А. В. Назаренко Южнонемецкие земли в европейских связях IХ-Х вв.//СВ. 1990. Вып. 53. С. 121-136. (Извлечение)

Южнонемецкие земли в европейских связях IХ-Х вв.//СВ. 1990. Вып. 53. С. 121-136. (Извлечение)

В составе вкладной книги Пассауской церкви, датируемой 1264 -1265 гг., сохранился исключительно важный памятник начала X в. (между 903 и 907 гг.), получивший в науке название Раффельштеттенского таможенного устава (далее — РУ). Устав издан по указу восточнофранкского короля Людовика IV Дитяти (899 — 911), но призван восстановить мытные порядки на востоке Баварии, «как они по справедливости соблюдались во времена Людовика и Карломана, а также прочих королей», т. е. владев­ших Баварией до Людовика IV и его отца Арнульфа королей Карломана (876—880) и Людовика II Немецкого (840—876).

В отечественной науке часто используются данные следующего фрагмента РУ: «Славяне же, приходящие (в Восточную Бава­рию. — А. Н.) для торговли от ругов или богемов, если располо­жатся торговать в любом месте на берегу Дуная или в любом месте у роталариев или реодариев, с каждого вьюка воска [вносят в ка­честве пошлины] две меры стоимостью в один скоти каждая; с груза каждого носильщика — одну меру той же стоимости; если же собираются продавать рабов или лошадей, то за каждую рабыню — по одной тремиссе, столько же — за жеребца, за раба -одну сайгу, столько же — за кобылу. Баварам же и славянам из той страны (Баварии.—А.Н.), покупающим или продающим здесь, платить ничего не требуется» .

В латиноязычных (по преимуществу немецких) памятниках X — XI вв. ругами нередко именовалась русь. Практически общепризнанно, что и в РУ мы сталкиваемся со случаем такого словоупотребления. Выдвигавшиеся время от времени возражения выглядят не слишком убедительно. Все они так или иначе сводятся к тому, что руги в РУ — это славянское население древнего Ругиланда, т. е. территории к северу от Дуная, примерно между Laureacum (соврем. Lorch близ города Энс) и Сommagenae (соврем. Тulln несколько выше Вены по Дунаю). Однако, чтобы доказать это, совершенно недостаточно продемонстрировать, что баварские книжники IX—X вв. могли быть знакомы с житием св. Северина (основным источником сведений о германских ругах на Дунае во второй половине V в.). Надо доказать, что этноним «руги» в этом значении был термином живого языка на рубеже IX—X вв., поскольку РУ составлялся не учеными монахами а маркграфом Арибо «вместе с [теми] судьями Востока, которые окажутся в этом (старых мытных порядках. — А. Н.) сведущими». Ясно, что этнонимическая номенклатура такого документа, как таможенный устав, призванного служить руководством для сборщиков пошлин, должна была быть актуальной, а и книжно-традиционной. Кроме того, противники «русской гипотезы» упускают из виду главное — данные самого текста РУ. Ругиланд V в. весь попадает в пределы Баварской восточной марки IX в. Таким образом, «Sclavi de Rugis», если понимать их как «славяне из Ругиланда», были бы частью местного населения, т. е. тех «баваров и славян из этой страны», которым РУ обеспечивает льготы сравнительно с прочими торгующими. Но тогда непонятно, почему РУ именно ругов недвусмысленно изымает из числа туземных славян и в правовом отношении приравнивает их к чехам, т. е. к иностранцам.

Знаменательно и другое. «Славяне от ругов или богемов», кроме берега Дуная, имеют право торговать только «у роталариев и реодариев». Речь идет о местности в районе современной реки Rodl (д.-в.-н. Rotala) и современной области Riedmarch, т. е. компактной небольшой территории к северу от Дуная, приблизительно от первой таможни РУ на западе до Энса, третьей таможни, на востоке. В чем причина таких ограничений? Ее нетрудно угадать, взглянув на карту: именно здесь и должны были оказываться чешские купцы, если они двигались от Праги естественным путем вверх по Влтаве, преодолевая затем перевалы через Шумаву. Нет ничего удивительного в том, что этим же путем сюда попадали и русские купцы, так как, вероятно, и они шли из Праги, где прямо засвидетельствованы очевидцем — Ибрагимом Ибн Якубом в 965 г.

Такие ограничения в отношении мест торговли ругов и богемов делают, на наш взгляд, невероятной локализацию ругов, которую, вслед за Г. Вольфрамом, предлагает И. Херрманн, усматривая в ругах РУ конгломерат славянских поселений по реке Камп. Зачем здешним славянам было отправляться торговать далеко на запад к «роталариям и реодариям»? И почему именно там им отводилось место для торговли? И. Херрманн считает, что руги торговали близ Маутерна, последней из таможен РУ, но эта точка зрения, как видим, находится в прямом противоречии с данными РУ.

