Благородный пансион при С. Петербургском университете: воспитатели и воспитанники

Благородный пансион при Главном педагогическом институте был открыт 1 сентября 1817 года по указу императора Александра I. Цели учебной деятельности пансиона определялись в его «Положении»: «во-первых, приготовить воспитанников к слушанию лекций в Главном педагогическом институте и университетах для приобретения высших ученых степеней, во-вторых, образовать их к службе гражданской».¹ Таким образом, выпускники пансиона могли либо сразу по окончании его поступать на государственную службу, либо продолжить образование в высших учебных заведениях страны. По своим правам он был приравнен к высшим учебным заведениям, так как по именному указу 14 февраля 1818 года воспитанники, окончившие в нем полный курс, получали чины от 14 до 10 класса² и при дальнейшем производстве освобождались от испытания, определенного для гражданских чиновников.³ В 1819 году заведение было переименовано в Благородный пансион Императорского Санкт-Петербургского университета.⁴

Мы рассмотрим небольшой период деятельности этого пансиона с 1817 по 1821 гг., когда он располагался в здании на Фонтанке.

Проект «Положения»⁵ пансиона был составлен на основе постановления о Царскосельском лицее. Новое учебно-воспитательное заведение подчинялось попечителю учебного округа, а для непосредственного управления имелось Правление, которое состояло из директора Педагогического института (Д.А.Кавелин), инспектора пансиона (А.А.Линквист) и его помощника (А.И.Галич, позднее А.М.Пушкин, затем – И.А.Колмаков). На первых порах вмешательство администрации в учебный процесс было ограниченным, и преподаватели имели возможность свободно выбирать программы и учебники.⁶

Пансион был закрытым учебным заведением, в котором воспитание ставилось выше образования.⁷ Принимались только мальчики дворянского происхождения в возрасте от 7 до 16 лет.⁸ Плата за обучение была довольно высокой - 1 500 руб. в год, кроме того, вносился вступительный взнос – «на первое обзаведение» в размере 300 руб. Общее число пансионеров составляло 100 человек.

Для пансиона был арендован за 1 тыс. руб. в год дом надворного советника Отта на набережной Фонтанки, близ Старо-Калинкина моста (ныне – наб. р. Фонтанки, д. 164). Участок был обширным, на нем располагалось несколько зданий (главный двухэтажный корпус и два двухэтажных флигеля) и большой сад.⁹ В конце сада стояли еще два деревянных домика.¹⁰ Классы и кабинеты размещались в бельэтаже главного здания, библиотека – в мезонине, актовый зал и столовая – на первом этаже. Правый флигель заняли дортуары, левый – лазарет, кухня, баня, прачечная и квартиры служащих. Для прогулок служил тенистый сад с двумя беседками: одна стояла на горке, другая была «огромная, круглая, в окнах и в зеркалах, вделанных в стены». К саду примыкал огород, поставлявший на кухню овощи.¹¹

1 сентября 1817 года состоялось торжественное открытие пансиона. Церемония началась в 12 часов дня с молитвы и освящения здания, затем с речью выступил директор Д.А.Кавелин. Родители смогли осмотреть классы и дортуары. Во время торжественного завтрака «пили за здоровье Императора, семьи его, посетителей [пансиона], министра духовных дел и просвещения, покровителя пансиона князя Алексея Николаевича Голицына и воспитанников», - сообщала газета «Санкт-Петербургские ведомости».¹²

Учебный год длился 11 месяцев – с августа по июль. В июне проводились переводные экзамены.¹³ Общий курс обучения составлял четыре года. Он был обширен и разнообразен, включал ряд предметов университетского курса. В пансионе изучались Закон Божий, логика и нравственная философия, право, политическая экономия, математика, военные науки, физика и химия, естественная история, география и статистика, история, греческий, латинский, русский, немецкий, французский и английский языки и словесность, а так же архитектура, рисование, черчение, пение, фехтование, танцы.

