Архитектурная эпиграфика хивы: культура, прокламации, идеология
жүктеу/скачать 0.94 Mb.
|
| АРХИТЕКТУРНАЯ ЭПИГРАФИКА ХИВЫ:
КУЛЬТУРА, ПРОКЛАМАЦИИ, ИДЕОЛОГИЯ Б.М Бабаджанов (Ташкент) Эпиграфические памятники Хорезма до сих пор остаются своеобразной Terra incognita, особенно в отношении их комплексного изучения. Они крайне редко привлекали внимание специалистов. Более всего внимания к эпиграфике можно было бы ожидать от первых ориенталистов, кто посещал Хорезм. Например, любопытные записки знаменитого ориенталиста Арминия Вамбери не содержат ни намека относительно архитектурной эпиграфики Хивы, в которой путешественнику пришлось быть не менее двух недель. Хотя одновременно он описывает жилища, археологические иногда архитектурные памятники города и окрестностей, «нравы туземцев» и т.п. 1 После завоевания в 1873 году Хорезма российскими войсками под командованием генерал-губернатора фон Кауфмана (1867-1882), ориенталисты Российской империи стали чаще посещать Хорезм. Несомненно, что самыми результативными в научном отношении следует признать научные экспедиции в Хорезм знаменитого российского ориенталиста А.Л. Куна (1840-1888), работавшего под эгидой знаменитого Русского географического общества, которое даже снабжало своих посланников специальной инструкцией, предписывающей не только собирать рукописи, документы и прочие артефакты, но изучать Хивинское ханство «в культурно-историческом отношениях»2. Эту задачу А. Кун выполнил весьма результативно, собрав во время Хивинского похода большую библиотеку рукописей и солидный корпус разных документов с учетными записями налогов и т.п. Такие сборы рукописных артефактов А. Кун продолжал и в других частях Средней (Центральной) Азии, сопровождая свои наблюдения любопытнейшими записками и статьями. Все это наследие отложилось в знаменитом «архиве А. Куна», основная часть которого ныне хранится в Институте рукописного наследия РАН и других учреждениях Санкт Петербурга3. Из всего корпуса оставленных им документов, в которых содержатся ценные материалы с его наблюдениями и записями, для нас важным представляются его записки с краткими описаниями (1873) надписей на некоторых памятниках Хивы (ворота Палван-дарваза, медресе Шир-гази-хана и Аллах-кули-хана, Мухаммад-Рахим-хана I, на стенах мечетей и др.)4. Я не имел возможности ознакомиться с этими материалами. Однако в архиве знаменитого библиографа и историка Б.В. Лунина сохранились фотографии с описаниями и чтениями надписей на упомянутых воротах Палван-дарваза и медресе Шир-гази-хана5. Оказалось, что чтение содержит некоторые ошибки и пропуски строк (или нескольких слов), которые их автору (А.Куну) не удалось прочитать. Однако эти записки, на мой взгляд, особо ценны тем, что содержат части текстов на памятниках Хорезма и других регионов СА, которые ныне полностью утрачены и их привлечение дало бы интересные результаты. После революции 1917 года, и «революции» в Хорезме (1920) памятники эпиграфики Хивы стали объектом интереса замечательных историков-любителей Хасан-Мурада Лаффаси6 и затем Абдулла Балтаева (об «эпиграфических штудиях» последнего см. ниже). Однако их работы по эпиграфике были скорее случайными и почти не использовались в научных публикациях. Между тем, такой город-музей как Хива, эпиграфика которого по количеству, видам и разнообразию жанров, пожалуй, не просто самая уникальная для всей Средней (Центральной) Азии, но и наиболее объемная (в смысле количества текстов). Эпиграфику некоторых памятников Ичан-калы в 50-60-х годах прошлого века переписывал и переводил сотрудник Института востоковедения АН УзССР Ю.Н. Завадовский. Эту работу он выполнял по заказу Главного управления охраны памятников Республики, в архивах которого отложились его отчеты7. Однако эти отчеты имеют ряд существенных недостатков. Во-первых, надписи выбирались без всякой системы, так сказать, «согласно заказу». Во-вторых, будучи арабистом, не зная других восточных языков, Завадовский допускал ряд ошибок (как в чтении, так и в переводах) персидских и тюркских текстов; а именно на этих языках написано подавляющее большинство эпиграфических текстов Ичан-калы. В-третьих, переписанные им некоторые оригинальные тексты тоже заключали в себе множество ошибок, что иногда затрудняет возможность использовать их. Отчеты почти никогда не сопровождались описанием собственно надписей, не было попыток идентифицировать их по рукописным сочинениям и т.