Передвижение через Чешский лес должно было в большой степени облегчаться многочисленными притоками Дуная, берущими здесь свое начало. И вот, оказывается, что одна из таких речек в западной части района, отведенного в РУ для торговли русским и чешским купцам, носила в средневековье название Rûzische (т. е. «русская») Muchel. В источниках оно встречается по крайней мере с первой трети XII в., но возникло, конечно, раньше. Характерна последующая история этого гидронима, сколько позже мы встречаем здесь не «Русскую», а «Чешскую Мюль»: Böhmishe Mühl. Речь идет не о переименовании, потому что одно из позднейших названий реки — Rauschemühl — является очевидной народной этимологией с.-в.-н. Rûzische Müchl. Следовательно, в свое время река носила два конкурирующих параллельных названия: «Русская» и «Чешская», а это как нельзя лучше подтверждает данные РХ о том, что русские и чешские купцы приходили в Восточную Баварию одним и тем же путем и именно в этих местах. Географическое положение Rûzische/Böhmishe Müchl в этом смысле оптимально: она является левым притоком Grobe Müchl и в своем верхнем течении близко подходит к Влтаве. Спускаясь же по Grobe Müchl, купцы выходили к Дунаю как раз рядом с Ашахом-Rosdorf’ом, первой таможней РУ.

Давно замечено, что товары, которыми, согласно РУ, торгуют «Sclavi de Rugis vel de Boemanis»: воск, рабы и лошади — вполне соответствуют традиционным статьям древнерусского экспорта, известным как по русским источникам , так и по сведениям Ибн Якуба. Эти данные, помимо того, что они еще раз свидетельствуют в пользу тождества ругов РУ с русью, позволяют проследить дальнейшую судьбу русских товаров. Рабы были предметом транзитной торговли; трансконтинентальная работорговля весьма часто упоминается в раннесредневековых источниках, так что, основываясь на этих упоминаниях, мы можем не только наметить пути движения древнерусского экспорта из Восточной Баварии, но и поставить вопрос о времени возникновения торговых контактов между средним Поднепровьем и немецким Подунавьем.

Традиционные данные на этот счет, свод которых был предложен в знаменитой работе В. Г. Васильевского, относятся, главным образом, к XI–XII вв. и, во всяком случае, не дают никаких оснований для определенного суждения о связях южнонемецких земель с Восточной Европой до X в. Введенные позже в науку свидетельства еврейских источников также не внесли ясности в этот аспект вопроса, так как сами были не старше XI в. Еще меньше могли дать материалы археологии, потому что по нумизматическим находкам путь из Киева на Прагу и далее на Дунай, хорошо засвидетельствованный письменными источниками, вообще не прослеживается ни на одном этапе его существования. Таким образом, X в. сложился в качестве «стихийной» верхней хронологической границы функционирования этого пути. Между нормы РУ, как мы видели, в целом отражают практику середины — третьей четверти IX в. Нельзя, конечно, на этом основании безоговорочно относить данные РУ о ругах-руси к этому времени, но самую такую возможность следует рассмотреть самым тщательным образом, тем более что наука располагает вполне надежными данными о торговле в IX в. на путях, бывших в X—XII вв. западным продолжением тракта Киев — баварское Подунавье.

Обстоятельства европейской работорговли IX—X вв. изучены достаточно хорошо. Как известно, двумя главными перевалочными пунктами ее были Венеция и халифат кордовских Омейадов, который сверх того сам был крупнейшим рынком сбыта европейских, в первую очередь славянских, рабов. Отсюда живой товар поступал в мусульманские страны Африки и Ближнего и Среднего Востока. Ведущую роль в трансконтинентальной работорговле играли еврейские купцы. Они участвуют в перекупке рабов и согласно РУ, и Ибн Якубу. Более того, из РУ как будто явствует, что рабы были главным товаром этих торговцев par exellence («mercatores, id est Iudei et ceteri mercatores»), которых лишает всяких торговых привилегий, заставляя за все плати «справедливую пошлину»; во всяком случае, только рабы поименованы expressis verbis. Из Восточной Баварии рабы поступи через Австрийские Альпы в Венецию и более северным путем, через южнонемецкие земли, в долину Роны, где в Арле грузились на корабли, отплывающие в Испанию. Оба эти пути функционировали уже в IX в.

