Альфред Вебер «Избранное: Кризис европейской культуры»
жүктеу/скачать 0.53 Mb.
|
|
Принципиальные замечания к социологии культуры. Общественный процесс, процесс цивилизации и движение культуры. Перевод М. И. Левиной. Предварительные замечания. Примечани Третий или четвертый человек. О смысле исторического существования. Перевод М. И. Левиной. Глава 7. Ритмизация истории и толкование ее смысла 1. Результаты истории и витальные силы. 2. Возможная осмысленность истории 3. Мыслительное постижение и процесс сознания в истории 4. Формирование бытия посредством толкований смысла 5. Надцелесообразые толкования смысла и их распространение 6. Последовательность исторических ступеней и поставленная задача 7. Следствие Примечани Альфред Вебер «Избранное: Кризис европейской культуры». Университетская книга, Санкт-Петербург, 1999. Принципиальные замечания к социологии культуры. Общественный процесс, процесс цивилизации и движение культуры. Перевод М. И. Левиной. Предварительные замечания. Постановка темы в данной работе соответствует сформулированной мною задаче, которую я изложил, правда, очень несовершенным образом, в лекции зимой 1909/10 г. в Гейдельберге. Моим намерением было определить свою позицию в вопросе о ситуации нашей западной культуры, которая выходила бы за пределы надежд и желаний, используя достигаемые результаты социологического понимания, чтобы уяснить себе наше место в общем историческом движении данного времени. Ясно было следующее: при более глубоком проникновении должно было обнаружиться, что, с одной стороны, невозможно обойтись без разработки ряда основных воззрений по социологии культуры; с другой — их применение к истории должно было постоянно расширять перспективу и безгранично увеличивать изучаемый материал, даже если он, что обычно в социологии культуры, может быть группирован только после получения его из вторых рук. — Я надеялся, что, несмотря на ограниченные силы и обременительную профессиональную деятельность, мне удастся предложить в 1915 г. какие-либо предварительные результаты. Война и ее последствия, которая меня, как и других, на 4 с половиной года вырвала из сферы научной деятельности, превратили эту, как и прочие научные работы, в груду развалин. Однако постановка вопроса, из которой я исходил, была несомненно существенной и правильной для состояния нашего сегодняшнего сознания. В мое намерение отнюдь не входило охватить исторические факты рамками общего философского и историко-теоретического рассмотрения в виде единой картины, притязающей на то, чтобы предоставить основу нового взгляда на историю вообще и одновременно на новую философию1. Задача, которую я поставил, была значительно скромнее. Я хотел и хочу оставаться в рамках социологического анализа, т. е. исходить из типичных принципов форм движения культуры, типизируя анализировать, исходя из этого, историю и судьбу культуры различных крупных исторических тел, чтобы затем применить полученные результаты, «схему», — назовем это так — к современной ситуации. Правда, оказалось необходимым определить свое отношение к существующим философиям истории, однако только для того, чтобы уяснить понятия «культура» и «движение культуры». Это было сделано в докладе о понятии «социология культуры», основной мысли которого я сегодня, быть может, сумел бы придать лучшую форму2. К этому предполагалось присоединить анализ принципов форм развития западной культуры (ее периодизации, аспектов ее выражения, ее динамики и т.д.) и ее социологически постигаемой сущности, что было в форме набросков дано в лекции 1909/1910 гг.; предполагалось также попытаться с помощью полученных воззрений мысленно открыть культурно-социологическое качество XIX и начала XX в. Хотя даже частично осуществить эту программу при выполнении профессиональных обязанностей теперь едва ли возможно, здесь все-таки делается попытка в ряде свободно построенных статей предложить для дискуссии ранее сложившиеся основные мысли. I В каждом культурно-социологическом анализе целесообразно различать сферы исторических процессов, а именно, проводить различие между общественным процессом, процессом цивилизации и движением культуры. Политическая история, так же как история хозяйства и социальная история, изучает по своей сущности судьбу крупных исторических образований человечества, их больших, географически, событийно и культурно связанных друг с другом единств, намереваясь посредством установления представляющихся существенными для общего хода развития конкретных фактов уяснить в каждом данном случае их особую судьбу. Эти науки рассматривают каждую историческую сферу — китайскую, индийскую, переднеазиатскую, античную, арабскую, германо-романскую исторические сферы, а также другие, как в известном смысле «единое тело», внутри которого происходит определенная последовательность событий, как связанное местом и временем происходящего целое, для общей судьбы которого выявляются главные данные. При этом делается попытка связать изложение и отчасти также объяснение крупных событий, образы