Минбаши Стака идет на Дуростор

65.Минбаши Стака идет на Дуростор

Прошедшая холодная зима еще проявляла свои последние признаки. Крупные синие ледяные корки сошедшего ледостава, державшего дунайские низовья всю зиму во многих местах под своим твердым покрытием, еще сейчас, когда все вокруг начинало расцветать яркой зеленью, прибивались на отмели недалеко от левого берега реки. На этом низком и пологом берегу сбилось неимоверное количество паромов, плотов, больших кайиков, малых лодок и просто наспех сколоченных деревянных бесформенных настилов. Вся левая дунайская прибрежная сторона от единственного высокого откоса, на котором сдерживает своих полудиких коней небольшая группа всадников, и до самой дальней западной точки, куда только достигает человеческий взгляд, забита плавучими средствами для переправы через реку. Из близких перелесков, рощиц и высоких кустарниковых зарослей к водному потоку одновременно выдвигаются в ровном построении тысячи и тысячи верхоконных воинов.

«Впечатляющее зрелище!» думает опытный гуннский минбаши Стака, расстегивая направо ворот своего теплого бараньего полушубка, ему жарко. По намеченному плану он должен организовать за четыре дня переброску четырех боевых туменов на противоположный берег. С первым эшелоном славянских венедов переправляется его испытанный в боях приятель минбаши Онегизий, который с авангардным полутуменом должен начать стремительное продвижение на юго-восток, чтобы обойти придунайский город Дуростор с юга и охватом отрезать всякие пути бегства как легионеров с лимеса, так и жителей недалеких вилл и латифундий.

Десять дней назад их обоих: минбаши гунна Стаку и минбаши славянина Онегизия – срочно вызвал хан восточного крыла Аттила в свое орду на Олте и поставил задачу: с четырьмя туменами в течение полутора месяцев овладеть городом Дуростором и его речным портом. Этот придунайский кастелл на пограничной реке стоял в том самом месте, где восточнорумийская провинция Нижняя Мезия граничила с землями Малой Скифии, испокон веков заселенной славянскими племенами южных кривичей⁴²⁷. Уже более двух сотен лет большой укрепленный речной порт Дуростор является главным перевалочным пунктом на протяженной торговой трассе из Рума в Синь и Хань. На высоком речном берегу там были сооружены многочисленные вместительные склады и анбары, забитые в эту осень и зиму до краев зерном, маслом и металлом, которые из-за замерзания реки не были своевременно транспортированы далее вниз по воде в восточные порты Понта Эвксинского для отправления на продажу и обмен на кавказские рынки.

Минбаши Онегизий имел под своим командованием два тумена бестрепетных нукеров: полносоставный тумен славянских антов и венедов и по полтумена германских аламанов и припонтийских аламандаров. У тысячника Стаки в подчинении были также двадцать тысяч воинов: по пять тысяч акациров и сабиров и по две с половиной тысячи кутургуров, кангаров, сарагуров и салгуров. С этим количеством войск оба минбаши: Онегизий и Стака -должны были захватить город Дуростор, все портовые анбары и вывезти, в первую очередь, зерно и другое продовольствие в гуннские владения.

Буланый косматый конь подергивал головой, глухо звенел железный мундштук меж его крупных зубов. Тархан Стака привстал на стременах, пытаясь разглядеть ход переправы на самой дальней западной излучине реки. Над головой с кряканьем, медленно размахивая крыльями, проплывала стая диких серых уток, только несколько самцов выделяются своим ярким, отблескивающим фиолетово-оранжево-красным оперением. Над нижними тростниками под обрывом стрекочут черно-белые и черно-розовые сороки, перелетая с места на место и громко шелестя среди полых прошлогодних тростниковых стволов своими крыльями. Они стараются опуститься пониже в заросли, туда, где пробиваются молодые зеленые стебли, там для них есть корм. Через реку пролетает огромная стая темных грачей, утренние неяркие солнечные лучи просвечивают, однако, насквозь розовые их клювы. И, как у любой многоводной реки, хозяйничают над Дунаем крикливые белогрудые чайки, хватая на лету против солнца выпрыгивающих из воды черных рыб.

Одно чудно в этом походе. Не идет на этот раз с ними в боевое сапари командующий восточными гуннскими туменами сенгир Аттила. Он поручил руководство походом им обоим: минбаши Стаке и минбаши Онегизию.

– Вы вместе воюете уже долго, ходили не в один совместный поход. Сами решайте, кто из вас будет старшим начальником в боевом сапари, – молвил хан Аттила и его пронзительные глаза, казалось, буравили обоих тысячников, сидящих в юрте перед ним и держащих в руках простые деревянные чаши с белым вином.

Хотел было тогда тысячник Стака заикнуться, что никак нельзя без самого второго гуннского хана Аттилы начинать такое рискованное предприятие, но хуннагурский сенгир-хан уже по сжатому левому кулаку хуннагурского минбаши (знак несогласия у хуннгаров) понял, о чем будет идти речь, и сам поспешил дать некоторые пояснения:

– В воинском адате степей имеется положение, что тот полководец заслуживает уважения и доверия народа, тумены которого одерживают победы и без его непосредственного участия, он может, к примеру, заболеть и слечь в постель. Но если он такой «незаменимый», – темник Аттила усмехнулся уголком рта, – и без него его войска никак не могут победить и терпят поражение, то тогда это плохой военачальник, ему нельзя доверять предводительство никаким важным военным походом. Так что в ваших руках моя честь и мое достоинство, – заключил второй гуннский хан.

