205-213.
Анна Ахматова в дневниках Л.В.Шапориной
(1930-е — 50-е годы)
Публикация Валерия Сажина
(Ленинград)
Жанр дневника в России 1920-30-х гг. чем далее, тем все более сходил на нет — причины тому настолько очевидны, что, видимо, указывать на них нет необходимости. Еще реже среди их немногочисленного круга встретим такие, где откровенно и с пониманием того, что в стране происходило, записывались бы перипетии этого тревожного времени. Тем не менее, такие дневники есть, и хотя бы и небольшое их число опровергает ту легенду, якобы страна в лице своих конкретных сограждан жила в неведении о происходивших в ней трагедиях или в молчаливом страхе.
Таков дневник Любови Васильевны Шапориной (урожд. Яковлевой; 1877-1967) — художницы, организатора театра марионеток в Петрограде 1919 г. Она не только ясно ощущала, как культурная жизнь страны год от года, от ступени к ступени опускается в пропасть, не просто с негодованием относилась к растущему числу соглядатаев и предателей вокруг — Л.В.Шапорина все это бесстрашно фиксировала, называя имена стукачей, возмущаясь «сытыми мордами Сталина и Молотова» на газетных фотографиях 1939 г., отказывалась верить «признаниям» арестованных друзей. Для настоящей публикации выбраны сюжеты, связанные с встречами Л.В.Шапориной и А.А.Ахматовой1. Некоторые описки исправлены без оговорок. Не все встречающиеся по тексту имена ясны публикатору. Но, быть может, важнее расшифровок некоторых имен те суждения поэта, которые зафиксировала Л.В.Шапорина, и сочувственные описания облика Анны Ахматовой в многотрудных обстоятельствах ее жизни.
1931 октября 30. Летом в доме Ел[ены] Ив[ановны] жили Валентина Андреевна [Щеголева] с Анной Ахматовой, Радловы и [Валентина] Ходасевич2. Ахматова, которую я так близко увидала и узнала впервые, — редко обаятельный человек. Я часами могла говорить с ней, любуясь ее тонким, нервным лицом.
1933 ноября 2. Третьего дня у меня была Анна Ахматова. Вот у кого сохранилась и поступь и благородство былых дней. Я ее мало знаю и ее личная жизнь мне мало понятна — Лурье, Пунин3. — Но она обаятельна — и она никому не поклонилась и ничем не поступилась. У ее сына ее улыбка. Про него, поговорив с ним, О.Мандельштам сказал Анне Андреевне: «Вам будет трудно уберечь его, в нем есть гибельность». Они были в Третьяковской галерее, в отделе икон. Увидав Владимирскую Божью Матерь — он приложился к ней. «Я, — говорит А.А., — была в полном ужасе, что ты делаешь?» — На что он мне спокойно ответил: «Но ведь она же чудотворная!».
1939 июль 17. Сволочи. Я не могу — меня переполняет такая невероятная злоба, ненависть, презрение, — и что можно сделать? Ни одного журналиста не осталось из тех, кто имел голос и голову на плечах — Радек, Бухарин, Старчаков. Жив ли умница А.О.4 Ему инкриминировали (и он признался в этом!) покушение на Ворошилова! Мы знаем, как при Ежове, да и не только при Ежове, люди сознавались в несуществующих преступлениях. Как Крейслер5 видел пол, залитый кровью в комнате, куда его ввели на допрос. Его били по щекам. А.Ахматова рассказывала мне со слов сына, — что в прошлом июне 1938 г. были такие избиения, что людям переламывали ребра, ключицы. Сын Ахматовой обвиняется в покушении на Жданова.
1944 сентября 22. Встретила на улице Анну Ахматову. Она стояла на углу Пантелеймон[ов]ской и кого-то ждала. Она стала грузной женщиной, но профиль все тот же или почти. Что-то есть немного старческое в нижней части лица. Разговорились: «Впечатление от города ужасное, чудовищное. Эти дома, эти 2 миллиона теней, которые над ними витают, теней умерших с голода. Это нельзя было допустить, надо было эвакуировать всех в августе, в сентябре. Оставить 50 000 — на них бы хватило продуктов. Это чудовищная ошибка властей. Все здесь ужасно. Во всех людях моральное разрушение, падение. (Ахматова говорила страшно озлобленно и все сильнее озлобляясь, буквально с пеной у рта, летели брызги слюны.) Все женщины ненормальные». — «Не вижу, — вставила я реплику, — Л.Я.Рыбакову6». — «Л.Я. никуда не выходила, ничего не видала. Все ненормальные. Со мною дверь в дверь жила семья Смирновых, — жена мне рассказала, что как-то муж ее спросил, которого из детей мы зарежем первого. А я этих детей на руках вынянчила7. Никаких героев здесь нет, и если женщины более стойко вынесли голод — то все дело здесь в жировых прослойках, клетчатке, а не в героизме. Вы думаете, я хотела уезжать — я не хотела этого, мне два раза предлагали самолет и наконец сказали, что за мной приедет летчик. Все здесь ужасно, ужасно».
