Апокалипсис в романе ф. М. Достоевского
жүктеу/скачать 103.05 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Библиографический список
К. ИтокаваЯпония АПОКАЛИПСИС В РОМАНЕ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО «ИДИОТ»Времени уже нет там, где сосуществует конец и начало чего-нибудь. Времени уже нет в эпилоге «Преступления и наказания», в котором сосуществуют конец и начало всей Библии — сосуществуют мир Ветхого завета и мир Нового завета. А именно? «Чем, чем, — думал он, — моя мысль была глупее других мыслей и теорий, роящихся и сталкивающихся одна с другой на свете, с тех пор как этот свет стоит? Стоит только посмотреть на дело совершенно независимым, широким и избавленным от обыденных влияний взглядом, и тогда, конечно, моя мысль окажется вовсе не так…странною. О отрицатели и мудрецы в пятачок серебра, зачем вы останавливаетесь на полдороги!» [1]. Эти слова Раскольникова явно навеяны духом Апокалипсиса, в котором читаем: «14И ангелу Лаодекийской церкви напиши: так говорит Амин, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: 15знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! 16Но так как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» [2]. Что касается Ветхого завета в «Преступлении и наказании» читаем: «Раскольников вышел из сарая на самый берег, сел на складенные у сарая бревна и стал глядеть на широкую и пустынную реку. С высокого берега открывалась широкая окрестность. С дальнего широкого берега чуть слышно доносилась песня. Там, в облитой солнцем необозримой степи, чуть приметными точками чернелись кочевые юрты. Там была свобода и жили другие люди, совсем не похожие на здешних, там как бы самое время остановилось, точно не прошли еще века Авраама и стад его. Раскольников сидел, смотрел неподвижно, не отрываясь; мысль его переходила в грезы, в созерцание; он ни о чем не думал, но какая-то тоска волновала его и мучила» [3]. Нечего и говорить, что перед нами мир «Бытия» — мир «первой книги Моисея» и заодно мир первой книги всей Библии, то есть, с точки зрения библейского мировоззрения, мир всеобщего начала. Здесь, во второй цитате из романа, характерно и то, что читаем фразу «там как бы самое время остановилось» — ту самую фразу, которая свойственна Апокалипсису. Читаем там: «5И ангел, которого я видел стоявшим на море и на земле, поднял руку свою к небу 6и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет» [4]. В действительности времени уже нет для Раскольникова и Сони, которые «в начале своего счастия, в иные мгновения, оба готовы были смотреть на эти семь лет, как на семь дней» [5]. Времени уже нет там, где семь лет равняется семи дням. Они живут, в иные мгновения, в мире Апокалипсиса. Вполне естественно то, на наш взгляд, что следующий роман Достоевского «Идиот» тоже во многом навеян духом Апокалипсиса, так как он является в конечном счете «новой историей», которая «могла бы составить тему нового рассказа» [6], о которой упоминает автор «Преступления и наказания» в заключительном абзаце его эпилога. Не случайно князь Мышкин болеет эпилепсией, благодаря которой герою кажется, что «ему как-то становится понятно необычайное слово о том, что времени больше не будет» [7]. Тоже не случайно этому Мышкину, немому иному, чем так называемому современному писателю Христу, толкует Лебедев Апокалипсис. Тут получается настоящая противоположность Христа Антихристу, ибо Апокалипсис является преимущественно книгой о Христе и Антихристе и о Страшном суде. Четыре коня в Апокалипсисе со всадниками на них, о двух из которых толкует Лебедев Мышкину, представляют собой самые типичные образы Антихриста. Беседа Лебедева с Мышкиным идет так: «– Как так? — переспросил князь, думая, что ослышался. – Чтением Апокалипсиса. (…) Я же в толковании Апокалипсиса силен и толкую пятнадцатый год. Согласилась со мной, что мы при третьем коне, вороном, и при всаднике, имеющем меру в руке своей, так как все в нынешний век на мере и на договоре, и все люди только права и ищут: «мера пшеницы за динарий и три меры ячменя за динарий» … да еще дух свободный, и сердце чистое, и тело здравое, и все дары божии при этом хотят сохранить. Ни на едином праве не сохранят, и за сим последует конь бледный и тот, коему имя Смерть, а за ним уже ад…Об этом, сходясь, и толкуем, и — сильно подействовало.