Высшим классом был первый. С 1819 года был открыт подготовительный (V) класс. Это было сделано для того, чтобы подготовить детей к поступлению в учебное заведение, так как вступительных экзаменов не было, и в пансион часто поступали дети, даже плохо читавшие по-русски. В этом классе изучали Закон Божий, нравоучение, русский, французский, немецкий языки, математику, географию, историю, чистописание, рисование.¹⁴ Система оценок во всех классах была четырехбалльной (высший балл – 1).

Всего в пансионе состоялось пять выпусков: первый – в 1821 году. 28 июня 1820 года прошел первый публичный акт, на котором воспитанник Михаил Глинка исполнил на фортепиано концерт сочинения Цеппера. Посетители так жеувидели выставку рисунков учеников. В заключительной речи Д.А.Кавелин подчеркнул, что успехи воспитанников «не суть блистательные: ибо и цель заведения сего состоит не в сделании их глубоко учеными, но в приготовлении добрыми слугами Государю и Отечеству по гражданской и военной службе».¹⁵

Режим дня в пансионе ничем не отличался от распорядка дня во всех других закрытых учебных заведениях того времени. Будили воспитанников надзиратели летом в 5 час. 30 мин., зимой – в 6 час. утра. Затем молодые люди одевались, молились, выполняли физкультурные упражнения и строем шли на завтрак в столовую, где получали чай или свежее молоко с белым хлебом. В 8 час. начинались занятия. По первому звонку вынимались книги и тетради, по второму начиналась двухчасовая лекция. Как правило, на две таких лекции делалось три перерыва. В 12 час. наступало время обеда, который состоял из трех блюд. Во время обеда читался отрывок из исторической или приключенческой книги. Требовалось соблюдать молчание, запрещалось передавать друг другу столовые приборы, требовать что-либо от служителей, уносить с собой хлеб или пирожные. Нарушители порядка «высылались из-за стола».

Послеобеденное время отводилось для отдыха, можно было заниматься музыкой, фехтованием, играть в шахматы, кегли. Зимой в саду развлекались катанием с гор и на коньках. С 14 до 18 час. – еще две лекции, затем два часа – приготовление уроков. По четвергам после чая занимались пением, по пятницам – танцами. С 20 до 21 час. – ужин из двух блюд, затем отдых, и в 22 час. 30 мин. воспитанники шли спать.¹⁶

В выходные и праздничные дни проводились экскурсии в Зимний дворец, Эрмитаж, Кунсткамеру, Зоологический музей, Академию художеств, Таврический дворец, Александро-Невскую лавру, Михайловский замок, на литейный завод. В отличие от некоторых других учебных заведений закрытого типа, воспитанники пансиона на субботу и воскресенье отпускались к родителям или другим родственникам, проживавшим в Петербурге.¹⁷

Не сохранилось сведений о меню воспитанников этого времени. Известно только, что из мясной провизии закупали парную говядину, свежую телятину, баранину, солонину, бычий студень, бычий и телячий ливер, бычьи почки, копченую ветчину.¹⁸

Каждый воспитанник ежегодно получал форменную одежду, которая состояла из серой шинели с красным стоячим воротником и светлыми пуговицами (шинель выдавалась на 4 года), фрака синего сукна с золочеными пуговицами и с красным воротником и обшлагами, суконных брюк синего цвета, сюртука синего цвета с золочеными пуговицами и красным воротником. Фуражка была из тонкого синего сукна с красным околышем и лакированным козырьком. Обувь воспитанников, из двух пар рантовых полусапожек и рантовых же башмаков, шилась ежегодно.¹⁹

Размещались воспитанники в комнатах по возрасту, вместе с ними находились комнатные надзиратели,²⁰ на 15 воспитанников - один надзиратель. Кроме надзирателей были и дядьки – один дядька на 10 воспитанников. В их обязанности входило следить за чистотой помещений и одежды воспитанников. Дядьки набирались из старых солдат или крепостных при наличии удостоверения о хорошем поведении.²¹

Как протекал в пансионе процесс обучения судить довольно сложно, однако о многом нам могут поведать сами личности преподавателей. Значительное число преподавателей были недавними воспитанниками Главного педагогического института и Царскосельского лицея. На 1820 год в штат пансиона входили 47 преподавателей и гувернеров, из которых 7 профессоров, 12 учителей наук, 13 учителей языков, 6 учителей искусств, 2 законоучителя и 6 гувернеров. Как вспоминал М.И.Глинка, «профессора старших классов были люди с познаниями, образованные и большей частью окончившие воспитание в германских университетах; одним словом, в старших классах преподавали профессора Главного педагогического института; в числе их были: известный Э.В.Раупах,²² профессор немецкой литературы, К.И.Арсеньев,²³ профессор географии и статистики, А.П.Куницын²⁴ – права и пр. Между преподавателями в низших классах встречались оригиналы, а между гувернерами были такие забавные типы, что до сих пор воспоминания о них сохранились у всех наших пансионских товарищей».²⁵ К числу любимейших учениками прогрессивных преподавателей следует отнести также А.И.Галича (логика, нравственная философия)²⁶ и К.Ф.Германа (статистика).²⁷

Уроки А.И.Галича часто проходили как непринужденные и веселые беседы с воспитанниками. Последние даже не оставались на своих местах, а окружали кафедру лектора. Случалось, что А.И.Галич участвовал и в поэтических состязаниях своих учеников.²⁸ К.И.Арсеньев «изумлял слушателей полнотою, верностью и разнообразием своих познаний»,²⁹ он довольно резко высказывался против крепостного права.³⁰ Э.В.Раупах излагал своим воспитанникам историю практически с точки зрения современного критического источниковедения. Так, в своих лекциях он отмечал, что «в Священных книгах описание древних народов так баснословно, что для истории нет от них пользы», а «сами Священные книги не согласны между собой» и т.п.³¹

При этом все преподаватели придерживались монархических убеждений, которые наиболее четко изложил К.Ф.Герман: «Монархия имеет ту бесценную выгоду, что вся верховная власть соединена в одном физическом лице. Монарх, который как Бог один и всемогущ. Он не ограничен во власти, не ограничен и в благодеяниях к своему народу, но жалко, что это место занято не ангелом, человеком; жалко, что наследуют его люди разных характеров, что один созидает, то другой по смерти его разрушает».³² Большое влияние на воспитанников оказывал знаменитый А.П.Куницын, не случайно А.С.Пушкин позже напишет о нем:

Куницыну дать сердца и вина!

Он создал нас, он воспитал наш пламень,

Поставлен им краеугольный камень,

Им чистая лампада возжена…³³

По окончании Благородного пансиона С.Соболевский так отзывался о своих преподавателях: «Всех более держал нас в решпекте Э.В.Раупах, который выгнал из класса нашего в низший человек тридцать и оставил в своем только пятерых из коих один я, помнится, был не немец. Его мы страшно боялись и уважали: пролетит муха в классе – и ту слышно, хотя он в течение трех лет никому не сделал выговора. Таковы-то были серьезные взгляды его из золотых очков. А.П.Куницына мы боялись менее, но уважали не менее; с добрым А.И.Галичем мы делали разные фарсы, и всегда дружественные; мы так сказать с ним заодно дурачили начальство».³⁴

Довольно общим явлением в среде учащихся и учащих того времени были литературные чтения. В благородном пансионе этому умственному направлению благоприятствовали многие обстоятельства: яркая индивидуальность большинства преподавателей и сама постановка учения и занятий, внутренний быт учебного заведения, очень замкнутый и вместе с тем дававший известную свободу и достаточный досуг для внеклассных занятий и чтения.³⁵ Н.А.Маркевич вспоминал: «Александр Пушкин, бар. Дельвиг, Евг. Абр. Баратынский были дружны с В.К.Кюхельбекером. Я тоже, несмотря на то, что был еще воспитанником, был принят в их компанию. Все это открывало мне тайны литературы тех лет; вместе с ними доходили до меня и многие политические вести… Я застал уже, что мысль о свободе и конституции была в разгаре. В.К.Кюхельбекер ее преподавал на кафедре русского языка».³⁶

19 августа 1817 года В.К. Кюхельбекер подал прошение на имя директора пансиона об определении его на должность преподавателя русского языка в младшем и среднем классах пансиона. В этом прошении он в частности указывал: «занимаясь несколько уже лет словесностью, я всегда полагал себе целью исследование свойств и духа языка российского: посему льщу себя надеждой, что не вовсе буду бесполезен для господ воспитанников…»³⁷ В пансион Кюхельбекер был принят без специального экзамена после прочтения им пробной лекции «Об изящной прозе», поскольку были учтены его успехи по русской словесности в Лицее и характеристики лицейских преподавателей.³⁸



В.Кюхельбекер. Рис. А.Пушкина

Вильгельм Карлович блестяще окончил курс наук в Лицее. При выпуске он получил серебряную медаль и был определен в Главный архив Коллегии иностранных дел, но тяжелое материальное положение заставило его искать и преподавательских мест в учебных заведениях города. Директор Лицея Е.А.Энгельгард писал: «Кюхельбекер живет как сыр в масле; он преподает русскую словесность в меньших классах вновь учрежденного Благородного пансиона при Педагогическом институте и читает восьмилетним детям свои гекзаметры: притом исполняет он должность гувернера…»³⁹

Проживал он в пансионе: «Отец мой не щадил для меня издержек и потому поместил меня с тремя другими одинакового со мною возраста, воспитанниками и особенным гувернером (В.К.Кюхельбекером) в мезонине», - вспоминал М.И.Глинка.⁴⁰ Уже в лицейские годы Кюхельбекер отличался удивительным трудолюбием. Выписки из немецкой, французской, античной, даже турецкой поэзии, чтение исторических и философских книг, занятия историей, восточными языками, фольклор – вот далеко не полный перечень интересов молодого лицеиста. Он завел себе огромную тетрадь, в которую сначала сам, а потом и с помощью друзей заносил все, что представляло интерес в самых различных областях знания. «Наш словарь» - так называл эту тетрадь А.С.Пушкин.⁴¹

Н.А.Маркевич вспоминает о Кюхельбекере как «благороднейшем, добрейшем, чистейшем существе»,⁴² он «был очень любим и уважаем всеми воспитанниками. Это был человек длинный, тощий, слабогрудый; говоря, задыхался, читая лекцию, пил сахарную воду».⁴³

В Благородном пансионе Кюхельбекер преподавал до августа 1820 года, когда уехал за границу в качестве секретаря при канцлере российских орденов обер-камергере А.Л. Нарышкине. В пансионе он организовал литературный кружок, объединивший Н.Мельгунова, Н.Маркевича, Л.Пушкина, С.Соболевского, К.Мосальского. Члены этого кружка знакомились с переводами стихов Гете, Беранже, Байрона. Кюхельбекер помогал им публиковать свои первые произведения.⁴⁴

Некоторые питомцы В.К.Кюхельбекера отдались литературным интересам в ущерб школьным наукам. Особенно увлекающимися оказались С.Соболевский⁴⁵ и К.Масальский, которых Кюхельбекер прозвал поэтами. Потребовалось личное вмешательство инспектора А.А.Линдквиста, уговорившего Соболевского вернуться к учебным делам.⁴⁶ Линдквист так повлиял на юношу, что тот, не ограничиваясь обязательными требованиями, начал изучать испанский и португальский языки, усиленно занимался английским и переводил на латинский язык «Историю государства Российского» Н.М.Карамзина, не забывая сам писать стихи.⁴⁷

Распорядок дня в пансионе был построен таким образом, что оставлял достаточно времени для самостоятельных занятий воспитанников. В результате стали создаваться разные общества по интересам, например, «Общество гвардейцев», переименованное позднее в «Свободолюбцев», «Общество завтракающих», минералогическое и ботаническое, «Малороссиян», в котором принимали активное участие М.Глинка и Л.Пушкин.⁴⁸

Благородный пансион в первые годы своего существования способствовал распространению просветительской идеологии, в его стенах выросла целая плеяда видных представителей русской культуры и искусства, формировались будущие чиновники государственного аппарата России, офицеры армии и флота: композитор М.И.Глинка, литератор, переводчик, музыкальный критик Н.А.Мельгунов, этнограф, поэт и историк Украины Н.А.Маркевич, литераторы К.П.Мосальский, А.И.Подолинский, А.Н.Струговщиков. Среди воспитанников первого выпуска были и близкие к А.С.Пушкину личности: его родной брат Лев Пушкин, а так же С.Соболевский и П.Нащокин.