1946 августа 17. Утром, я была еще не одета, прибегает Анна Ивановна — глаза на лбу: «Я должна вам рассказать, это так страшно, так страшно!» Вчера вечером состоялось торжественное собрание писателей в Смольном под председательством Жданова. За ним на эстраду вышли Прокофьев, Саянов, Попков, все бледные, расстроенные: в Москве состоялось совещание при участии Сталина, рассматривали деятельность ленинградских писателей, журналов «Звезда» и «Ленинград», «на страницах которых печатались пошлые рассказы и романы Зощенко и салонно-аристократические стихи Ахматовой». Полились ведра помоев на того и на другого. Писатели выступали один подлее другого, каялись, били себя в грудь, обвиняли во всем Тихонова, оставил-де их без руководства. Постановили исключить из Союза писателей Анну Ахматову и Зощенко. Их, к счастью, в зале не было8.
1946 сентябрь 28. Дилакторская рассказала мне следующее. Ахматовой позвонили и сказали, что через полчаса к ней приедет секретарь Гарримана, профессор такой-то. Обстановка у А.А. убогая, никакого уюта, никаких вещей, на окнах разные занавески. Кое-как привели в порядок, она пригласила двух приятельниц и приняла профессора. Он говорил по-русски. Через некоторое время он опять приходит в 8 часов, сидит до 9-10-12-ти. Ахматова не знает, что делать: ведь нечем угостить человека. Хозяйство у нее общее с Пуниными — они легли спать и дверь к ним закрыта. На 5 человек собрали 3 чашки, подали кислой капусты. Он просидел до 2 часов ночи. Может быть, он ждал ухода приятельниц и хотел поговорить с ней наедине? Ахматову очень любят в Англии9.
1946 января 20. В сумерки на углу Шпалерной10 и Литейного встретила А.Ахматову, окликнула ее и пошли вместе. Я ей сказала, что была у нее под впечатлением выступления Фадеева в Праге. Все, что было до этого, не могло меня удивить, т.к. ничего, кроме гнусностей, я и не ждала, но писатель, русский интеллигент, — это возмутило меня до глубины души. — «А мне его было только очень жаль, — ответила А.А., — ведь он был послан нарочно для этого, ему было приказано так выступить. Я знаю, что он не любит мои стихи. Я ни на кого ничуть не обижаюсь, я это искренне говорю, ничего из этого всего не случится. Стихи мои не станут хуже. Ведь вскоре после появления моей книги "Из шести книг" она была запрещена, был устроен скандал редактору, издательству». — Тогда не затрагивали А.А., как человека, и даже как поэта — и такое отношение она приписывает влиянию А.Н.Толстого, который любил ее стихи". — «Приезжал Фадеев, было бурное заседание в Союзе писателей и Фадеев страшно ругал мою книжку. Я не присутствовала на этом заседании. Но была вскоре на каком-то вечере там же. Фадеев увидел меня, соскочил с эстрады, целовал руки, объяснялся в любви. Скольких травили! Когда в 29 году началась травля Е.И.Замятина12, я вышла демонстративно из Союза, вернулась туда только в 40-м13». — А.А. взяла меня под руку, другой рукой опиралась на палку. — «Травили Шостаковича, но, конечно, никого так сильно, как меня. Уж такая я скандальная женщина». Мужчины, по ее словам, хуже, сильнее реагируют на такую травлю. Замятин переживал очень тяжело тот период. Вспомнили Добычина14, который кончил самоубийством. Он был молод и не уверен в себе. Эйхенбаум — единственный из писателей отказался выступить против нее, сказав, что он старый человек и никто ему не поверит, если он начнет бранить Ахматову, которую всегда любил. Его отовсюду сняли. Жена его очень волновалась за него, боялась и умерла15. Книги А.А. были изъяты из продажи, было запрещено их и продавать и покупать. Но на днях разрешили продажу.