Видимо, основная масса рабов доставлялась на венецианский рынок с восточного славянского побережья Адриатики. Тем не менее значительная их часть происходила с территории Франкского государства, о чем прямо говорят договоры IX в. между Венецией и западными императорами, в которых венецианцы обязываются не покупать и не продавать рабов из имперских земель. Так как эти обязательства фигурируют в трех документах, разделенных полувеком, ясно, что франкским государях не очень-то удавалось пресечь вывоз рабов на заграничный рынок. Главными поставщиками рабов на территории империи были области, пограничные со славянами, т. е. тот германо-славянский лимес, который подробно очерчен в Диденхофенском капитулярии 805 г. В этом документе среди торгово-административных центров связей со славянским зарубежьем названы и южнонемецкие на Дунае: Регенсбург и Лорх, место которого в течение IX в. занял соседний Энс.

В позднеримскую эпоху из Laureacum-Лорха в глубь империи вели две дороги: на юг в Аквилею и на запад, к северу от Альп, в Галлию. Первая дорога шла через Ovilia (соврем. Wels), Gаrbomagi (Windischgarsten), Matucacio (близ соврем. Althofen), Viruno (неподалеку от Клагенфурта) на Филлах и Аквилею-Венецию.

Так как в эпоху Каролингов главные римские дороги пребывали еще в относительной исправности , то существование торгового пути, по которому из восточнобаварского Подунавья в Венецию поступали в числе прочего и славянские рабы, в IX в. выглядит естественным. Оно подтверждается, например, данными «Жития св. Наума», где описаны злоключения некоторых учеников славянского первоучителя Мефодия, которые своими политическими противниками в Моравии были проданы в рабство еврейским купцам. Те доставили их для продажи в Венецию, где они по счастливой случайности оказались выкуплены одним византийским чиновником. Эту историю источник относит ко времени Василия I (867 —886). Небезынтересна и многочисленная топонимика, производная от этнонима Jude, на территории Баварской восточной марки, особенно в Каринтии, т. е. на пути в Северную Италию. Она засвидетельствована со второй половины XI — первой половины XII в.

Большинства этих поселений в IX в., возможно, еще не было но тот факт, что они концентрируются вдоль дорог, ведущих к Филлаху, откуда шел прямой путь на Ионтеббу по ту сторону Альп и далее в Венецию, со всей очевидностью говорит в пользу их «торгового» происхождения.

Позднеримская дорога из Лорха на запад проходила через Ovilia на Iuvavum (Зальцбург), откуда через современную Южную Баварию вела в Brigantium (Брегенц) на восточном берегу Боденского озера. Здесь она раздваивалась, и в долину Роны можно был попасть двумя путями: через Санкт-Галлен или двигаясь вверх по Рейну, а затем на запад вдоль Цюрихского озера. Существование и этого пути в раннее средневековье подтверждается рядом данных VIII —IX вв. Так, сохранились и фрагменты таможенной устава города Валенштадт в Восточной Швейцарии, располагавшегося на рассматриваемом пути; речь идет в них именно о работорговле: «С каждого продаваемого там раба [взимается пошлина], в два денария». Из весьма ранних запретительных мер относительно вывоза рабов за рубеж именно в Баварии и Швабии можно заключить, что как раз здесь работорговля принимала международные формы. Подобные установления содержатся, например, в решениях баварского синода 772 г. при герцоге Тассило и в Алеманнской правде. Разрешения на транзитную торговлю был предметом особых привилегий, и некоторые из них указывают мим своим содержанием на то, что предназначались для употребления на южнонемецких территориях. Значение этого пути сравнительно с венецианским должно было сильно возрасти после протекционистских мер правительства дожей против своих еврейских конкурентов на Средиземноморье в начале X в. Этому обстоятельству следует, видимо, приписать возникновение в X в. и более северных маршрутов (например, Магдебург — Кобленц -Лион).

