{55} Школа пламенного просветительства

{55} Школа пламенного просветительства

I

История поступления А. А. Брянцева в театр Гайдебурова начинается с того памятного для него момента, когда при переходе со второго на третий курс университета он сдавал профессору Форстену экзамен по новой истории и… провалился.

Случилось так, что день сдачи этого экзамена совпадал для Брянцева с событием первостепенной важности — у него в кармане был билет в Художественный театр, добытый ценой упорного дежурства в течение целой ночи у театральной кассы.

Где-то в глубине души студент Брянцев робко мечтал о работе в Московском Художественном театре, хотя тот и казался недосягаемым. А тут как раз в Петербурге проходят гастроли «художников», и оба замечательных руководителя в Петербурге! Брянцев {56} пишет письмо Вл. И. Немировичу-Данченко (Станиславскому — не решился!) и в ответ приходит приглашение прийти для беседы. В результате собеседования с Владимиром Ивановичем он получает предложение поступить с осени в режиссерский класс студии Художественного театра.

При таких обстоятельствах молодому Брянцеву было не до экзамена. Да, к тому же, билет в Художественный театр, добытый с таким трудом, пропадает — еще немного, и он опоздает на спектакль! Брянцев просит профессора спросить его одним из первых и, кое-как отвечая, все время поглядывает на часы. На вопрос экзаменатора, что с ним, он откровенно признается, что торопится… в театр. «Знаете что, коллега, идите сегодня в театр, а в воскресенье уже побеседуем об истории у меня дома», — предложил профессор. На том и договорились.

После того как экзамен был сдан у профессора на дому, заговорили о театре. Профессор Форстен был завзятым театралом и посоветовал Александру Брянцеву не оставлять Петербургский университет, а обратиться к Павлу Павловичу Гайдебурову — его бывшему ученику, руководившему в Петербурге Общедоступным театром при Лиговском народном доме (Паниной); «Будете работать, будете у него учиться, и университет свой бросать не придется», — сказал профессор.

Брянцев послушался его совета, и так был начат плодотворный пятнадцатилетний период его жизни в театре Гайдебурова.

Каковы могли быть самые первые впечатления романтически настроенного юноши по пути в этот театр, можно представить по красочному описанию, которым начинает сам П. П. Гайдебуров свой рассказ о «народном театре».

«23 ноября 1903 г., представлением “Грозы”, открылись спектакли при Лиговском народном доме, — рассказывает П. Гайдебуров. — С тех пор газетные отклики — не весьма, впрочем, многочисленные — неизменно начинались словами: “На далекой окраине честные труженики…”, хотя Народный дом отстоит от центральной Знаменской площади всего в получасе ходьбы… “Далекую окраину”, очевидно, следует понимать более в психологическом, нежели топографическом смысле. И в самом деле, одного зловония Лиговки, тогда еще не засыпанной, было достаточно, чтобы путь к нашему району казался лишенным приятностей… Расслабленная конка напоминала путника, предпринявшего долгое и тяжелое путешествие, на которое он, однако, решился, хотя и с отчаянием, но и с непреоборимым упорством… Мертвецки пьяные человеческие туши украшали по праздникам окрестность, и те, кто еще не пал в борьбе с {57} алкоголем, услаждали слух обывателей образцовой российской словесностью… Извозчичьи дворы, притоны, дома, наполненные угловыми жильцами, склады скупщиков… Здесь, на углу своеобразных Растеряевой и Замоскворецкой улиц, и протекала наша художественная работа…»⁴⁰

«Пламенным просветителем» назвал А. А. Брянцев П. П. Гайдебурова в одной из своих статей. С особой яркостью и смелостью проявились замечательные свойства П. П. Гайдебурова как общественно-художественного деятеля в самом факте организации им, вместе с верным спутником его жизни — артисткой и педагогом Н. Ф. Скарской (Комиссаржевской), Общедоступного театра. Недаром с таким глубоким и непрестанным вниманием относилась к работе этого театра дооктябрьская большевистская «Правда».