1948 февраля 17. Вчера была Сретенская Анна. Днем я зашла к Анне Андреевне Ахматовой. Снесла цветов: вновь появившихся желтых нарциссов. Она лежит, аритмия сердца, предполагают грудную жабу; в общем, замучили. Сократили сына16, ее работу о Пушкине не приняли. Никаких средств к существованию. Все это я знаю со стороны. Сама А.А., конечно, ни на что не жалуется. Кажется, она была рада моему приходу. Я было начала что-то рассказывать — она приложила палец к губам и показала глазами наверх. В стене над ее тахтой какой-то закрытый не то отдушник, не то вентилятор. — «Неужели?» — «Да, и проверено». Звукоулавливатель. О, Господи. Я смотрела на нее и любовалась строгой красотой и благородством ее лица с зачесанными назад седыми густыми волосами.
1948 февраля 28. Сегодня в Союзе писателей вечер памяти А.Н.Толстого. Я совсем было собралась уходить, как пришла А.А.Ахматова. Я страшно обрадовалась ей. Ей стало лучше, она встала, зашла к Рыбаковой, узнала у них мой адрес. Московский Литфонд предложил ей санаторию и 3000 руб[лей]. Я очень советовала ей воспользоваться этим предложением и поехать. А.А. рассказала, как она узнала, что к ней в комнату поставлен микрофон. Она должна была выступать, кажется, в Доме ученых и, очевидно, предполагали, что сын уедет с ней вместе. Но сын почему-то остался и услыхал стук над потолком, звук бурава. С потолка в двух местах обсыпалось немного известки, посередине комнаты и на ее подушку. — «Я всегда боюсь, что кто-нибудь что-нибудь ляпнет и поэтому у меня всегда очень напряженное состояние, когда кто-либо приходит». — Мы заговорили о композиторах — с ними обошлись, по ее мнению, мягко и корректно по сравнению с тем постановлением, которое ее касалось. Никого не обругали. — «Обзывать блудницей меня, с сорокалетним писательским стажем...» — На мои слова, что она единственная не каялась и не просила прощения, А.А. ответила: «Мне не предъявляли никакого обвинения и мне не в чем каяться. Я понимаю, что Зощенко написал письма Сталину. Его обвинили в клевете — он доказывал, что он не клеветник».
1948 сентября 19. Была вчера в церкви, отвела душу и зашла к А.А.Ахматовой, благо воскресенье — мой выходной день. Был уже час, но она еще лежала. Все лето чувствовала себя плохо. Хозяйство, хотя и небольшое, очень ее утомляет, день ходит, день лежит. Вернулся сын, который ведет самую трудную часть хозяйства, т.е. закупки. А.А. встала и мы пошли с ней в Летний сад. Она мне рассказала, что Пунин ждал ареста после того, как в Университете было арестовано 18 человек. Он все надеялся, что дочь с внучкой успеют вернуться — его арестовали за несколько дней до их возвращения. Девочке не сказали об аресте, «просто уехал»17. — «У меня самое болезненное из чувств — это жалость, и я умру от жалости к Ирочке и Ане», — сказала А.А. Отец девочки убит на войне", ей трудно дается ученье. Н.Н. с ней очень много занимался, она очень его любила и звала папой. Она грустит и плачет постоянно и все спрашивает, куда папа уехал и когда он вернется.
Гумилев был расстрелян 25 августа. Пунин арестован 26-го. — «Отбросив всякие суеверия, — говорит А.А., — все-таки призадумаешься».
1949 декабрь 2119. Вчера днем ко мне зашла А.А.Ахматова. Доктор велел ей пролежать дней 10 — но какая же возможность лежать в полном одиночестве, когда надо вести хоть минимальное хозяйство. Я занялась приготовлением кофе, А.А. сидела молча, глядя полураскрытыми глазами в окно. Такое у нее было скорбное, исстрадавшееся, измученное выражение лица. — «Почему арестовали сына, не в связи ли это с делом Ник.Ник.?» — «Вот и вы повторяете, кто-нибудь вам сказал, обыватели только шушукаются, сплетничают и все абсолютно ко всему равнодушны, никому ни до кого нет дела. Разве для ареста нужны причины?» — У нее был доктор из платной Максимилиановской лечебницы. — «Но это был скорее бандит или провокатор». — Первое, что он сказал: «Я думал встретить здесь более богатую обстановку». А затем, выслушивая сердце, спросил, не повлияло ли на ее здоровье постановление от 14 августа 1946 г., на что А.А. ответила: «Не думаю».
