58. пифагорейская школа с. Акусмы и символы
жүктеу/скачать 93.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- 58. ПИФАГОРЕЙСКАЯ ШКОЛА D. ИЗ «ПИФАГОРЕЙСКИХ ИЗРЕЧЕНИЙ» И «ПИФАГОРЕЙСКОЙ ЖИЗНИ» АРИСТОКСЕНА *1
- 57. ЛИКОН (ЛИК) 3
| 58. ПИФАГОРЕЙСКАЯ ШКОЛА
С. АКУСМЫ И СИМВОЛЫ 3. ДИОГЕН ЛАЭРТИЙ, VIII, 34=АРИСТОТЕЛЬ. О пифагорейцах, фр. 195 Rose=фр. 5 Ross: В сочинении «О пифагорейцах» Аристотель говорит, что [Пифагор] предписывал «воздерживаться от бобов» — то ли потому, что они похожи на срамные члены, то ли потому, что на врата Аида * * * [ведь это единственное растение без сочленений), то ли потому, что они пагубны, то ли потому, что похожи на Вселенную, то ли потому, что имеют олигархический смысл (ведь ими проводят жеребьевку). «Упавшего не поднимать» — чтобы привыкать к умеренности в еде или же потому, что это к чьей-то смерти. И Аристофан говорит в «Героях» [фр. 305 Kock], что упавшее принадлежит героям: «И отведывать не смейте, что упало со стола». «Не прикасаться к белому петуху», потому что он посвящен Месяцу и ходатай к нему, а ходатайство — нечто хорошее, а Месяцу он посвящен, так как указывает часы; и белое присуще природе добра, а черное — природе зла. «Не прикасаться к тем рыбам, которые священны», ибо одно и то же не должно предназначаться для богов и для людей, равно как для свободных и рабов. (35) «Хлеб не разламывать», потому что встарь друзья сходились [за столом] вокруг одного [каравая], как варвары и поныне, а то, что их сводит, разделять нельзя. Другие, однако, связывают [разламывание хлеба] с судом в Аиде, третьи [утверждают], что это ведет к трусости на войне, четвертые — что с хлеба начинается все [?]. Прекраснейшей из телесных фигур [Пифагор] считал шар, из плоских — круг. Старость и все уменьшающееся подобны, равно как тождественны возрастание и юность. Здоровье —сохранение облика, болезнь — его гибель. Соль, по их словам, надо ставить на стол в напоминание о справедливости, ибо соль сохраняет все, к чему ее ни добавишь, и произошла от самых чистых стихий: солнца и моря. (36) Вот что нашли в пифагорейских записках Александр и близкое к этому Аристотель. 4. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 82: Философия акусматиков представляет собой бездоказательные и лишенные разумного основания «акусмы» о том, что следует поступать так-то. Эти и другие [предписания], изреченные им самим, они стремятся сохранить как божественные догматы; они не притязают на то, что говорят от себя, и считают, что самим говорить нельзя. Мудрейшими из акусматиков они считают тех, кто выучил наизусть больше всего акусм. Все так называемые акусмы делятся на три вида: одни отвечают на вопрос «что есть?. . .», другие — «что самое?. . .», третьи — «что должно делать или не делать». Вот примеры акусм типа «что есть?. . .»: «Что есть острова блаженных?» — «Солнце и Луна». «Что есть Дельфийский оракул?» — «Четверица, т. е. гармония, в которой — Сирены». Акусмы типа «что самое?. . .», например, таковы: «Что самое справедливое?» — «Жертвоприношения». «Что самое мудрое?» — «Число. А на втором место тот, кто нарек вещам имена». «Что самое мудрое в человечеекой жизни?» — «Медицина». «Что самое прекрасное?» — «Гармония». «Что самое сильное?» — «Разум». «Что самое лучшее?» — «Счастье (эвдемония)». «Какая пословица самая истинная?» — «Что люди подлы». Поэтому, говорят, Пифагор и похвалил поэта Гипподаманта Саламинского, сочинившего: Боги! Откуда вы родом, откуда такими родились? Люди! Откуда вы родом, откуда столь злыми родились? (83) Таковы акусмы этого [=второго] рода: каждая из них отвечает на вопрос «что самое?. . .». Это та же мудрость, что и мудрость Семи мудрецов. Ведь и они тоже допытывались не «что есть добро?», а «что самое доброе?», и не «что трудно?», а «что самое трудное?» (а самое трудное — познать самого себя), и не «что легко?», а «что самое легкое?» (жить по привычке). Очевидно, такого