А. А. Павлов к вопросу об изменении характера плебейского трибуната на завершающем этапе сословной борьбы

А. А. ПАВЛОВ

Основным источником по данной проблеме является труд Тита Ливия, в котором рассматриваемому периоду посвящены три книги (VIII-X), охватывающие период с 341 по 292 гг. Изменения, произошедшие после закона Публилия Филона 339 г., не остаются незамеченными автором, который порой акцентирует на этом свое внимание. Так, рассказывая о событиях 310 г. (IX. 33. 3) он замечает, что уже много лет между патрицианскими должностными лицами и плебейскими трибунами не было никаких споров, а несколько позднее (X. 37. 11) явно выражает свое мнение в словах, приданных консулу Луцию Постумию, который говорит, что плебейские трибуны – «невольники знати». Похоже, именно эти две фразы стали ключевыми в понимании Ливием трибуната этого периода.

В трех указанных книгах плебейские трибуны фигурируют в 17 различных по характеру эпизодах³, в которых содержится информация о плебисцитах, деятельности трибунов и их взаимоотношениях с сенатом и другими органами власти, а также просопографические данные.

Изменение характера и функций плебейского трибуната особенно наглядно прослеживается в изменении характера плебисцитов⁴. Традиция сохранила конкретную информацию о шести плебисцитах этого периода. По крайней мере два из них (несмотря на все их различия), говорят о стремлении плебейских трибунов окончательно урегулировать политические достижения плебейской элиты и консолидировать патрицианско-плебейскую элиту в структурно оформленный организм. Это плебисциты братьев Огульниев 300 г. и Овиния 313 г. Первый из них – единственный, который сохраняет, на первый взгляд, черты прежнего периода. Согласно Ливия, плебейские трибуны, братья Квинт и Гней Огульнии, вынесли предложение, чтобы к имеющимся 4 патрицианским понтификам и авгурам были добавлены 4 плебейских понтифика и пять авгуров. Таким образом, речь идет о борьбе за новые должности для плебеев, причем трибуны представлены инициаторами плебисцита. Но Ливий хорошо понимает, что он отражал интересы верхушки плебеев (X. 6. 5). Из его слов: «Как оказалось, что в коллегии было только четыре авгура, мне неизвестно, разве что двоих унесла смерть...» (X. 6. 7), – видимо следует, что поводом к реформе могла послужить вакансия и плебейская элита могла рассматривать это как благоприятный случай для предъявления своего требования на равное участие в обеих политически значимых коллегиях, при этом не наносилось ущерба непосредственно правам их патрицианских членов. Ливий пишет, что эта рогация вызвала негодование патрициев, но тут же сообщает, что борьба их была не очень упорной. В целом, закон был принят достаточно легко и, как считает К.Й. Хелькескамп, это скорей не «победа» плебса, а результат процесса развития и стабилизации новой элиты⁵. Действительно, после получения плебеями доступа к ряду основных магистратур (консулат – 366 г., диктатура – 356 г., цензура – 351 г., претура – 336 г., курульный эдилитет – 366 г.) и в том числе магистратур, имеющих сакральный характер (decemviri sacris faciundis 367 г.), несмотря на все значение коллегий авгуров и понтификов, доступ в них для плебейской элиты носил скорее знаковый характер окончательного уравнения с патрицианской элитой. Начало же этому процессу было положено еще законами Лициния – Секстия 367 г. и, особенно, законами Публилия Филона 339 г., которые стабилизировали ситуацию после двадцатилетней патрицианской «реакции» 50–40-х гг.⁶ Следует отметить и то, что Ливий говорит о законе принятом народом в трибутных комициях⁷, следовательно с согласия сената. Все это побуждает согласиться с Л. Ланге, который указывал на определенное патрицианское влияние, способствовавшее быстрому принятию закона⁸. И «революционность» действий трибунов здесь скорее форма выражения их действий, нежели отражение их содержания⁹.