«… На наших глазах в Народном доме гр. Паниной с огромным успехом работает несколько лет подряд труппа Гайдебурова, — {58} писала “Правда” в 1913 году в статье “Наш театр”. — Строго художественный, литературный репертуар, рассчитанный на потребности пробуждающейся демократии, тщательная художественная постановка, любовное отношение к делу — такова физиономия этого популярного в рабочих кругах театра»⁴¹.

Тепло отметила «Правда» десятилетие Гайдебуровского Общедоступного театра: «… Театр, который постановкой классических произведений русской и иностранной литературы стремится приблизить сцену к пролетариату и освободить театр от унизительной роли места отдыха и забавы для буржуазных слоев “образованного общества”, мог с чувством удовлетворения сказать, что старания не пропали даром и в среде пролетариата он нашел чуткую и вдумчивую аудиторию, которая сумела понять и оценить стремления труппы и ее вдохновителя…»⁴²

Встреча Александра Александровича Брянцева с Павлом Павловичем Гайдебуровым состоялась в начале второго сезона молодого театра, осенью, в конце сентября — начале октября 1904 года, за кулисами театра. Разговор был не совсем обычный. Гайдебуров занимался размещением сценической мебели и бутафории по помещениям, прилегающим к сцене. Передвигаясь из комнаты в комнату, он попутно задавал вопросы, а юноша Брянцев, невольно передвигаясь вслед за ним, отвечал и в то же время незаметно для обоих стал ему деловито помогать. К моменту, когда работа была закончена, знакомство состоялось, и они обо всем договорились. Брянцев поступал в театр вторым помощником режиссера, иначе говоря — помощником помощника.

«Студентик очень моложав — можно принять за “травести”; скромен, ни на что не претендует — только учиться; застенчив, легко смущается, краснеет до слез, очень экспансивен»…

Таково было самое первое впечатление П. П. Гайдебурова о юноше, которого он принял в свой театр⁴³.

{59} А юноша был счастлив, что поступает в настоящий идейный театр, и полон готовности делать там все, что от него потребуется.

«Мне казалось, — говорит он, — что именно здесь достигну я заветной цели… Влекла меня не обычная деятельность актера с мелким удовлетворением его не менее мелкого тщеславия, — нет, я просто искал идейное художественное дело, которому мог бы стать полезным. Как? Почти безразлично… Моя работа становилась осмысленной, приобретала право на существование; и это — многого стоит…»

Всей своей дальнейшей работой в гайдебуровском театре Александр Александрович доказал эту свою готовность быть полезным в любой отрасли многообразного театрального дела.

«Мы стали готовить его, проводя через практическую работу, — вспоминает П. П. Гайдебуров, — вводя в самую гущу театра, эмпирически, от случая к случаю, знакомя с общими вопросами. Так он проходит практически по ступеням всю энциклопедию театральной техники, осваивает все компоненты, из которых готовится и складывается спектакль. Так он быстро проходит подготовку к роли помощника режиссера, который в Общедоступном театре является не лакеем актеров, а подлинно помощником режиссуры».

Первая черта, которая была отмечена у нового сотрудника театра, — это безотказность, исключительное усердие, абсолютная точность исполнения полученных заданий. В первой же доверенной ему работе — создании нужных по ходу действия закулисных «шумов» в спектакле «На бойком месте» Брянцев решил показать себя последователем Московского Художественного театра. Пока на сцене развертывалось действие, за кулисами все время кудахтали куры, пели петухи, то вблизи, то где-то далеко звучали бубенцы ямщиков, стучали конские копыта по мостику, лаяли собаки — все это было очень похоже и… было бы, быть может, художественно оправдано, если бы не заглушало голосов актеров на сцене. Со свойственным ему педагогическим тактом П. П. Гайдебуров одобрил инициативу молодого помрежа, похвалил самое качество технического выполнения «шумов», но в то же время дал понять, сколь могут быть опасны и вредны для спектакля в целом такого рода наивно-натуралистические увлечения. Урок даром не прошел.

«Я понял, — говорит Александр Александрович, — что перестарался, и впервые крепко задумался над проблемой “не мешать актеру”. Задумался над задачей — окружить актера во время его игры на сцене подсобными для игры деталями. Сделать оформление сцены аккомпанементом актерского действования, неотъемлемым соучастником его поступков. Я уже тогда начал понимать, что для {60} человека-зрителя главное — это человек-актер. На спектакле зритель все получает через актера, и потому на сцене — все для акте-тера… В будущем эти робкие понятия в моем режиссерском мышлении уложились в стройную систему экономии выразительных средств — совыразительности сценической вещи со сценическим человеком».

Со спектаклем «На бойком месте» связана и первая актерская работа Брянцева в Общедоступном театре. Выступление в одной-двух маленьких ролях в театрах того времени входило в непременную, дополнительно ко всем другим, обязанность помрежа. Так было и здесь. К малюсенькой своей первой роли (казачок Гришка) Брянцев отнесся истово. То же обстоятельство, что по ходу действия ему надлежало плясать, дало возможность молодому актеру показать свои способности в этой области. П. П. Гайдебуров сразу отмечает природную музыкальность Брянцева, его чувство ритма.

Несколько позднее молодой помощник режиссера выявляет свое дарование и в области изобразительного искусства. Теперь уже и художник театра находит в нем отличного помощника при создании декораций.

А. А. Брянцев оказывается везде где трудно. Вот он работает рука об руку со специалистами над созданием декораций, бутафории, макетов, даже костюмов, и в очень короткие сроки ему удается добиться от «монтировщиков» признания в качестве «своего». У него и впрямь «золотые руки», сноровка, выдумка, одаренность народных «русских умельцев», мастеров-самоучек. А вдобавок ко всему и… высшее образование!

Это был тот случай, когда, согласно давнему народному присловью, сначала голова учила непривычные руки, а затем поумневшие руки учили голову. Когда требовалось, он становился суфлером, а в дни спектаклей, когда «затирало» за кулисами, Брянцева можно было видеть среди рабочих сцены, работающим наравне с ними.

Театр был молодой, скромный, весьма ограниченный в средствах, состав работников — минимальный. При таком положении все брянцевские дарования и навыки находили конкретное применение, совершенствовались, развивались; на него уже во всех случаях рассчитывали, и это было ответственно. Когда из театра ушел первый помощник режиссера, всем было совершенно ясно, что Брянцев сможет с успехом его заменить. Так и случилось, — Александр Александрович был назначен на это место, и как бы широко и разносторонне ни проявлялись в дальнейшем в театре его способности, кем бы и «за кого» бы он ни работал, он продолжает состоять «помрежем» многие годы и вкладывает в это дело такое серьезное содержание, {61} что оно приносит ему настоящее творческое удовлетворение. Как мы знаем, еще до встречи с Гайдебуровым, он уже имел некоторый практический опыт работы «помрежем» и суфлером и с первых же шагов на этом поприще верил в возможность именно в роли помрежа помочь театру существенно поднять культуру спектакля и всей жизни закулисья. Не секрет, что профессия эта была не на шутку скомпрометирована тем, что помощники режиссера обычно назначались из числа актеров-неудачников, не имевших необходимой подготовки, не любивших и не уважавших это дело. Тем более здесь нужен был человек, способный самоотверженно любить театр и за кулисами и на сцене, независимо от роли, какую он сам может играть. В гайдебуровском театре у Брянцева эта роль выросла до «командной».