рода акусмы подражают мудрости Семи мудрецов, которые жили раньше Пифагора. А вот примеры акусм типа «что следует делать и чего не следует»: «Следует обзаводиться детьми, ибо следует оставить вместо себя тех, кто будет почитать бога». Или: «Следует обуваться с правой ноги». Или: «Не следует ходить по большим дорогам, окунать [руку] в кропильницу или мыться в [общественной] бане», ибо во всех этих случаях неизвестно, чисты ли те, кто посещает эти же места. (84) А вот еще: «Не помогать никому снимать ношу, чтобы не стать виновником чьего-то безделья, а помогать взваливать». «С богатой для деторождения не сходиться». «Без света не говорить». «Совершать возлияние богам со стороны ушка килика ради хорошей приметы и чтобы эта часть была непригубленной». «На перстне изображение бога не носить, чтобы не осквернялось, ибо это священный образ, а его надо стеречь дома». «Жену свою гнать нельзя, ибо она просительница, потому и уводим ее от очага и берем десницей», «Белого петуха в жертву не приносить, ибо он проситель и посвящен Месяцу, потому и указывает время». (85) «Спрашивающему совета не советовать ничего, кроме самого лучшего, ибо совет — святое». «Труды — благо; наслаждения, как ни поверни, — зло, ибо, придя на казнь, надобно казниться». «Приносить жертвы следует босым, равно как и подходить к алтарю». «В храм сворачивать нельзя, ибо бога нельзя считать чем-то побочным». «Умереть, не отступив и будучи раненным спереди, — хорошо, а сзади — плохо». «Душа человека не вселяется только в тех животных, которых дозволено приносить в жертву, поэтому следует есть только жертвенных животных (кому вообще подобает их есть), а больше никаких». Таковы одни акусмы, другие (самые пространные) касаются жертвоприношений, как следует их совершать по тому или иному случаю, еще другие * * * о переселении из здешнего мира, о похоронах и как следует хоронить. (86). Как видим, в некоторых добавляется, почему «следует» [делать то-то и то-то], как, например, следует обзаводиться детьми, чтобы оставить вместо себя другого почитателя богов, а в других причина не указана. Некоторые из этих пояснений, по всей вероятности, изначально входили в текст, а некоторые добавлены много позже, например о том, что не следует ломать хлеб, так как это имеет неблагоприятные последствия для суда в Аиде. Присоединяемые [к акусмам] предположительные объяснения не пифагорейские, а принадлежат посторонним [=непифагорейским] толкователям, изощрявшим свое остроумие и пытавшимся присовокупить [к акусмам] вероятное обоснование вроде только что упомянутого, — почему не следует ломать хлеб. Одни толкуют в том смысле, что не следует разделять то, что сводит, ибо в старину все друзья, по обычаю варваров, сходились к одному хлебу, другие — что не следует совершать такое предзнаменование в начале [трапезы], ломая и растерзывая. 58. ПИФАГОРЕЙСКАЯ ШКОЛА D. ИЗ «ПИФАГОРЕЙСКИХ ИЗРЕЧЕНИЙ» И «ПИФАГОРЕЙСКОЙ ЖИЗНИ» АРИСТОКСЕНА *1 а. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 95: Теперь я скажу о занятиях в течение всего дня, которые [Пифагор] назначал ученикам; те, кто вверил себя его руководству, поступали, согласно его предписаниям, так. (96) Утренние прогулки пифагорейцы со-вершали в одиночестве, и причем в такие места, где были подходящий покой и тишина, где храмы и священные рощи иль иная какая отрада. Ибо они считали, что не следует встречаться с кем-либо, прежде чем они упорядочат и гармонизируют сознание (dia>noia), а упорядочиванию сознания способствует именно такая тишина, напротив; общение с толпой сразу после подъема, по их мнению, вызывает смятение духа. Вот почему все пифагорейцы всегда выбирали наиболее священные места. И только после утренней прогулки они встречались друг с другом преимущественно в храмах, а если не в храмах, то в подобных местах. Это время они употребляли на преподавание и учение, а также на исправление