п. Одновременно Завадовский тщательно фиксировал все надписи (часть которых ныне утрачена), составлял схемы их расположения на памятниках, что оставляет его работу в ряду полезных архивных материалов, а работа их автора квалифицируется как очень важная. Можно упомянуть так же некоторые работы ученых из Узбекистана или Москвы, которые в своих работах обращались к некоторым «объектам» эпиграфики Хорезма и в частности, Хивы8. Однако в этих публикациях архитектурная эпиграфика изучалась как бы сама по себе, без ее исторического, культурного или ландшафтного контекстов9. Конечно, особенно неповторимой является Внутренняя крепость (Ичан-кал‘а / ایچن قلعه) города Хивы, которая более или менее сохранила свой средневековый облик, особенно в планировке, объемных композициях ансамблей, расположении памятников архитектуры и отчасти жилых домов (фото 1, 2)10. Трудно представить себе столь богатый в архитектурном и декоративном отношении ландшафт Ичан-калы без эпиграфики. Особенно поражает разнообразие надписей, которые красуются в виде великолепно исполненных в цветной мозаике монументальных текстов на порталах, фризах, тимпанах и других частях памятников, либо в виде скромных, но блистательно исполненных надписей на дереве (колоны, двери), мраморных базах колон или панно, металлических штандартах и др. (фото 3, 4, 5, 6) Во всяком случае, эпиграфика – это органическая часть архитектурного декора, создающая не просто облик памятника, вместе с другим декоративным убранством. Надпись ясно идентифицирует памятник, или, как заметил Олег Грабар, указывает на принадлежность этого памятника именно к мусульманской общине11. В условиях Хивы это вполне применимо, однако, с некоторыми оговорками, о которых будет сказано ниже. Кроме того, арабское письмо за многие века своего развития, как часть художественной (прикладной или монументальной) культуры, удачно соединяет в себе как эстетическое, так и смысловое начало. Развитию художественной выразительности способствовала особенность арабской графики, в которой вертикальные или горизонтальные линии букв легко превращали надпись в причудливый узор, который гармонично дополнял декор здания, иногда даже соревнуясь с ним в неожиданной пластике и в причудливых переплетениях тонких линий. А если к этому добавить разнообразие почерков и способов их начертания (что-то среднее между узором и текстом), то в этом случае «слово» имело не только смысл, оно обретало форму, образ, став частью декоративного убранства. Все это легко будет понять, если немного напрячь воображение и представить эти памятники без надписей. В этом смысле тексты задумывались и находили свое место на памятниках как часть единой композиции. Они были и остаются не только частью декора памятника, но способом презентации его донатора, демонстрацией его богоугодного деяния (если речь идет о мечети, медресе, мавзолее и т.п.), иногда называли имена авторов текстов, мастеров, которым перепадал лучик славы, вместе с исторической памятью (см. фото 7). Тексты информировали зрителя (или пользователя) о самом памятнике, сообщали об их донаторах (хвалили их), извещали о датах строительства, рассказывали о погребенных (если это мавзолеи) и т.п. Это утилитарная функция архитектурной эпиграфики, которая, несомненно, важна в задумке зодчего или декоратора (наккāш / نقاش), который одновременно мог быть каллиграфом (хаттāт / خطاط). Такая функция зримой эпиграфики и даже осязаемой каждый день людьми того времени помещала ее читателя (зрителя) в обычную или реальную систему координат в истории его страны, города, улицы или мечети, в которой он молился. Однако прочитанная однажды надпись затем могла «примелькаться», и являясь перед взором почти каждый день, постепенно могла восприниматься как часть декоративного украшения зданий. Возможно, большинство «зрителей» прошлого вполне довольствовались таким восприятием текстов на памятниках, которые их окружали. Тем не менее, памятники создавали объемное и креативное пространство города посредством наблюдаемых и осязаемых любым зрителем объемных и цветовых архитектурных композиций, которые задумывало и формировало/строило государство (в данном случае, преимущественно династия Конгратов/Кунгратов и их приближенные). Надпись в этой пространственной композиции играет особую роль. Именно через надписи