Плебисцит плебейского трибуна Овиния, датируется условно временем до цензуры Аппия Клавдия 312 г. (318-313 гг.), хотя точной датировки его не сохранилось и его порой относят как к предыдущему, так и последующему периоду¹⁰. Информация о нем сохранилась у Феста¹¹. Согласно этому плебисциту, задача ревизии сенатского списка перешла от консулов к цензорам. И первым известным цензором, который произвел lectio, был Аппий Клавдий¹². Какое место занимает этот плебисцит в трибунской политике этого периода. С одной стороны, посредством установления ex omni ordine optimum, он стоит на традиционном направлении защиты достижений плебейской элиты, но вместе с тем, вне зависимости от того, было ли это целью плебисцита, он устранял зависимость пополнения сената от решения ежегодно сменяемого магистрата, находящегося под влиянием различных групповых интересов. Но главное здесь было то, что компетенция пополнения сената была изъята у консульской должности, которой сенат противостоял как контрольная инстанция. С другой стороны, вследствии плебисцита, критерии рекрутирования сената стали более объективными и стали связываться не со спорными критериями знатности и влияния, а непосредственно с занятием должности и ее величиной. Таким образом, появляется новый легитимный критерий принадлежности к нобилитету, общий для патрициев и для плебеев, что способствовало консолидации новой знати. Этому же способствовала и формализация «кодекса поведения» патрицианско-плебейской знати, опирающегося на патрицианские традиции и выразившаяся в так называемой cura morum цензоров. Появление этой функции, вероятно, имеет непосредственную связь с lectio senatus¹³.

Остальные плебисциты также не носят сословного характера и в них явно прослеживается ряд черт, которые найдут наиболее полное отражение в трибунате классической поры. И в первую очередь это проявляется в изменении отношений плебейских трибунов с патрицианско-плебейским сенатом (что, впрочем, прослеживается и в двух предыдущих).

Под 327 г. Ливий сообщает о плебисците, который продлил консульские полномочия Квинта Публилия Филона, в связи с военной необходимостью. Фактически это был первый прецедент такого рода, посредством которого создавался новый конституционный институт проконсулов. У Ливия мы читаем следующее: «...с трибунами договорились предложить народу, чтоб по окончании консульства Квинт Публилий Филон вплоть до окончания войны с греками продолжал дело как проконсул» (VIII. 23.12)¹⁴. Этот плебисцит не вызывает сомнений, поскольку вслед за ним последовал целый ряд подобных назначений. Сведения об аналогичном плебисците мы встречаем в 296 г. (X. 22. 9): «А военные полномочия Луция Волумния, согласно постановлению сената и решению народа, были продлены еще на год»¹⁵. Проконсулы были назначены и в 297 г., но без указания на трибунов и плебисцит (X. 16. 1). Для 307 г. Ливий сообщает о продлении консульских полномочий Фабия Руллиана сенатом на следующий год (IX. 42. 2). Возможно таким же образом получили пропреторские полномочия в 295 г. Гней Фульвий и Луций Постумий Мегелл (X. 26. 15; 30. 1). В 292 г. Дионисий сообщает о продлении консульских полномочий Кв. Фабия Максима для войны с самнитами (Dionys. XVII (XVIII). 4. 4). Таким образом, из перечисленного ряда по крайней мере в двух случаях пророгация происходила при помощи плебисцита по согласованию сената с плебейскими трибунами. Возможно, что и в остальных случаях имел место плебисцит, что, впрочем, могло варьироваться в зависимости от конкретной внутриполитической ситуации, но важен сам прецедент такого рода. Эта практика закрепилась в Риме и использовалась позже (XXIX. 13. 7; XXX. 41. 4; XXXI. 50. 10). Можно было бы, конечно, рассматривать возникновение подобной практики, как результат сословной борьбы, однако об этом ничего не сообщает традиция, и в подобной практике не могли быть заинтересованы ни плебеи, ни плебейские трибуны, которые стояли вне военной компетенции¹⁶. И именно поэтому очевидно, что сенат начинает использовать трибунат в качестве противовеса во внутриполитической игре и он все более превращается в инструмент сенатской политики, то есть политики патрицианско-плебейского нобилитета. Используя плебейских трибунов и решения плебейских собраний, сенат освобождался от необходимости поручать подобные предложения магистратам, которые в этом случае выступали заинтересованными лицами как носители империя. Вместе с тем, опираясь на плебисциты, сенат усиливал значение выносимых решений и вместе с тем ограничивал возможную сферу компетенции высших магистратов, об амбициях которых и трениях с сенатом сообщает неоднократно Ливий (VIII. 12. 9; 34. 1; IX. 26. 10; 33. 4-5). Подобная практика также вела к усилению значения трибутных собраний в законодательстве в противовес центуриатным, что найдет полное отражение в последующем периоде¹⁷.

