Знаменитые случаи из практики психоанализа /Сборник. М.:



бет7/14
Дата11.06.2016
өлшемі1.3 Mb.
#127968
түріРеферат
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14
Прим. перев.


149


148



зываемой неприятием других, причем последнего она сама добивалась. И хотя ненависть, враждебность и агрессивное презрение больше не находили внешнего выражения в ее поведении, изменилось лишь направление, в котором эти негативные элементы находили свою разрядку: сами же они не исчезли.

Наконец на мое решение повлияла и простая утомлен­ность тем, что, как я знал, было только игрой, маскировкой поведения, нацеленного на то, чтобы выжать последнюю унцию невротического удовлетворения из меня и всего мира, который стал для нее продолжением ее родителей, и в ко­тором она видела только неприятие и враждебность. По правде говоря, я устал от «новой» Лоры, от ее набожного притворства, и ее благочестиво-показная манера поведения уже вызывала у меня тошноту. И поскольку эта причина была наименее важной из побудивших меня сделать то, что я сделал, именно ей я приписываю ту почти роковую ошиб­ку, которую я совершил в отношении времени, когда, на­конец, осуществил это в остальном тщательно продуманное решение -оторвать мою пациентку от маршрута, на котором она буквально застряла.

Беседа, едва не ввергшая нас в катастрофу, состоялась в четверг днем. Лора должна была быть последним пациентом в этот день, поскольку я собирался уехать в Нью-Йорк, что­бы провести семинар в этот же вечер и прочитать лекцию в пятницу. Я с нетерпением ожидал поездки, которая для меня была долгожданным отдыхом и первым перерывом в рутинной работе за много месяцев. Нечто от этого нетерпения перед отъездом и предвосхищения удовольствия, очевидно, переда­лось Лоре, так как она начала час нашей беседы с едва прикрытой критики моего поведения и моей внешности.

- Во всяком случае, - сказала она, устроившись на кушетке, - во всяком случае вы сегодня выглядите иначе, чем обычно.

-Да?

-Да, -она повернулась и посмотрела на меня. -Может быть, дело в том, как вы одеты... Это ведь новый костюм?



- Нет, - ответил я, - я уже носил его раньше.

- Не помню, чтобы я когда-нибудь его видела. - Она вновь приняла привычное положение. - Как бы там ни было, вы производите приятное впечатление.

- Спасибо.

- Мне нравится, когда люди хорошо одеты, - продол­жала она, - это поднимает их настроение. Наверное, это потому так, что они думают, что другие люди будут судить о них по их внешности — а если они хорошо одеты и производят приятное впечатление, то другие думают, что то, что скрыто за внешностью, тоже приятно - и когда они думают об этом, у них поднимается настроение. А вам так не кажется?

Немудрено было затеряться в сплетениях этого ба­нального рассуждения, но его подоплека была вполне ясна.

- На что конкретно вы намекаете? — спросил я. Она пожала плечами.

-Это не важно. Так, одна мысль... -Короткое молчание. Затем она воскликнула:- А! Я знаю, почему вы так разо­делись... Вы ведь сегодня уезжаете в Нью-Йорк?

- Да, это так.

- А раз так, это значит, что я не увижу вас в субботу?

- Нет. Я вернусь только в понедельник.

- Ваша лекция в субботу?

- Нет. Лекция завтра, в пятницу.

- Но вы собираетесь задержаться там до понедельника... Ну что ж, наверное, отдых вам пойдет на пользу. Вы нуж­даетесь в отдыхе. Наверное, иногда надо позволить себе расслабиться и получить удовольствие от жизни, просто уехать куда-нибудь и обо всем забыть - если только полу­чается.



150


151



Эту колкость по поводу моей безответственности по отношению к пациентам, в особенности к ней, Лоре, и намек на то, что я будто бы отправлялся в Нью-Йорк для того, чтобы принять участие в какой-то оргии, трудно было пропустить мимо ушей.

- Терпеть не могу пропускать сеансы, - продолжала Лора на все той же меланхолической ноте, которую она нащупала в начале этой встречи. - Особенно сейчас. Я чувствую, что просто не могу не приходить сюда. Мне так много нужно обговорить.

