Двадцатые годы

Культурная ситуация ориентиру­ется на широкие слои населения. Основной акцент делается на развитие различных форм агитаци­онно-пропагандистского искусства с его своеобразным графическим стилем и декором, отражающими революционные идеи. Организу­ются массовые зрелища, по-новому используются произведения мо­нументального характера. Бурно развивается новый театр. Наконец, по-иному стало рассматриваться участие художника в строительстве, в производстве вещей, в оформ­лении празднеств и просто быта. Актуальность лозунгов «Искусство – в жизнь», «Искусство – в массы» считалась бесспорной. Проводни­ками этих идей на практике могли быть только специалисты, получив­шие художественное образование.

В Москве в первые послереволюци­онные годы художественное обра­зование осуществлялось несколь­кими государственными учебными заведениями. Это были Высшие художественно-технические мас­терские – Вхутемас, созданный путем слияния Училища живописи, ваяния и зодчества (школа станко­вого искусства) и Строгановского училища (школа промышленного искусства), Художественная школа кустарных промыслов (в дальней­шем – Училище имени Калинина), открытая в 1920 году, и несколько изопрофшкол.

Другие художественные учреждения носили характер частных студий, художественных школ, кружков любителей живописи; многие из них высоко зарекомендовали себя в дореволюционное время. Таковыми были студии Юона, Касаткина, Меш­кова, Рерберга, Кардовского. В них обучение велось в традиционном академическом плане. Эти школы и студии давали возможность приоб­щиться к искусству талантливым мо­лодым людям. Здесь начинали свое художественное образование мно­гие известные мастера. Однако для столицы таких студий было явно недостаточно, тем более что они доступны были, в основном, людям подготовленным и обеспеченным.

Кроме них, как грибы росли и бо­лее мелкие студии, подверженные всевозможным модным течениям в искусстве. Они старались привлечь к себе учеников броскими назва­ниями, определяющими их педа­гогическое кредо. Так, например, существовали на Арбате студия «Нет бросового материала» или студия, носившая название никак не менее, чем «Академия художеств». В 20-е годы частные школы под различны­ми предлогами начинают ликвиди­роваться, а вместо них открываются государственные районные студии.

При организации Вхутемаса пре­следовалась цель – создать учебное заведение нового типа, которое готовило бы «художников-инжене­ров и художников-техников высшей квалификации для обслуживания промышленности и задач социа­листического строительства» (из справочника Вхутемаса). Однако потребность в специалистах была больше, чем могло подготовить одно высшее учебное заведение, тем более, что требовались они неза­медлительно, особенно в крупных промышленных центрах.

В столице с ее двухмиллионным населением постоянно росло коли­чество средних и начальных школ, профессиональных и красноармей­ских клубов, рабочих театров. В промышленности, в культурно-просветительских учреждениях – всюду нужны были специалисты-художники. Кроме того, небольшое число студий и художественных школ не могло удовлетворить естественную для молодежи тягу к изобразительному творчеству. Необходимо было создать в Москве учебное заведение с ярко выражен­ной профессиональной направлен­ностью, определенным профилем, своим учебным планом, программа­ми, и что очень важно на этом этапе – целенаправленным трудоустройс­твом. Такое учебное заведение обес­печило бы в первую очередь запро­сы города и явилось бы начальной ступенью по подготовке к высшему художественному образованию.

Учебные заведения изобразитель­ных искусств среднего звена уже существовали в других городах – Петрограде, Саратове, Одессе, Пензе, Казани. В этих училищах, созданных еще в XIX веке, сложился определенный опыт художествен­ного образования. Обучение велось в традиционной форме, как это устанавливала Академия художеств. А вот в Ярославле в 1920 году открылся художественно-педаго­гический техникум, построенный по новому принципу, как среднее учебное заведение «пролетарского типа», готовящее кадры педагогов для единой трудовой школы.

В апреле 1925 года в Москве по инициативе и при непосредствен­ном участии наркома просвещения А.В. Луначарского Наркомпросом РСФСР была проведена Всероссийс­кая конференция по среднему худо­жественному образованию. В своей вступительной речи Луначарский изложил требования, предъявляе­мые советской властью к искусству и к художнику. На конференции была отмечена необходимость тесной связи между средним и высшим звеньями художественного образования, что выражалось бы в принципиальном единстве их про­граммно-методических установок, а также рассмотрена возможность расширения сети художественных рабфаков. Так был сделан шаг на пути научно-планового построе­ния художественного образования, достижения которого – при всех издержках – очевидны.

