Сенгир-хан Аттила в гостях у акациров

61.Сенгир-хан Аттила в гостях у акациров

Акацирский же народ кочевал на широкой травостойной, местами холмистой равнине между северными дунайскими притоками Пирет и Сирет. Большая часть гуннов была светлокожей, светлоглазой и светловолосой. Среди степных народов, племен и родов несколько отличались от остальных гуннов сабиры, акациры, кангары и часть оногуров. Они были смуглолицыми, широкоскулыми, имели узкий разрез глаз, а также выделялись шелковистыми черными волосами и темными, как ночное небо, глазами. Да и строением тела они также имели некоторое отличие, заключавшееся в том, что большей частью были невысокого роста, широкогрудыми и несколько большеголовыми.

Темноватая их бородка произрастала не густо, но усы они все имели очень густые.

Чем прославились в великой гуннской степи эти желтолицые, темноглазые и чернявые сабиры, акациры и кангары – так это своей безудержной отвагой, полным презрением к смерти и умением побеждать, казалось, в самом безвыходном положении. Когда они вступали в бой, все остальные гуннские племена уже могли не опасаться за исход сражения. Ни разу в своей длинной истории, длящейся двадцать четыре поколения, воины этих гуннских народов не терпели поражения, но зато много поверженных врагов, начиная от высоких синьских и ханьских каменных стен в стороне восхода солнца и кончая волнами последнего моря в стороне захода солнца, с ужасом и содроганием вспоминали храбрейших черноглазых удальцов, внезапно появившихся из глубин великой и необъятной равнины. Гуннские женщины качали колыбели с новорожденными мальчиками, желая только одного, чтобы они своим мужеством, ловкостью и силой походили бы на таких славных джигитов, и повторяя при этом свой наполненный любовью напев: «Сабир бол, сабир бол, сабир бол!»⁴⁰⁸

Уже за Данастером верхоконную сенгир-ханскую процессию, не спеша возвращающуюся из закавкаского боевого сапари, ожидал хан акациров, крепкогрудый и длинноусый тридцатишестилетний Манат, по три акацирские короткие тонкие косички выбивались по бокам из-под его высокого белоснежного войлочного колпака с неширокими полями. Здесь в припонтийских долинах западнее Данастера было уже совсем тепло, весна полностью вступила в свои неотъемлемые права, и потому минбаши гуннского войска Манат и его почетная охрана из трех десятков черноусых нукеров были одеты уже совсем по-летнему – в бешманты, в холщовые штаны и сапоги с широкими голенищами – мокасы. Вооружение у всех у них было превосходное: трехсоставные дальнобойные луки в налучье на правом конском боку позади седока, стрелы с дрофиным и фазаньим оперением в колчане за спиной, двухлоктевой меч-шешке слева на боевом поясе, справа охотничий короткий нож с ручкой из рога дикого животного, под правым коленом вдоль всего конского корпуса короткое пятилоктевое толстое копье для ближнего боя, на левом боку небольшой округлый щит. У всех воинов такие же белоснежные головные уборы, как и у их хана, только короче по высоте.

Сенгир-хан Аттила с явным удовольствием оглядел справно и ладно выглядевших джигитов. Ведь это были его воины, из его левого крыла!

Два дня сопровождал акацирский вождь Манат гуннского второго правителя до своего главного аула в среднем течении Пирета. Последний конский переход проходил по пойменному правобережью этой реки, где уже вовсю зеленели луга, покрывались зелеными листочками деревца многочисленных, недалеких от берега рощиц; на виднеющиеся озерки садились и взлетали дикие лебеди, гуси и утки. На противоположном высоком левом берегу изредка виднелись небольшие селения коренных жителей даков, их ухоженные весенние сады с подрезанными деревьями, распаханные поля и огороды, перемежающиеся с зарослями лозняка. Дакийские дома, по всей вероятности, срубленные из бревен, увенчаны островерхой камышовой крышей. Отсюда с правой стороны реки хорошо видно работающих на земле даков в круглых, загнутых назад бараньих шапках (чем-то напоминающих роксоланские и аланские папахи), в белых расшитых у ворота красными нитями рубашках и черных полотняных широких штанах, на ногах румийские ременные сандалии. Они оборачиваются на противоположный берег и долго смотрят на проходящую на север небольшую гуннскую колонну.