- В таком случае, - сказал я, - вам нужно с максималь­ной пользой употребить оставшееся время. Пока вы не слишком плодотворно его используете. Разве я не прав?

- Может быть и так, — ответила она. - Просто я чув­ствую, что ваш отъезд не вовремя.

- Послушайте, Лора, - сказал я. - Ведь вы знали о том, что в эту субботу не будет сеанса, более чем неделю тому назад. Пожалуйста, не надо делать вид, что это для вас неожиданность. И кроме того, это всего лишь один сеанс.

- Я знаю, - вздохнула она. - Я знаю. Но у меня такое чувство, будто вы уезжаете навсегда... А что если вы мне понадобитесь?

- Не думаю, что это случится... Но если все же так произойдет, то вы можете позвонить мне домой или сюда, и вам помогут со мной связаться.

Я закурил, ожидая ее ответа. Но от первой же затяжки я закашлялся. Лора снова повернулась ко мне.

- Вам что-нибудь нужно? Может быть, принести стакан воды?

- Нет, спасибо, - ответил я.

- Меня беспокоит ваш кашель, - сказала она, когда спазм прошел и я успокоился. - Вам нужно бросить курить. Вы знаете, я уже бросила. Уже два месяца не беру в рот

сигареты. И мой кашель совсем улетучился. Я теперь пре­восходно себя чувствую. Нет, правда, вам нужно попробовать — это стоит того.

Я продолжал молча курить, размышляя, что она свя­зывает с этой темой. Очень скоро мне стало ясно.

- Это было нелегко. Первые две недели были мучитель­ны, но я решила не сдаваться. В конце концов, у меня был резон...

- Избавиться от кашля? - предположил я, позволяя себе маленькое удовольствие отыграться за ее намеренно провоцирующее поведение в прошедшие полчаса.

- Конечно же, нет! - воскликнула она. - Вы же знаете, что у меня были веские причины для того, чтобы бросить курить - как, впрочем, и во всем остальном.

- Какие же это причины?

- Вам это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было.

- Скажите мне.

- Ну, я просто хотела стать другим человеком, стать лучше. Если вы только слушали то, о чем я вам рассказывала на протяжении этих прошедших недель, вы знаете, как я себя вела. Теперь я хочу искупить свою вину, хочу изме­ниться...

- И вы думаете, что если вы бросите курить и тому подобное, то это поможет вам стать лучше?

Она замолчала. Глядя на нее, я почувствовал, что все ее тело как-то странно напряжено. Ее руки, которые до этого момента расслабленно лежали на ее животе, сжались в кулаки. Я посмотрел на часы и мысленно назвал себя дураком. Осталось только десять минут. Надо было спешить на поезд! Зачем я позволил поймать себя на эту приманку? Зачем позволил этому разговору затянуться так, что его вряд ли можно было сейчас закруглить? Можно ли было найти какой-то выход, какой-то способ избежать бури,




152


153



которую я сам накликал? Я решил положиться на того бога, который хранит всех идиотов, и сделал глубокий вдох.

- Ну? - спросил я.

- Все, что я делаю, —все плохо, -безжизненно произнесла она, - нет никакого смысла стараться. Я только делаю хуже.

- О чем это вы?

- О себе, - сказала она. - О себе и вообще обо всем, что я делаю. Я стараюсь поступать так, как нужно - но только глубже и глубже запутываюсь. Это слишком для меня, это слишком...

Время сеанса истекло, я поднялся, открыл для нее дверь.

- Увидимся в понедельник. Ее глаза поблескивали.

- Желаю приятно провести время, - вздохнула она.

В поезде я думал о Лоре и только что закончившейся беседе, слово за словом прокручивая ее в памяти и думая, где же я допустил ошибку. В том, что я совершил серьезную ошибку, у меня не было никаких сомнений, и в этом убеждала меня не только внезапная перемена в настроении Лоры. Нагнетать чувство вины и тревоги перед перерывом в терапии было уже само по себе неразумным. В данном случае я еще усугубил свой промах тем, что потерял контроль над собой и ответил, что со мной редко случается во время лечения, на критику и провокацию. Я спрашивал себя -не затронула ли она какой-либо чувствительной струны во мне? Неужели я столь чувствителен к придирчивости? Или, может быть, дело (как я подозревал тогда и уверен сейчас) в том, что я принял решение подготовить изменение на­правления анализа Лоры, но неожиданная демонстрация ею своего восприятия происходящего как бессмысленного заставила меня нарушить расписание терапии?