великих людей, судьбу масс с характером хозяйства, развитием структуры политических образований, с социальными преобразованиями и другими материальными формированиями и переформированиями исторических образований. Эта работа является конкретной исторической морфологией3. При использовании так называемых духовных факторов и течений внимание уделяется прежде всего материальной судьбе этих образований. Совершенно иной и мало связанной друг с другом является деятельность в области истории искусства, литературы, музыки, религии, философии и науки, короче говоря, всех превратившихся в дисциплины частей истории культуры, которой как общей науки сегодня не существует4. Для этих дисциплин материальных форм исторических судьбоносных образований в качестве существенного предмета их изучения и существенных данных развития не существует. Их толкование и объяснение важных эманации и движений культуры, которыми они занимаются, духовных течений и систем идей, сущность которых они пытаются открыть и приблизить нашему пониманию, исходит, если они не считают достаточным ограничиться описанием образа и содержания изучаемых явлений, из объяснения связей, в целом, следовательно, с одной стороны, из «проблем», которые следует решить в областях культуры (история проблем философии и т. д.), с другой — прежде всего из технических принципов в отдельных областях, их развития и ценности их выражения (развития техники живописи, изобразительного искусства, законов гармонии в музыке, законов развития языка, литературного стиля и форм выражения и т. д.). И результатом такого исследования становится констатация обычно методически недостаточно проверенной последовательности и ритмики в происходящем, борьбы «духовных течений», стилистических форм и выражений и прочего, но всегда констатация того процесса, который в своей сущности по технике или содержанию лежит в принципах самих областей культуры и их развития. Эти дисциплины рассматривают историю культуры соответственно принципам их исследования в значительной степени как автономную сферу истории, движение и развитие которой они пытаются объяснить из нее самой5. Исследователь политической истории притязает на право каким-либо образом ввести результаты деятельности всех этих отдельных дисциплин в области истории культуры в свою картину исторического процесса, вставить «духовные течения и факты», открытые другими дисциплинами, в «материальный» процесс, который он освещает, и таким образом превратить его изображение судеб больших исторических тел в общую картину, а если он такие общие картины соединяет, — создать всеобщую историю. Перед социологом, если он, в свою очередь, хочет попытаться увидеть вещи в их единстве, встает очень пестрое, составленное не только из оснований, связанных с историей науки, но и с необходимыми техническими и методическими основаниями, в сущности несвязанное смешение структурных элементов, — если он хочет понять какую-либо часть исторического процесса, например культурный процесс, в целом и в его необходимости, в которой этот процесс вырастает из исторического целого, и если он к тому же решает установить его типическую или закономерную связь с общим процессом развития; если он в качестве социолога культуры пытается необходимым образом связать эманации культуры в мире западной истории, их существенное содержание, повторение или неповторение их типических форм и выражений с судьбой великого западного сообщества, связать их с обосновываемыми различными ответвлениями истории объективными фактами, материальными фактами, проводящими границы в историческом процессе, так, чтобы они были понятно и убедительно соотнесены с ними. Перед ним встают сначала, как было сказано, несвязанные, лишь внешне объединенные в общем изображении истории ряды событий. И если он хочет соединить эти ряды, ему придется для своих целей иначе расчленить материал, чем это делают различные специальные дисциплины, исходя из их задач. Он должен попытаться понятийно упорядочить для своих целей общую историю в других группировках и дать в представлении ее синтез. При этом факты, касающиеся внешних форм исторической жизни, установленные исследователями политической истории, хозяйства и социальных отношений, эти факты необходимым образом представятся ему в несколько иной форме. Он увидит большой единый общественный процесс, в котором в различных сообществах при всем их различии все-таки выявляются типичные формы и стадии развития. Крупные события (войны, революции, реформации и пр.) будут типическим образом входить в эти формы и стадии, и великие люди будут необходимо, а не случайно, занимать определенные места. Социолог обнаружит влияние на этот общественный процесс и духовной сферы, тех фактов и процессов, следовательно, которые ему предоставляют дисциплины в области культуры. Но если он будет рассматривать этот процесс в его ядре, то он предстанет ему как форма, в которой при определенных природных (географических, климатических и прочих) условиях тотальность естественных