нравов. (97) После подобного времяпрепровождения они обращались к заботе о теле. Большинство умащалось и упражнялось в беге, меньшинство еще и в борьбе — в садах и рощах, иные и с гантелями или в боксировании с тенью (ceironomi>a), выбирая упражнения с таким расчетом, чтобы они способствовали укреплению тела. На завтрак ели хлеб с медом или сотами, а вина днем не пили. Время после завтрака посвящали занятиям государственными делами, как внутренними, так и внешними и иностранными, следуя предписанию законов: в часы после завтрака они стремились покончить со всеми делами. А с наступлением вечера снова отправлялись на прогулки, но теперь уже не в одиночку, а по двое и по трое, припоминая уроки (maqh>mata) и упражняясь в добрых делах. (98) После прогулки принимали ванну и, искупавшись, шли на сисситии [=совместные трапезы], причем за одной трапезой собиралось не больше десяти человек. Когда участники сисситий были в сборе, совершали возлияния и жертвоприношения в виде начатков и [воскурения] ладана. Затем приступали к обеду с тем, чтобы отобедать до захода солнца. Питались вином, ячменными лепешками, [пшеничным] хлебом, мясом и овощами, как вареными, так и сырыми. Мясо подавалось только жертвенных, подлежащих закланию животных, а рыбу ели редко, так как некоторые виды ее в силу известных причин вредны для здоровья. (99) После обеда совершались возлияния, а затем приступали к чтению. По обычаю, читал самый молодой, а самый старший следил за тем, что следует читать и чего не следует. Перед тем как разойтись, виночерпий наливал им вина для возлияния, и по совершении возлияния самый старший произносил следующие заповеди: домашним и плодовым растениям вреда не причинять и не губить их, равно как и животным, не причиняющим вреда человеческому роду, не вредить и не губить их. (100) Кроме того, он наставлял относиться с благоговением, иметь добрые помыслы о богах, демонах и героях и точно так же относиться в помыслах к родителям и благодетелям, закону помогать, с беззаконием воевать. После этих слов все расходились по домам. Одежду носили белую и чистую. Подстилками служило льняное полотно, овчиной не пользовались. Занятие охотой не одобрялось, и такого упражнения в заводе не было. Таковы были предписания большинству пифагорейцев на каждый день относительно пищи и образа жизни. (101) По преданию, был и другой способ воспитания — посредством «пифагорейских изречений». 1 b (I DK). ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 163: Как сообщают, из наук пифагорейцы превыше всего ценили музыку, медицину и мантику. Они были молчаливыми, любили слушать, и умеющий слушать у них удостаивался похвал. Из медицины: более всего одобрялся диетический вид, и в нем они были чрезвычайно щепетильны. Прежде всего они стремились изучить признаки должной пропорции (summetri>a) питья, еды и отдыха. Затем они едва ли не первыми стали заниматься и определять [диетические нормы] относительно приготовления блюд. Более, нежели их предшественники, пифагорейцы применяли катаплазмы, а фармацевтику одобряли меньше и из лекарственных средств употребляли главным образом средства против нагноений, а хирургическое вмешательство [доел, «разрезы и прижигания»] одобряли всего менее. (164) Против некоторых болезней применяли и заклинания. Они верили также, что большое целительное воздействие на здоровье оказывает и музыка, если только пользоваться надлежащими ладами. Для исправления души при-менялись также избранные цитаты из Гомера и Гесиода. Они считали, что следует держать и сохранять в памяти все, чему учат и объясняют, и что уроки и лекции укладываются [в уме] до тех пор, пока их может вмещать познающая и запоминающая часть [души], ибо это именно та часть, которой следует познавать и в которой хранить познанное. Память они ценили чрезвычайно, весьма упражняли ее, проявляли о ней большую заботу и, учась, не переходили от одной