1949 февраля 2. Вчера [...] часу в десятом зашла Анна Андреевна. Она пробыла три недели в Москве, возила передачу сыну. — «"Да, он у нас"; как это услышишь, — она обе руки прижала к груди, — (так все не отдаешь отчета, не веришь), — и только тогда все ясно становится, как услышишь эти слова: он у нас». — А.А. предполагает, что его взяли и вышлют без всякого дела и нового обвинения, а только потому, что он был уже однажды «репрессирован» (слово, которое официально употребляется).
«Все сейчас перечитывают "Воскресение", — сказала А.А., — и плачут. У меня в Москве был Пастернак и говорил, что читал "Воскресение" мальчиком, когда его отец делал к нему иллюстрации. Тогда ему роман показался скучным. Он перечитал теперь и плакал. Я не плакала и не поверила в полное и окончательное воскресение Нехлюдова. Катюша — да. Та ушла от зла. А Нехлюдов так неустойчив, так впечатлителен. Он только что был счастлив. Попасть в знакомую и близкую ему обстановку у губернатора и вдруг случайно попавшееся ему в руки Евангелие и случайно открытая страница произвела полный переворот. Не верится!»
1951 май 13. Была вчера у меня А.А. Как силен дух у русской женщины. Тебе отмщение, Господи, но Ты воздай.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь публикуются фрагменты из дневника Л.В.Шапориной, хро
нологическими рамками которых служат 1931-1951 гг. Дневник более
позднего времени хранится в Пушкинском Доме: «Записи об Ахма
товой имеются в дневнике художницы и переводчицы Л.В.Шапори
ной, относящемся к 1957-1967 гг. (ф.698)» (Р.Д.Тименчик, А.В.Лавров. Ма
териалы А.А.Ахматовой в Рукописном отделе Пушкинского Дома. —
Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год. Л.,
1976, с.81).
2 Елена Ивановна — одна из знакомых Л.В.Шапориной; Валенти
на Андреевна Щеголева (урожд. Богуславская, 1878-1931) — драмати
ческая актриса, жена пушкиниста П.Е.Щеголева, близкая приятель
ница Ахматовой, посвятившей ей стихотворение «Причитание» (1922);
Радловы — видимо, Сергей Эрнестович (1892-1958) — театральный ре
жиссер и его жена Анна Дмитриевна (урожд. Дармолатова, 1891-1949)
— поэтесса и переводчица; Валентина Михайловна Ходасевич (1894-
1970) — художница.
Пользуемся приятной возможностью поблагодарить С.А.Рейсера и Р.Д.Тименчика за доброе отношение к нашей работе.
3 Артур Сергеевич Лурье (1892-1966) — композитор, близкий друг
Ахматовой в пореволюционные годы, в 1922 г. эмигрировал; Николай
Николаевич Пунин (1888-1953) — искусствовед, муж Ахматовой в 1923-38
гг., погиб в лагере.
4 Александр Осипович Старчаков (1892-1938) — журналист, лите
ратурный критик; много писал, в частности, о творчестве А.Н.Толстого.
Арестован во второй половине 30-х гг., погиб в заключении. См. о нем
в комментарии В.Грекова к публикации «Письма А.Н.Толстого к
Н.В.Крандиевской» («Минувшее». Исторический альманах. Вып. 3. Па
риж, 1987, с.325).
5 Крейслер — сведениями о нем не располагаем.
'Лидия Яковлевна Рыбакова (урожд. Гальперина, 1885-1953) — близкая приятельница Ахматовой, жена юриста и коллекционера предметов искусства Иосифа Израилевича Рыбакова (1880-1938), погибшего в годы террора. Рыбаковы жили неподалеку от Фонтанного Дома, на набережной Невы.
7 Ахматова была очень привязана к детям своих соседей Вале и
Ване Смирновым. Старший, Валя, погиб при бомбардировке во время блокады, когда Ахматова находилась уже в эвакуации; его памяти она посвятила стихотворение «Постучись кулачком — я открою...» (1942). О Смирновых см. на многих страницах книги Лидии Чуковской «Записки об Анне Ахматовой» (Том 1, изд. 2-е, испр. и доп. Париж, 1984, С.57, 61, 79, 83, 89-90, 115-116, 136, 150-151, 161, 163, 177-178 и др.), а также в книге Анатолия Наймана «Рассказы о Анне Ахматовой» («Новый мир», 1989, № 3, с.112).
