Альтруизм как врождённое свойство
Г.В. Правоторов
В рамках агрессивного поведения животных и человека, как мы убедились, «вмонтированы» прямые охранительные реакции, предупреждающие чрезмерность агрессивности, ограничивающие её и даже останавливающие акт агрессии. Несмотря на это, у общественных животных существуют и специальные альтернативные механизмы, предупреждающие жесткость и эгоизм. К такого рода протективным свойствам психики можно отнести альтруизм1[1]. Во всех случаях, когда мы сталкиваемся с готовностью особи совершать в ущерб себе полезное действие по отношению к представителю своего или чужого вида животных, мы сталкиваемся с альтруизмом. В сообществах животных существует некоторый разброс в выраженности альтруистического поведения, но подобный разброс существует и у людей.
У животных предварительно вырабатывали пищевую условную реакцию — все крысы в экспериментальной камере быстро находили специальную полочку с хлебным шариком. После этого рядом с экспериментальной камерой поместили клетку с крысой, которая получала удар током каждый раз, когда одна из обученных крыс совершала пробежку к полке с хлебом. Обученные крысы слышали писк боли и некоторые из них, обнаружив такую зависимость, сразу отказывались от пищи и не подбегали к полке с хлебом. Другие же продолжали бегать и жрать, не обращая внимание на страдающее животное... Третьи же, быстро хватали корм и убегали с ним в другой угол камеры, а затем поедали его, отвернувшись от клетки с истязаемым сородичем. 2[2]
Анализ структуры популяции лабораторных крыс в опыте «Шок для соседа» показал, что больше всего крыс относится к группе «стеснительных», отворачивающихся от страдальца (около 60 %). Их назвали конформистами. Отказывавшихся истязать сородича за приманку — около 20 % (альтруисты). Оставшиеся 20 % — отнесены к категории эгоистов. Удаление миндалевидного ядра (амигдалы) головного мозга ликвидирует пул конформистов. Теперь 50 % крыс относилось к эгоистам, а 50% — к альтруистам. Если же из популяции удалить всех альтруистов и эгоистов, оставив одних конформистов, то через два поколения её структура полностью восстанавливается.
Структура популяции человека по оси «альтруизм - конформизм - эгоизм» очень близка к вышеописанной для крыс. Это показано в известном опыте, выполненном с американскими студентами-добровольцами. Молодые люди должны были участвовать в «испытании на стенде», и их задание состояло в контроле за правильностью ответов испытуемого, которому задавали какие-нибудь вопросы, на которые тот должен быстро давать правильные ответы. За «правильностью» ответов следил оператор-исследователь, а студенты должны были «наказывать» испытуемого ударом электрического тока в том случае, если ответ оказывался неправильным. Причём чем больше неверных ответов — тем сильнее должно следовать наказание.
Конечно же, испытуемый лишь имитировал муки от электрошока. Студенты не знали этого, но за активное участие им обещались какие-то карьерные поблажки в будущем. Поэтому сразу выявилось их отношение к участию в важном «научном опыте». Часть молодых людей сразу и категорически отказалась участвовать в «зверском» опыте (альтруисты). Другая часть (конформисты) пассивно избегала непосредственного участия — появлялись проблемы со здоровьем, срочные дела и прочее. Наконец, в последнюю группу (эгоисты) вошли лица, которые не только пунктуально исполняли задания, но и проявляли инициативу, предлагая тем или иным способом «усовершенствовать» опыт. Соотношение представителей каждой из групп было 1:3:1.
Можно думать, что тоталитарные режимы в действительности способны устранить из фенотипически разнородного населения своей страны альтруистов, которые мешают им, категорически противостоя жестокости. Но если давление такого отбора снимается, то альтруисты вновь появляются «откуда ни возьмись». Обязательно появляются, примерно как белые вороны среди чёрных. Они зачем-то нужны.
Вероятно, никто не станет оспаривать, что готовность матери или отца рисковать жизнью, защищая свой помёт или детёныша, вызвана не воспитанием, не благоприобретена, а естественна, заложена в природе матери и отца, причём родительское чувство у животных длится лишь тот срок, на протяжении которого детёныш или помёт нуждаются в помощи и охране родителей, а затем родители перестают обращать внимание на выросшее потомство. Очевидно, что этот сложный инстинкт закреплялся лишь постольку, поскольку он способствовал передаче наследственных особенностей родителей, в частности инстинктов защиты потомства, непосредственным и отдалённым потомкам родителей. Наоборот, отсутствие родительских инстинктов отметало начисто такие дефективные генотипы, что сохранило и совершенствовало сами родительские инстинкты. Но уже у стадных животных этот тип альтруизма распространяется за пределы семьи, охватывая стаю, стадо, которых отсутствие чувства взаимопомощи, долга у её членов обрекает на быстрое вымирание — ибо v многих видов животных только стая, а не пара родителей способна одновременно осуществлять системы сигнализации об опасности, системы защиты и системы прокорма детёнышей. Естественно, что даже при отсутствии передачи опыта родительским примером (если медведь Балу не обучает детёнышей законам джунглей) всё же стадно-стайные инстинкты оказываются наследственно закреплёнными точно так же, как защитная окраска, наличие когтей и многих других средств самообороны, хотя анатомический субстрат этих инстинктов, шишку «коллективизма» или человечности, ещё никто не видел.3[3]
Врождённые альтруистические программы поведения весьма разнообразны у разных видов животных и могут быть встроены в качестве фрагментов во многие ведущие формы поведения (родительское, брачное, социальное). Вместе с тем не всегда понятно — каким образом и почему они поддерживаются отбором в процессе эволюции. Достаточно правдоподобным оправданием является предположение о том, что альтруизм поддерживается механизмами группового отбора. Эта форма отбора поддерживает мутации генома, которые могут быть полезными не для единичных особей, а для популяции в целом.4[4]
Триверс рассматривает три модели (группового отбора на альтруизм): 1) альтруист систематически рискует собой для любых членов популяции, в этом случае «ген» альтруизма обречён на вытеснение (если только на выручку альтруисту не будут приходить и не спасённые им), 2) альтруист рискует собой только ради близких родственников, при малом риске для альтруиста, большом шансе на спасение гибнущего, ген альтруиста распространится широко: 3) альтруист рискует собой преимущественно для альтруистов же и для способных на взаимный благодарный альтруизм. В этом случае интенсивность отбора тем выше, чем чаще в жизни особи встречаются ситуации, требующие взаимной выручки.
Но во всех трёх случаях число переменных, определяющих направление и интенсивность отбора по признаку взаимного альтруизма, очень велико.
При прочих равных условиях важное значение имеет видовая длительность жизни индивида — чем она больше, тем больше шансов на выгодность взаимного альтруизма; степень дисперсии и перемешивания особей определяет вероятность встречи в беде со спасённым: степень взаимозависимости особей определяется и их территориальной близостью друг другу — чем меньше общество, тем более «выгоден» взаимный альтруизм; он очень важен в схватках между коллективами.5[5]
От лат. слова alter — другой; бескорыстная забота о благе других, готовность жертвовать собой
Азарашвили А. А. Перспективы гуманизма // Человек.— 1995.— №5
Эфраимсон В. П. Генетика этики и эстетики. — СПб.: Талисман, 1995
Шмальгаузен И. И. Проблемы дарвинизма.— Л.: Наука, 1969
Эфраимсон В. П. Генетика этики и эстетики. — СПб.: Талисман, 1995
Достарыңызбен бөлісу: |