Командующий двумя туменами минбаши Стака подозвал к себе одного молодого порученца и приказал ему скакать на самый западный край переправы, где посотенно перебирается на плотах на южный дунайский берег полутумен сабиров, и передать юзбаши Коркуту приказание организовать походный дозор со стороны захода солнца.

Данные разведки имелись у минбаши Стаки. Во всей Нижней Мезии против гуннов могли выступить не более трех легионов восточнорумийской армии, укомплектованных большей частью германскими вестготами, скирами и герулами, треть же солдат этих соединений состояла из эллинов и фракийцев. На протяжении последней сотни лет германцы проявили себя более лучшими, умелыми и безбоязненными воинами, нежели изнеженные восточные румийцы. Так что из пятнадцати-восемнадцати тысяч восточнорумийских солдат и командиров настоящими бойцами были не более десяти-двенадцати тысяч германских союзников-федератов. Основные же силы балканской армии Константинополя квартировали во Фракии и в Македонии и могли спешным маршем подойти на помощь своим пограничным стражникам-федератам только в течение двадцати-тридцати дней. И потому следовало быстро закончить осаду: проломить городские каменные стены и штурмом захватить город Дуростор.

Одно особое задание получил тысячник Стака от командующего левыми гуннскими туменами Аттилы. Оказывается, город Дуростор является родиной высокородного западнорумийского патриция и знаменитого полководца Флавия Аэция. И по некоторым данным, в этом городе проживает престарелый отец выдающегося румийца. Минбаши Стака должен был предпринять все усилия, чтобы дом Аэциев не подвергнулся бы грабежу, а старый родитель Аэция не был бы убит или ранен. Таким образом, следовало сохранить в целости и неприкосновенности родовое гнездо этих знатных аристократов. Для этой цели он выделил некоторое число имеющихся при нем хуннагурских воинов, разбавив их вдвое большим количеством сабиров, всего полторы сотни самых отважных джигитов, командовать ими было поручено хуннагуру Газануле.

– Если что-либо нехорошее случится со старым Флавием, то ты мне на глаза не показывайся, – строго предупредил двадцатичетырехлетнего сотника минбаши Стака. Юзбаши Газанула, светловолосый крепыш с мощной грудью, поправил застежку металлического панциря на левом боку и резко выдохнул:

– Минбаши, не обижай меня. Если погибнет старик, то погибну и я в бою! Хаир⁴²⁸! – и, рывком развернув своего полудикого пегого тарпана (редчайшая масть у этих диких горных лошадей), ускакал по берегу к своему подразделению.

А в это же самое время в своей ставке-орду на Олте, в большой белой юрте ханских приемов, правитель левого гуннского крыла Аттила принимал общегуннского тамгастанабаши, пожилого анта Дерябу и его помощника, тридцатилетнего сына галлороманского купца Вариния Пизона и сабирки Айхыс телмеча Эскама. Старый славянин Деряба щурил свои выцветшие от прожитых годов синеватые глаза и, повернув правое ухо (он стал плохо слышать), вслушивался в слова сенгира Аттилы. Молодой полурумиец-полугунн Эскам, скорее тяготевший нешироким разрезом черных глаз к облику своей матери-сабирки, держал в руках вощеную дощечку и быстро записывал острым гусиным пером на гладкой поверхности диктуемое сенгиром послание к высокопоставленному восточнорумийскому вельможе:

«Дорогой, Хрисафор-ага! Тебя приветствует сын твоего друга, хана Мундзука, тайчи Аттила. Я обращаюсь к тебе с нижеследующей жалобой. Некий епископ Себастьян из города Дуростора показал себя отвратительным и мерзким человеком. Он повадился посылать через Дунай специальные тайные воровские группы для раскапывания захоронений знатных гуннов. Ведь мы кладем в могилы не только святую для степных кочевников емшан-траву – полынь, но также золотые и серебряные украшения и драгоценное оружие, инкрустированное золотыми же узорами. Конечно, мы стараемся, чтобы захоронения наших знатных людей были скрыты от алчных глаз, но, видимо, у корыстных грабителей могил наличествуют тайные и подлые чувствования для их отыскания. Таким прескверным образом было раскопало свыше десятка наших святых погребений. Нам удалось захватить некоторых мерзопакостных воров, трое из них пока содержатся в железных цепях в моем орду; они показали, что выполняли поручение дуросторского епископа Себастьяна. Я послал некоторые отряды воинов в Дуростор для возращения назад святых реликвий из могил наших родителей. Через месяц, наказав вора Себастьяна и его приспешников, они уйдут назад. Так что не стоит беспокоить его августейшее величество, румийского императора Феодосия из-за наших разборок с этим негодным Себастьяном.

Помнишь ли ты, ага Хрисафор, как ты вместе с моим отцом и твоим другом, ханом Мунздуком, ездили на охоту и я маленький всегда увязывался вместе с вами. Это было чудное время!

P. S. Передаю тебе небольшой дар от себя. Прими, дорогой ага Хрисафор, эти двадцать фунтов золота, а также меха и янтарь от твоего названого племянника Аттилы».

Хан повернулся к многомудрому тамгастанабаши Дерябе и более громко, чтобы тот мог расслышать, сказал:

– Ага Деряба, это письмо надо вручить лично Хрисафору через семь дней. Надо спешить, тамгастанабаши-ага.