человеческих влечений и воли, действующих в различных сообществах, получает, соединенная в них как «население», какой-либо необходимый образ. Один образ, или, вернее, меняющиеся в развитии образы, которые следуют друг за другом, борются друг с другом, сменяют друг друга и приводят в своей борьбе к важным перипетиям вековых исторических событий. При этом социолог заметит, как этот процесс в больших изучаемых им сообществах, рассматриваемых и им как замкнутые образования, повсюду ведет от примитивных условий, от отсталых родовых образований, в которых он впервые их увидел на исторической сцене, посредством совершенно различной в каждом случае группировки все-таки сходных форм; как этот процесс через высокие ступени общественного движения в конце концов приводит к различным стадиям, к длительному окостенению формы, к старческому распаду или к мировой экспансии своих сил; посредством параллельного развития — к различному характеру перехода их судьбы в универсальный исторический процесс человечества. Он увидит, как Китай, Индия — каждая из этих стран в данных ей природных условиях и в направлении предначертанного им развития — проходят через века свой необходимый общественный процесс, пока не переходят в старческое окоченение, пребывая в нем на протяжении веков и сохраняя это состояние еще сегодня, омываемые мировой экспансией Запада. Древнюю переднеазиатскую и египетскую культурную сферу, развитие которой в тысячелетия до н. э. социолог может восстановить благодаря открытым документам, он также познает в направлении и характере их общественного развития определяемыми природными условиями существования (прежде всего ирригацией, системой каналов); он поймет, что их старческое окоченение в после широком смысле, как охватывающей все происходящее в данной исторической сфере, — из условий, которые должны привести ее к своего рода мировой экспансии, а в ней к старческому распаду ее форм, ее материальности. Ведь не что иное, как такой старческий распад есть история поздней античности в период императорского правления. И социолог видит, как западная историческая сфера, вытесняющая, начиная с Великого переселения народов, вследствие нового перемещения арены на север античную, проходит, исходя из условий, «из которых она появилась», совершенно иное, но также необходимое развитие, развитие, которое позволяет ей посредством многих стадий эволюции и конвульсий достигнуть в конце концов мировой экспансии, причем самой большой из всех когда-либо существовавших, действительно охватывающей всю Землю, в которой сегодня ее «врожденные» формы, по-видимому, распадаются, и сама эта сфера, вероятно, переходит в нечто новое, движется к своей гибели или к созданию новых исторических тел. Короче говоря, социолог всегда будет рассматривать конкретный ход событий в различных крупных исторических телах, их в известной степени материальную судьбу, которую предлагают ему исследователи политической, хозяйственной истории и истории социальных отношений, в рамках картины общественной эволюции, в каждом данном случае особой, но всегда зависящей по своему содержанию от природных условий, происходящей при новой группировке и новом порядке общих форм; эта эволюция проходит необходимое заданное число стадий и ведет к необходимому определенному конечному результату, в ней данные общие общественные силы действуют в каждом случае в особой окраске, общие данные общественные формы получают определенное, каждый раз особое выражение и господство, общие данные процессы выступают в различной группировке и с различным конечным результатом, однако в этой эволюции все-таки действует общий общественный принцип развития, только в различных формах. Важные события и перевороты, констатируемые историком, становятся определениями стадий развития, выражением связанных с эволюцией перипетий, а великие люди выступают как бы в качестве оруженосцев и представителей наступления новых периодов. Так социолог группирует в новую, адекватную его рассмотрению форму представления данный ему историком конкретно индивидуализированный материал «материального» развития различных исторических сфер — так он превращает массу исторических событий, касающихся этих исторических сфер, в картину, которую я предлагаю называть созерцаемой им сферой общественного процесса человечества. II