Итак, трансъевропейская магистраль, столь живо обрисованная в середине X в. еврейскими информантами кордовского министра Хасдая Ибн Шафрута, в западной своей половине действовала в IX в. Но можно ли то же самое сказать о ее восточном отрезке (восточнее Праги)? Насколько нам известно, единственным источником, который позволил бы положительно ответить этот вопрос, является свидетельство арабского географа Ибн Хордадбеха об одном из путей еврейских купцов-раданитов, выходящих «из Испании или Франции» и «иногда следующих позади Византии к областям славян, затем к Хамлиджу, городу хазар, затем в море Джурджана (Каспийское. —А. Н.), затем к Балху и Маверранарху» и т. д. до Китая. Как бы ни датировать текст Ибн Хордадбеха о путях раданитов — 40-ми или 80-ми годами IX в., он служит достаточным доказательством существования и из Западной Европы через земли славян в Хазарию з IX в., но некоторая его географическая неопределенность порождает целый ряд неясностей. Что за земли славян имеются в виду? Входила ли в их число Киевская земля? Как именно попадали отсюда купцы на Нижнюю Волгу? Так ли, как это описано у Хасдая Ибн Шафрута, т. е. через Русь и Волжскую Булгарию, или как-то иначе? Возместить эту неоднозначность важного источника IX в. позволяют, нам кажется, некоторые недостаточно известные и новые материалы (главным образом лингвистические), происходящие из Южной Германии, по которой проходил участок пути, непосредственно прилегавший к «славянскому». Речь идет о данных относительно времени и путей проникновения этникона «русь» в южнонемецкие диалекты.

Начнем с так называемого Баварского географа — памятника, введенного в русскую науку еще Н. М. Карамзиным. В нем упомянут народ Ruzzi по соседству с хазарами и венграми, кочевавшими тогда в южнорусских степях. Единственный список источника палеографически датируется не позднее IX в. Датировки, предлагавшиеся по содержанию текста, колеблются от 817 г. до конца IX в. Неоднозначность этих выводов свидетельствует о недостаточной корректности методик. Опыт кодикологического анализа всего сборника, в составе которого дошел Баварский географ, был предпринят чешским исследователем Р. Новым. Он свидетельствует в пользу максимально ранней датировки существующего списка: по Р. Новому, он возник между 811 и 821 гг.

Это результат был во многом предопределен правильной палеографической атрибуцией рукописи: Б. Бишофф установил, что она происходит из скриптория швабского монастыря Райхенау на Боденском озере, а не из баварского Регенсбурга, как считалось ранее. Выдающаяся роль этого монастыря в политике Восточно-франкского королевства по отношению к славянам Юго-Востока, само местоположение его на магистральном торговом пути IX в. из Восточной Баварии в Южную Францию (который проходил, как мы видели, через Брегенц мимо Боденского озера), наконец, живой интерес, проявлявшийся здешними книжниками к картографии и астрономии, характерный уже для эпохи первого культурного взлета Райхенау при аббате Хейто во втором десятилетии IX в., — все эти обстоятельства заставляют с особым вниманием отнестись к географическому описанию Центральной и Восточной Европы, возникшему здесь, вероятнее всего, уже в первой четверти IX в. и известному под именем Баварского географа. Информация его составителей даже о самых отдаленных краях могла быть основана на показаниях очевидцев. Так, например, известный писатель первой половины IX в. и монах Райхенау Валафрид Страбон (ум. 849 г.) знает «со слов веродостойных братьев» о далеко не общеизвестном факте, как сохранение остатков богослужения на готском языке в некоторых местах в устье Дуная.

Трудно не видеть связи между появлением Баварского географа и теми активными мерами по организации и стимуляции восточной торговли, которые были предприняты Карлом Великим, а затем и его преемником Людовиком Благочестивым после ликвидации Аварского каганата в конце VIII в.: строится канал между Майном и Дунаем, издается знаменитый Диденхофенский капитулярий (805 г.), регламентирующий торговлю со славянскими землями вдоль всей восточной границы империи (см. примеч. 26), около 820 г. в Регенсбурге начинается чеканка каролингского денария 52, с 837 г. в документах упоминается фигурирующая в РУ торговая дорога вдоль правого берега Дуная, фактически существовавшая, конечно, задолго до этого 53, и т. д. Именно с начала IX в. на территории Баварии начинают фиксироваться монетные находки, что также указывает на переломный характер этого времени в торговой ситуации на юго-востоке Германии. Вот когда должны были сложиться связи между южнонемецкими областями и глубинными районами Восточной Европы, благодаря которым в Райхенау, в сердце Швабии, в начале IX в. узнали о существовании народа «русь» по соседству с хазарами.

Разумеется, путь через Прагу, предполагаемый РУ, в IX в. не мог быть единственным, и естественно думать, что в эпоху расцвета Великоморавской державы действовали как пути с Верхней Вислы к Дунаю по Мораве, так и через позднейшую Венгрию (через Верецкий перевал), заглохшие на рубеже IX—X вв. в связи с венгерской опасностью. В РУ уже ничего не говорится о каких бы то ни было иностранных купцах, приходящих с востока вверх по Дунаю, хотя упомянут «моравский рынок» (mercatus Marahorum), куда через Баварскую восточную марку следуют корабли с баварской солью. И все-таки некоторые следы участия купцов из Руси в торговых связях с немецким Подунавьем через Моравию в IX в. имеются.

