Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта

В глазах Танака Чан Кайши был один из многих. Кто только не претендовал на власть в центральном пра­вительстве! Группировки Гуанси и Гуандуна — на Юге, Фэн Юйсян и Янь Сишань — в Северо-Западном Китае. Премьеру было хорошо известно, что группировка Ван Цзинвэя — Тан Шэнчжи вкупе с гуандунцами стреми­лась найти опору так же. как Чан, в Японии.

Японцы рассматривали основные районы Северо-Вос­тока (Маньчжурию) как свои сферы влияния. И неспо­собность Чжан Цзолиня осуществлять угодную для Япо­

1 Furuya К. Op. cit. Р. 225.

нии политику, попытки последнего заигрывать с США привели японских милитаристов к решению устранить маньчжурского диктатора. Чан Кайши выступал в гла­зах японцев пока еще как фигура резервная, которая мо­жет быть использована в будущих маневрах. Гость не сумел, согласно его же воспоминаниям, изменить япон­скую политику агрессии по отношению к Китаю.

Возвратившись на пост главнокомандующего, Чан Кайши заявляет о решимости закончить Северный поход. С Фэн Юйсяном он обсуждает планы этого похода. Со­шлись на том, что Чан поведет 1-ю группу армии числен­ностью 100 тыс. человек, 2-ю — Фэн, а 3-ю — Янь Си­шань, губернатор Шаньси.

7 апреля 1-я группа двинулась к главному городу про­винции Шаньдун — Цзинань. Но как поведут себя япон­цы? В Шаньдуне чувствовалось заметное влияние Япо­нии. В Цзинани проживало более 2200 японцев.

8 реверансах в сторону Токио не было недостатка: Япония-де лучше, нежели иные государства, понимает характер китайской революции, и китайцы ожидают от этой страны содействия в успешном ее завершении. Цели ^нового Северного похода связывались с «благополучием

Азии».

Призывы Чан Кайши не могли ослабить аппетит япон­ских милитаристов. В ночь на 2 апреля первый контин­гент японских войск (около 460 человек) прибыл в Цзи­нань из Тяньцзиня. Офицеры получили приказ гаранти­ровать «безопасность» японским интересам в Шаньдуне. Министерство иностранных дел Нанкинского правитель­ства заявило протест в связи с нарушением суверенитета Китайской республики. В заявлении содержались и ссыл­ки на международное право, ответственность за послед­ствия агрессии возлагалась на японское правительство.

Нисита Китчи с просьбой о посредничестве, имея в виду вывод японских войск и открытие торгового района. От­вет исключал какие-либо возражения: «Мы здесь по при­казу правительства».

Утром 3 мая японские представители появились во временном штабе Чан Кайши. Успокаивающие завере­ния, милые улыбки незваных пришельцев сопровожда­лись пулеметной стрельбой. Узнав о начавшихся стычках между китайскими и японскими частями, Чан Кайши при­казал китайским отрядам немедленно возвратиться в ка­зармы. За просьбой прислать японских представителей для решения проблемы мирным путем последовал ответ: китайский представитель должен явиться в штаб гене­рала Фукуда. Деликатная миссия была возложена на генерала Сянь Шиюя, в свое время закончившего акаде­мию в Японии и знающего японский язык. Однако рас­четы Чан Кайши не оправдались: японцы выдвинули уни­зительные требования:

— ни один китаец не должен появляться на улицах нового торгового района;

— никаким китайским войскам не разрешается поль­зоваться железными дорогами Циндао — Цзинань, Тянь-цзинь — Пукоу;

— все китайские войска должны быть отведены на 20 ли от Цзинаня.

В Цзинань выехал министр иностранных дел Хуан Фу. Прибыв на место, он обнаружил, что окружен плотным кольцом японских солдат. Хуан, полагавшийся на свой японский язык, решил, что сумеет все же договориться с Фукуда. В ответ на вежливую просьбу о встрече с ним Хуан получил документ. Из него явствовало: основная причина конфликта в Цзинани — нападение китайцев на японских резидентов. Министр отказался поставить свою подпись, как он считал, под фальшивкой. Раздался гру­бый окрик: «Мы прикончим тебя!» Восемнадцать часов его продержали в японском штабе и только после того, как он написал на документе «читал», отпустили.

