Человек с цветком во рту
жүктеу/скачать 140.47 Kb.
|
| Луиджи ПИРАНДЕЛЛО
ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ Перевод Владимира Лукьянчука ЛИЦА ДИАЛОГА: Человек с цветком во рту Случайный посетитель, покладистый человек Примечание. Под конец действия, в указанных местах, из-за угла дома дважды выглянет головка и появится тень женщины в чёрном, в старой шляпке с обвисшими, как бы «плачущими» перьями. В глубине видны деревья бульвара с мерцающими бликами электрических фонарей, пробивающимися сквозь листву; по обеим сторонам - крайние дома улицы, пересекающейся с бульваром. В домах по левую сторону захудалое Ночное кафе с вынесенными на тротуар столиками и стульями. Как раз на углу крайнего дома слева, за поворотом которого начинается бульвар, стоит еще один фонарь. Должно быть не так давно пробила полночь. Время от времени издалека доносятся звуки бренькающей мандолины. При поднятии занавеса Человек с цветком во рту, сидящий за одним из столиков, молча и долго рассматривает Покладистого посетителя, который устроился за соседним столиком и потягивает через соломинку мятный напиток. ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Я так и подумал сразу! Вы – человек покладистый… Опоздали на поезд… ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: На какую-то минуту, подумайте! Прибегаю на вокзал, а он у меня прямо из-под носа... ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Надо было догонять! ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: М-да… Смех, да и только! Господи, не будь у меня этой обузы, этих пакетов, пакетиков, свертков … Осла и то меньше нагружают! Но ведь это женщины… заказы… заказы… начнут давать заказы, конца не видно! Вы не поверите, примчав на извозчике, я минуты три потратил на то, чтобы подцепить все эти покупки на пальцы, по два пакета на палец! ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Да, зрелище, вероятно, было уморительное!.. Знаете, что бы я сделал? Забыл их в извозчике... ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: А жена? Что вы!.. В доченьки? А вся их орава подружек? ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Крик! Визг! Вот бы я повеселился, от души! ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Вы, сударь, изволите так говорить оттого, что не знаете, что такое женщины, когда они выезжают на дачу! ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Как не знать! Именно потому, что знаю…
тебя, что и загород-то, собственно, едут ради того, чтобы сэкономить. Но стоит их ноге ступить в какую- нибудь захудалую близлежащую деревушку, так чем она хуже, чем бедней, чем грязней и паршивей, тем усерднее они принимаются драпировать да принаряжать этот срам всевозможными галантерейностями! Ох, женщины, сударь вы мой, ох, эти женщины! Хотя, что поделаешь, такая у них профессия… "Душечка, ты бы слетал в город, мне позарез надо и это… и это… и то… Да, и заодно, если не возражаешь (душечка, «если ты не возражаешь!», вы понимаете?)… коль скоро ты все равно будешь в том районе, не сочти за труд, проходя мимо, заскочить… – Да как же я, милая, за три часа управлюсь со всеми покупками и поручениями? – «Ну, что ты, милый, ведь на свете существуют извозчики…» – Беда, понимаете, в том, что я ехал всего-то на три часа и не захватил ключи от городского дома…
камере хранения на вокзале, сходил в ресторанчик, поужинал; потом направил стопы в театр. Думаю: надо выпустить пар. Так что я вам доложу: от духоты там впору было скончаться! Ну, а после спектакля, думаю: что ж теперь делать? Уже двенадцать, первый поезд в четыре; тратиться на какие-нибудь три часа сна того не стоит. Вот, забрёл сюда. Это кафе ведь на ночь не закрывают?
хранения на вокзале? ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Совершенно верно. А что, почему вы спрашиваете? Думаете, это ненадежно? Они у меня хорошо упакованы и перевязаны… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Нет-нет, я не поэтому!
мастерством, с каким приказчики в магазинах упаковывают проданный товар…
розовой… Уже только смотреть на неё удовольствие, до того гладкая… Так и хочется прильнуть щекой и ощутить девственную ласку… Они раскидывают её на прилавке, а затем непринужденно укладывают на ней – точь-в-точь посередине – легкую, в несколько раз сложенную ткань. Далее тыльной стороной ладони приподнимают из-под низу край, сверху на него укладывают другой и грациозным движением делают еще один, дополнительный загиб, как бы уж совсем из любви к искусству; потом с обоих краев складывают треугольником концы, подгибают их книзу, протягивают руку к катушке с бечевкой и отматывают ровно столько, сколько надо, чтобы перевязать пакет, и до того ловко это делают, что вы даже не успеваете насладиться сноровкой, а вам уже протягивают готовый пакет с петелькой сверху, вам остается только пропустить в нее палец. ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Да, сразу видно, приказчики из магазинов вас весьма интересуют… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Меня? Я, сударь, днями напролет наблюдаю за ними; я час способен простоять у витрины не шевелясь и смотреть через стекло в лавку: я забываю обо всем на свете. Мне кажется, будто я и есть, вернее, мне до одури хотелось бы быть этим отрезом шелка… этой тесьмой… красной или, там, голубой лентой, которую девушки из мелочной лавки, отмерив метром, – видели вы, как они ее сматывают? – восьмеркой между указательным пальцем и мизинцем левой руки, и только уже потом заворачивают. (Пауза) Смотрю на покупателя либо покупательницу, выходящих из лавки с покупкой, свисающей с пальца, или прижатой подмышкой, или зажатой в кулаке… следую за ними взглядом до тех пор, пока не теряю из виду, воображая себе…. – о, чего я только не воображаю! Вы даже представить себе не можете!
ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Привязаться к жизни, зацепиться за нее хотя бы воображением... Обвиться вокруг нее как плющ вокруг ограды.
чертовски приятно этак воображать себе всё, как вы… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: (опешив, застывает, потом нетерпеливо) Приятно? Это кому – мне? ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: А кому же… представляю, как… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: А скажите на милость… Вы у врача когда-нибудь наблюдались? Я имею в виду, у хорошего доктора? ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Я? С какой стати? Слава Богу, на здоровье пока не жалуемся… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Да вы не волнуйтесь! Я просто спрашиваю, чтобы знать, вы когда-нибудь видели в домах этих чудных, этих замечательных докторов приёмную, в которой посетители дожидаются своей очереди, пока их не позовут на осмотр? ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: А, ну, это другой разговор! Бывал, а как же! Раз дочку пришлось вести к врачу, нервишки у ней того… расшатались… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Отлично! Неважно, можете не продолжать… Я о чём, бишь, говорил… ах да, приёмные… (Пауза) Обратили вы внимание? – диван там обязательно темной обивки, ткань добротная, cуровая, как прежде делали … а кресельца…мягкие стулья… все по большей части разные, друг на друга не похожие… Сплошной разнобой. Негодящее барахло, сбытое с рук, специально для приемной набранное, для посетителей. Это вам не домашняя мебель! Дома у доктора совсем не такая гостиная, дома доктор для собственного удовольствия, а также для подруг жены, держит совсем другую мебель – изысканную, роскошную. И как бы, по-вашему, почувствовало себя такое кресло, ну, или стул, перенеси его кто-нибудь из гостиной в приемную для больных, с которой хватит и той обстановки, что есть, – сборной, приличной, строгой?.. Вот интересно, когда вы ходили к доктору с дочкой, рассмотрели вы кресло или, там, скажем, какой-нибудь стул, на котором сидели, дожидаясь своей очереди?.. ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Я? Нет, по правде сказать… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Ну, разумеется. Не вы же были больной … (Пауза) Впрочем, больные тоже часто не обращают внимания, им не до того. Они поглощены своей болезнью. (Пауза) Но сколько раз наблюдаешь, как люди выводят бессмысленные каракули на блестящем подлокотнике кресла, в котором расположились, и сосредоточенно наблюдают за пальцем! Смотрят и ровным счетом ничего не видят. (Пауза) А знали бы вы, какое впечатление производит потом это сидение, когда после осмотра выходишь из кабинета врача! Идешь через приемную и невольно бросаешь взгляд на кресло, в котором сидел пять минут назад, дожидаясь очереди. Смотришь, а оно уже занято другим бедолагой, пришедшим откуда-то со своей непонятной болезнью. Или же смотришь, – а оно пустое, стоит хладнокровно в ожидании другого какого-нибудь посетителя, который наверно придет и его займет... (Пауза) М-да, так о чем мы тут с вами судачили? Ах, да… об удовольствии… Об удовольствии, которое доставляет воображение. – А к чему я, собственно, заговорил о стульях в приемных врачей? ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Да, в самом деле… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Не улавливаете связи? Я тоже, признаться. (Пауза) Тут ведь вот в чём суть дела: у каждого своя перекличка образов, совершенно особенных, ни на чьи непохожих; у каждого они обусловлены чем-то сугубо личным: личным опытом, личными обстоятельствами; поэтому они так несхожи, до того несхожи, что вздумай мы воспользоваться ими в обычном разговоре, мы бы перестали понимать друг друга. Я не знаю ничего более нелогичного, чем подобного рода ассоциации. (Пауза) Но связь между ними может быть вот какая… – Вообразите, приятно ли было бы какому-нибудь из этих стульев стоять и стоять, в воображении рисуя себе клиента, который когда-то придёт и усядется на него в ожидании своей очереди на прием к доктору? Потом представлять, что этот больной станет делать после осмотра, куда, например, пойдет? – Что ж в этом приятного? Какое тут удовольствие? – Решительно никакого. Вот так и у меня: решительно никакого! Проходит масса клиентов, а эти несчастные стулья стоят и ждут, что на них кто-нибудь сядет. То, что делаю я, напоминает вполне эти стулья. То меня занимает один, то - другой. В данную минуты меня занимаете вы, и уверяю вас, мне не доставляет никакого удовольствия ни поезд, на который вы опоздали, ни ваша семья, ожидающая вас на даче, ни все те досады и мелкие неприятности, обрушившиеся на вас, из-за которых, могу предположить, вы так сильно переживаете… ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Ого, еще как! ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Благодарите Бога, что это всего лишь досады. (Пауза) Кому-то похуже вашего, сударь. (Пауза) Я, вот, давеча говорил, что мне силой воображения необходимо привязываться к жизни других людей – просто так, безо всякого удовольствия, без какой бы то ни было заинтересованности или участия… скорее наоборот… даже скорее наоборот… только затем, чтобы еще больше растравить себя и лишний раз убедиться в том, насколько жизнь пуста и никчемна, но до того пуста и никчемна, что никому не должно быть жалко свести с нею счеты… (Мрачно, со злобой) И это, знаете ли, следует доказывать себе неустанно, неумолимо, без передышки, на разных примерах и обстоятельствах. Потому что вкус к жизни, сударь, хоть мы и не знаем, из чего он состоит, он тем не менее есть, он существует, мы его чувствуем, словно кость, застрявшую в горле, ибо он постоянно неудовлетворен, ему ничем не потрафишь, потому что жизнь, пока мы живы, до того алчна, до того ненасытна, до того ей всего недостаточно, что невозможно даже как следует ощутить её вкус. Запах таится в прошлом, прячется где-то внутри нас. Вкус к жизни проистекает оттуда, из воспоминаний, к которым мы все так или иначе привязаны. Но к чему мы, собственно говоря, привязаны? К какой-нибудь безделке, к глупости… вот, к досадам… к вороху иллюзий… к никчемным занятиям… Увы, да…. То, что для нас сейчас глупость… неприятность… досада… и даже больше – несчастье, настоящее, большое несчастье… да, господа, лет этак через пять, через десять приобретет невероятный вкус… ах, сколько сладости в этих слезах!.. Жизнь, черт побери, при одной только мысли, что лишишься её… особенно, когда знаешь, что это вопрос дней… (В этом месте из-за угла справа, что-то высматривая, показывается голова; это голова женщины в чёрном). Вон там, видите? за тем углом… видите тень женщины? – Вот, скрылась! ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Что? Кто… кто это был? ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Не заметили? Уже спряталась. ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Женщина, что ли? ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Да, моя жена. ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: A! Так это ваша жена! ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: (после паузы) Следит за мной, издалека. Честное слово, так и хочется подойти и врезать как следует! Хотя все это бесполезно. Это, знаете, как собака, потерявшая хозяина: привяжется, и хоть ты её забей каблуками, не отстанет, еще больше цепляется.