темы к другой до тех пор, пока не усваивали прочно содержание предыдущего урока и не припоминали сказанного за день. (165) Пифагореец поднимался со спального ложа не раньше, чем припомнит все, что произошло вчера. Припоминание (анамнесис) же он осуществлял так: он старался повторить в уме, что первым он сказал, или услышал, или приказал домочадцам после того, как встал, что — вторым и что — третьим. То же и о последующем. И точно так же [он припоминал], кого он встретил первым, выйдя из дому, кого вторым и какие разговоры велись во-первых, во-вторых и в-третьих, и т. д. Он старался повторить в уме то, что произошло за весь день, причем норовя припомнить все события в том же порядке, в каком они происходили. Если же по пробуждении у него было больше досуга, то он таким же образом старался повторить и события третьего дня. (166) [Не останавливаясь на этом], они старались упражнять память еще больше, так как, [по их мнению], нет ничего более важного для знания (ejpisth>mh), опыта (ejmpeiri>a) и ума (fro>nhsiv), чем способность помнить. Вот от таких занятий вся Италия наполнилась философами, и прежде безвестная, благодаря Пифагору она была прозвана «Великой Грецией», и в ней появилось множество философов, поэтов и законодателей, и из нее были перенесены в Грецию искусство красноречия, эпидейктические речи и писаные законы. И все, кто упоминает о физике, прежде всего цитируют Эмпедокла и Парменида Элейского, а кто хочет привести назидательную сентенцию на житейские темы, цитируют мысли Эпихарма, и едва ли не все философы знают их наизусть. К § 163 ср.: Cramer, Anecdota Paris. I, 172: Пифагорейцы, по словам Аристоксена [фр. 26 Wehrli], практиковали очищение (ka>qarsiv) тела — посредством медицины, а души — посредством музыки. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 110: Пифагор придавал большое значение «очищению»: так он называл лечение музыкой. Схолии V к «Илиаде» К 391: В старину вплоть до пифагорейцев музыке приписывали чудесную силу, называя ее «очищением».
7. Там же, 233: О том, что пифагорейцы не изредка уклонялись от дружбы с чужаками, а сторонились и остерегались ее весьма рачительно, равно как и о том, что дружбу между собой они сохраняли неослабной в течение многих поколений, можно судить <среди прочего> по тому, что рассказывает в сочинении «О пифагорейской жизни» Аристоксен [фр. 31 Wehrli] и что он сам, по его словам, слышал от Дионисия, тирана Сицилии, когда тот, свергнутый с престола, был школьным учителем в Коринфе. (234) Вот что говорит Аристоксен: «От плача, слез и всего подобного они воздерживались, насколько это возможно, и точно так же от лести, мольбы, выпрашивания милости и всего подобного. Дионисий, потеряв тираническую власть и приехав в Коринф, часто рассказывал нам историю о пифагорейцах Финтии и Дамоне. Это история о поруке за приговоренного к смерти. Порука же была дана при следующих обстоятельствах. Среди его окружения, сказал Дионисий, были люди, которые часто поминали пифагорейцев, насмехаясь, и издеваясь над ними, и называя их жуликами, и утверждая, что от их величавости, притворной верности и бесстрастия не останется и следа, если нагнать на них изрядного страху. (235) Кое-кто стал возражать, и вышел спор. Тогда устроили Финтию и его друзьям вот какой розыгрыш. Дионисий послал за Финтием, и один из его обвинителей сказал в его присутствии, что он-де и еще кое-кто уличены в заговоре против тирана, это подтвердили присутствовавшие «свидетели», и негодование вышло весьма правдоподобным. Финтий только подивился таким словам. Но когда Дионисий сам заявил, что это расследовано точно и что он должен умереть, Финтий сказал, что раз уж он так решил, то пусть хотя бы подарит ему остаток дня, чтобы он уладил свои дела и дела Дамона — а они жили вместе и все у них было общее, причем Финтий, как старший, взял на себя большую часть забот по хозяйству. Вот зачем