Двадцать японских солдат появились в департаменте специального уполномоченного по иностранным делам провинции Шаньдун. Они предъявили тяжкое обвине­ние: два солдата японской армии были якобы убиты из окна этого здания. Начался настоящий погром. Шестнадцать чиновников оказались пленниками распоясавшейся сол­датни. Японский офицер приказал уполномоченному по иностранным делам Цай Гунши стать на колени и рас-

/ Владилен Воронцов

97

сказать, кто все же стрелял. Чиновник отказался подчи­ниться грубому насилию. Офицер на его глазах застрелил одного из чиновников. Затем оккупанты начали глумить­ся над несчастными жертвами: отрезали им носы, уши. Вскоре все служащие пали под пулями убийц. Цай робко попытался протестовать, но удар приклада свалил его, а пуля в голову довершила трагедию.

Токио направило в Цзинань генерал-лейтенанта Ма­цуи Иванэ из разведки генштаба. Соглашение, подписан­ное между китайскими и японскими представителями, предусматривало полный вывод японских войск из про­винции Шаньдун. Специальной комиссии поручалось определить ущерб, нанесенный местному населению. Но в документе даже не упоминалось об ответственности за конфликт, за убийство китайских чиновников. Одна из главных забот Чан Кайши заключалась в том, чтобы китайцы поверили: единственно разумное решение в этих условиях — только курс на компромисс, но никак не борьба.

По мере приближения войск Нанкинского правитель­ства к Пекину правительство Танака все больше опаса­лось за интересы Японии в Маньчжурии. Японская сто­рона склоняла маньчжурского милитариста Чжан Цзо­линя к поиску, конечно на приемлемой для Японии осно­ве, общего языка с Гоминьданом.

Япония была практически готова к прямому вмеша­тельству в гражданскую войну. «Война в настоящее вре-

мя распространилась на районы Пекин — Тяньцзинь,— сообщил Чан Кайши японский представитель в Пекине.— Если она распространится и на Маньчжурию, император­ское правительство Японии вынуждено будет ради обес­печения мира и безопасности Маньчжурии предпринять соответствующие и эффективные меры». 18 мая коман­дующий Квантунской армией отдал приказ разоружать любые китайские части, вступившие на территорию Мань­чжурии.

В июне 1928 года войска Янь Сишаня овладели Пе­кином, что способствовало упрочению позиций Чан Кай­ши в политической жизни страны. Попытки маньчжур­ского милитариста Чжан Цзолиня проявить самостоя­тельность в отношениях с Японией обошлись ему слиш­ком дорого. Диверсионная группа японской разведки взор­вала вагон, в котором ехал Чжан Цзолинь. Когда войска Чан Кайши совершали триумфальный марш по улицам Пекина, сын погибшего Чжан Цзолиня Чжан Сюэлян направил своих эмиссаров в ставку Чан Кайши. Молодой маршал — а Чжан Сюэлян унаследовал это звание,— памятуя о виновниках смерти своего отца, стал искать поддержки у Чан Кайши.

20 июня лидеры Гоминьдана изменили название Пе­кина (Северная столица) на Бэйпин (Северный мир). Это было отнюдь не новое название: до XIV в. Пекин был известен как Бэйпин. Решение должно было символизи­ровать успех в борьбе за спокойствие в «Поднебесной».

Чан Кайши получает пост председателя Государствен­ного совета в Нанкинском правительстве. Это почетно-. Но реальная власть у него, как у главнокомандующего вооруженными силами. В прессе Чана величают не иначе как президент Китайской республики.