В нескольких местах Пирет разлился в своем правобережье и образовал большие, но однако неглубокие озера. В некоторых из них, закатив свои просторные штаны, суетились рыбаки-даки с сетями, переплывшие с высокого левобережья. Даки, как истинные потомки румийских легионеров и местных женщин, очень любят рыбу. Если для коренного гунна любая порода мелкой рыбы имеет только одно название «чабак», а большой – «балык», то даки, румийцы, славяне, да и другие народы, живущие вдоль рек, имеют для каждого вида рыбы отдельное наименование: окунь, судак, лещ, стерлядь, сом, щука, карась и другие.

Хан Аттила припомнил, что некогда ему говорили его славянские приятели в детстве: никогда нельзя ловить рыбу весной, поскольку она идет на нерест. Но, видно, плохо сейчас с пропитанием у даков, коли они вышли с неводом ловить нерестящегося чабака. Темник Аттила стал почему-то вспоминать, как же называется по-гуннски такое разлившееся около речного потока весеннее озерко. Вспомнил – «музгада», что означает: площадь (гада) со льдом (муз).

Хан акациров минбаши Манат резко ускакал вперед известить свое главное кочевье о скором прибытии второго гуннского правителя. А пока ходко перебирает ногами саврасый иноходец хана Аттилы, предчувствуя скорый вечерний отдых и хорошую порцию отборного зерна в торбе. Мелкой рысью поспешает гнедой мерин главного сабирского шамана Айбарса, также торопящийся к недалекому привалу. Временами с мелкой на ускоренную рысь переходит вороной жеребец темника Усура, со страстью озираясь на идущих сбоку крутобоких кобылиц с лоснящимися от пота шкурами. Юный тайчи Эллак имеет под седлом норовистого чалого⁴⁰⁹ коня, серо-белого окраса с черными гривой и хвостом, недавно объезженного двухлетку; для воина-боя положена такая молодая лошадь, им еще вместе расти и ходить в походы.

Акациры встретили хана Аттилу, его высокопоставленных спутников и полусотню сопровождающих охранных воинов с высоким уважением и огромным радушием. Как выяснилось уже на месте, у них было большое торжество. Их предводитель Манат выдавал замуж свою старшую дочь семнадцатилетнюю красавицу Тохпан⁴¹⁰. Ее руки приехал просить один из племянников покойного славянского коназа, знаменитого туменбаши гуннского войска Радомира. Когда хан Аттила впервые увидел пришедшую вместе со своим отцом поздороваться с ним юную невесту, то он был поражен не столько очарованием ее вздернутого носика, белых зубов и шелковых темно-каштановых волос, сколько большей схожестью ее лица с таковым сидящего рядом с ней её еще сравнительно молодого отца минбаши Маната.

– Будь всегда здорова, довольна жизнью и имей много детей, – выразил второй гуннский хан девушке свои чистосердечные пожелания, – на это у тебя есть предпосылки: ведь дочь, похожая на отца, всегда должна быть счастлива.

У акациров при выдаче замуж девушки соблюдались свои традиции, несколько отличающиеся от обычаев других гуннских племен. Они старались обустроить судьбу своих дочерей, когда те достигали шестнадцати-семнадцатилетнего возраста. В двадцать же лет невеста уже считалась старой, ей трудно было подобрать жениха. По устоявшемуся обряду отец невесты за девять дней до свадьбы должен был пригласить к себе в кочевье темирши, работающего с благородными металлами, поставить ему отдельную юрту, снабдить материалом – атбутой⁴¹¹ серебра весом в три румийских фунта, или же в одну баранью голову, для изготовления драгоценного приданого. Все эти дни, по вечерам угощаясь обильным хозяйским угощением, работал старательно темирши, изготавливая различные затейливые изделия.

Серебро у акациров, как и у большинства гуннов, ценилось дороже золота и драгоценных камней. По их поверьям, чистое серебро убивает злых алпов и албысов и имеет лечебные свойства. Серебряная вода, в которой три дня настаивался этот благородный металл, благотворно влияет на высокую потенцию мужчин и детородные способности женщин. Также гунны считали, что серебро предохраняет от сглаза и порчи. И потому серебряные украшения почитались ими как целебные.