В этом же ключе можно рассматривать плебисцит 311 г. (X 30, 3-4): «В этом году еще два рода полномочий стали вручаться народом, и оба в военном деле: во-первых, постановили, чтобы народ избирал по шестнадцать военных трибунов на четыре легиона, тогда как прежде лишь несколько мест ставились на голосование народа, в основном же назначались те, к кому мирволили диктаторы и консулы. Это предложение было внесено плебейскими трибунами Луцием Атилием и Гаем Марцием; во-вторых, постановили, чтобы народ ведал и назначением корабельных триумвиров, занимавшихся снаряжением и починкой судов. Это поставил на всенародное голосование трибун Марк Деций» (пер. Н. В. Брагинской)¹⁸. Что касается первого плебисцита, то и здесь ограничивалось право высшей магистратуры на назначение военных трибунов. Когда и каким образом возникло избрание военных трибунов не ясно, но вероятно в связи с реорганизацией коллегии военных трибунов с консульской властью в 367 г., в ходе которой военные трибуны сохранили магистратский характер. Теперь же трибутные собрания получили право избрания всех военных трибунов. С одной стороны, это вновь указывает на ослабление военной власти высшей магистратуры, с другой на дальнейшее расширение участия народа в выборах. Вместе с тем, решение этого плебисцита вело к косвенному усилению сената, который мог влиять на формирование и выбор кандидатов в трибутных комициях. В этом могла быть заинтересована и элита, поскольку выборная должность имела больший почет и могла быть ступенью в должностной карьере. Все сказанное можно отнести и к плебисциту М. Деция.

Подобная практика взаимоотношений плебейских трибунов и сената проявляется также в законе 304 г. Ливий по этому поводу пишет следующее: «И только тогда по воле сената народу был предложен на утверждение закон, запрещавший освящать храм без приказа сената или большинства трибунов»¹⁹. Поводом к нему был спор вокруг освящения храма Конкордии в 304 г. небезизвестным курульным эдилом Гнеем Флавием, который «по единодушной воле» народа заставил понтифика Корнелия Брабата произнести посвятительные слова, которые за ним повторял Флавий. До этого, как говорит Ливий, храмы освящали только консулы и полководцы (X. 46. 6). Используя подходящий повод, сенат и здесь добился решающего влияния. Нам не известны случаи посвящения с согласия трибунской коллегии. Но важно то, что и здесь плебейские трибуны действуют совместно против высшей должности, ограничивая ее полномочия, а сенат закрепляет за собой важные контрольные функции. При этом сама формулировка Ливия показывает, что согласие сената и большинства трибунской коллегии представляло равноправную альтернативу.