Чан Кайши не мог не понимать, что любые его шаги, направленные на объединение страны, будут с подозри­тельностью восприняты правящими кругами Японии, даже декларируемое в Нанкине намерение добиться един­ства нации в Токио встретят с нескрываемым раздраже­нием. Вскоре после того как гоминьдановские войска вошли в Пекин, Чан Кайши обратился к соратникам по партии: «Будет ли закончена наша революция или нет, зависит полностью от дипломатической активности, от того, будут ли отменены неравноправные договоры». В этом направлении и последовала дипломатическая ак­тивность. Все представители иностранных государств узна­ли из специального заявления китайского правительства

7*

99

Чан, требовавший ликвидации системы неравноправ­ных договоров, учитывал подъем антиимпериалистиче­ского движения в стране. В то же время эти шаги вписы­вались и в усилия по втягиванию в конфликт с Японией других капиталистических держав. Сможет ли Нанкин-ское правительство противостоять революционным силам в Китае? Сумеет ли оно устоять перед усилившимся дав­лением Японии? Положительный ответ на эти вопросы связывался в политических кругах США и других госу­дарствах Запада с поддержкой этого правительства. Чан Кайши вскоре ощутил последствия своей женитьбы как акции, укрепившей его внешнеполитические позиции. США, а вслед за ними и другие государства цошли на ряд уступок Нанкинскому правительству, что должно было способствовать росту авторитета Гоминьдана и самого Чана. За Китаем было признано право на «таможенную автономию». Был заключен договор с США о новых таможенных тарифах (25 июля 1928 г.).

Призывы же Чан Кайши к отказу от неравноправных договоров, прежде всего от права экстерриториальности, не встретили понимания среди ведущих государств ка­питалистического мира.

Чан пытался создать впечатление, будто он глубоко предан заветам Сунь Ятсена. ЦИК одобрил его предло­жения об учреждении законодательного, исполнитель­ного и контрольного органов власти. Он демонстрировал желание к сотрудничеству и с левыми и с правыми сила­ми, от него шли телеграммы к Ван Цзинвэю, Сун Цинлин, хотя Чан, видимо, знал, что на эти послания в то время ответа не будет.

Из 18 членов Госсовета, возглавляемого Чан Кайши, семь были милитаристами, в их числе Фэн Юйсян, Янь Сишань, Чжан Сюэлян.

Для Чан Кайши оказалось не таким уж легким делом установить взаимопонимание с Чжан Сюэляном: ведь любые действия в этом направлении могли встретить и встречали недовольство в Японии. В то время как эмис­сары молодого маршала сидели за столом переговоров в Пекине, Танака дал указание своему генеральному консулу в Мукдене Кидзиро Хаяси пригрозить Чжан Сюэляну, что «нет никакой необходимости стремиться ответить на пожелания южан». Хаяси, понимая уязви­мость с международно-политической точки зрения подоб­

ного подхода, советовал Танака занять более гибкую по­зицию: «Если мы будем продолжать придерживать Чжа-на от достижения соглашения с Нанкином, мы можем навлечь на себя критику со стороны других держав». Военные, однако, в отличие от дипломатов, предпочи­тали в оценках ситуации в Китае основываться на при­вычных для себя категориях силы. Настало наконец вре­мя, полагали они, оторвать Маньчжурию от Китая.

Чжан Сюэлян был приглашен для участия в высших органах гоминьдановского правительства. Чан Кайши просил его поднять 10 октября 1928 г. над своей резиден­цией гоминьдановский флаг. Чжан принял предложение о своем участии в Госсовете, но поначалу медлил с отве­том по поводу подъема флага. 29 декабря маршал объ­явил о своей приверженности трем принципам Сунь Ят­сена и признал власть гоминьдановского правительства. В трех провинциях, находящихся под его контролем, взвился гоминьдановский флаг.

Чан Кайши ощущал себя героем, вознесшим нацию на гребень славы. Распространялись слухи о силе его ар­мии. Подтверждалась давно известная в военных кругах страны истина: «Винтовка рождает власть». Численность армии к концу 1928 г. выросла до 2 млн. Это была самая большая по численности армия в мире, и командовал ею Чан Кайши. Милитаристы, ранее не скрывавшие свою ненависть к Гоминьдану, теперь считали для себя честью вступить в эту партию. Главнокомандующему, теперь его именовали генералиссимусом, шел 41-й год.