В тот вечер я пообедал с друзьями и провел запла­нированный семинар, после которого многие из нас собрались

для того, чтобы пропустить на ночь по паре рюмок и продолжить дискуссию у одного из коллег. К тому вре­мени, когда я вернулся в гостиницу, я уже совершенно забыл о Лоре, и когда служащие передали мне сообщение о том, чтобы я перезвонил в Балтимор через оператора какой-то междугородной связи, решил, что это либо связано с чем-то личным, домашним, либо звонили из офиса. Я был очень удивлен, услышав в телефоне голос Лоры.

- Доктор Линднер?

- Да, Лора. Что случилось?

- Я уже несколько часов пытаюсь до вас дозвониться.

- Мне очень жаль. Но что же случилось?

- Я не знаю. Я просто хотела поговорить с вами.

- О чем?

- О том, что я чувствую...

- И что же вы чувствуете?

- Я боюсь.

- Боитесь чего?

- Не знаю. Просто боюсь. Ничего определенного -просто всего... Мне трудно быть одной.

- Но большинство других ночей вы проводите в одино­честве, разве не так?

-Да... Но сегодня я чувствую себя как-то по-другому.

- Почему?

- Ну, из-за одного обстоятельства. Вы не в Балтиморе. Настала тишина, так как я ждал, что она скажет даль­ше.

- И потом, - сказала она, - мне кажется, вы сердитесь

на меня.


- Почему вы так думаете?

- Это из-за моего поведения сегодня. Я знаю, это было нехорошо с моей стороны. Но я ничего не могла с собой поделать. Меня как будто подстрекало что-то внутри меня.

- Что же это было?



155


154



- Я не знаю. Я этого еще не поняла. Что-то...

- Давайте поговорим об этом в понедельник,- сказал я. Снова тишина. Я услышал какой-то отдаленный звук, в котором, казалось, различил ее крик.

- Вы меня прощаете? — услышал я всхлипывание.

- Мы разберем все, что произошло в этот час, в поне­дельник,- сказал я, пытаясь найти выход из этой неловкой ситуации. - А сейчас вам лучше всего лечь спать.

- Хорошо, - сказала она кротко. - Извините, что я побеспокоила вас.

-Никакого беспокойства, -сказал я.- Спокойной ночи, Лора, - и я с облегчением повесил трубку.

В пятницу днем я отчитал лекцию и вернулся в свой номер, чтобы немного соснуть перед тем, как начнется мой выходной с обедом в любимом ресторане и долгожданным вечером в театре. Я принял ванну и лег в тихой комнате. Только я задремал, как зазвонил телефон. Звонила моя жена из Балтимора. Она сказала мне, что Лора перерезала себе вены: мне лучше вернуться и побыстрее...

Я и врач сидели в углу комнаты и шепотом разго­варивали. На кровати шумно дышала Лора, которую нам с трудом удалось успокоить. Даже в неярком свете можно было заметить, как она бледна. Я видел легкую белую линию, очерчивающую ее губы. На одеяле лежали ее вялые руки. Белые бинты на ее запястьях как обвинение прико­вывали к себе мое внимание. Время от времени ее руки вздрагивали.

- Я сомневаюсь, чтобы это была серьезная попытка, -говорил мне врач, -хотя, конечно, трудно сказать наверняка. Это гораздо труднее, чем можно подумать, -уйти из жизни. Нужно этого действительно хотеть -хотеть достаточно силь­но. Не думаю, что она к этому стремилась. Порез на левом запястье не очень глубок, а на правом - почти царапина. И крови было не очень много.

- Я думаю, вы приехали очень быстро, - сказал я.

- Довольно быстро, — ответил он. — Все произошло так: сразу же после того, как она перерезала себе вены, она начала кричать. Немедленно прибежал сосед и тут же позвонил мне. Мой офис - в том же доме, на первом этаже, и как раз так получилось, что в это время я был там. Я бросился наверх, взглянул на запястья, увидел, что порезы не глубокие, и ...

