампании желаемых ре­зультатов. Привилегированное положение гоминьданов-ской верхушки, опиравшейся на компрадоров, шэньши, милитаристскую бюрократию, подрывало престиж пар­тии в глазах воспитанных в духе национальных тради­ций граждан. Разговоры о желании военных и партий­ных лидеров «служить народу», проявлять «самоотвер­женность» и т. п. встречались в среде просвещенных представителей китайского общества как проявление лицемерия.

Генералиссимус надеялся: возбуждая патриотиче­ский подъем, дух самопожертвования, он сумеет все же сплотить Гоминьдан, подготовить его к борьбе с КПК, объединить распадающееся государство. Действия Япо­нии на Севере страны не способствовали какому-либо серьезному успеху в деле объединения страны, приводи­ли к дальнейшему разобщению сил в рядах китайской элиты. Региональные милитаристы с еще большим усер­дием отстаивали свои права. Укреплялись позиции КПК в Цзянси, Хубэе, Фуцзяни; ее деятельность привлекала к себе разорившихся, страждущих, люмпенов города и деревни.

Генералиссимус не оставляет, как и прежде, надежды на использование имени вдовы Сунь Ятсена для повы­шения своего авторитета среди патриотических сил страны. Казалось бы, удобный для этого случай снова представился в июле 1931 г., когда Сун Цинлин воз­вратилась в Шанхай, чтобы проводить в последний путь свою мать. Но общая для сестер беда не смогла заруб­цевать раны в родственных отношениях. Диктатура пред­стала перед Цинлин во всем своем отвратительном облич ье...

Помыслы Цинлин устремлены на защиту граждан­ских прав, она не может примириться с ужасающим по­

ложением жертв гоминьдановских застенков. Но как спасти обреченных на страдания политических узников? Сколько раз сестра жены Чан Кайши давала себе обет не обращаться по этому поводу к своему высокому род­ственнику. Но однажды не сдержалась. Речь шла о судь­бе Дэн Яньда — одного из патриотов из левого крыла Гоминьдана, угодившего в связи с этим за решетку. Чан Кайши смилостивился и терпеливо выслушал просьбу Сун Цинлин о помиловании Дэн Яньда. Но после того как она изложила эту просьбу, спокойно заявил: а он уже... убит. На долю Дэн Яньда выпали невероятные муки — его пытали месяцами...

В конце 1932 г. вдова Сунь Ятсена организует наци­ональную лигу движения за гражданские права. Ей по­могают общественно-политические деятели, среди кото­рых особым влиянием пользовался Лу Синь. Цинлин видела задачу лиги в борьбе против насилия над челове­ческой личностью, против жесточайших пыток в гоминь­дановских тюрьмах. Ее деятельность встретила злобную реакцию в правящем лагере. Гангстеры расправились с секретарем лиги Ян Чэном, стали угрожать и другим представителям лиги, включая Лу Синя. Лига не выдер­жала давления, ее деятельность сошла на нет.

Чан Кайши воспринимает идеологию фашизма, а Цинлин становится вице-президентом Международного антифашистского комитета, созданного в Париже в 1933 г. Когда фашисты пришли к власти в Германии, голос вдовы Сунь Ятсена, разоблачающей нацистскую ; теорию и практику, звучит по всему миру. - Благотворительная деятельность Цинлин отвечала ин­тересам радикально настроенной китайской молодежи, студенчества. Молодые люди, особенно студенты, не мог­ли равнодушно слышать о бедствиях страны. Студентов глубоко волновали их же собственные проблемы. Пред­ставители молодежного движения не видели иного вы­хода, кроме установления нового порядка, в их пред­ставлении этот порядок выглядел в виде идиллического общества людей, объединенных идеологией коммунизма.

Один из христианских деятелей — Е. Е. Барнетт при­ходил к выводу: китайская молодежь подпадает под вли­яние «коммунизма» и других «измов». Секретарь Меж­дународной ассоциации молодых христиан, комменти­руя свою поездку в Китай, нашел в этой стране три ос­новных движения, которые, по его мнению, заслуживали внимания,— коммунизм, национализм и христианство.

Чан Кайши, видя рост студенческих волнений, воз­росшую оппозицию среди интеллигенции, пытался опе­реться на силы, имеющие влияние в среде учащейся мо­лодежи, в академических учреждениях. Важной в этом отношении опорой становилась миссионерская община, которая в своих учебных заведениях не только готовила кадры для пополнения бюрократии, как надеялись чан-кайшисты, но и воспитывала в своей пастве идеи непри­ятия марксизма. Для Чан Кайши не было секрета в том, что слушатели христианских колледжей не раз участво­вали в антияпонских демонстрациях. Христианское дви­жение, будучи в значительной мере выразителем англо­саксонских интересов, объективно противодействовало японской агрессии, которая содействовала изменению представлений китайцев об «иностранных дьяволах».