В середине января 1929 г. Чан Кайши собирает своих генералов на конференцию в Нанкине. На повестке дня вопрос о сокращении личного состава армии. Чан Кайши намеревался ослабить бремя содержания армии, естествен­но без ущерба своим собственным интересам. Первостепен­ное значение приобрел вопрос о демобилизации в армиях милитаристов. Покинувших военную службу предпола­галось использовать на строительстве дорог, в шахтах, на других общественных работах, ведь генералы коман­довали довольно значительными подразделениями: Фэн Юйсян, например, имел в своем распоряжении 220 тыс., Янь Сишань — 200 тыс. штыков. Под командованием Чан Кайши находилось 420 тыс. В основу своего плана Чан положил обычный расчет на ослабление других.

Амбициозным планам Чан Кайши, стремившегося уп­рочить свои позиции за счет ослабления соперников, не суждено было осуществиться. Не помог в этом и дух с горы

Чжуншань. Генералы Фэн Юйсян и Янь Сишань не хотели уступать Чан Кайши. Конференция была прервана.

Генерал Янь Сишань, как и Фэн Юйсян, к этому вре­мени имел довольно яркую биографию. Родился он в семье разорившегося менялы и торговца в провинции Шаньси и, как многие его сверстники, оказался в армии. Учился в Японии, где в 1909 г. закончил военное учебное заведе­ние. Как и Чан Кайши, он сошелся с представителями суньятсеновской организации «Тунмэнхуэй». Военный диплом, полученный в Японии, обеспечил для него место начальника военной школы, а связи с «Тунмэнхуэй» по­могли сделать дальнейшую карьеру: после Синьхайской революции Янь Сишань стал губернатором родной провинции.

Чан Кайши, понимая, что Фэн попытается укрепить свои форпосты в провинции Шандунь, откуда должны были быть выведены в результате длительных перегово­ров японские войска, решил прежде всего договориться с японцами — вместо их войск предполагалось размес­тить подразделения не Фэна, а Чан Кайши. Фэн стал кон­центрировать свои силы в Хэнани. Чан Кайши с тревогой наблюдал за действиями своего «единоверца». Среди ближайших соратников Фэна неограниченным, казалось, доверием пользовался Хан Фучжу. Солидная взятка сде­лала свое дело. Хан вместе с тремя командирами диви­зий, с лучшими частями из армии Фэна (100 тыс. чело­век) перешел на сторону Чан Кайши.

Позиции соперника значительно ослабли. Последо­вала и новая победа. Генералы гуандун-гуансийской груп­пировки в результате войны (апрель—июнь 1928 г.) вы­нуждены были признать нанкинский режим.

Сначала —

умиротворение внутренних врагов

Шанхайский переворот обозначил важную веху в борь­бе Чан Кайши с КПК. Уже в 1927 г. стало ясно: схватка приобрела характер открытых вооруженных столкнове­ний, когда физическое уничтожение коммунистов провоз­глашалось чуть ли не одной из наиболее важных и бла­городных задач гоминьдановского движения. Чан Кайши при осуществлении жесточайших акций против КПК опи­рался на силы как милитаристов, так и западных держав. События декабря 1927 г. в Гуанчжоу показали решимость правых гоминьдановцев утопить в крови оппозицию, воз­главляемую КПК.