На конференции был заслушан доклад директора Ярославского художественно-педагогического техникума С.А. Матвеева, который, кстати, был лично знаком с нарко­мом просвещения. Луначарский еще ранее посещал это училище и высо­ко оценил проводимую там работу. Общие принципы художественного образования, задачи работников искусств были сформулированы в основном докладе инспектора народного образования Ф.К. Форту­натова.

Новые задачи по подготовке кад­ров художников-общественников получили дальнейшее одобрение в Московском отделе народного об­разования. В мае 1925 года в столи­це состоялась первая конференция учащихся художественно-профес­сиональных школ. В ее резолюции говорилось: «... считать первооче­редной необходимостью всемерную пролетаризацию состава учащихся через привлечение в художествен­ную школу рабочей и крестьянской молодежи, ... считать насущно необ­ходимым для пролетарской молоде­жи создание Московского технику­ма изобразительных искусств».

Таким образом, вопрос о создании в Москве учебного заведения по изобразительному искусству назрел, задержка состояла лишь в подборе опытных кадров организаторов и преподавателей. И такие энтузиасты нашлись, это были Евгений Нико­лаевич Якуб (1888 – 1978) и Сергей Арсеньевич Матвеев (1887 – 1952).

Именно они стали непосредствен­ными основателями Московского училища. Оба художника были выпускниками Строгановского учи­лища, к тому же старыми друзьями. Педагогика была призванием Якуба. Еще будучи студентом IV курса Строгановского училища, он решил заняться педагогической работой. Сначала преподавал в детском клубе воскресного типа, затем в группе рабочих – маляров, альфрейщиков, краснодеревцев, мраморщиков. По рекомендации Строгановского учи­лища работал в Ханчжоу, где пре­подавал в группе китайских детей. Отслужив в армии и возвратившись в Москву, Якуб был захвачен идеей организации в Москве среднего художественного заведения.

У Матвеева к этому времени также был накоплен большой педагоги­ческий опыт. Некоторое время он проработал в Ярославле в качестве заведующего секцией Изоотдела на­родного образования, затем уполно­моченным по организации Свобод­ных художественных мастерских и художником Ярославского драмати­ческого театра. По его инициативе был создан Ярославский художес­твенно-педагогический техникум, упоминавшийся выше.

Получив от отдела народного обра­зования предложение заняться со­зданием училища, Якуб списывается с Матвеевым и приглашает его в Москву. Матвеев энергично вклю­чился в деятельность по художес­твенному образованию в системе Наркомпроса. Его статьи «О задачах и целях художественного воспи­тания в социалистической школе» и «Художественное образование в РСФСР» были опубликованы в жур­нале «Наш труд». Со временем орга­низаторский дар Матвеева, педагога и художника, был использован при реорганизации Художественного института (в дальнейшем – имени Репина) в Ленинграде, при созда­нии Полиграфического училища в Москве и в становлении Палехского училища.

Учитывая опыт Матвеева, ему была предложена административная часть. Якуб отвечал за подготовку учебного плана, за разработку мето­дики и отдельных программ.

Прежде всего необходимо было найти помещение для техникума. Выбор пал на двухэтажный особ­няк в Краснопресненском районе (Сущевская улица, 14), который до революции принадлежал художнику Алексею Боголюбову, внуку Радище­ва и основателю музея в Саратове. На втором этаже дома, построен­ного по специальному проекту, находилась мастерская живописца с огромными эркерного типа окнами.

В этом доме Боголюбов устраивал свои творческие вечера. В этих сте­нах работали Репин, Суриков, Серов, Константин Коровин. После отъезда Боголюбова в Париж дом приобрел Сергей Третьяков для своего сына Николая, художника и собирателя. Здесь хранилось богатое собрание живописных полотен и других художественных ценностей. После смерти Николая Третьякова домом распоряжалась вдова последнего. Возможно, в революционные годы этот особняк занимала студия «Шко­ла живописи», которой руководил художник Николай Григорьев. Пос­ле революции началось уплотнение помещения. Кроме студии, в особня­ке разместились библиотека имени поэта Ивана Сурикова и районный педагогический музей.

