5
- Ну как, что-нибудь получается? - спросил Ниммо у Тома Трейси в пятницу в полдень.
- С песней? - спросил Том.
- Нет, - ответил Ниммо. - Кого интересует какая-то песня? Я спрашиваю, получается ли что-нибудь с черноволосой красавицей в ярком желтом платье?
- Айидж, - грустно сказал Том Трейси.
- Как это понимать? - спросил Ниммо.
- В прошлое воскресенье я был у них дома в Фар-Рокауэе и познакомился с ее матерью. Ее мать принесла коробку шоколадных конфет, и шесть из них я съел. Я не люблю шоколадные конфеты, но она все совала мне коробку, и я все ел и ел их одну за другой. Боюсь, что все складывается не очень удачно.
- Почему?
- Потому что... я съел все эти конфеты, отец пошел за мороженым, дочь пошла за своим дипломом стенографистки, и тогда я обнял и поцеловал мать.
- Не может быть!
- Может.
Дегустатор начал громко икать.
- Что с вами? - спросил Том.
- Не знаю, - ответил Ниммо.
- Может, вам лучше пойти домой и лечь?
- Нет, все в порядке. Расскажите мне точно, что случилось, - мне надо знать.
- Я уже все сказал. Наверно, это конфеты ударили мне в голову.
- Что вы думаете делать?
- Добиваться, чтобы все как-то уладилось.
- Как добиваться?
- Как-нибудь в другой раз я буду стоять здесь, перед входом к "Отто Зейфангу", во время ленча, и по Уоррен-стрит будет идти девушка, похожая на Лору Люти, и на этот раз, когда я пойду к ней в гости и познакомлюсь с ее матерью, я больше не стану есть шоколадные конфеты - вот и все.
- Таких девушек больше нет, - сказал Ниммо. - Пожалуй, я пойду подегустирую.
- У вас еще двадцать минут до конца перерыва.
- Нет, я пойду. Что толку торчать здесь? Что толку ждать?
Ниммо уже входил в здание, когда услышал стон Тома Трейси. Он обернулся и увидел проходящую мимо черноволосую красавицу, только теперь с ней шел незнакомый молодой человек, явно не из Калифорнии и, судя по всему, бухгалтер.
Возмущенный Ниммо отвернулся, а Том Трейси смотрел - и не верил своим глазам.
Он попробовал улыбнуться - и не мог.
Лора Люти прошла, даже не удостоив его взглядом.
А Ниммо все икал и икал, и его раньше времени отпустили домой. На следующий день он не вышел на работу, а в понедельник утром в отделе дегустации появился наконец Шайвли в воскресном костюме из синей саржи, потому что Ниммо умер.
Некоторые говорят, что он умер от икоты, но это люди, подобные тем, кто говорит, что Камилл [древнеримский полководец и государственный деятель, умерший от чумы] умер от катара...
6
О сердца, что разбились в давние дни, о сердца, разбивающиеся теперь, о сердца, которые будут разбиты, Ниммо нет, Лора Люти потеряна, Шайвли стал дегустатором, Пиберди и Рингерт обращаются с ним как с собакой, сомневаются в его дегустаторских способностях, многозначительно переглядываются...
Три строки песни Тома Трейси оказались, как это часто бывает, никуда не годными. Песня растаяла как дым, клочок бумаги, на котором Томас так старательно записывал слова, потерялся, мелодия позабылась.
В один из воскресных дней Томас Трейси и его тигр, повинуясь смутному зову какой-то древней безымянной религии, казавшейся им почему-то живой и новой, пошли одинокие, каждый своим, человечьим или звериным, одиночеством, в церковь св.Патрика на Пятой авеню.
Они вошли и принялись все рассматривать.
А в следующую субботу Том бросил работу у "Отто Зейфанга" и уехал на родину - в Сан-Франциско.
Прошло несколько лет.