- Она резала лезвиями? - прервал его я.

-Да, ~ сказал он и продолжал,- потом я наложил пару жгутов, позвонил в больницу, куда собирался ее отправить, и вызвал скорую. А потом приехал к ней сюда. К этому времени ей уже наложили швы в отделении несчастных случаев. Она все еще была очень возбуждена, поэтому я решил подержать ее здесь день или два. Я сделал ей укол морфия и послал' ее наверх.

- Кто позвонил мне домой? - спросил я. Он пожал плечами.

- Не знаю. До того, как приехала скорая, сосед Лоры позвонил ее сестре и рассказал ей о том, что случилось и что я собирался делать. Наверное, сестра попыталась свя­заться с вами.

- Наверное, — сказал я. — Она знает, что Лора лечится

у меня.

- Я вам не завидую, - сказал он. - Таких поискать.



- Что она наделала?

Он пожал плечами и, подойдя к кровати, сделал неоп­ределенное движение рукой.

- Ну, во-первых, само по себе это происшествие. Потом она ужасно себя вела до того, как подействовал укол.

- Что она делала?

- Ну, - неопределенно сказал он, - она кричала, ме­талась по комнате. В общем, вела себя довольно дико. -Он поднялся. - Не думаю, что вам есть о чем беспокоиться,



156


157



по крайней мере, в том, что касается ее физического сос­тояния. Утром все будет в порядке. Может быть, будет некоторая слабость, но не более того.

- Я вам очень благодарен, - сказал я.

- Не за что, - проговорил он, выходя из комнаты. -Вероятно, утром нужно будет уладить формальности с поли­цией. Позвоните мне, если я понадоблюсь.

Лора все-таки добилась того, что сеанс в субботу сос­тоялся, — в больнице. Во время этой и многих последующих бесед мы обсуждали причины ее экстравагантного, саморазрушительного поступка. Как указал врач, это была не более чем драматическая демонстрация без серьезного на­мерения, хотя в подобных случаях могут быть гораздо более серьезные последствия. Ее целью было сорвать мне выход­ной и вызвать меня для того, чтобы снова пробудить во мне то сочувствие, которое, как она полагала, она сама подорвала своим провоцирующим поведением в четверг. В целом же, причины, как мы потом поняли, лежали гораздо глубже.

Мотивация этой попытки Лоры совершить самоубийст­во была двоякой. Бессознательно она стремилась повторить ситуацию ухода своего отца, только с более благоприятным исходом; в то же самое время это должно было послужить наказанием за так называемые «грехи» ее поведения и прес­тупления, совершенные мысленно в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет. В том, что касается первого из этих странных мотивов, вполне понятно, что Лора истол­ковала мой короткий перерыв в лечении как уход, что было сходно с тем, как ее раньше покинул отец. Однако на этот раз, как убеждает ночной звонок ко мне в гостиницу, она чувствовала себя, по крайней мере, частично ответственной за то, что она сама прогнала его (в лице аналитика). Для того чтобы вернуть его, ее отчаявшееся сознание замыслило покушение на самоубийство — которое было не чем иным,

как безумной попыткой - спланированной, как казалось, но не осуществленной более чем десять лет тому назад -повторить первоначальную драму, обеспечив при этом дру­гое и более благоприятное завершение.

Этот сумасшедший поступок был также подстегнут той фантастической арифметикой признаний и наказаний, ко­торые Лора, как какой-то помешавшийся бухгалтер, не ус­тавала придумывать, чтобы успокоить воспоминания, раз­дражавшие ее чувство вины. Я опасался, когда эта модель поведения стала мне ясна, что та мысленная ведомость, которую она вела относительно своих ежесеансных при­знаний в виновности и относительно степени аскетичности ее жизни, никогда не будет закрыта. Самоотрицание необ­ходимо вело к муке. Моя попытка помешать этому про­валилась - и не потому что она была неверно спланирована, но потому что была неряшливо выполнена. Мои собствен­ные неосознаваемые потребности - остаточный инфанти­лизм во мне самом — в данном случае побороли рассудок и вовлекли меня в ошибочные действия, которые едва не стоили Лоре жизни.