Думается, что не случайно Матвеев и Якуб остановили свой выбор на этом здании. Ими двигало желание приобщить своих воспитанников к высокой художественной культуре прошлого века через саму атмосфе­ру этого дома, где гармония архи­тектурных форм и уют помещений определяли поведение, располагали к общению. Двусветная лестница с дубовыми перилами, массивные двери с резьбой, такие же деревян­ные консоли возле окон, изразцо­вая печь – все это сохранилось до наших дней и украшает интерьер находящейся там ныне районной библиотеки.

В новооткрывшемся техникуме предполагалось обучение по не­скольким специальностям: художес­твенно-педагогическая – учителя для массовых и профессиональных школ, художественно-инструк­торская – художники для легкой промышленности (текстильной, полиграфической, силикатной) и художники-инструкторы для по­литпросветработы в клубах, театрах, избах-читальнях, и, наконец, живо­писно-станковая – для художников-живописцев средней квалификации. Наиболее одаренные учащиеся последнего отделения должны были направляться на второй курс вуза.

В сентябре 1925 года в технику­ме были проведены первые не­обходимые организационные мероприятия. Первое время он функционировал на основе хозрас­чета, и учащиеся вносили плату за обучение. Были назначены сроки приемных экзаменов. Количество абитуриентов определили в 100 человек. В их число входили уча­щиеся студии Николая Григорьева, которые вместе со своим руководи­телем влились в состав техникума. 35 человек, как наиболее подго­товленные, были приняты сразу на второй курс, 75 человек – на первый курс. 30% учащихся из материально нуждающихся семей были зачисле­ны на бесплатные места. Конечно, со всей строгостью подходили к социальному составу учащихся: пре­имущество отдавалась молодежи из рабочих и крестьянских семей, 11 человек из первого приема состоя­ли в рядах РКСМ.

15 октября 1925 года следует счи­тать первым днем работы училища.

В первое время из-за нехватки помещений занятия в техникуме проводились в три смены. И только на втором году обучения удалось, после длительной переписки, по­лучить дополнительную площадь в том же особняке, где разместили литографскую мастерскую и мас­терскую текстильного рисунка.

Организаторы училища понимали, что техникум обязан выполнять две функции. Во-первых, давать полно­ценные знания в области изобрази­тельной грамоты, и, во-вторых, что было основной целью заведения и отвечало задачам времени, вести профессиональную подготовку по избранным специальностям. Ориентируясь на программу Вхуте­маса (высшего учебного заведения нового типа с четко выраженными задачами подготовки специалис­тов), организаторами был составлен учебный план техникума с пояс­нительной запиской к нему. Две трети времени отводилось художес­твенным дисциплинам, остальное – общеобразовательным предметам. Большое значение в подготовке художников придавалось дисципли­нам, повышающим общую культуру, то были: история искусств, история культуры и политпросветработа. Вначале курс обучения был рассчи­тан на три года, затем увеличен до четырех лет.

В декабре 1925 года Советская республика отмечала двадцатиле­тие первой русской революции. На предприятиях, фабриках, заводах состоялись митинги, в районах – демонстрации, гуляния, собрания. Особенно торжественно отмеча­лось это событие в районе Красной Пресни.

Молодость художников – органи­заторов училища совпала с револю­ционными событиями 1905 года. Так, Матвеев самолично сражался на баррикадах. Поэтому вполне естественным выглядит их желание увековечить память о революции в названии создаваемого (в районе Красной Пресни) учебного заве­дения. В пояснительной записке к учебному плану Матвеев пишет: «Принимая во внимание то, что тех­никум организован и открыт в год, когда Советская власть вместе с пролетариатом вспоминает один из этапов революционной борьбы, а именно – Восстание 1905 года, то вполне явится уместным присвоить открытому техникуму наименова­ние «Государственный техникум изобразительных искусств в па­мять Восстания 1905 года». (Позже техникум перешел в подчинение Московского областного управле­ния по делам искусств и в 1936 году был переименован в Московское областное художественно-педагоги­ческое училище памяти Восстания 1905 года.)

Педагогический состав в техникуме был замечательный. Е.Н. Якуб являлся художественным руководителем по учебно-производственной практи­ке; С.А. Матвеев, будучи директором, Н.М. Григорьев, М.К. Соколов пре­подавали живопись; С.Ф. Николаев занимался вопросами театральной практики.