А потом вдруг Томасу Трейси исполнилось двадцать семь, и он снова был в Нью-Йорке и шел по его улицам, как ходил по ним шесть лет тому назад.
Он свернул с Бродвея на Уоррен-стрит и направился к "Отто Зейфангу", но теперь там висела вывеска "Товарный склад Кейни".
Значит, не повезло и кофейной конторе? Ниммо, Пиберди, Рингерту, Шайвли, Зейфангу - всем?
Когда тигр увидел знакомый вход, все его мышцы напряглись, потому что именно здесь простоял он однажды полдня, глядя туда, куда ушла Лора Люти.
Томас Трейси поспешил уйти от "Товарного склада Кейни". Он остановил такси, сел в него и вышел только у Публичной библиотеки.
Оттуда Том с тигром снова пошли по Пятой авеню. На улице было полно воскресного люда - мужчин, женщин и детей.
Том Трейси еще не нашел ту, которая могла бы занять место Лоры Люти. Ниммо предсказал, что ему вообще не найти такую - и, в конце концов, может, Ниммо был прав?
Том остановился на углу за квартал от церкви св.Патрика и стал смотреть, как мальчуган с сестренкой переходят улицу. Тигр остановился рядом, и Том положил руку ему на голову.
- Могли быть мои, - сказал Томас.
- Айидж, - сказал тигр.
Том побрел дальше. Рядом, не отставая ни на шаг, шел тигр - и Томас страшно изумился, когда увидел, что прохожие торопливо перебегают с его стороны улицы на противоположную. Он посмотрел туда - на ту сторону - и увидел целые толпы людей. Все они смотрели на него, некоторые - через фотоаппараты.
Без всякого злого умысла Том Трейси решил было перейти на другую сторону и выяснить, что произошло; но едва он сошел с тротуара на мостовую, как люди на другой стороне улицы бросились врассыпную, причем некоторые с криками, а женщины - с визгом.
Том повернулся к тигру и снова на него посмотрел.
Да-а-а... Тигр у него был большую часть его жизни, но ничего подобного до сих пор не случалось.
До сих пор тигра никто, кроме него, не видел.
Возможно ли, чтобы теперь тигра увидели и другие люди - все вообще?
Залаяли, затявкали и начали рваться с поводков собаки - такого тоже раньше не бывало. Томас Трейси остановился посреди Пятой авеню, чтобы пропустить автобус, и снова был ошеломлен, на этот раз - лицами водителя и пассажиров.
- Нет, ты подумай только! - сказал Томас Трейси тигру. - Похоже, что они тебя видят! Похоже, что они видят тебя по-настоящему, как вижу я почти всю свою жизнь, но ты только посмотри на них: они от ужаса потеряли голову, они перепуганы до смерти! Боже, как они не поймут, что бояться абсолютно нечего?
- Айидж, - сказал тигр.
- Вот именно, - подтвердил Томас. - Я не слыхал, чтобы ты так хорошо говорил, с тех самых пор, как мы с тобой стояли у "Отто Зейфанга", а по Уоррен-стрит танцующей походкой шла Лора Люти.
Том Трейси и его тигр зашагали дальше по Пятой авеню и шли до тех пор, пока не оказались напротив церкви св.Патрика. Том решил зайти туда, как заходил с тигром шесть лет тому назад, и начал переходить улицу; но когда несколько человек, стоявших у церкви, это увидели, их словно ветром сдуло. И как раз в это время начали выходить на улицу люди из церкви. К службе Томас и его тигр опоздали, но зайти в церковь им все равно хотелось, хотелось снова пройтись по проходу посередине и снова посмотреть на все, что там есть красивого, - на прекрасную светлую высоту, на витражи, стройные колонны, горящие свечи.
Люди выходили из церкви тихими и умиротворенными, по на улице состояние их резко менялось, и они бросались бежать кто куда: в боковые улицы, в оба конца Пятой авеню, а некоторые назад, в церковь, спрятаться.
- Мне ужасно неприятно, - сказал Том. - Ничего похожего до сих пор не случалось, да ты и сам это знаешь.
- Айидж, - сказал тигр.
- В церковь мы все равно зайдем, - сказал Том.
Он положил руку тигру на голову, и они пошли вместе к ступеням входа, поднялись по ним и вошли внутрь - туда, где все радовало глаз.
Но если церковь внутри радовала глаз, то о поведении находившихся там людей, включая нескольких в сутанах, сказать этого было никак нельзя: уход их был быстр и неприлично поспешен.
Том Трейси и его тигр медленно пошли по центральному проходу. То тут, то там приоткрывались двери, на миг появлялись испуганные глаза, а потом двери захлопывались, и было слышно, как их запирают изнутри на ключ или на засов.
- Красиво, ничего не скажешь, - заметил Том, - но, помнишь, когда мы пришли сюда шесть лет назад, все было по-другому. Тогда было полным-полно народу, мужчин, женщин и детей, и все они чему-то радовались, не то что теперь - до смерти перепуганы, разбегаются без оглядки, прячутся за дверьми. Что произошло? Чего они испугались?
- Айидж, - сказал тигр.
Том Трейси и его тигр вышли из церкви через боковую дверь на Пятидесятую улицу; но едва они оказались на улице, как Томас увидел прямо перед собой броневик, нацеливший в них стволы пулеметов. Он посмотрел в сторону Мэдисон-авеню - и увидел другой броневик, а на углу Пятой авеню - еще два. За ними толпилось много людей с испуганными лицами, они будто ждали драки и хотели узнать, чем она кончится.
Человек, сидевший на месте водителя первого броневика, поспешил поднять окошко, чтобы надежней защититься от тигра.
- Что случилось? - удивился Том.
- Боже мой, - сказал водитель, - вы что, не видите животное рядом с вами?
- Конечно, вижу.
- Да ведь это пантера, сбежавшая из цирка!
- Что за глупости, - сказал Том. - Она и близко около цирка не бывала! И это вовсе не пантера, а тигр.
- Отойди, сейчас в нее будут стрелять.
- Стрелять? - удивился Том. - Да вы в своем уме?
И он зашагал по Пятидесятой улице к Мэдисон-авеню. Водитель броневика включил мотор и медленно поехал рядом, уговаривая Тома отступить в сторону и дать застрелить тигра.
- Отойди в сторону, я тебе говорю!
- Проезжай мимо, - сказал Том. - Отведи свой броневик в гараж, в банк или где там ему полагается быть.
- Отойди, стрелять будем в любом случае!
- Не посмеете, - сказал Том.
- Ну что ж, сам напросился.
Том Трейси услышал звук выстрела. Посмотрел, не попало ли в тигра. Не попало, но тигр понесся к Мэдисон-авеню.
Тигр оказался необыкновенно быстрым, быстрей даже, чем предполагал Том. Когда он поравнялся со вторым броневиком, раздался новый выстрел; тигр подпрыгнул и упал, а когда вскочил и побежал снова, Том увидел, что бежит он на трех лапах, не касаясь земли передней правой. Добежав до Мэдисон-авеню, тигр исчез за углом; вслед за ним, во всю свою медленную мочь, загромыхал ближайший броневик.
Чтобы догнать тигра, Томас перешел на рысь.
Его остановили на углу трое в форме. Они втолкнули его во второй броневик, и броневик тронулся.
- За что вы хотите убить моего тигра? - спросил Том водителя.
- Вчера вечером животное сбежало из цирка, покалечив перед этим служителя.
- О чем вы говорите? - спросил Том.
- Ты слышал о чем.
- Этот тигр у меня почти всю жизнь.
- Не тигр у тебя почти всю жизнь, а что-то другое, - ответил водитель, - и скоро мы выясним, что именно.
7
Томас Трейси сидел в кресле с высокой спинкой посередине огромной комнаты, где без устали сновали газетчики, фотографы, полицейские, дрессировщики зверей и множество другого народу.
Если этот тигр и в самом деле не был его тигром, то его тигр был сейчас где угодно, только не с ним.
Томас Трейси сидел один-одинешенек.
У его ног, на полу, не было никакого тигра.
В этом кресле он сидел уже больше часа.
Вдруг в комнату вошел кто-то еще.
- Доктор Пингицер, - услышал Томас чьи-то слова.
Том Трейси увидел маленького улыбающегося человечка лет семидесяти.
- Так, - обратился человечек к публике, - что есть это?
Несколько экспертов мигом окружили доктора, отвели его в сторону и объяснили ему, "что есть это".
- Ах-ха, - сказал доктор и направился к Тому Трейси.
- Мой мальшик, - сказал он, - я есть Рудольф Пингицер.
Том встал и пожал руку Рудольфу Пингицеру.
- Томас Трейси.
- Ах-ха, Томас Трейси, - и доктор Пингицер повернулся к присутствующим. - Такой же кресло для меня есть, а?
Тотчас принесли другое кресло с высокой спинкой - для доктора.
Он сел и весело сказал:
- Мне семьдесят два лет.
- Мне - двадцать семь, - ответил ему Том Трейси.
Доктор Пингицер начал набивать трубку, просыпал много табаку и не потрудился стряхнуть его с одежды, потратил семь спичек, чтобы закурить трубку, сделал дюжину затяжек и, не вынимая трубки изо рта, сказал:
- Я имею жена, шестьдесят девять лет, мальшик, сорок пять лет, психиатр, мальшик сорок два лет, психиатр, мальшик тридцать девять лет, психиатр, девотшка тридцать шесть лет, говорит тридцать один, психиатр, девотшка тридцать один лет, говорит двадцать шесть, психиатр, квартира, мебель, фонограф, пианино, телевизор, пишущий машин, но машин имеет расстройство.
- А почему вы ее не почините? - спросил Том.
- Ах да, - сказал доктор Пингицер. - Пишущий машин не употребляй. Есть для внук. Утиль. Вот что у меня есть - много психиатр.
- А деньги у вас есть?
- Нет. Так много психиатр есть отшен дорого. Имей книги. Имей также - ах да, кровать. Для сон. Ночь. Я ложусь. Сплю. Некоторый перемен.
- А друзья у вас есть?
- Много, - ответил доктор Пингицер. - Конечно, когда я говорю - друзей... - руки доктора Пингицера задвигались быстро-быстро, и он стал издавать какие-то негромкие звуки, очень странные, - ви понимайт, что я хочу говорить, - снова странные звуки, - конечно. Кто знайт?
- А в церковь вы ходите? - спросил Том.
- Ах, - сказал доктор Пингицер. - Да. Сентиментен. Люблю. Отшен мило.
Какой-то газетчик вышел вперед и сказал:
- А сами вы, доктор, вопросы задавать не собираетесь?
- Ах-ха? - отозвался доктор. - Если быть бесед с доктор Пингицер, комната быть пустой.
Капитан полиции - его звали Хьюзинга, он здесь был самый главный - громко сказал:
- Все слышали? Освободить помещение!
Газетчики было запротестовали, но Хьюзинга и его люди выпроводили всех в коридор. Когда комната опустела, доктор, мирно попыхивая трубкой, улыбнулся Тому - задремал. Том и сам изрядно утомился и поэтому тоже задремал. Старик похрапывал, а Том - нет.
Внезапно дверь распахнулась, и фотограф молниеносно снял двух мужчин, спящих в креслах с высокими спинками.
Тогда Хьюзинга вошел и разбудил доктора.
- Ах-ха, - сказал доктор.
Хьюзинга хотел было разбудить и Тома, но доктор сказал:
- Нет. Отшен нужно.
- Хорошо, доктор, - сказал Хьюзинга и вышел на цыпочках из комнаты.
Старичок стал смотреть, какое выражение лица у спящего Тома, но Том через секунду открыл глаза.
- Мне снился я в Вена, - сказал доктор.
- Когда вы были там в последний раз? - спросил Том.
- Двадцать лет назад, - ответил доктор Пингицер. - Давным-давно. Я люблю отшен много мороженый. Ваниль.
- А кофе любите? - спросил Том.
- Кофе? Я из Вена, я кофе жив. Ах-ха.
И он крикнул громко - так, чтобы его услышали за дверью:
- Кофе, пошалуста!
Хьюзинга велел одному из своих подчиненных принести кофе и две чашки.
- Он знает, - сказал Хьюзинга. - Он знает, что делает.
- Будем пить кофе, - объявил старичок. - Что-то есть случилось. Я не знаю.
- Они ранили моего тигра.
- Отшен шаль.
- Мы с ним зашли, как шесть лет назад, в церковь святого Патрика, но, когда мы оттуда вышли, нас ждал броневик, а дальше по Пятидесятой улице - другой. Стали в нас стрелять, в первый раз промахнулись, но тигр испугался и побежал, и, когда он добежал до второго броневика, его ранили в ногу.
- Этот тигр - он есть ваш тигр?
- Мой.
- Потшему?
- Он со мной большую часть моей жизни.
- Ах-ха, - сказал старичок. - Он есть тигр как собак есть собак?
- Вы хотите знать, взаправдашний ли это тигр - ну, как в джунглях или в цирке?
- Именно.
- Нет, не взаправдашний. Точнее, был невзаправдашний до сегодняшнего дня, но сегодня он был взаправдашний - и в то же время этот тигр был _мой_ тигр.
- Потшему говорят, что тигр есть бежаль из цирк?
- Не знаю.
- Такой возможно?
- Я думаю, да. Любое животное при первой возможности постарается убежать из клетки.
- Ви не боитесь этот тигр? - спросил доктор Пингицер. - У нас тут где-то есть много фото, снятый газетный фотограф. Мой молодой дочь одно время имей хобби фотографирен. Снимки, снимки - и все снимки папа. Я!
Он повернулся к двери и громко сказал:
- Фотографий, пошалуста!
Хьюзинга вошел, взял со стола дюжину фотографий и протянул их доктору, и тот быстро-быстро их просмотрел, ни на одной не задерживаясь; его глаза и руки двигались с необычайной скоростью.
- Ви не боитесь этот зверь, - сказал он опять скороговоркой, - этот тигр? Это есть черный пантер.
- Да, я знаю, но все равно это мой тигр.
- Ви иметь это название, "тигр", для этот животный?
- Да. Я знаю, что это черная пантера, но я всегда думал о ней как о тигре.
- Ваш тигр?
- Да.
- Вы не боитесь этот тигр?
- Нет.
- Все боятся тигр.
- Все много чего боятся.
- Я боюсь ночь, - сказал доктор Пингицер. - В Вена ночь я иду, когда я молодой человек, где есть много огонь, много свет. Тогда я не боюсь ночь.
Хьюзинга, для которого доктор Пингицер был чем-то вроде божества, принес и налил кофе.
- Теперь мы дегустирен кофе, - сказал доктор.
- Когда-то я хотел быть профессиональным дегустатором, - сказал Том Трейси.
- Ах да? Давайте будем сейчас выпивать кофе. Иметь удовольствий. Наш жизнь отшен короткий.
Он показал рукой в сторону двери:
- Много... много... много...
Он скорчил гримасу, но так и не смог найти нужные слова.
- Да, - подтвердил Том.
И они стали молча пить кофе, и Томас Трейси старательно дегустировал, как дегустировал, сидя с Ниммо, Пиберди и Рингертом, шесть лет тому назад у "Отто Зейфанга".
8
Когда они продегустировали по три чашки, доктор Пингицер сказал:
- Ах-ха. Работать. Не люблю работать. Не люблю психиатрия. Всегда не люблю работать. Люблю смех, игра, фантазия, фокус.
- Почему же вы тогда работаете? - удивился Том.
- Потшему? Недоразумений, - и доктор на мгновение задумался. - В Вена я видел эта девушка, Эльза. Это есть Эльза Варсхок. Ах-ха. Эльза есть жена, есть мать, есть сказаль: "Где для еда деньги?" Так? Я работай.
- Вы разбираетесь в психиатрии? - спросил Том.
- Психиатрия - нет. Люди - мало-мало. Мало-мало-мало-мало. Каждый год, каждый день - меньше, меньше, меньше, меньше. Потшему? Люди есть трудный. Люди есть люди. Люди есть смех, игра, фантазия, фокус. Ах-ха. Люди есть больной, люди есть помешан, люди есть обижен, люди есть обижать люди, есть убить, есть убить _себя_. Где есть смех, где есть игра, где есть фантазия, где есть фокус? Психиатрия - не люблю. Люди - люблю. Помешанный люди, прекрасный люди, обиженный люди, больной люди, разбитый люди - люблю, люблю. Потшему? Потшему люди терял смех, игра, фантазия, фокус? Для чего? Ах-ха. Деньги? - Он улыбнулся. - Я думаю, да. Деньги. Любовь есть деньги. Красота есть деньги. Смех есть деньги. Где есть деньги? Я не знаю. Больше нет смех. Работать теперь. Работать. Тигр. Тигр.
- Вы знаете стихотворение?
- Есть стихотворений?
- Конечно.
- Какой? - спросил доктор Пингицер. Том начал:
Тигр, о тигр, светло горящей, -
В глубине полночной чащи,
Кем задуман огневой
Соразмерный образ твоя?
- Ах-ха. Есть больше?
- Да, и порядочно, если только я не забыл.
- Пошалуста, - сказал доктор Пингицер. Том продолжал:
В небесах или глубинах, -
Тлел огонь очей звериных?
Где таился он века?
Чья нашла его рука?
- Хо-хо. Такой стихотворений я не слышаль семьдесят два лет! Кто делал этот стихотворений?
- Уильям Блейк.
- Браво, Уильям Блейк! - воскликнул доктор Пингицер. - Есть больше?
- Да. Минутку... Вот:
Что за мастер, полный силы,
Свил твои тугие жилы?
И почувствовал меж рук
Сердца первый тяжкий стук?
- Больше? - спросил доктор.
- Кажется, вспомнил все:
Что за горн пред ним пылал?
Что за млат тебя ковал?
Кто впервые сжал клещами
Гневный мозг, метавший пламя?
А когда весь купол звездный
Оросился влагой слезной,
Улыбнулся ль наконец
Делу рук своих творец?
Неужели та же сила,
Та же мощная ладонь
И ягненка сотворила
И тебя, ночной огонь?
Тигр, о тигр, светло горящий
В глубине полночной чащи!
Чьей бессмертною рукой
Создан грозный облик твой?
Томас Трейси умолк, а потом сказал:
- Вот и все стихотворение.
- Ах-ха. Спасибо. Теперь: ви знайт этот стихотворений с ребенка. Да?
- Да, - ответил Том, - я начал читать его наизусть, когда мне было три года.
- Вы _понимайт_ этот стихотворений?
- Ничего я не понимаю - просто оно мне нравится.
- Ах-ха. Так.
Старик повернулся к двери:
- Много... много... много... Теперь: два вопрос. Один. Ваш тигр есть чей?
- Мой.
- Два, - продолжал доктор Пингицер. - Тигр на улице есть чей?
- Мм... Наверно, в самом деле вчера вечером черная пантера покалечила служителя и убежала из цирка - такое бывает. И наверно, раненая черная пантера разгуливает сейчас по улицам Нью-Йорка. Из одного только страха она может убить кого-нибудь, если решит, что так нужно. Но эта же черная пантера, разгуливающая по городу, - также и мой тигр.
- Так?
- Так.
- Потшему? - спросил доктор Пингицер.
- Не знаю - знаю только, что он ходил со мной по Пятой авеню, и мы зашли с ним в церковь святого Патрика. Ни на кого он не бросался. Не отходил от меня ни на шаг. Не побежал, пока в него не начали стрелять. Если бы в вас начали стрелять, разве бы вы не побежали?
- Отшен быстро, - подтвердил доктор Пингицер. - Семьдесят два лет, но отшен быстро.
Он помолчал, представляя себе, как он в свои семьдесят два года очень быстро бежит, а потом сказал:
- Полиция, они убьют этот животный.
- _Постараются_ убить.
- _Убьют_.
- _Постараются_, - сказал Том, - но не убьют, потому что не смогут.
- Потшему? Они не смогут?
- Этого тигра нельзя убить.
- Один тигр? Нельзя убивать? Потшему?
- Нельзя - и все.
- Но сам тигр будет убить?
- Если нужно.
- Это есть справедливо?
- Не знаю. А по-вашему как?
- Я тоже не знай, - ответил доктор. - Я знай отшен мало. Отшен, отшен, отшен мало. Ах-ха. Вопрос психиатрия: ви есть сумасшедший?
- Да, конечно.
Старичок посмотрел на дверь и приложил палец к губам.
- Тихо, - прошептал он.
- Я сумасшедший оттого, что они ранили тигра, - продолжал Том, - оттого, что еще раньше они посадили его в клетку, оттого, что его отдали в цирк. Но, кроме того, я сумасшедший от рождения.
- Я тоже, но это есть информация не сказать. - Доктор Пингицер снова посмотрел на дверь. Вдруг он встал. - Я говорю так: _этот человек есть здоров_. Это они понимайт. Ах-ха! Работа конец.
Он громко сказал:
- О'кэй, пошалуста!
Первым вошел Хьюзинга, а вслед за ним и остальные.
Доктор Пингицер обвел взглядом лица и стал ждать тишины. А потом он сказал:
- Ах-ха! Этот человек есть здоров.
Какой-то мужчина, совсем непохожий на доктора Пингицера, вышел вперед и сказал:
- Доктор Пингицер, я доктор Скаттер, главный психиатр острова Манхэттен. Могу я узнать, каким путем вы пришли к такому заключению?
- Нет, - ответил доктор Пингицер и повернулся к Тому Трейси. - До свиданья, мой мальшик.
- До свиданья, - ответил Том.
Доктор Пингицер оглядел присутствующих и пошел к двери.
Пока он шел, его сфотографировали газетные фотографы, и один из них спросил:
- Как насчет черной пантеры, доктор Пингицер? Действительно ли она его, как он говорит?
- Я имел обследовать его, а не черный пантер, - ответил доктор.
К доктору Пингицеру шагнул другой репортер:
- Доктор, почему черная пантера его не тронула?
- Не знай, - ответил доктор Пингицер.
- Неужели из разговора с ним вы ничего об этом не узнали? - не отставал репортер.
- Нитшего, - ответил доктор Пингицер.
- Ну, а как быть, если черная пантера свободно разгуливает по городу? - спросил репортер.
- Это не есть проблем психиатрия, - ответил доктор.
- А какая же?
- Откуда есть этот черный пантер?
- Из цирка.
- Цирковой проблем, - сказал доктор Пингицер и вышел из комнаты.
Все окружили доктора Скаттера, которого совсем не удовлетворили ни заключение доктора Пингицера, ни его манеры.
Достарыңызбен бөлісу: |