он просил его отпустить, а поручителем за себя дал Дамона. (236) Дионисий, по его словам, удивился и спросил, найдется ли такой человек, который отважится стать поручителем за приговоренного к смерти. Финтий подтвердил, и тогда вызвали Дамона. Тот выслушал, что произошло, и сказал, что ручается и останется здесь, покуда не вернется Финтий. Дионисий, по его словам, был потрясен этим сразу же, а те, кто затеял испытание, стали потешаться над Дамоном, говоря, что тут-то он и попадется, я, подшучивая над ним, называли его выкупной ланью. Уже на заходе солнца пришел Финтий, чтобы принять смерть, чем были потрясены и обезоружены все. Тогда Дионисий, обняв и поцеловав пифагорейцев, попросил взять его в друзья третьим, но те не согласились на это ни за что, как он их ни упрашивал». (237) Вот что рассказывает Аристоксен якобы со слов самого Дионисия. Рассказывают, что даже не знавшие друг друга пифагорейцы старались оказывать дружеские услуги тем, кого они никогда не видели, стоило им лишь получить какое-нибудь свидетельство того, что они посвящены в то же учение; судя по этим услугам, не так уж невероятно утверждение, что добрые люди, даже если они живут в разных концах земли, — друзья между собой прежде, чем познакомиться и поговорить. Рассказывают, что один пифагореец, совершая в одиночестве длинный путь, остановился на постой в гостинице, и от утомления и по ряду других причин заболел тяжело и надолго, так что у него вышли все средства. (238) Но хозяин гостиницы, то ли от жалости к нему, то ли из гостеприимства, снабдил его всем, не поскупившись ни на услуги, ни на расходы. Когда болезнь усилилась, пифагореец, почувствовав приближение смерти, начертил на дощечке какой-то условный знак (su>mbolon) и наказал, чтобы, коли с ним что случится, хозяин вывесил дощечку возле дороги и следил, не признает ли условного знака кто из прохожих; кто узнает, тот-де возместит ему траты на него и отблагодарит за пего. После его смерти хозяин гостиницы похоронил его тело по обряду, и, хотя он не очень-то надеялся на покрытие расходов и на вознаграждение со стороны некого [прохожего], признающего дощечку, все же, изумленный наказом [умирающего], каждый день пробовал выставлять дощечку напоказ. Спустя много времени один пифагореец, проходя мимо, остановился и узнал, кто начертил знак. Расспросив о случившемся, он заплатил хозяину гостиницы намного больше денег, чем было истрачено. (239) Как передают, Клиний из Тарента, узнав, что Прор из Кирены, последователь учения Пифагора, находится на грани разорения, собрал деньги, поплыл в Кирену и поправил дела Прора, сочтя пустяком не только уменьшение собственного состояния, но и опасность, которой он подвергся во время плавания. Точно так же Фестор из Посидонии, зная лишь понаслышке, что Тимарид из Пароса — пифагореец, когда тот из большого достатка впал в нужду, поплыл на Парос с большой суммой денег и восстановил его имущество. Ср. § 127: Вот что рассказывал [Аристоксену Дионисий Младший в Коринфе], равно как и [сходную] историю о Финтии и Дамоне, Платоне и Архите, Клинии и Проре [гл. 54, 3 выше]. Другая история — об Эвбуле Мессенскомт который плыл домой, был захвачен тирренскими [пиратами] и увезен в Тиррению. Но тирренец Навсифой, который был пифагорейцем, признав в нем ученика Пифагора, отнял его у разбойников и в полной безопасности доставил его в Мессену. (128) Среди пяти с лишним тысяч наемников, которых карфагеняне собирались отправить в ссылку на пустынный остров, Мильтиад Карфагенский увидал Посида Аргосского — оба были пифагорейцами. Подойдя к нему, он не открыл ему готовившейся операции, но посоветовал как можно скорее бежать на родину, пристроил его на проплывавший мимо корабль, дал денег на дорогу и спас его от опасности. 