Гоминьдановский лидер стремился противопоставить росту революционных настроений в стране как идеоло­гические, так и военно-силовые методы. Уже в 1931 г. Чан Кайши обращается к христианской церкви в Китае. Вместе с Кун Сянси он обсуждает с миссионерами воп­росы национальной политики. В это же время приглашен­ные Национальной комиссией по восстановлению ущер­ба от наводнения миссионеры выступают перед постра­давшими от бедствий с проповедью, нацеленной на «под­нятие духа потерпевших от стихийных бедствий».

Когда лозунги единства, призывы к возрождению кон­фуцианских ценностей и соблюдению христианской мо­рали не достигали цели, неудачи призвана была компен­сировать дубинка, вложенная в руки тайной полиции, специальных организаций и тайных обществ.

1 марта 1932 г. в Нанкине родилась организация «синерубашечников». Несколько десятков молодых лю­дей (от 20 до 30 лет) стояли у ее истоков. Большинство из них — выходцы из провинций, расположенных вдоль Янцзы. Чан Кайши возглавлял школу Вампу, когда эти молодые люди там учились. Выпускники школы оказа­лись в центре новой организации. Культ Чан Кайши, не­укоснительное следование трем принципам Сунь Ятсена, воспитание в «синерубашечниках» духа, сравнимого, возможно, лишь с национал-социалистским либо с саму­райским,— все это стало основными политическими це­лями новой организации. Повсюду в стране культ лич­ности Чан Кайши принимал самые уродливые формы. На военных совещаниях, где присутствовали порой сот­ни офицеров, при каждом упоминании Чан Кайши —

«Чжу Си!»— все резво вскакивали со своих мест. И это проходило не только в присутствии самого Чан Кайши. В кинотеатрах перед началом демонстрации каждого фильма на экране появлялся портрет генералиссимуса на фоне гоминьдановского знамени. Зрители поднимались со своих мест, сдергивая шапки. И плохо приходилось тому, кто «забывал» встать перед священным обликом генералиссимуса. В общественных местах все чаще ста­ли появляться портреты генералиссимуса, и люди, оста­навливаясь перед ними, склонялись в низком поклоне.

Организация «синерубашечников» по своей структу­ре напоминала концентрические круги. В центре — руко­водящий орган «Общество ответственных действий». Чан Кайши стал главой «Общества» с резиденцией в Нанкине. Рядом с ним действовало «13 старших хранителей», а среди них — наиболее влиятельные — Дай Ли, Кан Цзэ, Дэн Вэньи. Второй круг — «Революционная молодеж­ная ассоциация» и «Революционная ассоциация солдат». Третий круг составляли массовые общественные орга­низации, открытые для свободного вступления: «Ассо­циация лояльных патриотов», «Молодежная ассоциация зарубежных китайцев», «Общество возрождения Китая».

Всего лишь за несколько месяцев, к концу 1932 г., были учреждены отделения этой организации в каждом большом городе, в сельских центрах. Под знамена «си­нерубашечников» хлынули представители различных слоев общества: землевладельцы, солдаты, студенты, уче­ные, рабочие, бизнесмены, а также довольно разношер-' стная прослойка люмпенов города и деревни. В ответ на консервативные, а часто и просто фашистские призывы в отряды «синерубашечников» потянулись и представи­тели преступного мира. Фашисты вербовали своих сто­ронников из различных слоев общества, в том числе и в среде различного рода подонков, завсегдатаев пивных и сомнительных заведений. Вдохновители и организаторы «движения за новую жизнь» не отличались в этом отно­шении от нацистов.

Чан Кайши бросал «синерубашечников» туда, где ощу­щалась опасность утери контроля, прежде всего в воин­ских частях, со стороны Гоминьдана. «Синерубашеч-ники», например, вместе с военной жандармерией прово­дили чистку в рядах 19-й армии, где после обороны в 1932 г. Шанхая значительно возрос авторитет КПК.