И она, и я извлекли хороший урок из этого ужасного опыта, и в конце концов это оказалось даже некоторого рода благом для нас обоих. Разумеется, я бы предпочел получить этот урок в какой-то другой форме. Что же касается Лоры, то она довольно быстро выздоровела и вернулась к процессу анализа со значительно более трезвым взглядом на вещи после того, как она встретилась со смертью. Помимо всего прочего, этот эпизод помог ей обрести подлинное понимание себя и своего поведения, благодаря чему она сумела отказаться от своего ложного аскетизма и прекратила играть роль «образцового», «приспособившегося» психоанали­тического пациента среди своих друзей.

Происшедшие события предоставили нам массу мате­риала для работы в последующие месяцы. В особенности



159


158



это касалось ситуации, которую в психоанализе технически называют «трансфером» (переносом) — т. е. отражением в терапии прежних форм взаимоотношения с людьми, иг­равшими значительную роль в жизни пациента, -покушение Лоры на самоубийство привело даже к более глубокому пониманию ее настоящего невротического поведения, И по мере того, как мы все серьезнее занимались темой транс­фера, составляющей органическое ядро всякого терапев­тического предприятия, по мере того, как мы вместе сле­довали от беседы к беседе его извилистым путем, Лора быстро делала новые и весьма существенные успехи. С каждым новым шагом к самопониманию все полнее раск­рывалась личность Лоры, и та ноша несчастья, которую ей так долго пришлось носить, становилась все легче и легче.

Это было чудесно - наблюдать за метаморфозой Лоры. И мне, как живому инструменту происходивших в ней перемен, это доставляло огромное удовлетворение. Тем не менее мое удовольствие было неполным, так как я понимал, что мы по-прежнему не нашли объяснения для единствен­ного оставшегося симптома, который до сего времени избе­жал воздействия терапии. Мы не достигли никакого прог­ресса в отношении той странной жалобы, которая и привела ее ко мне: приступы не поддающегося контролю голода, лихорадочного поглощения пищи и ужасных последствий этого.

У меня была собственная теория по поводу этого уп­рямого симптома, и меня часто искушала возможность пос­ледовать предположению одной из «школ» психоанализа и сообщить мои идеи Лоре, Однако поскольку я считал - и по-прежнему считаю, что такая техника теоретически не­оправданна, ибо является выражением неуверенности и не­терпения психоаналитика, а не хорошо продуманным под­ходом к проблеме психотерапии, именно поэтому я решил обуздать свое нетерпение и стремление поставить симптом

Лоры в центр нашей работы путем проверки того, какой эффект произведут на нее мои интерпретации. Придер­живаясь проверенных методов, я посчитал необходимым попридержать язык и дождаться развития событий. К счас­тью, они не заставили себя ждать. В одной из бесед к моей пациентке пришло могучее прозрение, которое расчистило все те психические наслоения, которые превратили ее жизнь в муку.

Лора редко опаздывала к назначенному времени и ни­когда не пропускала сеансы без основательной причины, предупреждая об этом заранее. И в тот день, когда она не появилась к указанному времени, я почувствовал нараста­ющую тревогу. Минуты истекали, и наконец после того, как прошло более получаса, а Лора по-прежнему не давала о себе знать, я попросил своего секретаря позвонить ей домой. Там никто не отвечал.

На протяжении дня, будучи занятым с другими паци­ентами, я лишь несколько раз вспомнил о том, что Лора не пришла на свой сеанс и не сообщила мне об этом. Когда я снова вспомнил об этом по завершении рабочего дня, я постарался, как обычно делаю в таких случаях, припомнить предшествующую беседу с ней и найти какой-то ключ к такому необычному небрежению своей терапией. Но не найдя ничего существенного, я выбросил это из головы и уже собирался уходить.

Но, ожидая в коридоре лифт, я услышал звонок теле­фона. Я не был настроен отвечать на звонок, но Джин, моя секретарша, более обязательная в таких делах, настояла на том, чтобы вернуться и поднять трубку. И пока я стоял в лифте, она вернулась. Через некоторое время она вышла из офиса и в ответ на мой вопрос лишь пожала плечами.