Помимо плебисцитов, новизна во взаимоотношениях с сенатом проявляется и в повседневной политике. Очень примечателен эпизод о котором сообщает Ливий под 310 г. Согласно его сообщения, к консулу Кв. Фабию, воевавшему тогда с этрусками и намеревавшемуся перейти Циминийский лес, сенат отправил пять послов и двух плебейских трибунов, чтобы запретить консулам переходить Циминийские горы. Это первый случай такого рода. До того плебейские трибуны, согласно традиции, не могли покидать Рим (Gell. XIII. 12. 9; Macr. Sat. I. 3. 8; Dio. 37. 43. 45. 27), а tribunicia potestas распространялась только в пределах помериума. Цель их включения в посольство скорее не в том, как полагают Н. Е. Боданская и Г. П. Чистяков²⁰, что при необходимости они могли отменить постановление сената, а напротив, в возможности противостоять консулам, если их намерения не будут совпадать с решением сената²¹.

Таким образом, практика плебисцитов рассматриваемого периода, говорит как об изменении характера плебисцитов, так и об изменении характера самого трибуната. Практически все плебисциты этого периода были приняты либо по инициативе сената, либо с его согласия. Ни один из них не может рассматриваться как решение, относящееся только к плебсу, они касались всей civitas и не вызывали противоречий. Трибунат нигде не противопоставляется сенату, напротив, он всегда действует в согласии с ним, как орган способный противостоять чрезмерному усилению власти отдельных магистратов. Изменение характера плебейского трибуната несомненно связано с выделением плебейской верхушки, которая получила доступ в сенат по законам Лициния – Секстия 367 г. и особенно активно стала формироваться и консолидироваться с патрицианской аристократией с 30-х годов. Небезынтересно сравнить и дополнить эти выводы, анализом данных просопографии.

В период с 339 по 287 г. (52 года) известны семнадцать упоминаний имен плебейских трибунов четырнадцати фамилий (дважды, вероятно, занимал магистратуру трибун М. Флавий в 328 и 323 гг.; возможно, к этой же фамилии принадлежал еще один трибун 305 г., Гн. Флавий (более известный как эдил 304 г.), которого традиция обычно называет сыном (внуком) вольноотпущенника; в 300 г. коллегию занимали два брата Кв. и Гн. Огульнии).

К третьей группе относятся Л. Коминий (313 г.), Л. Фурий (308 г.), M. Скантий (294 г.). В рассматриваемый период только родственник Коминия Л. Коминий был военным трибуном 325 г. Коминий известен тем, что обвинил в impudicitia Гая Летория Мерга за его деятельность в качестве военного трибуна во второй Самнитской войне (Dionys. XVI. 4; Val. Max. VI. 1. 11). Фурий препятствовал участию Аппия Клавдия в выборах в консулат пока тот не сложил с себя полномочия цензора. Марк Скантий привлек к суду Луция Постумия после сложения консульских полномочий (X. 46. 16). Ливий не называет причину привлечения, но несколько ранее (X. 37) он передает спор, вызванный требованием Постумия предоставить ему триумф. После того как сенат отказал ему в этом, он обратился к народу, нелестно выражаясь в сторону отцов, и в конечном итоге получил триумф от народа вопреки воле семи трибунов и сената. Таким образом, все три трибуна этой группы выступают против должностных лиц в связи с нарушением «конституционных» норм и обычаев.

К пятой группе, помимо названных Л. Ливия и Кв. Мелия, относятся M. Деций, Г. Марций, Л. Атилий, известные по выше рассмотренным плебисцитам 311 г.; Кв. и Гн. Огульнии – авторы lex Ogulnia 300 г.; трибуны M. Курий Дентат (299 г.) и П. Семпроний (Соф? 310 г.) известны своей борьбой против антиконституционных поползновений Аппия Клавдия. П. Семпроний боролся за ограничение цензорства Аппия Клавдия законным сроком, а М. Курий Дентат выступил против действий Аппия Kлавдия в качестве интеррекса, когда последний при выборах консула стремился воспрепятствовать избранию на должность плебея (Cic. Brut. 55; Aur. Vict. Vir. Ill. 34. 3). Трибун M. Флавий в 328 г. входил в коллегию, которая впервые провела плебисцит о продлении консульских полномочий (см. выше), а в 323 гг. выступил с предложением наказать тускуланцев за то, что по их совету и с их помощью велитрийцы и привернаты пошли войной против римского народа (что вполне может соответствовать его деятельности в предыдущий год). О деятельности Гнея Флавия в качестве плебейского трибуна ничего не известно. Как и сомнительны сведения о последнем трибуне этой группы M. Антистии (319 г.). Ливий вспоминает о его деятельности только в XXVI книге при описании событий 210 г. По-видимому, он участвовал в урегулировании отношений между римлянами и отпавшими сатриканцами. У Ливия речь идет, судя по всему, о плебисците, которым народ дал право сенату решить вопрос с сатриканцами.