Здесь приведены два коня со всадниками на них — третий конь и четвертый. В самом же апокалипсисе до них пойдут еще два коня со всадниками на них — первый и второй. А в главе 6 Апокалипсиса читаем: «2Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он как победоносный, и чтобы победить. (…) 4И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан был ему большой меч» [9]. В этих абзацах Апокалипсиса четыре коня со всадниками на них в комплексе составляют, на наш взгляд, символы мира и духа Антихриста, тем более, что на последнем из них — на бледном — сидит всадник, которому имя «смерть». Не случайно Достоевский был поглощен идеей «Мертвого Христа» при создании этого романа. Антихрист неизбежно обрекает Христа на гибель. Христос обречен на гибель. У автора «Идиота» возникает вопрос «Мертвый Христос». Не случайно писатель был захвачен картиной Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос», находящейся в музее Базеля. По этому поводу убедительно пишет С. Белов: «Грандиозный финал романа «Идиот» писался уже после смерти Сони (первой дочери Достоевского. — К.И.), и гибель Настасьи Филипповны — это смерть лишь ее тела: чем разительнее распад ее праха, тем сильнее победа ее бессмертного духа (по аналогии с картиной Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос», висящей в доме Рогожина)» [10]. В так называемом «фантастическом реализме» Достоевского жизнь и творчество писателя идут по линиям, так сказать, «неэвклидовых параллелей». В отличии от эвклидовой геометрии тут две линии — линия жизни и линия творчества — пересекаются где-то в беспредельном пространстве. Тут дело касается семейной жизни самого Достоевского и его творчества. Что же касается общественной жизни тогдашней России с миром и его творчества, то дело обстоит по существу так же. Вот что читаем в страницах той же книги С. Белова: «Не случайно Достоевский заграницей ежедневно прочитывал все русские газеты (и по возможности иностранные), в большим волнением и тревогой следил за всем, что происходит в России. Он был потрясен количеством участившихся преступлений, грабежей и убийств, всеобщим падением нравственности. (…) В этот чудовищный мир денег, где все покупается и продается, вдруг приходит странный человек — князь Лев Николаевич Мышкин, жаждущий отдать свою душу за ближнего, бескорыстный, смиренный, сострадательный и чистый сердцем. (…) Все лгут в этом мире, а Мышкин никогда не лжет» [11]. Перед Достоевским была, так сказать, «мертвая Россия» и «мертвый мир». Ему не могли не бросаться в глаза последний, четвертый, бледный конь и на нем всадник, которому имя «смерть». Поэтому можно считать, что Достоевский был обречен на встречу с картиной Г. Гольбейна «Мертвый Христос» как раз во время создания романа «Идиот». Тема «Мертвого Христа» глубоко связана с одним из главных мотивов Апокалипсиса, «Откровения Святого Иоанна Богослова». Апокалипсис пишет, в частности, «о судьбе христианского мира (…) и судьбе мира и церкви» [12]. Судьба мира, на наш взгляд, неразделима с судьбой Иисуса Христа. Тут, по поводу «судьбы мира», вспоминается одна из формул в романе «Идиот», а именно «Красота спасет мир», или «мир спасется красотой». Эту формулу относят к Мышкину, «князю Христу». Недаром Христос является главным прототипом Мышкина, как «положительно прекрасного человека. Обоим им — Христу и Мышкину — было предназначено стать спасителем мира. Первого звали и зовут спасителем, а второго идиотом. Картина Ганса Гольбейна Младшего «Мертвый Христос» — репродукция которой висит в гостиной дома Рогожина — символизирует не только трагическую судьбу Мышкина — «князя Христа», — но и Настасьи Филипповны. Этим даже отнюдь не ограничивается символика этой картины. Она символизирует всю трагичность самого романа. Вячеслав Иванов справедливо определил творчество Достоевского как «роман — трагедия». Апокалипсис является книгой о Христе и Антихристе, выявляющей Христа через Антихриста. В этой последней книге Библии в общем и целом Христос скрыт, тогда как Антихрист же явен. А что самый четкий образ «Скрытого Христа»? Это не что иное, как «Мертвый Христос». Отсюда ясно, почему в романе «Идиот» явствуют темы Апокалипсиса и «Мертвого Христа». Темы Апокалипсиса в «Идиоте» — явные и скрытые. Про явные из них тут нет смысла говорить. Об одной из скрытых пишет К. Мочульский: «Апокалипсическая тема развивается в негодующем монологе Лизаветы Прокофьевны Епанчиной: царство золото тельца — преддверие царства смерти. «Уж и впрямь последние времена пришли, кричит она. Теперь мне все объяснилось! Да этот косноязычный разве не зарежет (она указала на Бурдовского), да побьюсь об заклад, что зарежет! Он денег твоих десяти тысяч, пожалуй, не