- Должно быть, ошиблись номером, - сказала она. -Когда я ответила, то послышался какой-то странный шум, похожий на смех, и потом положили трубку.




161


160




Я приехал домой вскоре после шести часов и переоделся для того, чтобы встретить гостей, которые должны были прийти на ужин. В ванной я услышал звонок телефона. Трубку подняла моя жена. Когда я вышел из ванной, то спросил, кто звонил.

- Очень странно, - ответила она. — Кажется, тот, кто звонил, был пьян, и я не смогла разобрать ни слова.

Во время ужина меня не покидало чувство некоторой тревоги. Я старался поддерживать оживленный разговор, протекавший за столом, но что-то в глубине сознания не давало мне покоя. Не могу сказать, что я связывал оба таинственных звонка с Лорой и ее отсутствием на сеансе в этот день, но они, безусловно, имели какое-то отно­шение к переживаемым мною неясным чувствам. Во всяком случае, когда телефон снова зазвонил (в этот момент мы пили кофе), я сам бросился к нему, чтобы ответить.

- Алло? — сказал я. В ответ я услышал какой-то буль­кающий, гортанный звук голоса, который я не могу сравнить с чем-либо мною слышанным. Безусловно, это был чело­веческий голос; было слышно, что кто-то будто бы зады­хается; но в то же время в нем было что-то звериное. Он издал ряд бессмысленных, но настойчивых звуков.

- Кто это? - спросил я более требовательно. После некоторой паузы я услышал первый слог имени, произнесенный с большим трудом.

- Лора! - сказал я. - Где вы находитесь? Снова пауза, за которой последовал судорожный вдох, и как будто бы через пустую трубку она выдохнула: «Дома...»

- Что-нибудь случилось?

На этот раз получилось лучше.

- Я ем.

- Как долго?



- ...Не знаю.
- Как вы себя чувствуете? — сказал я, чувствуя всю абсурдность этого вопроса, но беспомощно соображая, что бы еще сказать.

- Ужасно... Ни-че-го - не - оста-лось... Хо-чу-есть... Я лихорадочно соображал. Что я могу сделать? Что вообще можно было сделать?

- Помогите мне, - сказала она, и я услышал стук выпавшей из ее рук трубки.

- Лора! - прокричал я. - Подождите! - Но связь была прервана, и слова прозвучали эхом у меня в ушах. Я быстро повесил трубку и стал просматривать телефонные спра­вочники в поисках ее номера. Затем набрал номер. После паузы я услышал пронзительный звонок ее телефона. Он настойчиво звенел снова и снова, но ответа не было.

Я понял, что должен делать. Извинившись перед гос­тями, я взял машину и поехал к дому Лоры. По пути я думал о том, что бы сказали некоторые из моих коллег по поводу того, что я собираюсь предпринять. Без сомнения, они бы ужаснулись такому нарушению ортодоксальной про­цедуры и заговорили бы со знанием дела о «контртрансфере», о моей «тревоге» по поводу «выходок» Лоры. Ну и бог с ними. Для меня психоанализ - это искусство жизни, которое требует от практикующих его больше, чем просто изобретательное использование своих мозгов. Здесь участ­вует также и сердце, и в некоторых случаях искренние человеческие чувства должны брать верх над ритуалами и догмами ремесла.

Я нашел в вестибюле почтовый ящик с именем Лоры и бросился по ступенькам ко второй двери. Перед дверью я остановился и, приложив ухо к металлической обшивке двери, стал прислушиваться. Но ничего не было слышно.

Я нажал кнопку. Где-то внутри зазвенел звонок. Прошла минута нетерпеливого ожидания. Я снова стал звонить, уси­ленно нажимал раз за разом кнопку. К двери по-прежнему



163


162



никто не подходил. Наконец я схватил ручку одной рукой и ударил в дверь ладонью другой. В последовавшей тишине я услышал тяжелый стук чего-то упавшего на пол. Затем послышались шаркающие шаги.

Я приложил рот к щели между дверью и рамой.

- Лора! - прокричал я. - Откройте дверь!

Внимательно прислушиваясь, я услышал что-то похожее на всхлипывания, какие-то слабые стоны, а затем голос медленно произнес: «У-хо-ди-те».