При этом социолог будет исходить, как было сказано, из того, что этот основанный, в его понимании, прежде всего на природных влечениях и волениях, принимающий в зависимости от природных условий в каждом историческом теле свою форму и свое направление общественный процесс, определяется также факторами, устанавливаемыми другой группой историков, историков «духовной области», «идеями», «духовными течениями», художественными воззрениями, религиозными убеждениями и т. д. Их конкретное динамическое отношение к ступеням, перипетиям, общественным формам и т. п., их каузальное влияние на них, prius u post' содержания и форм обеих сфер, «духовной» и «материальной», должно быть сначала безразличным6. Духовно-культурную сферу он видит наряду с материальной в каждом историческом теле также как тотальность. И что бы он ни думал о взаимовлиянии обеих сфер, он обнаруживает и в этой рассмотренной как целое духовно культурной сфере закономерности, которые пребывают в еще невыясненной связи с материальным общественным процессом. Он обнаружит в ней расцвет и старение, параллельную судьбу «культур», пребывающих в различных по своему развитию исторических телах, как бы необходимо данное появление следующих друг за другом стадий развития, своеобразно повторяющийся ритм продуктивности, различное и все-таки обладающее известной закономерностью появление различных аспектов выражения культуры (религии, философии, искусства, и внутри искусства — музыки, эпоса, лирики, драмы, живописи и т. д.) и различных видов выражения (классики, романтизма и т. д.); он обнаружит своеобразное повторение великих религиозных движений и родственных им течений идей при одинаковых условиях общественного процесса в различных «телах», короче говоря, духовно-культурное развитие в различных исторических телах, которое находится в какой-либо связи, по крайней мере в своего рода параллельности к данному общественному процессу. И он сочтет необходимым социологически рассмотреть это духовно культурное развитие также как единство, как вторую сферу исторического процесса, и для этого вывести ее из изолированности фактических рядов, в которых ему предлагают части этой сферы специальные дисциплины, поставить ее как целое исторического движения, как общий процесс различных исторических тел рядом с их общественным процессом. При этом у социолога возникает желание, в сущности это является его подлинной задачей, показать, в каких динамических отношениях друг к другу находятся эти сферы, рассмотренные социологически как единые, в различных исторических телах. Однако если он, стремясь решить эту задачу, внимательно всматривается в духовно-культурную сферу, то он ощущает нечто странное. Он замечает, что между подлинно культурными частями этой сферы с ее различными аспектами выражения и формами выражения в религии, искусстве и т. д. и общественным процессом вклинивается еще нечто, духовно-промежуточная область, пребывающая в значительно более тесной и отчетливо познаваемой связи с образом и течением общественного процесса, чем подлинные a potiori** явления культуры, возникновение религии, системы идей, периоды искусства и т. д., а именно, интеллектуальный космос, предоставляющий общественному процессу технические средства для его форм и образований и являющийся вместе с тем одной из основ феноменологии культуры. Правильнее было бы сказать: он видит, что воспринятый им вследствие изолирования специальной дисциплины и рассмотренный как единый духовно-культурный процесс в различных исторических телах в действительности по своей сущности, по феномену своего развития, своего развертывания, как и по своему отношению к общественному процессу, — совсем не единство, а двоичность, что в нем в сущности содержатся две совершенно различные стороны человеческого исторического развития, которые неоправданно были объединены в одном воззрении. При более внимательном наблюдении оказывается, что этот «духовно-культурный процесс» содержит в каждом большом историческом теле троичность, в качестве частей особого целого: во-первых, в качестве глубочайшего «чисто духовного» этого целого развитие сознания населения, которое является подлинным ядром процесса чисто духовного роста и старения исторических и культурных тел, рассмотренных с духовно-культурной стороны. Социолог обнаруживает, что в каждой большой исторической сфере, будь то китайская, индийская, античная, западная, в каждой, которую ему удается тщательно исследовать, развитие сознания типическим образом ведет от примитивных стадий, на которых мир и собственное Я рассматриваются в формах, близких сегодняшним первобытным и полукультурным народам, ко все большему рефлектированию бытия, обнаруживает, как сознание отказывается от тотемных, а затем от мифических представлений или во всяком случае придает им совершенно иное, уже не наивно понятое, а определенное рефлексией значение; как, далее, от чисто эмпирического отношения к миру и к Я происходит переход к научной или по крайней мере интеллектуально оформленной, т. е. определенной какими-либо интеллектуальными абстракциями позициями, как эта позиции развивается и на определенной стадии роста в каждом историческом теле содержится так или иначе рационализированная система понимания мира, которая может и далее развиваться и меняться; однако при этом не только внешнее переживание, «мир», но и собственное Я, его эмоции, его влечения и непосредственные представления «проработаны» и заключены в совершенно определенные, хотя и повсюду различные, формы интеллектуального систематизированного воззрения. Этот процесс социолог обнаруживает во всех исторических телах, в которых он его наблюдает, тесно связанным с вторым и третьим процессами, также принадлежащими к упомянутому «целому». Во-первых, с растущим духовным господством над природой, которое параллельно интеллектуализированию образа мира и Я представляет собой как бы другую сторону того же развития, интеллектуальное формирование практически-полезного научного космоса, опыта и знания жизни, и по своей тенденции также принимает интеллектуально-систематическую форму. Это, оставаясь в различных исторических телах на самых различных стадиях, также являет собой повсюду замкнутый в себе процесс. И наконец, социолог обнаруживает в качестве третьего духовного, связанного с этим процесса не что иное, как материализацию и конкретизацию этого второго интеллектуального космоса: трансформацию построенной там практической системы знания в нечто совершенно реальное посредством разработки аппарата орудий и методов, принципов организации и т. д., которые формируют существование в конкретные образования. Здесь вся духовная сфера внутри рационализированного развития сознания, проецированная вовне в оба названных значения, непосредственно входит в общественный процесс, обусловливает его определенным образом и этим техническим аппаратом. Короче говоря: социолог видит как нечто совершенно особенное и замкнутое большой, лишь обладающий различными аспектами выражения процесс рационализации существования, который проходит через все исторические тела, участвует в определении их формы, и его излучения затрагивают как внутреннее существование, так и наблюдающее и практическое отношение к внешнему. Этот процесс рационализации обладает собственными законами развития, собственной необходимостью развития и условиями стагнации. Он - несомненно нечто совсем другое, совсем иное сущностное единство, чем возникновение религий, систем идей, художественных произведений и культур, это — большая самостоятельная сфера развития, которая находится в совсем ином отношении к общественному процессу, чем сфера культуры; тот, кто однажды созерцал ее как единство, разделяет прежнее созерцание единства духовно-культурной сферы на «двоичность». Этот процесс интеллектуализации и рационализации, проходящий через исторические тела, и интеллектуальный космос, повсюду им выявляемый, его единство, отражающееся в трех выражениях внутреннего интеллектуального освещения, интеллектуального формирования знания и интеллектуализированного внешнего опосредствующего аппарата; воздействия, формы и образы этого космоса как особую большую сферу исторического процесса, которую надлежит целесообразно отделять в представлении как от сферы общественного процесса, так и от подлинного движения культуры, видеть и исследовать в единстве ее воздействий и своеобразных закономерностей, в историческом и социологическом рассмотрении в целом таким образом до сих пор не изучали7. Я предлагаю называть это процессом цивилизации и принципиально отчетливо отделять его и его сферу как от общественного процесса, так и от сферы движения культуры. Сфера культурного движения также входит в общественный процесс больших исторических тел, но находится в совсем другом отношении к нему, чем процесс цивилизации, в ней господствуют, как будет показано, совсем иные законы развития, ее сущность и ее положение в историческом процессе совсем другие. Я предлагаю в исследовании социологии культуры и, быть может, социологии вообще, разделять исторический процесс таким образом, чтобы обособленно рассматривать «материальное» в его развитии, то, что мы называли общественным процессом исторических тел, сферу преимущественно естественных сил влечения и воли и их формы, и мыслить затем этот общественный процесс, с одной стороны, под влиянием процесса цивилизации, сферы рационализации человечества, в конечном же итоге задать себе вопрос, в какой связи находится движение культуры в подлинном смысле слова с этими двумя процессами и их взаимодействием; складывается ли оно в своих формах каким-либо созерцательно познаваемым образом из их взаимодействия, проходит ли оно и в какой сте *До и после (лит.). **Главные (лат.). III
Процесс цивилизации и движение культуры по своей сущности, как я показал, различны; они обладают совершенно различными формами и законами развития, совершенно различной феноменологией, в которой они выступают перед нами в общем историческом процессе. Процесс цивилизации (в его различных частях образования интеллектуально сформированного образа мира и Я — макрокосмоса и микрокосмоса — космоса практически интеллектуального знания и интеллектуального сформированного опосредствующего аппарата господства над существованием) может достигать в различных исторических телах совершенно различного уровня; он может придавать создаваемому им образу мира значительно отличающиеся друг от друга формы выражения, — но в каждом историческом теле он всегда шаг за шагом строит космос познания, который в трех названных частях находит лишь различные фронты своего выражения; его образование, приведенное в движение в одном направлении, идет логически закономерно дальше, подобно тому как построение здания подчинено законам некоей