После поражения Наньчанского восстания несколько сот солдат из подразделений Е Тина и Хэ Луна пробились в Гуандун. Гуандунский провинциальный комитет КПК принял решение поднять восстание в Гуанчжоу 10 де­кабря 1927 г. части Красной армии получили приказ на­чать выступление по сигналу фабричного гудка. Ранним утром 11 декабря в расположении учебно-инструктор­ского полка, которым командовал Е Цзяньин, прогремели выстрелы, офицеры-коммунисты возглавили восстание, гоминьдановская агентура была изолирована. 15 стар­ших офицеров, оказавших сопротивление, поплатились жизнью. Не прошло и двух часов, как штаб восстания взял под свой контроль основные объекты города. До наступления рассвета оставалось еще немало времени, и на центральных улицах Гуанчжоу в свете прожекторов вспыхивала сталь длинных ножей, остроконечных пик. Огромная толпа двигалась к управлению общественной безопасности, где находился оплот сопротивления вос­ставшим. Схватка отличалась особой жестокостью. 12 де­кабря гоминьдановцам удалось застрелить одного из вид­ных деятелей КПК, организатора и вдохновителя Кан­тонского восстания Чжан Тайлэя. Это было тяжелым ударом для восставших, ослабла координация отдельных его звеньев, подорвана вера в успех. А тем временем вой­ска милитаристов окружили город, их действия при­крывались огнем с американских, английских, японских кораблей, стоявших на реке Чжуцзян.

Чан Кайши и во время кантонских событий не обма­нул надежд своих союзников на Западе. Для выполне­ния чудовищных замыслов были подобраны проверенные люди. Среди них — один из верных пособников гоминь­дановцев полковник Чжоу Дун. Под предводительством Чжоу Дуна вооруженный отряд и агенты службы безо­пасности нагрянули на улицу Байцзы, где находилось со­ветское консульство. Началась расправа над советскими представителями в Южном Китае. Тяжкие муки довелось испытать советским людям в гоминьдановских застен­ках. Во время следствия, которое вели органы обществен­ной безопасности КНР по делу палачей Кантонской ком­муны, фигурировали снимки, где запечатлена трагедия. Под одной из фотографий подпись: «Русских коммуни­

1 Поскольку Гуанчжоу в соответствии с местным диалектом име­новался нередко Кантоном, то восстание вошло в историю как Кан­тонское.

стов водят по улице под конвоем и показывают публике», под другой — «Красные русские,, казненные в управле­нии общественной безопасности» '.

Коммуна просуществовала три дня, но подвиг ком­мунаров не забыт, как не забыта и мученическая смерть советских представителей в Южном Китае. Ежегодно 11 декабря в КНР отдают дань памяти беспримерной стойкости и мужеству участников кантонских событий.

Но обескровленные после переворота 1927 г. воинские подразделения, возглавляемые коммунистами, вновь за­явили о себе как о вполне реальной силе, с которой нель­зя не считаться. Более того, коммунисты, овладевшие командными постами в ряде милитаристских армий, су­мели повести за собой некоторые части, объединить их с остатками соединений КПК, сохранившихся после пер­вых военных поражений, и создать таким образом ядро вооруженных сил КПК.

Гоминьдановский лидер рассуждал о единых действи­ях против внутренних и внешних врагов. Но единство, если оно и достигалось, носило в большей мере символиче­ский характер, нежели отражало реальные внутриполи­тические тенденции того времени. За плечами Чан Кай­ши уже был богатый опыт сражений с милитаристскими кликами, но победы в них обеспечивались отнюдь не еди­ными действиями, а скорее изощренными спекуляциями на противоречиях в стане противостоящих сил. Рост во­оруженных сил КПК вызывал особое раздражение Чан Кайши, но, когда подразделения Красной армии нано­сили урон его временным союзникам, он захватывал тер­ритории последних и разоружал войска. Таким путем удалось ему, по существу, расправиться с Лю Вэньхоем, Тянь Суньяо и другими.

Чан Кайши, отдавая приоритет борьбе с КПК, учился в этом отношении у Ван Цзинвэя. «Подавление комму­низма,— писал некогда прославившийся своей «левиз­ной» Ван Цзинвэй,— есть, в сущности, оборонительная мера против иностранной интервенции, поскольку если в период военных действий обдумывается наступление на фронте, то здесь прежде всего должна быть обеспече­на безопасность тыловых позиций». Чан Кайши, как и Ван Цзинвэй, взял на свое вооружение тезис: «Снача­ла —умиротворение внутренних врагов, а затем сопро­

1 Подробнее см.: Проблемы Дальнего Востока, 1988, № 1. С. 120—

128.