Я с силой рванул ручку двери.

- Откройте! Дайте мне войти!

Ручка повернулась, и дверь открылась. Я толкнул ее, но она поддалась лишь на расстояние цепочки. В полутем­ном коридоре, на фоне темной глубины квартиры, выде­лялось что-то белое. Это было лицо Лоры, которое быстро отпрянуло.

- Уходите, ~ сказала она глухим голосом.

-Нет.

- Пожалуйста!



Она нажала на дверь, пытаясь снова ее закрыть, но я поставил ногу на пороге.

- Уберите сейчас же эту цепочку! - сказал я со всей строгостью и убедительностью, на которые только был спо­собен.

Цепочка соскользнула, и я вошел в квартиру. В комнате было темно, и я с трудом мог различить неясные очертания лампы и мебели. Я двинулся вдоль стены, пытаясь нащупать выключатель. Прежде чем мои пальцы нашли его, едва различимое пятно сбоку от меня, которым была Лора, мет­нулось в другую комнату.

Наконец я нашел выключатель. В неожиданном и рез­ком свете я осмотрел комнату. Она была заполнена мусором. Повсюду валялись засаленные листки бумаги, порванные пакеты, пустые бутылки, открытые консервные банки, раз-

битая и грязная посуда. На полу и на столе поблескивали довольно большие лужи. Все было усеяно остатками еды -крошками, обглоданными костями, рыбьими головами, кус­ками непонятно какой пищи. Комната выглядела так, словно в нее вывалили контейнер с мусором. Стояло невыносимое зловоние, которое все усиливалось.

Я с трудом справился с поднимавшейся волной тошноты и поспешил в другую комнату, в которой скрылась Лора. В луче света я увидел смятую кровать, на которой подобным же образом был нагроможден разного рода мусор. Наконец в углу я разглядел сжавшуюся фигуру Лоры.

У входа я нашел выключатель и нажал его. Когда зажегся свет, Лора спрятала свое лицо и прижалась к стене. Я подошел к ней и протянул ей руки.

— Вставайте, - сказал я.

Она усиленно замотала головой. Я наклонился и поднял ее на ноги. Ее пальцы по-прежнему закрывали лицо. Так мягко, как только мог, я убрал их. Затем я отступил на шаг и взглянул на Лору. Мне никогда не забыть того, что я увидел.

Самое тяжелое впечатление производило ее лицо. Оно было подобно церемониальной маске, на которой какой-то вдохновенный маньяк изобразил все возможные пороки плоти. На нем были нарисованы злоба и обжорство, похоть и жадность. Казалось, порча сочится изо всех пор, широко раскрывшихся на туго натянутой коже.

Я моментально закрыл глаза при виде этого призрака воплощенного разложения. Открыв их, я увидел слезы, ручь­ем лившиеся из тех впадин, где должны были быть глаза. Словно загипнотизированный, я смотрел, как они стекают по оплывшим щекам и падают на халат. И только в этот момент я наконец увидел ее!

На Лоре была надета ночная рубашка из какого-то простого материала, которая свободно спадала от завязок




164


165



на ее плечах. Первоначально белая, она теперь была покрыта жирными и грязными пятнами - свидетельствами проис­ходившей оргии. Но я почти не замечал запачканной одеж­ды, ибо мое внимание приковало к себе место пониже талии, шарообразно выдававшееся вперед так, словно бы Лора была беременна.

От невероятности увиденного у меня перехватило ды­хание - моя рука автоматически потянулась туда, где вспухла ее ночная рубашка. Пальцы натолкнулись на что-то мягкое, легко поддавшееся под их давлением. Я поднял глаза и вопросительно посмотрел на эту карикатуру че­ловеческого лица. Оно искривилось в то, что я принял за улыбку. Рот открылся и закрылся, силясь найти форму для нужного слова.

- Ре-бе-нок, - сказала Лора.

- Ребенок? - повторил я. - Чей ребенок?

- Ре-бе-нок Ло-ры... Смо-три-те.

Пьяным движением она наклонилась и взялась за кайму рубашки. Медленно потянув ее вверх, она подняла руки высоко над головой. Я посмотрел на ее открывшееся тело. Там, куда ткнулись мои пальцы, длинными полосами клей­кой ленты была прихвачена подушка.