После окончания работы приглашенного темирши полагалось одаривать, в зависимости от достатка человека, выдающего свою дочь замуж. Хан племени акациров Манат сговорился с серебряных дел мастером о вознаграждении за работу в три лошади и шесть овец, по одному животному за день работы. Кроме того, он должен был подарить мастеру какую-либо верхнюю одежду со своего плеча и головной убор со своей головы.

На другой день с утра хан левого гуннского крыла поднялся рано, несмотря на то, что легли спать вчера после ночного пиршества в его честь очень поздно. Но уже с раннего утра в главном акацирском стойбище чувствовалось праздничное настроение. Гудели большие трубы – дудуки, играли двухструнные мелодичные домры, изредка стучали барабаны. Вся эта шумная разноголосица, именуемая у музыкально одаренных веселых акациров «карнай-сарнай олен», казалось, наполняла не только пространство вокруг войлочных жилищ, но и проникала глубоко в душу и печень каждого отдельного человека.

Сенгир Аттила решил пройтись к недалекой речке омыть свое лицо и руки ото сна. Заворачивая за юрту, он увидел юную акацирку с запеленатым маленьким ребенком в руках, которая провожала своего молодого мужа, взбирающегося в седло с левого бока. Грудной младенец с утра – это было хорошее предзнаменование не только на один день, но и на целую луну! Радостно стало на душе второго гуннского правителя. Изумительное утро, очаровательный ясноглазый младенец, чудная акацирская молодка.

– Хоша гета!⁴¹² – пожелала гуннская молодица своему отбывающему куда-то, но по всем предположениям, недалеко и ненадолго (не была приторочена за седлом дорожная переметная сума – хоржун с едой), молодцеватому черноусому супругу.

С утра уже начались церемонии: прибытие славянских сватов, размещение их в почетных гостевых юртах, торжественный обед, взаимное вручение подарков, обрядовое забивание жирного буйвола для вечернего пиршества. И везде, во всех этих ритуальных мероприятиях, на радость хану Манату и всем его верным акацирам, присутствовал второй гуннский правитель, командующий левым гуннским войсковым крылом туменбаши сенгир Аттила, таким образом, полностью исполнивший почетную роль ахааты⁴¹³ юной знатной акацирскои тарханки и молодого высокородного венедского воя.

Одна особенная традиция выявилась у акациров. Юноша-жених должен был на резвом коне догнать верхоконную девушку-невесту и на полном ходу поцеловать ее в щеку. Этот обрядовый ритуал имел название хыскуса⁴¹⁴. На просторном зеленом поле за аулом собрался весь честной народ: и стар и млад, и мужчины и женщины, – ожидая захватывающего зрелища. Сначала по кругу понеслась на быстром белом иноходце юная красавица Тохпан. Ахаата Аттила залюбовался своей названой дочерью, привставшей на стременах: ее снежно-белое длинное платье развевалось на ветру, обнажая красные сапожки и белые руки по локоть; ее небесно-голубой камзол отсвечивал в солнечных лучах золотым шитьем; мех соболя, обторачивающий круглую высокую островерхую, пока еще девичью шапочку, также отблескивал в послеполуденном дневном свете. Вслед за невестой пустился, по правилам этого церемониального состязания на вороном иноходце, нарядный жених, которому во что бы то ни стало необходимо было нагнать и запечатлеть поцелуй на лице суженой. Возбужденные пешие зрители, образовавшие круг, по которому бежали стремительной иноходью две лошади, кричали, смеялись и держали пари меж собой, на каком круге парень догонит девушку. А в том, что он ее должен догнать, никто не сомневался. В противном случае считалось бы, что новая семья будет несчастлива, а какая же молодая жена хочет пожелать себе такого. Некоторые зрители пытались припомнить, когда же и какому джигиту не удалось нагнать свою хыс и как он тогда был отхлестан девушкой за свою неловкость тугой камчой, но уже в движении по обратному кругу, но никто из присутствующих такого вызвать в своей памяти не мог.

И в этот раз не случилось ничего неожиданного, на пятом круге лихой и проворный славянский жених смог поравняться с белой лошадью невесты, перегнуться в седле направо и запечатлеть долгий поцелуй на левой щеке никогда и никем не целованной красавицы-акацирки. Как показалось правителю восточного крьгла Аттиле, хан племени акациров, отец невесты Манат издал облегченный вздох, ведь он-то хорошо знал свою строптивую, своенравную и не всегда покорную дочь.