Ван Цзинвэй, хотя и разделял позицию Чан Кайши о приоритетности линии на умиротворение внутренних вра­гов, не мог мириться с упрочением диктатуры своего со­перника. Он, чувствуя рост недовольства политикой Го­миньдана в различных слоях общества, решительно осу­дил деятельность Чан Кайши. Аргументов для критики было предостаточно: родственники и личные друзья — на ведущих правительственных постах, замашки дикта­тора, действующего так, словно государство его собст­венное владение, и т. п.

21 октября 1929 г. Ван Цзинвэй публично обвинил Нанкинское правительство в разложении. В выступлении Вана немало было призывов к «реорганизации» Гоминь­дана. Поэтому самого Вана и его соратников в противо­борстве с Чан Кайши называли «реорганизационистами». Рассуждения «реорганизационистов» в значительной сте­пени были сдобрены демагогией. Они порой увлеченно говорили в «защиту» национальной политики, а в дей­ствительности пользовались поддержкой Японии в борь­бе с Нанкинским правительством, опиравшимся на США и Англию. «Реорганизационисты», обвиняя нанкинскую бюрократию в коррупции, взяточничестве, привержен­ности диктатуре, благословляли в то же время расправы над красными профсоюзами, организациями КПК.

Чан Кайши подстегнул своих «теоретиков» на проти­воборство с Ван Цзинвэем. Слишком опасными с точки зрения интересов диктатора оказались рассуждения «ле­вых» об угрозе перерождения партии, о ее загнивании как результате деятельности бюрократов и милитарис­тов. «Левые» совсем распоясались: требовали подчинить военную власть партийной, провести принцип демокра­тического централизма. Группировка Чан Кайши, при­знавая тенденцию к загниванию в партии, свалила вину за деградацию в Гоминьдане на... коммунистов, призва­ла усилить роль военных в партии, обуздать? «проком­мунистические элементы».

1 См.: Овчинников Ю. М. Становление и развитие единого нацио­нального фронта сопротивления Японии в Китае. М., 1985. С. 24.

Чан Кайши использовал в борьбе с партийными со­перниками и иные методы. Его группировка возобладала в столкновениях по поводу созыва III съезда партии. ЦИК Гоминьдана, находившийся под контролем чанкай-шистов, отобрал и назначил до 79% всех делегатов. Съезд, состоявшийся 18 марта 1929 г., прославил личный вклад Чан Кайши в строительство партии, а сторонники Ван Цзинвэя были изгнаны из центральных органов и организаций Гоминьдана. Армия и полиция, разыскивая непокорных, громила провинциальные и городские коми­теты Гоминьдана. В конце 1929 г. Чан Кайши отдает при­каз об аресте Ван Цзинвэя.

Ван Цзинвэй рассчитывал с помощью Фэн Юйсяна и Янь Сишаня изолировать Чан Кайши, в лучшем слу­чае — избавиться от него. К началу апреля 1930 г. Янь Сишань возглавил античанкайшистские войска, его заме­стителем стал Фэн. Шесть месяцев длилась кровавая бойня. 150 тыс. убитых и раненых — такова цена, кото­рую заплатила коалиция Яня — Фэна в борьбе с Чан Кайши. Янь Сишань бежал в Маньчжурию. Правитель­ство в Нанкине потеряло 30 тыс. убитыми и 60 тыс. ране­ными. Своей следующей победой над политическими про­тивниками Чан был во многом обязан Чжан Сюэляну.

18 сентября 1930 г. Чжан Сюэлян объявил о поддерж­ке Чан Кайши. Его силы быстро овладели Пекином. Ли­дерство Чжана на Севере вряд ли мог кто-либо оспари­вать. Он распространил свое влияние на провинцию Хэ-бей. Вскоре Чан Кайши назначил молодого маршала за­местителем главкома вооруженных сил Китая, а затем и членом Политического совета ЦИК Гоминьдана.