Соболевский отличался эрудицией, живостью характера, переходящей иногда в бонвианство и бесцеремонность, остроумием в разговорах и стихотворных экспромтах и щепетильностью в вопросах этики.⁴⁹ По воспоминаниям Маркевича: «Соболевский Сергей Александрович, мой любимейший товарищ, участник во всех моих похождениях… Длинный, длинный, длинноногий, неловкий, готовый сломаться, тощий как кощей».⁵⁰

Большим литературным вкусом отличался Лев Сергеевич Пушкин. Пансиона он не окончил, был исключен из него в январе 1821 года⁵¹ Современники отзывались о нем как об умном, веселом, добром и даровитом человеке. Из произведений Л.С. Пушкина ничего не попало в печать. Н.А.Маркевич вспоминал: «Он [Л.С.Пушкин] имел необыкновенное, врожденное чувство отличать хорошие стихи от дурных. Дать отчета, почему тот хорош, а этот дурен, он не мог, но если стих ему не нравился, должно было исправить или выбросить его. Критическое чувство было безошибочно. Сам он ничего не писал; часто, бывало, дарил он мне копии стихов брата своего, не могущих выдержать российской цензуры».⁵² По мнению П.А.Вяземского, Лев «был совершенно грамотен, вкус его в деле литературы был верен и строг. Он был остер и своеобразен в оборотах речи, живой и стремительной».⁵³



Павел Нащокин Лев Пушкин

В 1816 году из Благородного пансиона при Царскосельском лицее в пансион при Главном педагогическом институте поступил Павел Воинович Нащокин. Человек, редкого обаяния, умница, талантливый рассказчик. А.С.Пушкин ценил в Нащокине дар рассказчика и настойчиво требовал от него записывать воспоминания. Рассказы Нащокина о белорусском дворянине Павле Островском послужили фабульной основой для «Дубровского». А.С.Пушкин, по словам П.И.Бартенева, любил Нащокина за живость и остроту характера и следовал его советам, как человека, больше него опытного в житейском деле.⁵⁴

17 января 1821 года в Благородном пансионе начались беспорядки. Поводом к ним стал уход В.К.Кюхельбекера и замена его преподавателем И.С.Пенинским.⁵⁵ В донесении директора университета Д.А.Кавелина попечителю учебного округа С.С.Уварову в частности указывалось: «…в третьем классе Университетского пансиона, который, предположив принудить переменить в нем учителя И.С.Пенинского, два раза погасил в нем свечи, производил шум и другие непристойности, и что начинающего пансионера Л.Пушкина и участвовавшего более других, замеченного с нехорошей стороны и в прочих случаях, П.Верховского я выслал из пансиона…»⁵⁶ Надо заметить, что С.А.Соболевский в своих воспоминаниях указывает, что Лев Пушкин был исключен из пансиона не за беспорядки, касающиеся Пенинского, а за «избитие надзирателя».⁵⁷ Тем не менее, внимание властей было обращено на «всеобщий дух своеволия, ныне вселившийся во все публичные места воспитания и там только безгласный, где личная выгода скрывает все буйства и беспорядки».⁵⁸ В связи с этим, был пересмотрен учебный курс и принято решение о сокращении встреч воспитанников с родственниками, которые отныне могли происходить не чаще чем один раз в две недели. Дурное поведение лишало воспитанников и этой привилегии.⁵⁹

Кроме того, в 1822 году из пансиона были уволены многие прогрессивные преподаватели: К.Ф.Герман, К.И.Арсеньев, Э.В.Раупах, еще раньше (в 1821 году) был уволен А.П.Куницын. Уровень преподавания в пансионе резко упал. В письме к родителям М.Глинка в мае 1822 года писал, что «должен признаться, что теперь учение у нас в совершенном упадке».⁶⁰