8 Об этом заседании см. в записках Д.Д. «На докладе Жданова» («Память». Исторический сборник. Вып. 2. Москва, 1977 — Париж, 1979).
' Рассказ интересен как образец «фольклора» в близком к Ахматовой кругу: имеется в виду встреча в Фонтанном Доме с «Гостем из будущего» (фамилию американского политического деятеля Гарри-мана одна из рассказчиц назвала по ошибке, спутав его с Черчиллем, который, впрочем, в таком контексте также не имел отношения к описываемому эпизоду). Точнее см. об этом в воспоминаниях Исайи Берлина «Встречи с русскими писателями: 1945 и 1956» («Slavica Hierosolymitana», vol. V/VI, 1981, с.622-641; другой.перевод см. в только что вышедшей отдельным изданием кн.: Анатолий Найман. Рассказы о Анне Ахматовой. М., «Художественная литература», 1989, с.267-292), а также в публикации [Александра Некрича) «Заметки Исайи Берлина о посещении Ленинграда 12-20 ноября 1945 года» («Обозрение». Аналитический журнал «Русской мысли» (Париж), № 4, апрель 1983, с.37-40).
10 На углу Шпалерной улицы (историческое наименование нынешней улицы Воинова) и Литейного проспекта находится здание, в котором неизменно располагаются основные службы ленинградского НКВД-КГБ.
1' Одно из редких ахматовских упоминаний А.НДЪлстого с положительным оттенком. Другое известное нам аналогичное свидетельство — в воспоминаниях Исайи Берлина (см. прим. 9): «Алексей Толстой меня любил. Когда мы были в Ташкенте, он ходил в лиловых рубашках a la russe и любил говорить о том, как нам будет вместе хорошо, когда мы вернемся из эвакуации. Он был удивительно талантливый и интересный писатель, очаровательный негодяй, человек бурного темперамента. Его уже нет. Он был способен на все, на все; он был чудовищным антисемитом; он был отчаянным авантюристом, ненадежным другом. Он любил лишь молодость, власть и жизненную силу. Он не окончил своего "Петра Великого", потому что говорил, что он мог писать только о молодом Петре. "Что мне делать с ними всеми старыми?" Он был похож на Долохова и называл меня Аннушкой, — меня это коробило, — но он мне нравился, хотя он и был причиной гибели лучшего поэта нашей эпохи, которого я любила и который любил меня» (Мандельштама) («Slavica Hierosolymitana», c.627; ср. перевод в отд. изд. книги Анатолия Наймана, с.275).
12 О преследованиях Евг.Замятина, завершившихся его выходом
из Союза писателей и последовавшим в дальнейшем отъездом на За
пад, подробно изложено в публикации Джона Малмстада и Лазаря
Флейшмана «Из биографии Замятина (по новым материалам)» («Stan
ford Slavic Studies», vol. 1, 1987).
13 См.: Лидия Чуковская. Записки об Анне Ахматовой (см. прим. 7),
с.60-61.
14 Леонид Иванович Добычин (1896-1936) — прозаик, жил в Ленин
граде.
15 О верности дружбе литературоведа Бориса Михайловича Эйхен
баума (1886-1959) свидетельствуется во многих воспоминаниях. Эйхен
баум — автор первой монографии об Ахматовой («Анна Ахматова.
Опыт анализа». Пб, 1923), а также статьи о ней «Роман-лирика» (см.
в его кн.: «О литературе. Работы разных лет». М., 1987, с.351-352, 499-
501). Жена Эйхенбаума — Раиса Борисовна (урожд. Брауде, 1890-
1946).
16 Лев Николаевич Гумилев (р. 1912) был уволен с работы незадол
го до своего последнего, по счету четвертого ареста осенью 1949 г. См.
о нем в кн.: Лидия Чуковская. Указ. соч., с.265-266.
17 Н.Н.Пунин был в последний раз взят 26 августа 1949, накануне
ареста Л.Н.Гумилева; после этого на волю уже не вернулся. Дочь его
от первого брака — Ирина Николаевна Лунина; внучка — Анна Ген-
риховна Каминская.
18 Генрих Янович Каминский (19201941) — первый муж И.Н.Пуни-
ной, погиб на фронте в самом начале войны.
19 Запись сделана в день громогласно отмечавшегося 70-летия Ста-
Достарыңызбен бөлісу: |