имманентной каузальности. То, что выявляется, целое и его части, всегда не «создается», а «открывается», находится, следовательно (если направление интеллектуального движения дано), уже есть до того как оно находится, предсуществует, с точки зрения развития, в известном смысле лишь втянуто в сознательное человеческое существование, в освещенную сферу бытия, которой человек себя окружает. Это относится как ко всему космосу практического знания естественных наук, так и к каждому отдельному естественнонаучному «открытию»: оно относится также к обшей системе теоретического знания и к каждому отдельному установлению в области теории познания. Относится оно также и ко всему техническому аппарату существования, к каждому орудию, каждой машине, каждому методическому принципу и средству, открытым в области труда и организации. Законы евклидовой геометрии «существовали», прежде чем они были открыты, — иначе ведь они не могли бы быть открыты; также и коперниканские формулы движения мира, и a priori Канта, поскольку все они «правильно» открыты и формулированы. Совершенно также — паровая машина, телефон, телеграф, топор, лопата, бумажные деньги, разделение труда и вообще все имеющиеся средства, методы и принципы господства над природой и существованием; все это — «предметы» практически интеллектуального космоса нашего существования; все, чем мы уже обладаем, и все, что мы еще обретем, в своей сущности имеется, «предсуществует», прежде чем нам удается ввести его в сознательную сферу нашего существования и заставить нам служить. Общий процесс цивилизации, реализующий весь этот космос и предоставляющий нам все свои «предметы» — к ним относятся и открытия в области чисто духовного мира — лишь открывает и делает нам последовательно доступным уже имеющийся мир. вообще имеющийся для нас, людей, мир. Этот мир, как было сказано, имеется вообще для всех людей, и каждая его часть «предназначается всем». Это становится ясным из того, — о кажущихся отклонениях я сейчас скажу, — что как только предметы этого мира в своей духовной или материальной конкретности открываются в каком-либо историческом теле и вводятся в сознательное существование, они как бы посредством само собой разумеющегося необходимого волнового движения распространяются по всему миру и находят себе применение во всех остальных исторических телах; при условии, конечно, что общественный процесс там достиг достаточного уровня, чтобы принять их, а психическое просветление сознания настолько развито, что способно «увидеть» их — предполагая, несомненно, что вследствие развития средств сообщения они вообще могут быть увидены. Универсальность технических открытий известна. Однако эта универсальность не ограничивается космосом «технической» цивилизации, вещные и духовные предметы которой, ее методы и средства, начиная от умения обрабатывать металлы и использования огня до нынешних средств и методов общения и производства во времена наличия универсальной связи или ее отсутствия всегда более или менее молниеносно, как вследствие электрической вспышки, распространяются по всему миру. Эта универсальность характерна в такой же степени и для космоса интеллектуального познания. Математические, астрономические, естественнонаучные и другие открытия такого рода распространяются иногда, быть может, медленнее, так как их восприятие зависит также о известными модификациями форм выражения и способов распространения, на чем мы сразу же остановимся, также на удавшееся где-либо выявление новых частей интеллектуально сформированного образа мира и Я, на интеллектуальные результаты освещения сознания, на уяснение в известном смысле внутреннего фронта предсуществующего космоса цивилизации. Феноменология реализации и развития космоса цивилизации в его практической и теоретической части, рассмотренная как общая картина истории, означает, что большие исторические тела, в своем общественном и культурном развитии значительно отклоняющиеся друг от друга, по развитию своей цивилизации полностью соотнесены друг с другом и как по установленному плану работают над выявлением чего-то вполне единого. При таком рассмотрении весь исторический процесс во всех своих частях является, собственно говоря, только процессом единого выявления космоса цивилизации человечества, которое происходит со своеобразными связанными с судьбой различных исторических тел перерывами, этапами и разломами. Древняя переднеазнатско-египетская, античная, арабская, сегодняшняя западноевропейская историческая сфера и находящаяся в более слабой связи с ними китайская и индийская, — все они, сколь они ни отличаются друг от друга по своему историческому процессу, своему общественному развитию и движению их культуры, являются в таком рассмотрении только членами, в известном смысле только вспомогательными факторами замкнутого, проходящего через всю историю в логическом строении ступеней выявления космоса цивилизации, сегодня общего для всего человечества. жүктеу/скачать 0.53 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|