9 июля 1192 г. австрийским герцогом Леопольдом Бабенбергом был издан привилей регенсбургским купцам, в котором для обозначения торговцев из Руси или на Руси употреблен латинский термин Ruzarii. Можно показать, что лат. Ruzarius, д.-в.-н.

Rûzâri, с.-в.-н. Rûzaere — это одна из форм этнонима «русин» в древне- и средневерхненемецких диалектах, образованная при помощи характерного для немецкой средневековой этнонимической номенклатуры суффикса -âri. Хотя этот редкий вариант имени «русь», помимо документа 1192 г., «в чистом виде» более нигде не зафиксирован, он не является гапаксом, как считалось ранее, так как неоднократно встречается в южнонемецкой топонимике и антропонимиконе, где отэтнонимические личные имена были весьма употребительны. Впервые с формой д.-в.-н. Rûzâri мы сталкиваемся довольно рано: в одной из грамот короля Людовика Немецкого от 863 г. названо местечко Ruzaramarcha («марка русариев»), т. е. попросту «русская марка». Оно локализуется несколько восточнее Энсской таможни РУ, между Дунаем и нижним течением Иббса, т. е. там, где проходила вдоль южного берега Дуная упоминавшаяся выше «strata publica» из документа 837 г. и «strata legitima» РУ, ведшая на «моравский рынок». Следовательно, Ruzaramarcha располагается много восточнее и южнее той территории, которая отведена в РУ для торговли русским и чешским купцам, на хорошо засвидетельствованном для IX в. торговом тракте — том самом, по которому двигались через Баварскую восточную марку на Русь торговые караваны и в XII в. Считаем поэтому, что рассматриваемый топоним можно расценивать как реликт существования пути Киев — Краков — Морава — Дунай или Киев—Верецкий перевал — Дунай в середине IX в. Куда могли идти привозимые из Восточной Европы товары далее, мы уже знаем.

Зашифрованное, но оттого не менее драгоценное свидетельство древности восточноевропейских связей баварского Подунавья представляет нам микротононимика Регенсбурга. В дарственной некоего регенсбургского каноника Генриха монастырю в Rohr, помеченной 1138 г., среди прочей недвижимости назван «дом каменный и деревянный близ Русских ворот». В форме композита эти «Русские ворота» упомянуты еще однажды в регенсбургской купчей 1170 г., где среди свидетелей фигурирует некто «Gozuinus de Ruzinespurchtor» Ruzim/Ruzin (-es – формант, связующий две основы сложного слова) представляет собой дат. падеж множ. числа от д.-в.-н. Rûzi/с.-в.-н. Rûze с основообразующим суффиксом ja. Употребление беспредложного дательного в роли локатива (местного падежа) — явный архаизм (в соответствии со средневерхненемецкой нормой следовало бы ожидать «porta ze Ruzen/Riuzen» или в латинизированном варианте «porta ad Ruzos). Мы видим этому только одно объяснение: ранняя «топонимизация» привела к консервированию архаичной морфологической формы. Хронологический разрыв между возникновением топонима и его первым упоминанием не должен смущать ввиду ущербности источниковой базы; так, в грамоте 1138 г. также впервые упомянут городской квартал итальянских купцов «inter Latinos» (позднейший Walchenviertel), который возник, конечно, не в XII в.

Отэтнонимические названия городских кварталов, особенно же ворот — явление обычное: ср., например, Жидовские, Лядские, Угорские ворота в древнем Киеве.

Изложенные материалы согласны в том, что сведения о народе «русь» проникали в южнонемецкие земли (Баварию и Швабию) уже в первой половине, а вероятно, и начале IX в. Остался еще один штрих: выяснить, когда и где имя «русь» впервые вошло в немецкие диалекты. Оказывается, ответить на этот вопрос можно довольно точно. Среди многообразия аллографов этого имени, встречающихся в немецких латиноязычных памятниках древневерхненемецкого периода (до XI в. включительно), можно выделить формы, верхненемецкие по своему происхождению (типа Ruxi/Ruzzi), и установить их первичность по отношению к производным позднейшим нижненемецким формам (типа Rusci/Ruci). Далее, в средненемецкий период (примерно с рубежа XI — XII вв.) доминируют формы с умлаутом долгого гласного в корне: Riuze, Reuze и т. д. Следовательно, в древневерхненемецком этноним должен был иметь варианты, образованные при помощи суффиксов ja, jan. Поскольку -j- в указанной позиции в древнебаварском исчез совершенно не позднее первой половины IX в., то заимствование имени «русь» должно было совершиться здесь прежде этого срока.