Xix–xx веКов г а. доброзракова
жүктеу/скачать 231.76 Kb. Pdf көрінісі
|
| Г.А. Доброзракова. Интертекстуальные связи повести С. Довлатова «Чемодан»
Известия Саратовского университета. 2011. Т. 11. Сер. Филология. Журналистика, вып. 1 Научный отдел 78 дороже мне». К тому времени, когда в эмиграции писалась повесть «Чемодан», Довлатов осознавал, что абсурдна жизнь не только в СССР – абсурдна она и в Америке, откуда «можно эмигрировать только на Луну» 7 , поскольку бежать в поисках совершенного мира и гармонии больше некуда. На протяжении всей своей эмигрантской жизни До- влатов тосковал по родине, о чем писал в письмах к друзьям и в публицистических произведениях: «Начинается день. И я к нему готов. А потом не- ожиданно вспоминаю: “В Пушкинских Горах закончился сезон. В Ленинграде дожди… Или заморозки?..”» 8 . «…Если родина отвергла нашу любовь? Уни- зила и замучила нас? Предала наши интересы? Тогда благородный человек говорит: – Матерей не выбирают. Это моя единствен- ная родина. Я люблю Америку, восхищаюсь Америкой, благодарен Америке, но родина моя далеко. Нищая, голодная, безумная и спившаяся! Потерявшая, загубившая и отвергнувшая луч- ших сыновей! Где уж ей быть доброй, веселой и ласковой?! Березы, оказывается, растут повсюду. Но раз- ве от этого легче? Родина – это мы сами. Наши первые игрушки. Перешитые курточки старших братьев. Бутер- броды, завернутые в газету. Девочки в строгих коричневых юбках. Мелочь из отцовского кар- мана. Экзамены, шпаргалки… Нелепые, ужаса- ющие стихи… Мысли о самоубийстве… Стакан “Агдама” в подворотне… Армейская махорка… Дочка, варежки, рейтузы, подвернувшийся задник крошечного ботинка… Косо перечеркнутые стро- ки… Рукописи, милиция, ОВИР… Все, что было с нами, – родина. И все, что было, – останется навсегда…» 9 Свой жизненный путь Довлатов определяет так: «от Маркса к Бродскому», то есть от жизни в Советском Союзе, основанной на идеях Марк- са, до жизни в эмиграции – периода творчества, когда кумиром становится Бродский – художник «созидательного, позитивного направления» 10 , как отозвался о нем Довлатов. Имя Бродского в повести «Чемодан» появляется не случайно: его творчество во многом перекликается с довлатов- ским, Бродский – герой литературных анекдотов Довлатова (таким образом, фамилия Бродского становится в «Чемодане» точечной автоцитатой). А главное, что объединяет этих двух писателей, – общность эстетических принципов и взглядов на роль литературы: по мнению Бродского, «только литература, а никак не философия, не религия и тем более не политика, может воспитать чело- века как с точки зрения политической, так и с нравственной и духовной точек зрения» 11 ; «мать этики – эстетика» 12 . В выступлении «Блеск и ни- щета русской литературы» Довлатов высказывает подобную же точку зрения: «Когда вы читаете замечательную книгу… вы вдруг отрываетесь на мгновение и беззвучно произносите такие слова: “Боже, как глупо, пошло и лживо я живу! Как я беспечен, жесток и некрасив! Сегодня же, сейчас же начну жить иначе – достойно, благородно и умно…”. Вот это чувство, религиозное в своей основе, и есть момент нравственного торжества литературы, оно, это чувство, – и есть плод ее морального воздействия на сознание читателя, причем воздействия, оказываемого чисто эстети- ческими средствами…» 13 При выборе эстетических, чисто художе- ственных средств Довлатов нередко обращался к традициям русской классической литературы. Так, считая Гоголя первым русским писателем- юмористом, для создания комического эффекта и выражения авторской оценки Довлатов – осо- знанно или неосознанно – перенимает некоторые приемы своего предшественника. Например, за- служивает внимания довлатовская ономастика, которая во многом сходна с гоголевской (Ю. Манн «странное и необычное в именах и фамилиях персонажей» 14 выделяет как одну из форм выра- жения странно-необычного, или парадоксально- го, в творчестве Гоголя). Как и Гоголь, Довлатов использует «игру» имен: странное имя нередко сочетается с обычной фамилией или наобо- рот. Например, у Гоголя: Никифор Тимофеевич Деепричастие («Иван Федорович Шпонька и его тетушка») – у Довлатова: Фред Колесников («Креповые финские носки»). У обоих авторов многие фамилии содержат в себе «говорящие» элементы. У Гоголя: частный пристав Уховертов, полицейские Свистунов и Держиморда, судья Ляпкин-Тяпкин. У Довлатова: потомок знаменито- го Левши, который подковал английскую блоху, – русский умелец Холидей, скульптор Чудновский, генерал Филоненко, помощник бригадира Цыпин (Цыпа). Для изображения общей обстановки жиз- ненного абсурда в Советском Союзе, когда нор- мальными считались явления, события и факты, противоречащие логике здравого смысла, автор заимствует другой излюбленный прием Гоголя: введение в повествование большого количества второстепенных персонажей, роль которых не менее, а возможно, более важна, чем роль главного героя. Если в «Мертвых душах» Гоголя «побочные характеры» «оживлены всяческими оговорками, метафорами, сравнениями и лирическими от- ступлениями» 15 , то в довлатовском «Чемодане» почти с каждым из таких персонажей связана какая-нибудь совершенно невероятная, абсурдная история. Состоящая из «Предисловия» и восьми глав, которые, в свою очередь, складываются из отрывков и фрагментов, повесть дает целостную картину русской действительности 60–70-х гг. XX в., подобно тому как «Мертвые души» Гоголя во многом отражают жизнь России первой поло- вины XIX века. Читатель узнает из довлатовской повести о службе в армии, о жизни чиновников, кэгэбистов, рабочих, журналистов, писателей, ар- тистов, спекулянтов, заключенных – не случайно |