чтобы я сидел дома, сидел и ни о чем не думал, не волновался, а она бы окружила меня своими назойливыми заботами, с любовью удовлетворяла всякую мою прихоть; чтобы я нежился в вылизанных дочиста комнатах, в окружении сверкающей мебели, в этой холодной – как в зеркале – тишине, которая раньше царила всегда в моем доме, и которую отмеряло тиканье настенных часов в парадной столовой. – Вот что было бы ей по душе! Так вот, я у вас спрашиваю, дабы вы уяснили бессмысленность – да какое бессмысленность! – всю чудовищную, дикую несусветность этих претензий… – Отвечайте, вы полагаете, что дома в Авеццано или в Мессине, зная, что их вскоре разрушит землетрясение, могли бы стоять безмятежно под светом луны, выстроившись вряд вдоль площадей и улиц согласно генплану, разработанному муниципальной комиссией по градостроительству? Да эти дома, как есть из камня и балок, снялись бы и понеслись, куда глаза глядят! А вы представляете себе горожан, жителей Авеццано или Мессины, которые спокойно раздеваются перед сном, аккуратно складывают одежду, выставляют за дверь обувь и ныряют под одеяла, в предвкушении неги от душистых, свежевыстиранных простыней с ясным сознанием, что через пару часов их раздавит в этой самой кровати?.. – Можно, по-вашему, себе такое представить?.. ПОКЛАДИСТЫЙ ПОСЕТИТЕЛЬ: Но, может, ваша жена… ЧЕЛОВЕК С ЦВЕТКОМ ВО РТУ: Я не закончил! Если бы смерть, сударь, была похожа на какое-нибудь из этих омерзительных, странных насекомых, которое кто-нибудь, идучи мимо, обнаруживает сидящим на нас… Идете вы по улице, а идущий навстречу прохожий вдруг останавливается перед вами и аккуратненько, протягивая два пальца, говорит: – "Простите, вы позволите? на вас, уважаемый, сидит смерть". И двумя протянутыми пальцами хватает её и швыряет прочь… Вот бы как здорово было! Но смерть, сударь, увы, не похожа на мерзких насекомых. На многих из тех, кто проплывает мимо вас с отстраненным, неприступным видом, она сидит, но её никто не видит; они идут себе как ни в чем не бывало, погрузившись в мысли о том, что предстоит сделать завтра, потом послезавтра… Так вот и я, (поднимается) подойдите ко мне, уважаемый, идите-идите… сюда… (вынуждает Покладистого посетителя встать и ведет его под свет фонаря) сюда, к фонарю…подойдите… я вам кое-что покажу… Смотрите сюда, под ус… видите, какой тут фиолетовый клубень!? Знаете, как это называется? О, одно название – сплошная поэзия… слаще конфеты: эпителиома, вот как это называется. Попробуйте повторить, и почувствуете блаженство услады: эпителиома… Смерть – понятно ли вам? – прошла где-то мимо. И, мимоходом, вставила в зубы мне этот цветок: "Держи, милок: я вернусь за тобой месяцев через восемь-десять!". (Пауза) Вот теперь вы мне и скажите: могу я с таким цветком во рту сидеть дома, спокойно, ни о чем не думая, как требует эта злосчастная? (Пауза) Я ей ору: – Ах, вот оно что, ты жаждешь моих поцелуев? – «О, да, поцелуй меня!» – Знаете, что она сделала? Давеча брошью, на прошлой неделе, расковыряла себе губу, обвила мою голову руками и хотела поцеловать… в губы поцеловать… ибо, как она утверждает, она жаждет умереть вместе со мной. (Пауза) Ненормальная… (С ожесточением) Не могу сидеть дома. Меня тянет к витринам магазинов, хочется стоять и наблюдать за сноровкой приказчиков. Ибо стоит почувствовать холод внутри… я способен расправится с жизнью, уничтожить её в любом, кто подвернётся под руку, кто бы то ни был, кого я, быть может, даже не знаю… достать пистолет и прикончить любого, такого как вы, например, себе на беду пропустившего поезд… (Смеется) Не бойтесь, уважаемый, я шучу! (Пауза) Ну, я пошел. (Пауза) На худой конец, я себя застрелю… (Пауза) На днях пошли замечательные абрикосы… Вы как их едите? прямо с кожурой, не правда ли? Он на две дольки распадается… надавишь посередине двумя пальцами… и словно две сочные губки… Ах, услада! (Смеется. Пауза) Кланяйтесь дражайшей супруге, как вернетесь на дачу, да заодно дочерям. (Пауза) Мне они видятся в белых и голубых платьях, на зелёной лужайке, в тени… (Пауза) И еще: сделайте одолжение по приезде, завтра. Деревенька ваша, небось, не у станции расположена… – В такую рань можно до дома и пешком пройтись. – Первый кустик травы, что встретится вам на речном берегу… Сосчитайте все травинки в нём. Для меня. Сколько будет травинок, столько дней я еще проживу. (Пауза) Да не жадничайте, выбирайте кустик пушистей! (Смеется, а затем): Спокойной ночи, уважаемый! И напевая закрытыми губами мотив доносящейся издалека мандолины, направляется в сторону крайнего правого дома; но сообразив, что за тем углом его может поджидать жена, круто поворачивает и переходит на другую сторону под взглядом чуть живого Покладистого посетителя. Занавес Luigi Pirandello. L’uomo dal fiore in bocca, 1923 Перевод с итальянского Владимира ЛУКЬЯНЧУКА Translated from Italian Translation USA Copyright © 2011 by Vladimir Lukyanchuk vladimirlukyanchuk@yahoo.com жүктеу/скачать 140.47 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|