Оглядываясь на свою деятельность помрежа, Александр Александрович говорит: «Помощник режиссера — это вахтенный начальник. За время своей вахты он полный и единственный начальник на сцене, со всей ответственностью, но и со всеми правами такового. А эти права надо заслужить своими профессиональными знаниями, своим административным умением и решительностью…»⁴⁴

Любое упущение, недосмотр, задержка в течении спектакля «смерти подобны». Помреж должен быть всегда на чеку, а подчас, молниеносно ориентируясь в обстановке, принимать героические меры. На одном из спектаклей гайдебуровского театра, в 1907 году, актера, игравшего одну из центральных ролей в пьесе «Блаженны алчущие», не оказалось в момент выхода на месте (как потом выяснилось, он внезапно заболел). А. А. Брянцев, находившийся за кулисами, тотчас же, благо облик и костюм его не противоречили характеру роли, вышел на сцену и вполне удовлетворительно исполнил роль, хотя раньше никогда ее не то что не играл, но и не репетировал.

Особое пристрастие питал молодой помреж к вопросам освещения спектакля (это увлечение осталось на всю жизнь).

«Он прошел у нас через все, — вспоминает П. П. Гайдебуров, — и, в первую очередь, через сложный практический курс сценического освещения, проявил и в этой области свои многосторонние способности, неизменную склонность к новаторству, и в результате стал великолепным знатоком света на сцене и светоаппаратуры».

Шаг за шагом, в короткие сроки, Александр Александрович завоевывает в коллективе все большее доверие и признание. Он становится {62} тем скромным, но фактически незаменимым работником, каких мы можем встретить далеко не в каждом театре и чьи имена, к сожалению, мало известны, а подчас и не известны зрителю совсем. Он оказывается действительно ближайшим помощником П. П. Гайдебурова почти на всех участках жизни театра.

Но даже и теперь он не отказывается от звания помрежа, считая эту работу творческой. Все это не рождалось само собой, а, естественно, имело своим источником, наряду с несомненной его одаренностью и активностью, неудержимое стремление всегда и все делать своими руками.

Не могла, разумеется, не увлекать, не вдохновлять молодого Брянцева и замечательная атмосфера, создавшаяся в коллективе театра, — исключительная увлеченность и преданность делу, необычайное бескорыстие; все это было так не похоже на театральные нравы того времени.

«Близко знакомый с русской сценой, — писал один из друзей театра в дни его десятилетия, — вот уже четвертый десяток лет, я не только имею право, но считаю своей обязанностью сказать, что проработавший десяток лет Общедоступный театр — самое интересное, самое совершенное и цельное в художественном отношении, на моей памяти, сценическое явление в Петербурге. Нигде нет такого подбора, вдохновенного подбора, связанной какой-то просто умилительной любовью к своему делу труппы, готовой, кажется, не только своим личным самолюбием, но всем, и самой жизнью, пожертвовать ради искусства, и этот внутренний, закулисный лад воодушевленных работой артистов передается и на сцене, придавая представлениям необычайно захватывающую, пленительную прелесть…»⁴⁵

Поступив в гайдебуровский театр, Брянцев влюбляется в его коллектив, в его руководителя, в весь строй жизни и устремления новаторского дела.

Через год после поступления он пишет: «Я понял, что здесь, и только здесь, цель и смысл всей моей жизни…»

Ему здесь нравится все. «… Отсутствие внешних письменных договоров и правил, а также взысканий и наград снимает с сотрудников клеймо наемничества и тем самым возлагает на них все тяготы истинной свободы, заставляя руководствоваться исключительно голосом собственной совести», — восхищенно пишет он в 1906 году в статье «Впечатления и мысли передвижника…» И далее: «Отсутствие формалистики вытекает непосредственно из характера самого дела, выработавшего одно-единственное правило: взаимное {63} стремление к одной общей цели — к всестороннему совершенству любимого дела»⁴⁶

В позднейших своих высказываниях А. А. Брянцев называет коллектив театра «братством театральных энтузиастов». «В этом театре даже не хворали или, вернее, не обращали внимания на болезни», — рассказывает он.