Таким образом, из соотношения социального положения трибунов и их деятельности видно, что характер деятельности трибунов фактически не зависит от их социального положения, а сама она сосредоточена на противостоянии антиконституционным поползновениям должностных лиц, принятии плебисцитов, которые касаются не только внутренней политики, но и внешней, где трибуны выступают как представители populus в целом, а трибутное собрание как собрание populus.

Вопрос о законности плебисцита, мог, как считает Й. Хелкескамп, обостриться во второй фазе конфликта, после того как плебисцит о долговом вопросе повторно был отклонен³⁰. Гортензий узаконил решения плебисцитов и приравнял их к lex. Но это не значит, что до этого плебисциты были неисторичны или не имели силы. Формально они зависели от patrum auctoritas, но фактически от меняющегося соотношения политических и общественных сил³¹. В рассматриваемый период, в условиях постепенного ослабления сословного противостояния и функционального упадка плебейского трибуната как основы борьбы за равноправие, изменяется и характер плебисцита. Из рассмотренных выше случаев видно, что решения плебисцитов никогда не ограничиваются только плебсом. Все они имеют общегосударственное значение, инициатива их исходит от сената и они не несут в себе положений сословного характера, которые могли бы оспариваться на этом уровне. Поэтому патрициям постулировать их необязательность не было никакой нужды. В 287 г. такого согласия не было. Напротив, кажется, сенат выступил против. И здесь мог сыграть свою роль патрицианский аргумент о необязательности плебисцитов для патрициев, который успешно использовался ранее. И в условиях напряженной ситуации, плебс мог вытребовать утверждения обязательности и независимости их решений, что, впрочем, никоим образом не противоречило интересам плебейского нобилитета, как и патрицианского, так как фактически закон Гортензия только формализовал ту практику, которая сложилась в рассматриваемый период.

Утрата инициативы в традиционной сфере, о чем шла речь выше, не в последнюю очередь была связана и с появлением плебейских консулов и других магистратов. В этой ситуации роль положительной власти, осуществляющей политику умиротворения плебса, взяли на себя плебейские консулы, что наглядно видно по событиям, связанным с борьбой против должничества и снижения процентных ставок (357, 352, 347, 342, 326 гг.). Уравнение властных полномочий патрицианских и плебейских магистратов должно было заменить проблему патрицианской власти, проблемой власти как таковой. И созданные для противостояния патрицианской власти трибуны, превратились в институт хранителей римской конституции (недаром именно к этому периоду относятся первые апелляции патрициев к плебейским трибунам (Liv. VIII. 33. 7; IX. 26. 10), власть которых перестает рассматриваться как сословная.

Итак, можно констатировать, что изменение характера трибунской власти происходит не после законов Гортензия 287 г., а после событий 342-339 гг. (lex sacrata militaris, плебисцит Генуция, lex Publilia Philonis)³². Именно в период с 339 по 287 гг. он из органа борьбы за политические и экономические права плебса превращается еще и в инструмент нобилитета, способный, благодаря приобретенным в ходе сословной борьбы полномочиям, стоять на страже незыблемости римской конституции.

(RIASSUNTO)