8. ЯМВЛИХ. О пифагорейской жизни, 200: Что касается мнения (do>xa), то о нем, как сообщают, пифагорейцы учили так. Глупо обращать внимание на всякое мнение и мнение всякого, и особенно на мнение толпы: правильно судить и придерживаться правильного мнения — удел немногих. Ибо ясно, что правильным мнением обладают знающие, а знающих мало. Откуда ясно, что подобная способность [=судить правильно] не распространяется на большинство. Но глупо и пренебрегать всяким воззрением и мнением: кто настроен таким образом, тот рискует оказаться неисправимым невеждой. Незнающему необходимо учить то, чего он не ведает и не знает, а учась, необходимо верить воззрению в мнению знающего и умеющего научить. Короче говоря, те юноши, которые хотят спастись, должны верить воззрениям и мнениям старших и добропорядочных в жизни. (201) Вся человеческая жизнь «распределена» (как они выражаются) на возрасты, связать которые не всякому под силу, ибо они упраздняют друг друга, если человека не воспитывать хорошо и правильно с самого рождения. Если воспитание ребенка было прекрасным, целомудренным и мужественным, то большая часть его должна передаваться юношескому возрасту, точно так же, если воспитание юноши было прекрасным, целомудренным и мужественным, то большая часть его передается возрасту взрослого мужа. А то, что наблюдается у большинства, — нелепо и смешно. (202) По их мнению, дети должны быть дисциплинированными и целомудренными и воздерживаться от всего, что кажется пошлым и неприличным, а по достижении юношеского возраста им разрешают — во всяком случае, у большинства — делать что угодно. [В результате] в этот возраст стекаются, так сказать, оба вида прегрешений: юноши совершают много прегрешений, свойственных детям и мужчинам. И действительно, избегать всё, что связано с серьезными занятиями и порядком, говоря вообще, и преследовать всё, что связано с игрой, необузданностью и детским озорством (u[briv),— характернейшая черта детского возраста. Стало быть, такая склонность переходит из детского возраста в следующий за ним. А всевозможные сильные желания, равно как и различные виды честолюбия, а также все прочие опасные и беспокойные стремления и склонности проникают в юношеский возраст из мужского возраста. Поэтому из всех возрастов этот требует наибольшего внимания. (203) Вообще говоря, человеку никогда не следует разрешать делать все, что он хочет, но всегда должно иметься некоторое руководство и законная и благообразная власть, котором будет подчиняться каждый гражданин. Ибо животное, предоставленное самому себе и оставленное без внимания, быстро дичает [~дегенерирует], становясь дурным и негодным. Говорят, пифагорейцы часто спрашивали и задавались вопросом, почему мы приучаем детей к упорядоченному и размеренному питанию и утверждаем, что порядок и пропорция для них хороши, а то, что противоположно этому, — беспорядок и диспропорция — безобразны. Скажем, пьяница и обжора — предмет сурового осуждения. Если все это становится бесполезным, когда мы достигаем мужеского возраста, то попусту приучать нас к такому порядку в детском возрасте. То же и о других привычках. (204) А ведь у других животных не наблюдается того, что воспитывается людьми: и щенка, и жеребенка с самого начала приучают и учат тому, что они должны будут делать, когда вырастут. С кем пифагорейцы встречались и кого они принимали в свое общество, тем они настоятельно советовали остерегаться наслаждения пуще всего остального, ибо ни одна другая страсть не сбивает нас с пути и не ввергает в грех так, как оно. Судя по всему, они утверждали, что вообще ничего не следует делать, ставя своей целью наслаждение, ибо по большей части эта цель непристойна и вредна; целью любой практической деятельности должно быть прежде всего прекрасное и благопристойное, а во-вторых, выгодное и полезное. Но умение определять эти цели требует незаурядной способности суждения. (205) О так называемом телесном желании пифагорейцы, как говорят, учили так. Желание как таковое есть некий порыв, стремление или