возьмет, а ночью придет и зарежет, да и вынет их из шкатулки. По совести вынет!.. Тьфу, все навыворот, все кверху ногами пошли… Сумасшедшие! Тщеславные! В Бога не веруют, в Христа не веруют! Да ведь вас до того тщеславие и гордость проели, что кончится тем, что вы друг друга переедите, это я вам предсказываю. И не сумбур это, и не хаос, не безобразие это!» (…) На чем основан Апокалипсис Достоевского? Не на болезненной ли фантазии? Он страстно негодовал, когда критики называли его роман фантастическим, и утверждал, что он — более реалист, чем они. Грозные знаки надвигающегося на мир «смутного времени» уже вписаны в «текущей действительности»; нужно только уметь их прочесть. Писатель вглядывался в мелкие факты, в газетные известия, хронику происшествий, отчеты об уголовных процессах и гордился, что отгадывает самые неуловимые «веяния момента» [13]. Встречается примечание «Скрытая цитата из Апокалипсиса» в «Примечаниях» к роману в академическом издании: «стр. 168 <Ибо нищ и наг (…)> — Скрытая цитата из Апокалипсиса: «…ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» [гл. 3, стр. 17]» [14]. В числе «скрытых цитат» из Апокалипсиса, отмеченных в тех же «Примечаниях» к роману, есть, на наш взгляд, следующая: <текст романа>: «Вы смеетесь? Вы не верите в дьявола? Неверие в дьявола есть французская мысль, есть легкая мысль. Вы знаете ли, кто есть дьявол? Знаете ли, как ему имя? И не зная даже имени его, вы смеетесь над формой его, по примеру Вольтерову, над копытами, хвостом и рогами его, вами же изобретенными: ибо нечистый дух есть великий и грозный дух, а не с копытами и рогами, вами ему изобретенными» [15].
Кроме этих «скрытых цитат из Апокалипсиса», в «Идиоте» встречается «нечто из Апокалипсиса» на многих страницах романа. Нас интересует тот факт, что в книге Ю. Селезнева «В мире Достоевского» одна целая глава, причем довольно большая (62 страницы), уделена именно этой теме: «Нечто из Апокалипсиса». На первой странице главы, в частности, читаем: «Апокалиптические картины у Достоевского не дань моде, не внешний прием подверстывания современности под откровения около двухтысячелетней давности, не игра в музейное сопоставление эпох» [17]. Касательно романа «Идиот» Селезнев пишет и о «пришествии Христа»: «Князь Мышкин — идиот и т. д., приехал в Петербург в 18…году и — вместе с тем — «пришествие Христа». Внутренняя трагичность образа обусловлена неразрывностью несовместимых стилевых пластов, создающих образ. Христос-Мышкин в обыденном сюжетном плане оказывается — идиотом. Само слово — идиот (а с ним вся цепь образов) — находится не параллельно с рядом «Христа», не уживается с ним, а живет в нем, просвечивает сквозь него. Слово Христос по отношению к Мышкину в романе не употребляется, да и в его высказываниях звучит едва ли не единожды, да и то как бы мимоходом: «Об этой муке и об этом ужасе и Христос говорил. Нет, с человеком так нельзя поступать». Но «Христос» в Мышкине начинает просвечивать в самых обыденных словах и даже устойчивых оборотах: «Точно бог послал», — думает о нем генерал Епанчин. И в обыденном плане фраза имеет комический смысл — ибо «бог послал», чтобы занять его супругу, чтобы генералу легче было ускользнуть из дому. А через час и сама генеральша говорит: «И послушайте, милый: я верую, что вас именно для меня бог привел в Петербург из Швейцарии», — это «бог привел» — одновременно сочетается в устах тех же и других персонажей с рядом : идиот — дурачок — юродивый и т. п. В сюжетной плане это звучит, как бог послал — идиота, овцу, утешителя, няньку…» [18]. Апокалипсис является единственной «книгой пророчества» в Новом завете. В конце этой книги, в последних четырех главах ее [19–22], повествуется о «новом небе и новой земле» [21–1]. Это не что иное, как царство небесное, чей царь — Бог. И в самом исходе этой книги — и всей Библии, — в самой последней главе ее [22], пишется о том, что: «7Се, гляду скоро: блажен соблюдающий слова пророчества книги сей». «12Се, гляду скоро, и возмездие Мое с Мною, чтобы воздать каждому по делам его». «13Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний». «16Я, Иисус, послал Ангела Моего засвидетельствовать вам сие в церквах. Я есмь конен и потомок Давида, звезда светлая и утренняя». «17И дух и невеста говорят: прииди! И слышавший да скажет: прииди! Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берет воду жизни даром». «20Свидетельствующий сие говорит: ей, гряду скоро! Аминь. Ей, гряди, Господи Иисусе!» [19]. На наш взгляд, «пришествие Христа» в «Идиоте» уходит своими корнями в эти строки Апокалипсиса. Библиографический список
жүктеу/скачать 103.05 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|