государство и чиновники, в первую очередь, прокламировали свое «авторское право» на это пространство, хотя «творческое право» оставалось за зодчими, декораторами и каллиграфами. С другой стороны, это то самое пространство, которое отличало город (городскую культуру) от соседствующей степи, создавало осязаемое преимущество города, как средоточия власти, религиозных, идеологических прокламаций, каковой эпиграфика являлась в первую очередь. Однако, надпись, как сказано, это часть узоров, а значит часть образа памятника, создающего некий настрой благоговения, чувство соприкосновения с божественной красотой, особенно если памятник и надписи на нем расположены на фасадах и в интерьере мечетей, над могилами святых12. Такие места (как, например, комплекс зданий у могилы патрона Хивы Пахлавана Махмуда) – это сакральное пространство, к которым донаторы сооружений относились особо, и на которых мастера старались проявить максимум своего мастерства, подпитываемого благоговением к духу святого. В этих случаях философия надписи (как и памятников, на которые она наносилась) проявлялась в более сложных контекстах, перемещая их читателя из мира профанного в мир сакральный. Естественно, такого рода толкования многообразных функций эпиграфики могут быть несколько отвлеченными, если полноценно не понять и не воспринять саму надпись, либо не ознакомиться с максимально аутентичным изложением ее переводов. Однако это дело потребует от современного ученого, кто собирается более или менее полноценно презентовать эпиграфику, весьма серьезных исследований, кропотливой работы с самими надписями, помещать их в собственно окружающий ландшафт, в родное историческое пространство, не забывая об общем культурном или идеологическом контексте. Между тем, в массе работ, опубликованных по истории архитектуры Ичан-калы, по ее декоративным и планировочным особенностям, эпиграфика привлекалась крайне редко, и только как вспомогательный источник, используемый для выявления дат строительства памятников, имен донаторов или мастеров13. Большинство работ такого плана написаны в советское время теми специалистами, кому и в голову не приходило ставить задачу таким образом, чтобы рассматривать эпиграфику как часть архитектурного ландшафта, не говоря уж об иных смыслах, о которых говорилось выше14. Такие подходы лишали опубликованные описания и исследования великолепных работ зодчих прошлого более масштабных осмыслений того историко-архитектурно ландшафта, с которым имели дело современные ученые. Это с одной стороны. А с другой – изредка и спонтанно публикуемая эпиграфика Ичан-калы, рассматривалась исключительно утилитарно (то есть как формальный источник информации для историков архитектуры или эволюции видов арабского письма), а потому тоже оказывалась оторванной от ее естественного ландшафта, теряла связь с самим памятником, с его иными функциями15. В этой статье я попытаюсь представить лишь часть памятников архитектурной эпиграфики Ичан-калы, а именно надписи на мраморных панелях (панно, или плитах), хранящихся в музее Ислама Хваджи (фото 8. Хива. Фасад его медресе). Эту работу я подготовил специально для рабочего сайта проекта «Seeing like an Archive: Documents and Form of Governance in Islamic Central Asia» («Под оптикой архива: документы и формы управления в исламской Центральной Азии» и рассматриваю ее как пробную, поскольку готовлю обширную монографию по эпиграфике Хорезма (в виде альбома) в рамках этого же проекта. Естественно, был бы чрезвычайно признателен коллегам за замечания, поправки и критику.
Надписи на мраморных панно (панелях, плитах) являются одной из уникальных особенностей архитектурной и мемориальной эпиграфики средневекового Хорезма и, в первую очередь, Хивы. Представленные ниже тексты высечены именно на таких декоративных мраморных панно разного размера (фото 9). Лицевые поверхности этих плит украшены узорами (они в основном растительного характера), которые служат декоративным фоном разного рода надписей. Тексты писались преимущественно декоративными видами почерка наста‘лик, которые вполне читабельны, чему, в том числе, способствовала и регулярно расставленная диакритика. Иногда свободные от букв пространства тоже украшались узорами в виде пальметт или трилистников, но они никак не мешали чтению. Иными словами, художественно исполненные, но ясно читаемые надписи таких панно – это очевидная доминанта над остальными элементами декора. Подобные художественные приемы ясно дают понять – главное в этих панно это надпись, ее содержание. Это чаще всего высокопарные тексты, посвященные строительству каких-либо зданий, тексты близкие по жанру к эпитафиям, стихи философского содержания, и даже копии документов и прокламаций. Все они некогда украшали стены разного рода сооружений Хивы и потому являются частью архитектурной эпиграфики города и его окрестностей. В этом тоже уникальность представленных текстов, которые вносили удивительную полифонию в архитектурную эпиграфику Хорезма разнообразием стилей и жанров текстов, использованным материалом, на который они наносились. В целом для архитектурной эпиграфики Центральной Азии тех эпох (как культово-мемориальной, так и гражданской) описанные явления исключительные, особенно, что касается копий вакфных грамот, переложенных в стихи и украшавшие некоторые медресе и мечети Ичан-калы16 (фото 10. Фрагмент копии вакф-наме медресе Шир-гази-хана). В настоящее время все эти уникальные образцы эпиграфики хранятся в разных экспозициях музеев города Хивы. Большей частью они изучены и зафиксированы во время последней экспедиции в Хорезм (май 2014 г.). Ниже я предлагаю тексты и комментарии, высеченные на нескольких панно. Предложенная ниже их систематизация по номерам, условная. Панно № 1 Мраморное панно светло-серого цвета ныне выставлено в экспозиции музея прикладного искусства Ислама Ходжи (инв. № КП № 1204. Размеры: 66х99 см.). Надписи и узоры на ней изготовил один из самых блистательных мастеров-каллиграфов позднесредневекового Хорезма Худай-бирган ибн уста Мухаммад-Панах Хвāразми, который прославился не только как каллиграф, но и как часовых дел мастер, фотограф и автор коротких кинозарисовок (1822–1920; см. его авто-фотографию, № 17). Мы зафиксировали несколько образцов его работ, то есть текстов на мраморных панелях, базах колонн. Однако по уровню мастерства и тонкости исполнения представленная здесь его работа является одной из самых лучших образцов искусства каллиграфии и резьбы по мрамору, чем особенно славились каллиграфы и мастера Хорезма. Эта плита, как особый вид архитектурной эпиграфики Хивы (мемориального жанра), некогда была вмонтирована на небольшом мавзолее Халифа саййид Ибрахим Ходжи (خلیفه سیّد ابراهیم خواجه), который был знаменитым государственным деятелем своего времени. Известен его сын Ислам Ходжи (ум. в 1913) тоже ставший выдающимся государственным деятелем Хорезма начала ХХ века. Знаменитый хорезмский историк Байāни (1852–1923) упоминает, что Ибрахим Ходжа ибн Саййид-Мухаммад Ходжа происходил из провинции Ханка. Он был дядей по матери (طغا) Мухаммад-Рахим-хана Второго. В 1299 году (1881-82) был приглашен в Хиву и выполнял разные поручения хана17. После возвращения из путешествия в Петербург хан, за верную службу, сделал Ибрахим Ходжу своим главным визирем (وزیر جملة الملک)18. (л. 484б-485а). Байāни пишет, что Ибрахим ходжа был весьма деятельным и исполнительным. По его совету, Мухаммад-Рахим пригласил на свою службу потомков тех, кто «верой и правдой служили его предкам» (там же. На л. 485б перечисляются их имена). В представленном ниже тексте упоминается, что мавзолей покойного входил в состав мемориального комплекса Мах-и руй (местное произношение: Махруй), которое названо по прозвищу шейха Саййид Мухаммада, который, по преданию, был сыном известного хорезмского святого Саййид-ата (ум. в 615/1218, по другим данным в 721/1321). Согласно йасавийской традиции, он был сначала учеником Занги-ата, затем другого знаменитого суфия в духовной линии Йасавийа – Хаким-ата (XII в.); последний в свое время тоже был учеником Занги-ата19. Хотя профессор Девин ДеУиз полагает, что эти шейхи были включены в цепочку духовной преемственности Йасавия авторами житийной литературы лишь ретроспективно20. Тем не менее, традиция и затем «общественное мнение» признали как эту цепочку святых, так и авторитет Саййид-ата, потомки которого (или те, кто считал себя таковыми) пользовались в Хорезме большим духовным влиянием. Кроме того, они возводили свою физическую родословную к Пророку и потому прилагали к своим именам титул «саййид». Этот факт отмечен и в тексте представленного панно21. Как сообщает один из позднейших авторов Хорезма, после смерти Ибрахим Ходжа «был похоронен на кладбище Саййида Махруйа в могиле, устроенной внутри мавзолея, который он построил сам; мавзолей расположен к северу от восточного входа комплекса. Все, кто хочет узнать об этих людях может почитать надписи на их могилах»22. Последнее замечание автора ярко свидетельствует о том, что эпиграфика (как архитектурная, так и мемориальная) становилась источником информации для авторов разного рода сочинений, которые рекомендовали своим читателям почитать надписи, чтобы узнать побольше о памятнике или личности, с ним связанной. Стало быть, собственно эпиграфика вполне «работала», то есть служила источником информации для посетителей, паломников и обычных «зрителей». По периметру плиты нанесены обычные надгробные стихи (марсийа). В центре – скопирован текст особой грамоты (Иджазат/Иршад-нама, или Хати иджазат) с имитациями печатей, разлиновкой полос для текста (мистара), то есть с полным подражанием бумажному оригиналу Здесь, очевидно, был скопирован оригинальный документ, который был выдан покойному его учителем – шейхом суфиев духовной линии Накшбандиййа-Муджаддидиййа – халифа ‘Абд ас-Саттар Махдумом. Такого рода документы в их бумажных вариантах достаточно хорошо известны. Однако в виде текста, высеченном на мраморном надгробии суфийского шейха, встречаются впервые, по крайней мере, в эпиграфике Центральной Азии. Именно поэтому представленный памятник еще раз подтверждает уникальность эпиграфических памятников Хорезма и особенно Хивы. Тексты написаны каллиграфическим почерком наста‘лик весьма пластичных очертаний, с регулярной диакритикой. Пространства между текстами заполнены тонким узором в виде пальметт и трилистников. Собственно грамота на арабском и персидском языках высечена в виде горизонтальных строчек в центре плиты23. Стихотворная эпитафия, или надгробные стихи на тюркском (чагатайском), написаны по периметру, в виде парных строчек (см. часть 2). Ниже приведены тексты и переводы обоих текстов. Естественно содержание текста требует особых комментариев, которые мы привели отдельно, в конце каждой части текста. ТЕКСТ (часть 1-я; фото 11) بسم الله الرحمن الرحیم الحمد لله الذي نوّر قلوب العارفين بلوامع الأنوار و روّح بروايح الأسرار و الصلوة على رسوله سيد الأبرار و على آله و أصحابه الأخيار أما بعد: بدان // ای طالب صادق که آنچه حق سبحانه افاضه کرده بر صدر منشرح آنحضرت صلی الله علیه و سلم از بحار اسرار آنحضرت صلی الله علیه و سلم افاضه نموده // بحضرت صدیق اکبر رضی الله تعالی عنه و از ایشان بحضرت سلمان رضی الله تعالی عنه و از ایشان بحضرت قاسم ابن صدیق اکبر رضی الله تعالی عنه و از // ایشان بحضرت امام جعفر صادق رضی الله تعالی عنه و از ایشان بحضرت بایزید بسطامی رحمة الله علیه و از ایشان بحضرت شیخ ابوالحسن خرقانی // رح و از ایشان بحضرت شیخ علی فارمدی رح و از ایشان بحضرت خواجه یوسف همدانی رح و از ایشان بحضرت عبد الخالق غجدوانی // رح و از ایشان بحضرت خواجه عارف ریوگری رح و از ایشان بحضرت خواجه محمود انجیرفغنوی رح و از ایشان بحضرت خواجه علی رامیتنی رح // و از ایشان بحضرت خواجه محمد بابای سماسی رح و از ایشان بحضرت امیر کلال رح و از ایشان بحضرت خواجه بهاء الحق // و الدین نقشبندی قدس الله روحه و از ایشان بحضرت مولانا یعقب چرخی و از ایشان بحضرت خواجه عبید الله // احرار رح و از ایشان بحضرت مولانا زاهد رح و از ایشان بحضرت مولانا درویش رح و از ایشان بحضرت خواجه مولانا امکنگی // رح و از ایشان بحضرت خواجه باقی بالله رح و از ایشان بحضرت امام ربانی مجدد الف ثانی رح و از ایشان بحضرت// محمد سعید رح و از ایشان بحضرت شیخ عبد الأحد رح و از ایشان بحضرت مولانا عابد رح و از ایشان بحضرت// خواجه محمد موسی خان علیه الرحمة و از ایشان بحضرت خلیفه صدیق رح و از ایشان بحضرت آن بحر معرفت و دریای //حقیقت و مرکز دایره اهل طریقت ﭙشوای اهل دین و مقتدای اهل یقین فرید مسندی مرشدی و صد جادۀ //مشتری اعنی بنام لطيف خلیفۀ حسین رح و از ایشان قرۀ باصرۀ نیکنامی اعنی حضرت خلیفه// عبد الستار مخدوم و ایشان این فتادۀ حضض را بمجرد عنایت و کرم و بمحض فضل و بخشش ایزیدی //جل سلطانه بدولت خادمی و خدمت کاری بر اهل طریقت سرافرازی بخشیدند این فقیر نیز این// فضایل مآب و کمالات اکتساب خلیفه سید ابراهیم خواجه را بجهت آنکه ظهور شد یومًا فیومًا // تضاعف و تزاید است بنابر آن مؤمی إلیه را اجازه تعلیم ذکر و طریقت داده شد باید که مؤمی إلیه طالبانرا تعلیم ذکر و طریقت نمایند بشرط // استقامت در سنت حضرت محمد مصطفی صلی الله علیه و سلم و بشرط ادای مأمورات و محبت شیخ مقتدا وفّقه الله تعالی علی ذلک و السلام علی تابع الهدا مرشد سالک محمد صالح خلیفه ابن محمد رسول خلیفه مرحومی24 Перевод и комментарии: Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Слава Аллаху, который озарил сердца гностиков и овеял их благоуханием своих тайн! Благословение Его Посланнику – господину праведников, его семье и лучшим Его сподвижникам! Затем, знай, о искренне ищущий Истину, Преславный Аллах влил своих благодеяний во вдохновенное сердце того господина (Пророка) – да благословит и приветствует его Аллах! А из морей тайн того господинаA) – да благословит и приветствует его Аллах! – перетекли эти божественные (тайны) к Сиддик АкбаруB) – да будет им доволен Всевышний Аллах! А от него – к господину СалмануC) – да будет им доволен Всевышний Аллах! А от него – к господину Касиму ибн СиддикуD) – да будет им доволен Всевышний Аллах! А от него – к господину Имаму Джа‘фар СадикуE) – да будет им доволен Всевышний Аллах! А от него – к господину Баязиду БистамиF) – да помилует его Аллах! А от него – к господину Абу-л-Хасану Харакани – да помилует его Аллах!G) А от него – к господину Шайху ‘Али ФармадиH) – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходже Йусуфу Хамадани – да помилует его Аллах! А от него – к господину ‘Абд ал-Халику Гидждувани – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходже ‘Арифу Ривгари – да помилует его Аллах! А от него – к господину Махмуду Анджиру Фагнави – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа ‘Али Рамитани – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа Мухаммаду Баба-йи Саммаси – да помилует его Аллах! А от него – к господину Амир Кулалу – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа Баха’ ал-Хакк ва-д-дин Накшбанди – да освятит Аллах его дух! А от него – к господину Маулана Йа‘кубу Чархи – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходже ‘Убайдаллах Ахрару – да помилует его Аллах! А от него – к господину Маулана Захиду – да помилует его Аллах! А от него – к господину Маулана Дарвишу – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа Маулана Имканаги – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа Баки Би-ллах – да помилует его Аллах! А от него – к господину Имаму Раббани, (по прозвищу) «Обновитель второго тысячелетия»I) – да помилует его Аллах! А от него – к господину Мухаммад-Са‘иду – да помилует его Аллах! А от него – к господину шайх ‘Аб ал-Ахаду – да помилует его Аллах! А от него – к господину Маулана ‘Абиду – да помилует его Аллах! А от него – к господину Ходжа Мухаммад-Муса-хануJ) – да помилует его Аллах! А от него – к господину Халифа-йи Сиддику – да помилует его Аллах! А от него – к морю гносиса, реке Истины, центру круга искателей Истину, предводителю верующих, руководителю обладателей достоверного знанияK), единственному на троне (мистического) предводительства, Юпитеру сотен путей (познания), который известен под именем Латиф – Халифа-йи Хусайну – да помилует его Аллах! А от него – к свету очей тех, (кто прославился) хорошим именем, известному как господин ‘Абд ас-Саттар Махдуму – да помилует его Аллах! А он в эту нисходящую (от Пророка духовную) преемственность с удовлетворением посвятил избранника милости и величия, слугу великого государства Всевышнего, служащего (так же) людям мистического пути [Халифа саййид Ибрахима]. Этот нижайший слуга братства [Халифа ‘Абд ас-Саттар] так же [написал это разрешение] потому, что день ото дня у Халифа саййид Ибрахима проявляются все новые добродетели и многие достоинства. По этой причине упомянутый выше [Халифа ‘Абд ас-Саттар] дал ему [Халифа саййид Ибрахиму] разрешение обучать правилам зикраL) и секретам [суфийскиого] пути. Нужно, чтобы упомянутый выше [Халифа саййид Ибрахим]давал уроки ищущим истину по правилам зикра и секретам суфийского пути, с тем условием, однако, чтобы они оставались в пределах сунны господина [пророка] Мухаммада Мустафа – да благословит и приветствует его Аллах! А еще условие – чтобы исполнялись предписания [шари‘ата] и любви к прежним предводителям-шейхам – да споспешествует Всевышний Аллах исполнить ему такое и да будет мир тем, кто ступил на истинный путь! Предводитель ступающих по пути [Истины] Мухаммад-Салих халифа сын помилованного Мухаммад-Расула халифаM). Комментарий: A). В тексте буквально «حضرت»/хадрат – «Его присутствие». Здесь и ниже мы перводим этот термин близким по значению словом – «господин». B). Прозвище первого преемника (халифа) Пророка – Абу Бакра ас-Сиддика (632-634). C). Салман ал-Фариси один из сподвижников Пророка (ок. 578 – ок. 657). По происхождению зороастриец, затем заинтересовавшийся христианством. После этого он принял ислам (в пятом году хиджры, т.е. в 627 г. современного летоисчисления). Участвовал в первых военных кампаниях мусульман. D) Здесь неточная передача имени. Скорее всего, имеется в виду Касим ибн Мухаммад ибн Абу Бакр ас-Сиддик (653-725). Его имя действительно приводится в самом начале цепочки духовной преемственности всех групп Накшбандиййа. E). Имам Абу ‘Абдаллах Джа‘фар б. Мухаммад ас-Садик (702-765). Богослов, шестой из шиитских имамов, основатель джафаритского мазхаба. Признается суннитской традицией как потомок Пророка. F). Абу Йазид ат-Тайфур ал-Бистами, или Байазид Бистами (804-874). Знаменитый персидский суфий. В этой части цепочка духовной преемственности Ходжагон-Накшбандийа подвергается специалистами сомнению, поскольку Бистами физически не мог встречаться с Джа‘фар ас-Садиком. Однако авторы суфийских сочинений утверждают, что их духовная связь была «виртуальной», или, как пишется в источниках, «увайсийа» (от имени Увайса ал-Карани, который не виделся с Пророком, но получил его духовную инициацию во сне). G). Эта формула благословения в оригинальном тексте передана в сокращенном виде (как это часто бывает в рукописях и документах) в виде аббривеатуры. состоящей из букв «ر» и «ح» (от: «رحمة الله علیه»). В переводе передается ее полная форма. H). Его более точное имя Саййид Абу ‘Али ал-Фармади (ум. в 447/1055г.). Начиная с его имени и до Баки Би-ллаха (1563-1603) приведена часто повторяющаяся и хорошо известная по источникам и в научной литературе линия духовной преемственности Ходжаган-Накшбандиййа. О ней см.: Algar H. The Naqshbandy Oreder: a Preliminary Survey of its History and significants. Seattle, 1976, P. 44-46, 123-152. I). Ахмад Сирхинди, или Имам Раббани (1562-1624) – знаменитый индийский суфий, одна из духовных линий преемственности которого соединяется с Накшбандийа через упомянутого Баки Би-ллаха. Он пытался соединить предписания шари‘ата и тариката (то есть суфизма). Предпочел Накшбандиййа, считая, что этот духовный путь дает именно такую возможность. Нисходящие от него линии духовной преемственности получили эпоним «Муджаддидиййа» от его прозвища «Муджаддид алф сани» (Обновитель второго тысячелетия. Имеется в виду второе тысячеления по хиджре). См. подробней: Bühler, Arthur. Revealed Grace: The Juristic Sufism of Ahmad Sirhindi *1564–1624). Toronto, 2012 (там же библиография). J). Муса-хан Дахбиди (ум. в 1779 г.) – потомок накшбандийского шайха Джалал ад-дина ал-Касани (Махдум-и А‘зама – ум. в 1542). Муса-хан Дахбиди в свое время был одним из самых известных представителей братства Накшбандиййа-Муджаддидиййа в Трансоксиане (Мавара’ ан-нахр). О нем см.: Babadjanov B. On the history of the Naqshbandiya-Mujaddidiya in Central Mavara’annahr in the late 18th and Early 19th Centuries // Muslim Culture in Russia and Central Asia from 18th – to the early 20th Centuries / Ed. M. Kemper, A.v. Kügelgen, D. Ermakov. – Berlin: KS, 1996. – Vol. 1. P. 389-403; Anke v. Kügelgen. Die Entfaltung der Naqsbandiya-Mugaddidiya im mittleren Transoxanien vom 18. bis zum Beginn des 19. Jahrhunderts. Ein Stuk Detektivarbeit // Muslim Culture in Russia and Central Asia from the 18th to the Early 20th Centuries. Vol. 2: Inter-Regional and Inter-Etnic Relations. Ed. by A.v. Kuegelgen, M. Kemper, A. J. Frank. Berlin, KSV, 1998, S. 121–123; Бабаджанов Б.М. Мусса-хан Хваджа Дахбиди // Ислам на территории бывшей Российской империи. Энциклопедический словарь. – М.: Восточная литература. – 2006. – Т. I. С. 276-277 (в этих работах приведена основная библиография). K). Имеются в виду мистическое (суфийское) познание Истины. L). Зикр – букв. «поминание». Имеется в виду ритуал суфиев, при исполнении которого повторяются (поминаются) заданные сакральные формулы, включающие имена Аллаха. По типу исполнения зикр делится на громкие виды (джахр) и тихие, «про себя/втуне» (хафи). M). Это имя написано в круглом картуше, имитирующем печать. Очевидно, мастер постарался полностью следовать в бумажному оригиналу документа, повторив все его детали. Печать под такого рода документами ставил авторитетный суфий (в данном случае Мухаммад-Салих халифа), который должен подтвердить корректность приведенной цепочки духовной преемственности и правомочность Халифа ‘Абд ас-Саттара выдать такой документ. Стихотворная эпитафия по периметру мраморной плиты ТЕКСТ (часть 2-я; фото 11) آهکیم قیلماس وفا هیچ کیمساگا چرخ دشمن کام دون کینه خواه سالم اولماق جوری دین ممکن ایماس عالِم و جاهل گدا و ﭙادشاه سربلند ایتسا قویاشدیک کیمنی صبح شام ایلار بیزگا ﭙست و خاکراه اول مه برج سیادت کیم ایدی دانش آگاه و فطانت انتباه جد اعلاسی کیلیب سید اتا هم طغای حضرت خوارزم شاه دولت اقبال دیک شه غا مدام هم امین و هم جلیس و یکخواه معنی ایچرا مرشد کامل ایدی گرچه صورت دا صدارت دستگاه هم قیلیب شه خدمتینی صبح شام هم قیلیب حق غا عبادت سال و ماه غافل اولمای لحظۀ حق یادی دین بیردم آلماس ایردی بی ذکر اله جدی برجدا ایدی مهر منیر ایلیک و اوچ یاش دا بی اشتباه یل سغیر ایردی جهاندین کوز یووب دهر عز و جاهی غا قیلمای نگاه حضرت سید محمد ماه روی قربیدا مدفون اولوب تاپتی پناه فکر ایتیب تاریخ فوتین نیچه کون خاطری آشفته و حالی تباه کامل اول سید یوزین کورمای دیدی خواجه ابراهیم جنت جایگاه احقر العباد مع النقصان مُهر کن خدای بیرگان دیوان ابن اوستا محمد پناه خوارزمی غفر الله ذنوبهما فی شهر ربیع الاول فی سنه ۱٣۱٢ ПЕРЕВОД: Ах, никогда не верны никому они Это враждебное колесо судьбы и этот мстительный мир. Не смогут избавиться от их гнета, Ни ученый, ни нищий, ни падишах. Если кого-то вознесет судьба высоко ранним утором, Вечер может сбросить нас вниз и [отправить] в могилу. Он (покойный) был луной небосвода великих, Весьма просвещенным и прозорливым. Был его предком Саййид-атаA), И был он так же дядей по матери Хорезм-шахаB). Словно на счастье государства был он для шаха И доверенным, и собеседником, и единомышленником. Он был путеводителем в [познании] мистического смысла, Пребывая в молитвах Истинному [Аллаху] и днем и ночью. Чтобы не оставлять ни мгновения без упоминания Аллаха, Он каждый вздох сопровождал зикром. Созвездие Козерога было в зенитеC), Когда ему исполнилось пятьдесят три года. Был это год коровы, когда он навсегда закрыл свои очи, Не сожалея об (оставленных) богатствах и почете эпохи. Подле господина саййид Мухаммада МахруйаD) Был похоронен он и нашел упокоение. Размышляя несколько дней о хронограмме его смерти, Потерял я покой, испытал упадок сил. Не увидев лица этого саййида, КамилE) сказал: «Ходжа Ибрахим, его место в раю» F). [Работа] нижайшего из рабов, недостойного мастера по изготовлению печатей Худай-бирган диванаG) ибн Мухаммад-панаха Хваразми – да простит Аллах им грехи! [Изготовлена надпись] в месяц раби ал-аввал в году 1312 (сентябрь 1894). Комментарии: A). О нем см. в общем описании памятника. B). Покойный был дядей по матери Мухаммад-Рахима II (1870–1910). C). Соответствует декабрю. D). Имя одного из святых Хивы. Саййид – потомок Пророка. О Саййиде Махуруйе и его могиле см. выше – в кратком описании надгробия, а так же в текстах и комментариях следующей панели. E). Камил – поэтическое прозвище знаменитого поэта Хорезма Пахлавана мирза-баши. См. так же следующий комментарий. F). Это сложная хронограмма, дающая дату смерти покойного (1307/1889). Ее вычисление предложил хорезмский историк Байāни в своем знаменитом произведении «Шаджара-йи Хваразм-шахи». О смерти покойного он пишет следующее: «Примерно два года тому назад в 1307 году хиджры (1899), соответствующем году коровы, Ибрахим ходжа забил в литавры перехода в мир иной и затем переселился из мира тлена в мир вечности. От него осталось четыре сына. Первый Исма‘ил ходжа, второй Ислам ходжа, третий Исхак ходжа, четвертый Мухаммад-Йа‘куб ходжа. Пахлаван мирза-баши (Камил Хваразми) составил на его смерть примерно 15 бейтов стихотворной эпитафии. Я помню из них только эти пару строк хронограммы: ‘Не увидев его лица, Камил сказал: Ходжа Ибрахим, его место в раю’. Да не будет сокрыто, что числовое значение этой хронограммы дает сумму, большую на 60, чем задумано. Поэтому, (из хронограммы) нужно вычислить числовое значение буквы «син», что равно шестидесяти. Тогда хронограмма получится точной». (См.: Байāни. Шаджара, Л. 487а,б). Байани имел в виду первую строку бейта перед хронограммой, в которой фразу «Не увидев лица этого саййида…» можно понять как: «не учитывая начальной буквы (слова) ‘саййид’», то есть, числового значения буквы «син» (60). Из текста Байāни следует так же, что стихотворная эпитафия составлена именно Камилом Хваразми. G). Должность при дворе. Об этом мастере по печатям и знаменитом каллиграфе Худай-биргане см. выше, в общем описании памятника. жүктеу/скачать 0.94 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|