Что такое филолог в моем понимании? – на пути к профессиональной идентичности Неизвестно, кому принадлежит афоризм «Язык используется либо для выражения мыслей, либо для сокрытия мыслей, либо вместо мыслей»

Понимание этого приходит после курса «введение в языкознание» на первом году обучения; а поступить на филологический факультет вас толкает какое-то внутреннее влечение, которое незаметно для себя открываешь, когда осознаешь, что, несмотря на слякоть или стужу, ты не хочешь прогулять урок английского в школе, когда, читая «Трех мушкетеров» Дюма, не пропускаешь фразы на латыни, а пытаешься угадать их значение, не смотря перевод. Если же вы координативный билингв (кем являюсь и я), то тяга к языкам рождается сама с собой, в детстве, незаметно для ребенка. В большинстве своем эта тяга так и остается просто тягой, не имея своего продолжения, иногда же это влечение перерастает в призвание. Мой случай один из таковых.

С достижением сознательного возраста меня начала интересовать проблема диалектов и многочисленных заимствований в современном армянском языке. Удивительно, насколько армянские диалекты отличаются друг от друга, а также от литературного языка. Большинство людей, живущих в разных регионах страны, могут с трудом различить лишь отдельные слова, из сказанного собеседником, либо и вовсе его не понять. Этот феномен имеет место и в итальянском языке, многие диалекты которого претендуют на автономность от italiano standard. (Удивительно, что даже для названия литературного итальянского языка было использовано заимствованное слово: чтобы никто не ссорился). Этот фактор был одним из решающих и подтолкнул меня на глубокое изучение «языка Данте». В будущем я планирую усовершенствовать свои знания армянского языка, а после заняться дипломатической деятельностью, блистая своим фундаментальным гуманитарным образованием, укрепить дружбу между Арменией (моей родиной), Россией (моим домом) и Италией (страной, которую, как сказал Марк Твен, Бог создал по замыслу Микеланджело).

По собственному опыту скажу, что, если вы филолог, то издержки вашей профессии предусматривают ответ на довольно глупый вопрос: «А чем вы там занимаетесь? Учите английский?» И тут мы должны с увлечением объяснить, что филология – это отнюдь не только вездесущий английский язык, филология – это лингвистика, литературоведение, изучение иностранных языков, история и многое другое. И действительно, профессия филолога распространяется не только на гуманитарные сферы, а охватывает также широкий спектр других наук. В идеале филолог обязан знать все, что может быть полезно для анализа текста и характеристики языков: от анатомии человека до географии, от истории религий до знания уголовного сленга. Чем разносторонней филолог, тем он профессиональней. Из этого можно сделать вывод, что на нашем факультете не хватает многих дисциплин, в особенности мировой истории. Но так как время не «резиновое» ( “Извольте мне простить ненужный” вульгаризм), то будущим филологам остается расширять свою эрудицию в свободное от учебы время, если оно обнаруживается, что бывает крайне редко.

В наш же век глобализации филолог – это инструмент синтеза различных культур и народов. Итак, будем же гордиться нашей миссией!

Муки от текста

или

ответ Франца Кафки Ролану Барту («Удовольствие от текста»)
В строгом смысле слова, Кафка не мог отвечать Барту: рассказ «В исправительной колонии» написан в 1913 – 1914 гг., а работа Барта «Удовольствие от текста» - спустя 60 лет. Однако именно в свете концепции Барта ответ на текст может быть написан раньше, чем сам текст, ведь каждое новое произведение, прочитанное человеком, добавляет что-то в познание им старых текстов. Говоря иными словами, Кафка-до-Барта и Кафка-после-Барта – это два разных текста, вот почему можно говорить об «ответе» на «реплику» 60 лет спустя.

Почему именно эти две работы представляются взаимосвязанными? Теоретическая работа и художественное произведение объединены одним важнейшим фактором – идеей воздействия текста на человека, потребления и прочитывания текста в не совсем традиционном понимании этого слова.

Барт, говоря об удовольствии, испытываемом при прочтении текста, писал: «Что доставляет мне удовольствие в повествовательном тексте, так это не его содержание и даже не его структура, но скорее те складки, в которые я сминаю его красочную поверхность: я скольжу по тексту глазами, перескакиваю через отдельные места, отрываю взгляд от книги, вновь в нее погружаюсь. Во всем этом нет ничего общего с той бездонной трещиной, которая под действием текста-наслаждения разверзается в недрах самого языка». Создается ощущение, что речь идет о некоем эротическом наслаждении: текст можно сминать, скользить по нему, погружаться в него.

У Кафки процесс познания текста превращается в мучение. «Но как затихает преступник на шестом часу! Просветление мысли наступает и у самых тупых. Это начинается вокруг глаз. И отсюда распространяется. Это зрелище так соблазнительно, что ты готов сам лечь рядом под борону. Вообще-то ничего нового больше не происходит, просто осужденный начинает разбирать надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь. Вы видели, разобрать надпись нелегко и глазами; а наш осужденный разбирает ее своими ранами».

Обратим внимание, в обоих случаях человек постигает текст телом, однако, по мысли Барта, это наслаждение, а по мысли Кафки – мучение. Текст у Кафки становится орудием, способом и смыслом казни: на теле преступника с помощью сложнейшего аппарата пишут некое высказывание, «прочитывание» которого и есть казнь.

Во многих культурах казнь сопровождается словом: так, предавая человека проклятию, в древнерусской традиции могли оставить его привязанным к столбу, оставить рядом палки и табличку, на которой было написано, какое преступление совершил этот человек. Каждый проходящий мимо мог прочесть и ударить его столько раз, сколько хотел. Когда публично побивали камнями Магдалину, Иисус «что-то писал на песке» - возможно, это был не текст-убийство, но текст-спасение», а его самого, в свою очередь, распяли с доской, на которой было написано «Иисус Назарянин, Царь Иудейский». В арабских странах существует наказание (правда, не смертельное) через оскорбление словом – в случае какого-либо проступка (например, человек не поливал свои комнатные цветы и позволил им засохнуть или плохо обращался со своим домашним животным) преступника выводят на центральную площадь города и сообщают во всеуслышание, что Аллах создал его человеком, а он ведет себя подобно свинье. Сродни этому ритуалу и подвергание остракизму в Древней Греции.