В чем секрет выживания Чан Кайши? Этот вопрос волновал многих и в Китае, и за его пределами. Эдгар

Сноу, блестящий знаток ситуации в стране, видел секрет генералиссимуса в умении балансировать между различ­ными группировками в верхнем эшелоне власти. Он дей­ствительно стал центром, вокруг которого стабильность обеспечивалась либо путем различного рода компромис­сов между соперничающими силами, либо откровенной игрой на противоречиях между ними. Чан Кайши, как ловкий игрок, умело спекулировал на распрях между от­дельными милитаристами. «Если Дунбэйская армия ус­пешно покончит с коммунистами,— провоцировал, нап­ример, он Чжан Сюэляна,— то в будущем можно будет убрать из Шэньси и Янь Хучэна, тогда весь Северо-Запад перейдет к тебе». В то же время Янь Хучэн получил от Чан Кайши совет: «Чжан Сюэлян лелеет планы о великом Северо-Западе, будь настороже, не позволяй ему прогло­тить твои владения».

У генералиссимуса складывалась своя собственная система управления в партии и государстве. Он поль­зовался неограниченным правом диктовать свою волю Исполнительному и Законодательному юаню. Братья Чэнь Лифу и Чэнь Гофу контролировали средства массо­вой информации, образование. Чэнь Лифу держал в уз­де партийные кадры, он приобрел известность как идео­лог,, пропагандист националистической доктрины «фило­софия жизни», прослыл архитрадиционалистом, высоко чтившим конфуцианские моральные ценности.

С братьями Чэнь активно сотрудничал Дай Цзитао — основатель «Центрального клуба» — «Си Си» («Central Club»). Созданный еще в ноябре 1929 г., «Центральный клуб» объединил в своих рядах представителей высшего и среднего эшелона гоминьдановской бюрократии. «Си Си» тесно координировал свою деятельность с полити­ческой разведкой — ЦБРС, опирался на Нанкин, Шан­хай, провинции Цзянсу, Чжэцзян, Аньхой. Национали­стическая сущность «Си Си» проявляла себя в антияпон­ской направленности этой организации.

Жертвами братьев Чэнь становились представители интеллигенции. Аресты производились по малейшему по­дозрению в симпатиях к КПК, арестованных либо сразу сажали за решетку, либо сразу же посылали на смерть в сражающиеся на передовой подразделения.

Другая мощная клика группировалась вокруг гене­рала Хэ Инцина. Внешне генерал Хэ казался многим весьма обаятельным, вежливым человеком, с как бы при­клеенной улыбкой. На военных советах он предпочи­

тал отмалчиваться; генерал, казалось, дремал с полузак­рытыми веками, но ничто не ускользало от его внимания. Хэ, человек низкого роста, был самолюбив. Неудовлет­воренное честолюбие питалось и тем, что стоящая за его спиной военная бюрократия была недовольна соответ­ствующей ее заслугам платой в период прихода к власти Чан Кайши. Распри внутри этой группировки серьезно ограничивали ее влияние.

Недовольные диктатурой Чан Кайши ищут себе союз­ников среди античанкайшистских милитаристских груп­пировок (в частности, гуандунской). Радикально на­строенная молодежь, отражая антияпонские настроения молодых патриотов, студенчества, склоняется к сотруд­ничеству с левыми организациями. Отсюда и обеспокоен­ность Чан Кайши по поводу того, что война с Японией может осложнить внутриполитическую ситуацию в стра­не, подольет масла в огонь схваток между противобор­ствующими группировками и окончательно подорвет его положение как лидера. Судьба Гоминьдана, говорил Чан в закрытых лекциях перед высшими офицерами армии, зависит от того, насколько удастся избежать войны с Японией, поскольку в случае ее «определенные бесприн­ципные и сеющие распри группы, выступающие против правительства, без сомнения, воспользовались бы ситу­ацией для создания беспорядков».

Противоборствующие фракции в Гоминьдане объеди­нялись лишь тогда, когда под угрозой оказывались их собственные привилегии, когда назревала угроза благо­получию феодально-милитаристского клана в целом.

«Движение за новую жизнь»: идеализм и реалии деспотии

19 февраля 1932 г. на массовом митинге в Наньчане Чан Кайши призвал соотечественников начать «движе­ние за новую жизнь». Выступая перед 50-тысячной тол­пой, он обратился к опыту Германии и Японии, к тради­ционным конфуцианским постулатам, к христианству. Гоминьдановцы стремились восстановить утерянный эн­тузиазм своих легионов, преданность власти объединен­ного вокруг единых целей народа. Примеров для под­ражания в истории можно было найти немало.

В истории Германии внимание Чан Кайши привлека­ло прославление «великих личностей», «вождей» немец-

В Поднебесной ничто так не ценилось, как сыновья почтитель ность. Чан Кайши и его мать

Чан Кайши — молодой офицер. 1915 г.

революционеров

Студенты призывают к борьбе

Очередная кампания: массовое бракосочетание. 1934 г.