влечение души либо к некому наполнению, либо к присутствию чего-то, либо к ощущению или чувственному состоянию. Бывает и желание противоположного, т. е. опустошения, отсутствия и нечувствительности к некоторым вещам. Эта страсть разнообразна и едва ли не наиболее многоразлична из всех человеческих страстей. Большинство человеческих желаний — благоприобретенные и созданные самими людьми. Поэтому эта страсть требует строжайшего контроля, надзора и настойчивого упражнения тела. Желание пищи при опустошенном теле естественно, равно как и желание надлежащего опустошения при наполненном теле тоже естественно. Но желание утонченной пищи или утонченной и роскошной одежды и покрывал или же изысканного, дорогостоящего и затейливого жилища благоприобретено; то же самое относится к утвари, посуде, прислуге и животным, которых держат ради роскоши. (206) Из всех человеческих страстей этой страсти в особенности свойственно не останавливаться ни на чем, но разгораться до бесконечности. Вот почему надо сызмальства заботиться о подростках, чтобы они желали то, что должно, воздерживались от желаний суетных и чрезмерных, и, оставаясь невозмутимыми и чистыми от подобных влечений, презирали бы тех, кто достоин презрения и порабощен желаниями. Следует заметить, что суетные, вредные, чрезмерные и разнузданные желания преимущественно возникают у тех, кто живет в довольстве, ибо нет такого вздорного влечения, которого бы не испытывала душа таких детей, мужчин и женщин. (207) Род человеческий отличается исключительным многообразием желаний: свидетельство тому — разнообразие пищи. Прямо-таки не счесть числа плодов, не счесть числа клубней, которыми питается род человеческий. Этого мало, он питается всевозможными видами мяса, и мудрено сыскать хоть одно земное, пернатое или водное животное, которого бы он не вкушал. Мало того, он выдумал всевозможные способы приготовления и всякого рода букеты вкусов. После этого нечего удивляться тому, что род человеческий подвержен безумным и многообразным движениям души. (208) Ибо каждый вид пищи вызывает особое [душевное] состояние. Люди заметили, что некоторые [виды пищи] сразу же вызывают значительное изменение [сознания], например что вино, выпитое в большом количестве, до поры до времени делает более веселыми, а потом все более безумными и непристойными, а на то, что не обнаруживает такой силы, они внимания не обращают. Между тем, все что принято внутрь, вызывает особое состояние [души]. Вот почему необходимо большое искусство, чтобы заметить и понять, какую пищу и в каком количестве надо употреблять. Первоначально эта наука была достоянием Аполлона и Пеона, впоследствии — Асклепиадов. (209) О рождении, как говорят, они учили так. По их мнению, следует всячески остерегаться так называемой скороспелости, ибо ни скороспелые растения, ни [преждевременно созревшие] животные не приносят хороших плодов, но должно пройти некоторое время до плодоношения, чтобы семена и плоды происходили от крепких и созревших тел. Поэтому мальчиков и девочек следует воспитывать в трудах, упражнениях и надлежащей выносливости, они должны питаться надлежащей пищей, ведя трудолюбивый, целомудренный и выносливый образ жизни. В человеческой жизни много такого, чему лучше научиться с опозданием: к этому относится и занятие любовью. (210) Итак, мальчика надо воспитывать так, чтобы до двадцати лет он не искал такой связи. По достижении же двадцати лет любовью следует заниматься изредка. Этого можно достичь, если он будет ценить хорошее самочувствие и считать его за благо: ведь невоздержность и хорошее самочувствие исключают друг друга. Говорят, что они хвалили уже существовавшие к тому времени установления греческих городов, запрещавшие соитие с матерью, дочерью, сестрой, а также в храме и на людях: они считали правильным и полезным чинить как можно больше препятствий таким действиям. Судя по всему, они считали