Лора опустила рубашку. Покачиваясь, она расправила ее в выдававшемся месте.

- Видите? - сказала она. - Так - будто по-настоящему.

И она снова закрыла руками лицо. Ее плечи затряслись от рыданий, и сквозь пальцы полились слезы. Я отвел ее к кровати и сел на краешек рядом с ней, пытаясь, пока она плакала, как-то привести в порядок свои растрепанные мысли. Вскоре она прекратила плакать и открыла лицо. Затерявшийся в складках рот опять открылся, чтобы произ­нести слово.

- Я-хочу-ребенка, — сказала она и, сонная от усталости, упала на кровать...

Я укрыл Лору одеялом и вышел в другую комнату, где, как я помнил, был телефон. Я позвонил сиделке, с которой я некогда работал и которая, как я знал, смогла бы помочь. Через полчаса она приехала. Я коротко объяснил ей, что нужно было сделать: следовало убрать и проветрить квар­тиру; когда проснется Лора, нужно было позвонить жившему внизу врачу, чтобы тот осмотрел Лору и порекомендовал ей лечение и диету; сиделка должна была регулярно сооб­щать мне о положении дел, а через два дня привести Лору ко мне. После этого я ушел.

Хотя ночь была холодной, я опустил верх моей маши­ны. Домой я ехал медленно, глубоко вдыхая чистый воздух.

Спустя два дня, пока сиделка ожидала в другой комнате, я и Лора начали складывать последние кусочки в голово­ломке ее невроза. Как и всегда, Лора очень смутно помнила о том, что происходило во время припадка и, пытаясь оживить в памяти события, вынуждена была пробиваться сквозь туман полной интоксикации. До того, как я вос­произвел ей случившееся, она не могла ясно припомнить мой визит. Ей казалось, что это было всего лишь фантазией. А о жалкой попытке имитировать беременность в ее памяти не осталось ни малейшего следа.

Было совершенно ясно, что Лорой владело навязчивое желание иметь ребенка, которое и порождало ощущение пустоты, и что спазмы ее волчьего аппетита бессознательно были направлены на достижение иллюзорного удовлетво­рения этого желания.

Загадкой, не поддававшейся немедленному раскрытию, оставалось, однако, почему это естественное желание жен­щины претерпело такое немыслимое искажение в случае с Лорой, почему оно стало столь сильным и почему оно должно было выражаться в такой чудовищной, загадочной и саморазрушительной форме.



166


167




Роберт Линднер



Моя пациентка сама предоставила ключ к этой загадке, когда, пытаясь реконструировать эпизод, которому я был свидетелем, сделала оговорку, вряд ли нуждающуюся в ин­терпретации.

Это случилось приблизительно через неделю после опи­санного инцидента. Лора и я вновь рассматривали его, стараясь подобрать к нему ключи. Меня заинтриговала ее затея с подушкой, с помощью которой она пыталась симулировать внешность беременной женщины, и я за­дал вопрос относительно деталей конструкции. Лоре ни­чего не приходило в голову. Она предположила, что при­строила подушку уже на стадии высокой интоксикации от пищи.

- Это было в первый раз, когда вы делали нечто в этом роде? - спросил я.

- Не знаю, - сказала она после некоторого колебания. - У меня нет уверенности. Может быть, я и делала, но устраняла все до того, как выходила из тумана. Мне кажется, что-то подобное тому, что вы описывали, я обнаружила пару лет тому назад после приступа, но я не знала - или не хотела знать - что же это было, поэтому я просто разобрала эту штуку и забыла об этом.

- Может быть, вам стоит внимательно поискать в своей квартире,— сказал я наполовину в шутку. — Не найдется ли там запасной.

- Не думаю, — ответила она в том же настроении. — Мне кажется, я должна симулировать (т1ке) ребенка каж­дый... - Туг она поднесла руки ко рту. - О Господи! -воскликнула она. Вы слышали, что я только что сказала?

Майк (М1ке) — это было имя ее отца; конечно же, от него она хотела иметь ребенка. Голод этого невозможного желания мучил Лору - голод, который нельзя было на­сытить...



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   14




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет