Бильбао против пермской культурной революции Пример для подражания
жүктеу/скачать 270.18 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Страна Эускади
- Баски, вперёд!
- Итак, что было сделано
- Бедная мечта о музее
|
Бильбао против пермской культурной революции Пример для подражания Так получилось, что нам с женой очень повезло: год назад, по дороге на побережье Страны Басков, в аэропорту Барселоны мы познакомились с замечательным человеком – 30-летним баском-филологом, хорошо говорящим по-русски, живущем в Бильбао и не раз бывавшем в России (как оказалось, он трудился переводчиком-волонтёром у наших общих московских знакомых, в одной из благотворительных организаций). Поэтому когда, спустя дней десять, нам пришло время покинуть побережье и наведаться в Бильбао, то путешествовали мы по этому городу не абы как, а с замечательным гидом, не просто живущем в Бильбао, но и глубоко погружённом во многие его ипостаси. Благодаря его темпераменту, мы даже поучаствовали в небольшой стычке с местными леваками, которым очень не понравилось, как мы выглядим, мирно беседуя за столиком в кофейне, в то время, как они протестуют против сокращения социальных расходов испанским правительством. Приехав домой, я ещё изрядно поизучал этот город в его многочисленных печатных и интернет-версиях. В итоге этих разнообразных знакомств с Бильбао я узнал много интересного. Собственно говоря, эти знания лишь подтвердили моё изначальное, сформировавшееся ещё в первые месяцы культуртрегерской оккупации, убеждение в том, что Бильбао и Музей Гуггенхайма ни в коем случае не могут быть образцом для подражания, не только для Перми, но и для подавляющего большинства других городов планеты. Но после знакомства с Бильбао, напитав аргументами это свое убеждение, я неожиданно получил и великолепный бонус - несказанное удовольствие от самого этого города, от басков, от их страны. И ещё: в Бильбао я впервые убедился, насколько реальным, мощным, и одновременно неброским в своей естественности может быть такой несколько абстрактный для нас феномен, как «городское сообщество». Я довольно подробно постараюсь описать «историю с Бильбао»1, во-первых, потому, что это действительно великая история, а, во-вторых, потому, что на её фоне некомпетентность и авантюризм наших «культурреволюционеров» становятся такими же очевидными и ясными, как Млечный путь безоблачной деревенской ночью. *** Что такое Бильбао для пермяка – это официальный пример для подражания: «хотите лучшей жизни – делайте, как в Бильбао». Бильбао, согласно идеологии «пермской культурной революции» - это благополучие и процветание города, достигнутое в результате включения мощного культурного фактора – Музея Гуггенхайма. Культуртрегерская оккупация Пермского края украшалась следующим «посланием» культуртрегеров к пермякам: «Современное искусство во всех возможных его проявлениях станет в Перми главным двигателем экономической и социальной модернизации. Проще говоря: музей, театр, центр дизайна, киностудия, фестивали и тому подобные культурные институции, опирающиеся на парадигму «современного искусства», создадут в Перми «центр силы», который всколыхнёт местное население, пробудит его творческий потенциал, привлечёт в край туристов и инвестиции, а также выдающихся творцов и креативщиков со всей страны, и даже со всего мира, и все они вместе – пермяки, творцы, туристы и инвестиции – превратят Пермь в современный, богатый, динамичный город – культурную столицу России, в которой пермяки обретут достаток, славу и продвинутую работу, а страна - пример для подражания». Сказал своими словами, но смысл передал, по-моему, один в один, ничего не наврал. Нигде в мире такая схема модернизации не была реализована и даже не было попыток. Такая безответственная дурость никому в голову не приходила. Нигде и никогда в мире новые культурные институции и порождённые ими финансовые, социальные и духовные эффекты сами по себе не становились основанием национального или регионального возрождения. Примеры, близкие сказке о «культурном запуске модернизации», существуют лишь применительно к малым городам, находящимся в непосредственной близости от мощных туристических потоков. И то в их случае есть проблема с тем, считать ли «возрождением», «успешной модернизацией» «посадку» городка на «туристическую иглу». По крайней мере, естественный отток молодёжи из таких музеефицированных местечек в большие города это не останавливает, будь ты хоть крохотным, но великим Авиньоном. Но, в любом случае, к Перми – миллионной, урбанистически молодой и всё ещё преимущественно индустриальной – это не имеет никакого отношения. Все известные культурные институции, ставшие одним из символов своих городов-носителей (в России наиболее известны Музей Гуггенхайма в Бильбао и Международный фестиваль искусств в Эдинбурге), везде были лишь небольшой надводной частью гигантского айсберга мощных социально-экономических преобразований, в основе которых лежали серьёзные государственные инвестиции и высокоэффективные бизнес-проекты вполне очевидного свойства: в жилищном строительстве, модернизации традиционных производств, создании новой транспортной и финансовой инфраструктуры, и так далее. Всё происходит примерно так: сначала государством аккумулируются большие деньги, чему предшествует определённое политическое решение общенационального или даже наднационального уровня (неслучайно и Бильбао, и Эдинбург - самые мощные в Европе центры сепаратизма (баскского и шотландского), то есть очень большая европейская проблема, как у нас Чечня, в которую для замирения вбухиваются немереные деньги). Эти деньги вкладываются в первичные проекты реконструкции и создания новых социальных, культурных и бизнес-институций. Затем, если видно, что проекты хорошо реализуются и государство гарантирует своим участием их доходность – деньги привлекают деньги, следует череда частных инвестиций, и процесс плавно перетекает в относительно благополучную и динамичную жизнь ранее не очень благополучного и утратившего динамику города. Культурные институции не порождали и даже не стимулировали социально-экономические, градостроительные и прочие преобразования, а находились в их ряду, были одним из пунктов фундаментальных программ обновления. Культурные институции, безусловно, украшают «обновленческие проекты», гуманизируют их, привлекают дополнительные инвестиции (впрочем, несопоставимые с базовыми инвестиционными потоками) и, в известной степени, отмывают политическую подоплёку модернизации. Но никогда и нигде не являются стержнем модернизационного проекта. Страна Эускади «Эффект Бильбао» - это не эффект Музея. Всё наоборот: Музей стал эффектом возрождающегося Бильбао. Или так: возрождающийся Бильбао сделал Музей, а Музей зафиксировал и презентовал миру факт возрождения Бильбао. Но, прежде чем писать о «феномене Бильбао», я предложу читателю некоторый информационный минимум, необходимый, чтобы иметь возможность разобраться в «феномене Бильбао», породившем «эффект Бильбао», который, в свою очередь, породил «феномен Музея». Во-первых, Бильбао – это главный город Страны Басков. Страна Басков – это автономный регион (они это называют «автономным сообществом») на северо-востоке Испании. Регион горно-морской: испокон веку баски жили на северных отрогах Пиренейских гор, выходящих к Бискайскому заливу Атлантического океана. Моряки и горцы-селяне. Например, многие поселения прибрежных басков специализировались на китобойном промысле. А горцы ещё с римских времён добывали железо. Столица Страны Басков – Витория - меньший и менее известный, чем Бильбао, город. Политическое, социально-экономическое и культурное соотношение Бильбао и Витории очень напоминает соотношение Нью-Йорка и Вашингтона в США. Во-вторых, Бильбао – морской порт, хоть и находится на берегу реки и в 12 километрах от берега океана, а баски – морской народ. Громадный Бискайский залив Атлантического океана, омывающий всё западное побережье Франции и всё северное побережье Испании, назван в честь басков. А юго-восточный угол Бискайского залива, упирающийся в стык французского и испанского побережья, называется «Берегом Басков». Правда, по источникам я так и не разобрался: сами ли по себе баски - «морской народ» или стали таковым в результате заселения Берега Басков викингами в IX веке. В-третьих, население «исторического Бильбао» составляет около 400 000 человек, население «Большого Бильбао» (сегодня он - реальная агломерация) – около 1 000 000 человек. Бильбао, помимо прочего, административный центр одной из трёх баскских провинций – Бискайи. Именно в Бискайе находится знаменитая Герника. Нам она известна как маленький испанский городок, который в 1937 году во время Гражданской войны в Испании был фактически уничтожен вместе со многими своими жителями в ходе ночного авианалёта, который совершили лётчики-фашисты из «Легиона Кондор», добровольческого подразделения Люфтваффе (по одной из местных версий, это были франкистские летчики, которые летали на немецких самолётах и сбрасывали немецкие бомбы). В юности мне и, думаю, многим, казалась несколько избыточной реакция Пабло Пикассо на это событие (я имею в виду его знаменитую трагическую картину «Герника»). Только потом я сообразил: Пикассо, когда писал свою великую картину, в отличие от меня, рассматривавшего её по репродукциям через 40 лет в советских 70-х, просто не знал, что уже через 5-7 лет после разрушения Герники всё будет во сто крат ужаснее, и от ночных бомбардировок будут гибнуть уже не 250 человек, как в Гернике, а 25 000, как в Дрездене. Герника была его реальным максимальным ужасом, ужасом эпохи, ещё не знавшей лагерей смерти и ковровых бомбардировок. Но всё оказалось ещё сложнее. Герника оказалась не просто маленьким испанским городком, а духовной столицей Страны Басков, культовым местом, где «испокон веков собирались под сенью «баскского дуба» вожди и старейшины Эускади (самоназвание Басконии), здесь перед баскским парламентом - первым на территории Испании - каждый вновь вступивший на испанский престол монарх давал клятву уважать и защищать закрепленные законом баскские свободы». Герника оказалась сердцем Страны Басков и, что более важно, воплощением её свободы. Вот почему Франко выбрал именно этот городок мишенью бомбардировки – «сердце оплота свободолюбия». «Легион Кондор» бомбил Гернику по личной просьбе каудильо. Позже Франко объявил баскские провинции «провинциями-предателями». Всё это знал и Пабло Пикассо, и многие другие, прежде всего, испанские и французские интеллектуалы, и не только интеллектуалы. Шок от бомбового разрушения Герники был невероятным. Но, кстати, говорят, «баскский дуб» уцелел после бомбардировки. Может быть, это легенда, я не проверял. В-четвёртых, Страна Басков, как многие понимают, это не просто один из регионов Испании, а одна из главных политических проблем не только Испании, но и всего Евросоюза. В Стране Басков «автономия» - не пустое слово, регионализм и глокализация - мощные политические и экономические тренды, а сепаратизм, мягкий или жесткий, – важная часть умонастроений значительной части населения. Страна Басков - это не только Музей Гуггенхайма, но и ЭТА («Страна Басков и Свобода» - боевая леворадикальная националистическая организация) и «Эрри Батасуна» (баскская националистическая партия, политическое крыло ЭТА). Мечта ЭТА и «Эрри Батасуна» - «Большая страна басков», включающая в себя все баскские земли Испании и Франции. С 70-х годов по настоящее время в терактах и убийствах, организованных ЭТА и другими радикальными националистическими группировками, погибли около 900 человек. Фирменный для ЭТА способ убийства – выстрел в затылок. Когда мы в июне прошлого года были в Басконии, ничего террористического вокруг не происходило, но через полтора месяца, в августе, по Стране Басков прокатилась волна терактов: в городах сотнями горели мусорные контейнеры и десятками автомобили, было сожжено несколько домов, использовались бензиновые бомбы и бутылки с зажигательной смесью, в Ондарроа ими забросали почтовый офис, в Зараутце были ранены двое полицейских, 21 августа взрывное устройство сработало и в Бильбао. Но это уже «мягкий террор» - никто не погиб. Пик террористической активности ЭТА пришёлся на 90-е и самое начало 2000-х (2001 год – 58 эпизодов) и совпал с «возрождением Бильбао». 10 января 2011 года ЭТА объявила о прекращении вооружённой борьбы. Часть исторической Страны Басков находится на территории Франции – это знаменитая Гасконь («баски», «Бискайский залив», «Гасконь» – все слова одного корня). Был ли Д’Артаньян баском, сказать трудно (фамилия у него не баскская), но в Париж он приехал из мест, в которых изъяснялись на баскском языке. Сегодня, как я понял, французская Земля Басков входит в состав департамента Атлантические Пиренеи. Знаменитый французский фешенебельный курорт Биарриц – пригород столицы этого департамента и культурного центра французских басков Байоны. На всех административных зданиях департамента рядом с флагами Франции и Евросоюза расположены и красно-зелёно-белые флаги басков. К баскским землям ещё относят и соседнюю со Страной Басков испанскую область Наварру с её брутальным циником-жизнелюбом Генрихом Наваррским и воспетой Эрнестом Хемингуэем столицей – Памплоной (роман «Фиеста» («И восходит солнце»)). Генрих III Наваррский (1553-1610), тот самый, который решил, что «Париж стоит мессы» и, решив так, стал Генрихом IV Французским, «добрым Анри четвёртым». Это про гугенотов, католиков, Варфоломеевскую ночь, про королеву Марго - его жену, и так далее. Баски в Европе, как курды на Ближнем востоке. Они – воинственные свободолюбивые народы, опасно рассечённые государственными и региональными границами. В-пятых, Баски - древнейший европейский народ, неизвестно откуда взявшийся, с языком, не имеющим никаких европейских аналогов. Язык, кстати, очень красивый (не только я говорю), для русского уха какой-то героико-архаический (Бильбо (Бильбао), Эускади (Страна Басков), Нервион (река, текущая через Бильбо), Алава, Бискайя (провинции), Наварра и так далее). В современной европейской мифологии баски окружены романтическим ореолом вечного сопротивления и свободолюбия. Ни римляне, ни вестготы, ни мавры по землям басков не ходили (почти), Баскония – оплот Реконкисты (с неё началось изгнание арабов с территории Европы). Басков в Европе любят и уважают, несмотря на сепаратизм и террористическую ЭТА. Типа вечно «маленький и гордый народ»: крутой, древний и исторически «самый европейский». Под стать баскам их национальная спортивная игра - пелота. Я как заворожённый могу часами смотреть, как молодые баски во всём белом руками отбивают от стены по каким-то сложным, неведомым мне, правилам небольшой мяч, размером с мяч для большого тенниса. Мяч отбивается ладонью, он тяжёлый, как камень, но упругий - из куска цельного каучука, обшитый плотным полотном и обтянутый кожей. Отбитый рукой мяч, говорят, летит со скоростью до 300 километров в час. Для смягчения удара на ладонь накладываются специальные защитные повязки, какое-то подобие пластыря. Пелота – это ловкая мощь и привычная боль – абсолютное для спорта сочетание. Есть вариант пелоты со специальными битами-ловушками, но меня он менее впечатляет. Для игры в пелоту нужна большая ровная стена без окон и площадь перед ней. В Стране Басков это, как правило, стены церквей или мэрий. В-шестых, Страна Басков – это не только Музей Гуггенхайма и ЭТА: на протяжении всего XIX и XX веков, начиная с промышленной революции, Баскония (и, прежде всего, Бильбао) - это ещё и самая зажиточная, экономически развитая, традиционно либеральная и, я бы сказал, самая «европейская» область Испании или уж совсем неполиткорректно: Баскония – самая «белая» часть Испания (забегая вперёд, скажу: таковой является и сегодня). Бильбао всё это время был крупнейшим морским портом, промышленным и финансовым центром Испании. В нем обосновывались основные банки и страховые компании страны. Этому способствовали и особые связи Бильбао с Великобританией (до сих пор раз в три дня из Бильбао в английский Портсмут и обратно ходит большой океанский паром). Бильбао снабжал сталью и станками всю страну. Железная руда – это национальное достояние Страны Басков. Железо, сталь, металл - настолько важная вещь в Басконии, что знаменитая «баскская школа современного искусства» избрала основным своим материалом именно железо, причём брутальное кованое, а не инфантильное литое. В общем, многие десятилетия Бильбао был мощным центром индустриального притяжения для всей крестьянской Испании. А вся Страна Басков на протяжении последних двух веков для Испании была примерно тем же, что и Рурская область для Германии, и такая же проблемная с геополитической точки зрения (или как Урал в России, но с этой аналогией всё сложнее). В-седьмых, город затиснут меж двух невысоких хребтов и располагается в узкой долине реки Нервион, плюс, насколько возможно, взобрался на ближайшие склоны. Изначально все заводы, вся транспортная инфраструктура, включая порт и железнодорожную ветку, строились непосредственно у реки. В этом смысле Бильбао очень похож на историческую Пермь: вдоль реки – сплошные промзоны, только в Бильбао всё было хуже: плотнее, и Нервион уже Камы раз в пять. В-восьмых, в 70-х годах ХХ века в Стране Басков, и прежде всего в индустриально-финансово-портовом Бильбао, начинается затяжной экономический спад. Старт его совпадает с мировым кризисом начала 70-х, но в Бильбао депрессия усугубилась из-за структурных особенностей его экономики, изменения торговых путей и т.п. Спад был нешуточный - предприятия закрывались пачками, безработица - до 20 % (Перми такое и не снилось). Плюс в 1983 году на Бильбао буквально обрушилось невиданной силы наводнение: были разрушены мосты и приречные промзоны, размыты мостовые, смыты множество домов, погибло 49 человек (припомните, когда ещё в Европе в последние десятилетия были наводнения с таким количеством жертв и это при том, что на спасение людей был мобилизован весь немалый баскский малотоннажный речной и морской флот, вплоть до рыболовецких траулеров, десантных катеров и малых субмарин). В общем, в середине 80-х годов прошлого века мало кому в Европе было так же плохо, как жителям Бильбао. Город буквально умирал и именно это, как потом оказалось, придало силы его жителям. В-девятых, Музей Гуггенхайма в Бильбао был открыт для публики в 1997 году. Баски, вперёд! Итак, в середине 1980-х годов администрация Страны Басков начинает активно искать пути выхода из кризиса. Начинается широкая общественная дискуссия, охватившая все слои баскского общества. Перемены становятся в Басконии основным содержанием национального дискурса. В 1991 году Совет провинции Бискайи (баскская провинция, центром которой является Бильбао) учреждает корпорацию Metropoli 30, объединившую муниципалитеты провинции и около сотни частных компаний. Задача компании – маркетинг и продвижение конкретных проектов реконструкции Бильбао. Затяжной кризис и пространственные ограничения подталкивали проектировщиков к нетрадиционным решениям, ставя городские власти перед необходимостью смены экономической модели и проведения глубокой градостроительной транcформации. Важнейшими элементами трансформации Бильбао стали широкомасштабные работы в области строительства инфраструктуры, городского планирования и архитектуры. В 1992 году Совет Бискайи принимает Градостроительную программу и Стратегический план реконструкции Бильбао. В 1993 году создаётся государственная компания Bilbao Ria 2000, объединившая усилия правительств Испании, Баскской автономии, Совета провинции Бискайя, городских советов Бильбао и соседнего Баракальдо. Возглавил Bilbao Ria 2000 мэр Бильбао. Созданная на государственные средства компания сразу же была преобразована в акционерное общество. Этот статус придал ей гибкость и динамизм. Цель акционерного общества Bilbao Ria 2000 - выработка программ строительства, координирование работ, посредничество между государством и бизнесом. Эпицентром процесса городской реконструкции должны были стать территории вдоль реки, освобожденные от производственных и портовых функций. «Отвоевывание» реки у промышленности, охватившее всю агломерацию, и освобождение берегов от производственной застройки потребовали проведения колоссальных инженерных работ и громадных инвестиций. Согласно плану, река вновь становилась главной артерией города, структурирующим элементом агломерации. Градостроительная программа и Стратегический план обозначили следующие основные цели капитальной реконструкции Бильбао. Во-первых, усиленное развитие получала транспортная инфраструктура, которая должна была повысить качество функционирования Большого Бильбао, усилить связи между входящими в него муниципалитетами и упростить перемещение жителей и грузов по территории города. Во-вторых, чтобы кардинально улучшить качество жизни, была необходима масштабная градостроительная и экологическая «зачистка» городских территорий. Прежде всего, речь шла об очистке грунта и речной воды, которые за десятилетия производственной деятельности пришли в плачевное состояние. В-третьих, принимались активные меры в области образования, культуры и досуга. Их цель — подготовить квалифицированные и конкурентоспособные кадры, а также сделать город более привлекательным для посещения и жизни, улучшить его международный имидж. Таким образом, это был не культурный проект (такое и в голову никому не могло прийти), а проект радикальной городской реконструкции, одним из естественных компонентов которого были культурные и образовательные инициативы. Естественно, главный вопрос - это вопрос денег. На протяжении второй половины 80-х и начала 90-х велись бесконечные политические и бизнесовые переговоры-уговоры на всех уровнях принятия решений, от муниципального до международного. В результате, будущий «эффект Бильбао» финансировался не только муниципалитетом Бильбао и правительством Страны Басков, но и испанским правительством, и различными европейскими структурами, не говоря уже о серьёзных частных инвестициях, особенно на втором этапе проекта. Объём инвестиций - несколько миллиардов евро – точнее мне выяснить не удалось. Для примера: перенос и реконструкция порта обошлись в сумму около миллиарда евро (для сравнения: это примерно половина годового бюджета всего Пермского края); первая очередь строительства метро (две линии длиной 32 км.) – 720 миллионов евро; строительство Музея Гуггенхайма – около 150 миллионов евро (это весь культурный бюджет Пермского края за 2-3 года). Деньги были аккумулированы колоссальные. Как им это удалось? Ответов много, многие из которых я не знаю. Но о чём-то и я могу судить. Во-первых, у Страны Басков были и свои средства, причём значительные. Мало кто знает, что с крушением режима Франко Страна Басков (как уже говорил, традиционно одна из самых зажиточных областей Испании) была освобождена от федеральных налогов (насколько я понял, таким образом была лишь восстановлена дофранкистская привилегированность басков). Представляете, Пермский край (кстати, регион-донор), все его предприятия, весь бизнес вдруг освободили бы от московских налогов, и эти налоги платились бы в региональный и муниципальные бюджеты – то-то счастье было бы. Несколько раз встречал высказывания экспертов о том, что к моменту начала радикальной реконструкции Бильбао у администрации Страны Басков были значительные накопления. Во-вторых, убеждён: не последнюю роль в финансировании «бильбаоского возрождения» испанским правительством и европейскими структурами сыграли сугубо политические соображения, связанные с традиционным сепаратизмом баскских земель. Когда баски, намучившись, созрели для серьёзных изменений, то в проекте возрождения Бильбао причудливым образом переплелись национально мотивированное стремление басков к социально-экономическому возрождению и самоутверждению, с испанской и общеевропейской озабоченностью по поводу неблагополучия некогда богатого и вечно мятежного региона. Типа: чем хуже баскам, тем они опаснее – нужно помогать. В-третьих, значительный финансовый вклад Европейского союза в реализацию крупномасштабных баскских проектов создал гарантию надёжности главного двигателя реконструкции - корпорации Bilbao Ria 2000, обеспечив тем самым приток значительных частных средств, прежде всего, в сферу строительства. В-четвёртых, муниципалитет Бильбао был реальным хозяином города (чего не скажешь о пермском муниципалитете) и умел зарабатывать, в частности, был высококвалифицированным земельным спекулянтом на благо бюджета. История от Василия Бабурова: «Начиная с 1993 года результаты политики, осуществляемой Bilbao Ria 2000, шли по нарастающей. Располагая изначально довольно ограниченными финансовыми ресурсами, компания столкнулась с естественным недоверием частных инвесторов, но все же добилась от администраций порта и железной дороги уступки земельных прав на несколько участков в городе в обмен на строительство новой инфраструктуры. Так было принято решение о создании нового порта в устье реки и прокладке железнодорожной ветки в обход центра, вдоль южной границы Большого Бильбао. Переход освобожденных от промышленных и инфраструктурных функций территорий под контроль Bilbao Ria 2000 позволил компании успешно реализовать первый проект — перепродажу участков в секторе Амечола под жилищное строительство. Данная операция принесла Bilbao Ria 2000 первые доходы, которые сразу же были инвестированы в следующие проекты (речь, прежде всего, о застройке территории Абандоибарра)». В-пятых, дополнительное доверие инвесторов вызывала сама атмосфера «бильбаосского бума». Радикальная реконструкция Бильбао представала перед инвесторами общебаскским делом, национальной идей и проектом всех басков с очень серьёзной административной, бизнесовой и гражданской инфраструктурой. Басков пёрло – серьёзные основания для инвестиций. Итак, что было сделано Создание абсолютно новой транспортной инфраструктуры: Перенос порта из города за 12 километров на берег океана (до переноса портовые объекты располагались вдоль реки на территории девяти муниципалитетов). Строительство новой товарной станции железной дороги. Строительство железнодорожной ветки в обход города, а также четырёх новых станций. Это позволило отвести железнодорожное движение от центра и освободить ценные городские территории. Строительство метро. Проектирование станций было заказано британскому архитектору Норману Фостеру. Ему удалось создать сдержанно-функциональный, но при этом элегантный и запоминающийся образ городской подземки, ставший одним из символов обновленного Бильбао. Строительство нового аэропорта Зондика, проектировщик - Сантьяго Калатрава. Его яркий, напоминающий птицу, образ стал одной из визитных карточек Бильбао. Строительство 3 новых автомобильных и пешеходных мостов через Нервион. Создание трамвайной сети как основной, наряду с метро, для городских пассажирских перевозок. Реконструкция центра города: После переноса из центра города морского порта, железнодорожной ветки и промышленных предприятий река была полностью очищена от сточных вод, а на месте промзон был воздвигнут новый центр города. Его сегодня образуют: Музей Гуггенхайма (проект Фрэнка Гэри), здания Дворца конгрессов и Дома музыки (проект Федерико Сориано и Долорес Паласиос), отель «Шератон» класса «люкс» (проект мексиканского архитектора Риккардо Легоретта), торговый центр (проект Роберта Стерна) и жилые дома с апартаментами класса «люкс» (проект местного архитектора Луса Пенья Ганчеги и австрийца Роберта Криера). На освобождённых участках был также разбит парк Рибера, связанный с расположенным по соседству парком Доньи Касильды Итурришар, а также устроен трехкилометровый променад вдоль реки, протянувшийся от Дворца конгрессов до здания городской ратуши в историческом центре. Что почти невероятно - большинство перечисленных объектов архитектуры и транспортной инфраструктуры создавались одновременно и основная фаза генеральной реконструкции Бильбао уложилась примерно в 10 лет. Вот как оценил всё это Вячеслав Глазычев: «Реализация этих проектов коренным образом изменила имидж города, чему в немалой степени способствовало привлечение мировых архитектурных звезд, а также ориентация властей на удовлетворение интересов широких слоев населения… Несомненно, благодаря справедливо завышенным архитектурным и культурным амбициям отцов города, а также общественным дискуссиям, давшим толчок процессу перемен, «проект Бильбао» получил широкий резонанс как в самой Испании, так и во всем мире». В ходе этой тотальной реконструкции города жители Бильбао изначально получали реальные осязаемые блага, реально новый город, удобный и для бизнеса, и для производства, и для жизни, а не сказку о том, каким замечательным он будет после того, как музеи и фестивали привлекут в него туристов. Сегодня Бильбао, как и раньше, крупнейший промышленный и финансовый центр Испании и важный морской порт. Ключевыми отраслями Бильбао являются: производство стали, энергетика, станкостроение, аэронавтика, электроника и информационные технологии. При этом вся тяжелая промышленность была перенесена из центра города к его окраинам. И одновременно Бильбао – современный, продвинутый город, с суперпередовой инфраструктурой, собравший для производства своих достопримечательностей знаменитых архитекторов со всего мира. И, конечно же, это город со знаменитым Музеем. Бильбао известен Музеем, но живёт не им. Музей Гуггенхайма, безусловно, содействовал известности города, а на втором этапе - реконструкции Бильбао, имиджево способствовал и привлечению инвестиций. Но Музей был и остаётся эпизодом, важным, но эпизодом в истории возрождения Бильбао. И никому в Бильбао даже в голову не придёт помещать Музей в основу этой истории и связывать с ним свою судьбу и судьбу своего города. В основе этой истории - политика и баскское стремление к самоутверждению и процветанию. Что очень важно, «проект реконструкции Бильбао» был, по сути, общенациональным проектом всех басков. Он состоялся благодаря консолидации баскских элит и всеобщей поддержке населения. Городское сообщество Бильбао выступило в этом проекте единым фронтом (взгляните на действия московских культуртрегеров и пермских властей в их «культурной революции»: единственное, что они умеют делать на социальном поле - это делить, ссорить и разобщать). Это была градостроительная и коммунальная революция, кардинально изменившая город как место жизни людей. Как так получилось, что по миру блуждает сказка о «музее, сделавшем новый город» - нужно разбираться. Но, думаю, это проделки европейских промоутеров актуального искусства вроде нашего Марата Гельмана – всевозможных продюсеров, галеристов, кураторов и прочей нео-богемы - это их способ увеличить социальный и политический капитал своего бизнеса, обеспечить инвестиции из государственных источников. Ещё один PR-пузырь. Без пузырей они не могут. Политика и экономика как определяли, так и определяют жизнь общества. Заменять их в основании человеческого общежития культурой, а тем более искусством или даже креативностью как таковой – значит, противоречить законам бытия. Деньги не обмануть. Красивыми остановками проблемы транспорта не решить. Одним хронически недоделанным музеем и десятком провинциальных фестивалей туристические потоки из Европы и России на Западный Урал не перенаправить. Культурным бюджетом одного региона (хоть и увеличенным бюджетом) ничего революционного с регионом не сделать, разве что людей дополнительно развлечь получится. Какое может быть Возрождение, Модернизация миллионного города без осознанного и активного участия сотен тысяч горожан и без мощных, жаждущих свершений, элит, ведущих их за собой? Вот чем надо заниматься в Перми – собственных «левшей» и вождей из почвы выковыривать, а не наёмников-модернизаторов собирать по Москве и Голландии. Марат Гельман и Олег Чиркунов с самого начала не могли не знать, что их способ модернизации Перми фиктивен. Один – политтехнолог и галерист, другой – менеджер и «бюрократический политик»: что такое бизнес-план, знают; с кейсами «возрождённых городов» знакомы; социальные и бизнес-эффекты считать умеют; изначально знали, что денег для нормального старта «пермского культурного проекта» ни от федералов, ни от бизнеса они не получат. Почему запустили проект? Что имели в виду, зная, что объявленных результатов не достичь – «столицы» и «процветания» из культуры не будет? Кто кого вокруг чего обвёл? Бедная мечта о музее О Музее Гуггенхайма: он хорош, не в смысле «прекрасен» и даже не в смысле «красив», а в смысле «необычен, причудлив», но, одновременно, и очень «культурен», в смысле гармонии контекстов и отсылов - я о здании. Внутри очень хороша основа постоянной экспозиции – «Материя времени» Ричарда Серра. И ещё нам очень повезло: на третьем этаже была выставка Марка Ротко. Из десятка прочих временных экспозиций абсолютно неизвестных мне художников очень приглянулись двое, к сожалению, не запомнил имён, но одна из них была женщиной (хотя, обращаясь к любому искусству, я, как правило, обнаруживаю в себе сексиста, а массовое актуальное искусство, по сути своей - сугубо женский промысел, даже когда им занимаются мужчины, в крайнем случае - унисекс). Остальное - привычный европейский перебор с навязчивой концептуальностью и демонстративной креативностью при дефиците художнической талантливости. В целом, по объёмам хорошее искусство явно уступает шикарному дизайну. Экономика Музея тоже хороша. Ежегодно – около 800 тысяч посетителей - достаточное основание для рентабельности Музея и серьёзных эффектов для экономики города. Известно, что в первые годы существования Музея, когда внимание к нему было максимальным, он генерировал поток туристов в 1,5 млн. человек в год и приносил туристической индустрии Бильбао годовой доход в 250 миллионов долларов. Для сравнения: Эрмитаж – более 2 миллионов посетителей в год, Пермская художественная галерея – около 115 тысяч посетителей в год; парижский Музей современного искусства в Центре Жоржа Помпиду – около 3,5 миллиона посетителей в год; Московский музей современного искусства (создан Зурабом Церетели) – около 72 тысяч посетителей в год. Число посетителей московских выставочных комплексов современного искусства «Винзавод» и «Гараж» неизвестно. Правда, несколько раз я набредал на информацию о том, что Фонд Соломона Р. Гуггенхайма выплачивает муниципалитету Бильбао «ежегодные контрибуции на управление Музеем». Но в любом случае для городской казны Музей, как минимум, самоокупаем и, как максимум, прибылен. Отсюда простая как три рубля идея Марата Гельмана - создать в Перми Музей современного искусства, желательно лучший в стране (а рынок таких музеев в стране действительно очень скудный), и привлечь к нему мощный поток туристов, настолько мощный, что он обеспечит не только рентабельность Музею, но и серьёзные туристические инвестиции городу, не говоря уже о бесчисленных имиджевых эффектах. Всё это замечательно, но рентабельный и массово посещаемый Музей современного искусства в Перми просто невозможен по весьма простым и объективным причинам, о которых авторы музейного проекта, безусловно, знали, но почему-то пренебрегли этим своим знанием. Во-первых, гигантский поток европейских, американских, японских, китайских туристов, которые посещают Музей Гуггенхайма, едут не в Бильбао и тем более не в Музей, а в Испанию – в одну из главных туристических стран Европы. Большинство туристов заезжают в Бильбао «по дороге» из Барселоны, Мадрида и других туристических центров Испании. Музей для них – всего лишь один из многих пунктов их туристической программы. Значительная часть посетителей Музея – это любители морского отдыха из шикарных испанских и французских курортов на Берегу Басков: из Сан-Себастьяна до Бильбао один час на машине, из Беаррица и Байоны – полтора часа вдоль живописного бискайского побережья, окаймлённого с юга лесистыми Пиринеями. Не был бы Музей Гуггенхайма в туристической Испании, не располагался бы Бильбао вблизи популярного пляжного побережья, не было бы в непосредственной близости от Бильбао Сан-Себастьяна и Биаррица и в относительной близости - Барселоны с пляжами Коста-Брава - не было бы не только миллиона посетителей в год, не было бы и ста тысяч. Экономический успех Музея на 2/3 объясняется непосредственной близостью Бильбао к основным мировым туристическим потокам. Пермь же стоит посреди гигантской туристической пустыни, именуемой Уралом и Средним Поволжьем - в музей, каким бы он ни был, заезжать просто некому, не по дороге. Если мы хотим, чтобы пермский Музей современного искусства посещали те же 800 тысяч в год, что и Музей Гуггенхайма (или ненамного меньше, намного меньше нельзя – возникнет проблема с самоокупаемостью), то нам необходимо создать или обустроить вокруг Перми достопримечательности и места отдыха примерно такой же «туристической значимости и ёмкости» как те, что окружают Бильбао. Испания – туристическая страна. Создали новый хороший музей – посетителей искать не надо, они уже тут, готовенькие, только шаг в сторону сделать. Россия – не туристическая страна. Пермский край - совершенно не туристический регион. Создали музей – посетителей нет, где брать, неизвестно. Ближайший регион с адекватным туристическим наполнением – Москва: два часа на самолёте, сутки на поезде, на автомобиле лучше не пытаться. Но это не главная проблема. Во-вторых, не существует «музейных туристов» (приезжающих в другую страну, в другой город только для того, чтобы посетить конкретный музей или даже музеи). Точнее, они, конечно, есть, но для экономики музеев они почти ничего не значат. Тут даже никакие цифры искать не надо. Читатели «Компаньон-Magazine» - это в основном пермский средний класс, то есть продвинутые туристы. Вспомните, когда Вы совершали какое-нибудь путешествие только для того, чтобы посетить конкретные музеи, их экспозиции. Никогда. Найдётся несколько человек, которые скажут «иногда». Исключения могут составлять города-музеи вроде Венеции или Флоренции. Так и они опять-таки находятся в центре самых разнообразных достопримечательностей и туристических маршрутов. А специально съездить в Самарканд и Бухару – это действительно для больших эстетов, которых десяток на миллион. Музей PERMM, даже вместе с «пермскими богами», сами по себе, хоть при какой рекламе, не могут привлекать туристов хоть в сколько-нибудь значимом для экономики количестве. Просто потому, что так не бывает, хотя Марат Гельман, Борис Мильграм и Николай Новичков в разное время и по-разному это обещали. Чтобы турист зашёл в музей, к музею обязательно нужно что-то добавить: пляж, горы, другую особую природу, спорт, кучу немузейных достопримечательностей, экстрим и так далее. В контексте туризма сам по себе музей, а его коллекция тем более, почти никому не нужен, он всегда - «дополнительное блюдо для приличных людей». В-третьих, по мнению многих, Музей Гугеннхайма в Бильбао привлекает внимание такой прорвы туристов не только и не столько своей коллекцией и экспозициями, сколько самим зданием с его необычными формами. В отличие от Лувра (без пирамиды) или Третьяковки, основной достопримечательностью является здание Музея, а не его содержимое. Таким образом, кассу Музею, прежде всего, делает Фрэнк Гэри (архитектор), а не сотни выставлявшихся в нём художников. Для большинства посетителей сами произведения современного искусства лишь приложение к творению Гэри. Не будь этого здания (как и здания Центра Жоржа Помпиду), посещаемость этого Музея была бы такой же скромной, как посещаемость любого другого музея современного искусства, то есть в несколько раз меньшей, чем посещаемость музеев с традиционным искусством внутри. По своей туристической миссии Музей Гуггенхайма в Бильбао ближе к Эйфелевой Башне или Кремлю, чем к музею искусств. Пермский же Музей собирается «брать публику» «чистым современным искусством» – самими арт-объектами, поскольку речной вокзал, в котором он находится, и средства, которые могут быть выделены на его реконструкцию, не предполагают какого-то особого архитекторского креатива, достойного внимания среднестатистического туриста. В-четвёртых, Пермь делает ставку на Музей современного искусства, в то время, как во всём мире наиболее посещаемыми являются музеи традиционного искусства. Более того, если число посетителей музеев традиционного искусства постоянно растёт или, по крайней мере, не сокращается, то посещаемость музеев современного искусства, как правило, именно сокращается.
Под Музеем PERMM нет такой «платформы». Московская галерея Марата Гельмана, естественным образом, на роль «платформы» не то что не тянет, но и не претендует. В-шестых, Музей современного искусства в Перми инороден, вынужден преодолевать сопротивление «почвы». Европа осваивала парадигму этого искусства постепенно, на протяжении полувека. Пермь же заставляют признать «современное искусство» немедленно. Музей Гуггенхайма создавался в Бильбао на давно и хорошо подготовленной почве – одно «металлическое искусство» Эдуардо Чильида и Хорхе Отейса чего стоит. А они расцвели и стали всемирно известными ещё 60-70-х годах прошлого века. Мы побывали в парке-музее Эдуардо Чильида в окрестностях Эрнани, это в 9 километрах от Сан-Себастьяна. Поля с гигантскими металлическими долменами - невероятная материальность и какая-то тяжеловесная индустриальная гармония. А рядом - «идеальный баскский дом», выдуманный пятью эстетами, из камней и брёвен. Мне там было хорошо. И народу никого. Ну и, наконец, деньги действительно не обмануть: чтобы Музей привлёк в год 1,5 миллиона посетителей и принёс доход в 250 миллионов долларов, в него нужно было вложить 150 миллионов долларов. *** Музей Гуггенхайма в Бильбао - это европейский музей для Европы, для гигантского туристического региона («курорт-Европа», как её иногда называют). А Россия и Пермь тем более – не курорт. И слава богу. Пример Бильбао прекрасен, но, к сожалению, абсолютно бесполезен для Перми. То есть Музей современного искусства в Перми, конечно, может быть, но как вечная бюджетная обуза, какой бы замечательной коллекцией он ни обладал. Нам ещё есть чем заниматься, кроме как туристов принимать. Игорь Аверкиев 9 ноября 2011 г. Материал в сокращенном варианте опубликован в «Компаньон-Magazine» №8 (57) от 03.11.2011 1 Помимо непосредственно увиденного и услышанного, я использовал много разнообразных источников: от научных статей и официальной статистики до Википедии и туристических сайтов. Описывая непосредственно реконструкцию Бильбао, я опирался в основном на две публикации: Вячеслав Глазычев, «Урбанистика. Часть 2», Василий Бабуров, «Город удовлетворённых амбиций». Кстати, Яндекс у меня сразу прекращал работу, как только я набирал «Страна Басков». жүктеу/скачать 270.18 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|