необходимым искоренять противоестественные зачатия и зачатия, совершаемые в состоянии распущенности (u[briv), и допускать только зачатия, совершаемые естественно и целомудренно ради целомудренного и законного деторождения. (211) Они считали, что надо проявлять большую заботу о будущем потомстве. Первая и важнейшая забота — приступать к деторождению, ведя целомудренный и здоровый образ жизни, избегая как несвоевременного обжорства, так и употребления внутрь того, от чего слабеют потенции тела; и ни в коем случае не быть пьяным [в момент зачатия], ибо, по их мнению, от дурной, неслаженной и беспорядочной конституции тела (kra~siv) получается негодное семя. (212) Они считали совершеннейшим легкомыслием и непредусмотрительностью — собираясь производить на свет живое существо, не заботиться со всяческим старанием о том, чтобы появление на свет новорожденных было как можно более счастливым, тогда как любители собак со всяческим старанием заботятся о выращивании собак, определяя, от каких родителей, когда и при каком состоянии [родителей] родятся добрые щенки, и точно так же любители птиц. (213) Ясно, что и все прочие, кто выводит благородные породы животных, проявляют всяческое старание о том, чтобы зачатие их происходило не как попало, а люди не обращают никакого внимания на собственное потомство, но и зачинают его наобум и как придется, импровизируя на все лады, и выкармливают и воспитывают его после этого спустя рукава. В этом важнейшая и очевиднейшая причина порочности и худородности большинства людей, ибо у большинства деторождение происходит по-скотски и наобум. Такие наставления и обычаи в том, что касается целомудрия, были в ходу у пифагорейцев на словах и на деле, а восприняли они эти заповеди искони от самого Пифагора словно Дельфийские оракулы, К § 205 ср. СТОБЕЙ, III, 10, 66, с. 424, 13=АРИСТОКСЕН, фр. 37 Wehrli: Из «Пифагорейских изречений» Аристоксена. О желании они учили так. Эта страсть разнообразна и наиболее многоразлична. Из желаний одни — благоприобретенные и искусственные, другие — врожденные. Желание как таковое есть некий порыв, стремление и влечение души к наполнению, или присутствию ощущения, или опустошению и отсутствию и нечувствительности. Есть три наиболее известных вида ошибочного я дурного желания: непристойность, неумеренность, неуместность. Действительно, желание бывает непристойным, пошлым и вульгарным либо с самого начала, либо это не так, но оно сильней и продолжительней, чем подобает, либо, в-третьих, [оно бывает таким], когда возникает в неположенное время и направлено на неположенный предмет. К § 209—213 ср. СТОБЕЙ, IV, 37, 4, с. 878, 13=АРИСТОКСЕН, фр. 39 Wehrli: О рождении детей они учили так: всячески остерегаться так называемой скороспелости, ибо ни скороспелые растения, ни [рано созревшие] животные не приносят хороших плодов, но требуется некоторое подготовительное время для плодоношения, по истечении которого окрепшие и созревшие тела способны производить семя и приносить плоды. В человеческой жизни есть много такого, чему лучше научиться с опозданием, — таковы любовные сношения. Поэтому детей следует занимать упражнениями так, чтобы у них не оставалось досуга и чтобы они по возможности не только не искали, но и не знали о существовании такой связи до двадцати лет. А по достижении двадцати лет заниматься любовью следует изредка: это весьма полезно и для здоровья родителей и для здоровья будущих детей. Он учил также, что нельзя сходиться с женщинами для деторождения ни объевшись, ни напившись, ибо, но его мнению, от дурной, неслаженной и беспорядочной конституции тела отнюдь не родится гармоничное (eu]ruqma) и красивое, равно как и [нравственно] хорошее потомство. 57. ЛИКОН (ЛИК) 3. АФИНЕЙ, X, 418 Е: Пифагор Самосский тоже мало ел, как сообщает Ликон из Иаса в «Жизни Пифагора». жүктеу/скачать 93.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|