О работе училища в период органи­зации сохранилось немного сведе­ний, но одно, самое существенное, нам известно. С первых же своих шагов училище утвердилось как учебное заведение, воспринявшее лучшие традиции русской художес­твенной школы. Этому, несомненно, способствовали прочное художес­твенное образование основателей техникума, их беззаветная предан­ность реалистическому искусству, что нашло отражение и в педагоги­ческих взглядах, и в личном твор­честве преподавателей-художников.

В работах Евгения Николаевича Якуба как в зеркале отразились многообразные явления его време­ни. В остро решенных городских пейзажах, жанровых эскизах просле­живается целая эпоха. Сами за себя говорят названия его работ: «Фев­раль 1917 года», «НЭП – открытие рынка», «Ларьки на Трубной площа­ди», «На вернисаже АХРР», «Беспри­зорники лакомятся», «Первомайская демонстрация» и так далее вплоть до наших дней. Его натюрморты 20-х – 30-х годов – это рассказ о скудос­ти быта, но тем ярче проявляется в них трепет автора перед красотой простых полевых цветов. Каждая работа Якуба отмечена художест­венным вкусом и профессиональ­ной культурой. На графическом автопортрете 1924 года художник изобразил себя как бы напряженно всматривающимся в грядущее, кото­рое представляется ему огромным сверкающим городом с иллюми­нированными высотными здани­ями, с башенными часами, словно олицетворяющими лозунг «Время, вперед!». Может быть, именно таким романтиком видели своего учителя его ученики и таким его любили. В 1977 году на Гоголевском бульва­ре, в помещении выставочного зала Союза художников СССР состоялась единственная персональная выстав­ка 90-летнего художника, позво­лившая увидеть и оценить во всей полноте его творчество.

Самобытное наследие Николая Михайловича Григорьева, к сожа­лению, еще не нашло своего ис­следователя. Ученик Константина Коровина, он тяготел к пейзажной живописи, не чураясь смелых экспе­риментов в колорите и композиции. Несколько его полотен хранятся в Калужском художественном музее, Третьяковской галерее и в Музее истории города Москвы.

Сергей Филиппович Николаев так­же занимался у Константина Коро­вина в Училище живописи, ваяния и зодчества по классу живописи, но в отличие от пейзажиста Григорьева продолжил другую линию творчест­ва их общего учителя: стал мастером театральной декорации.

Работы Сергея Арсеньевича Матве­ева, заведующего техникумом, по отзывам близких учеников, носили камерный характер, но за их скром­ностью стоял добротный професси­онализм.

Как подбирался преподавательский состав, сказать трудно, но можно предположить, что С.А. Матвеев, Е.Н. Якуб и М.К. Соколов были знакомы еще по Строгановскому училищу.

Михаилу Ксенофонтовичу Соко­лову выпала самая трудная судьба. Его уникальный, но замалчиваемый талант стал поистине открытием нашего времени. Реабилитирован­ный посмертно, мастер провел годы в ссылке на станции Тайга. Экспрес­сивный рисовальщик, он обращался к соответствующим его темпера­менту сюжетам: эпоха Французской революции, библейские сцены. Живопись его окутана нежной романтикой жемчужно-серых и ро­зовых тонов. Как своего любимого учителя и друга вспоминает Соко­лова выпускник техникума, а ныне старейший московский живописец Михаил Маторин.

Первые ученики с необыкновенной теплотой отзываются об училище. «Наши педагоги любили нас оте­ческой любовью, – вспоминает заслуженный художник РСФСР Вера Аралова. В училище царила творчес­кая атмосфера. Выполняли оформи­тельские работы. Писали метрами лозунги, сами терли краски, делали подрамники. Не гнушались никакой работы. Педагоги во всем были с нами рядом». Дмитрий Мочальский, действительный член Академии художеств СССР, отмечает: «Школа была живая, реалистическая. Боль­шое значение придавалось работе с натуры, наброскам, скульптуре. Основу искусств закладывали наши учителя. Много было практики в области написания шрифта, созда­ния рисунка для текстиля. Работали много, работали после уроков. Все были полны энтузиазма, была боль­шая работоспособность».

Состав учащихся был разновоз­растный: от 16 до 40 лет. И когда смотришь на групповую фотогра­фию тех лет, где директор училища – молодой человек в белой рубашке, подпоясанной ремешком, мало чем отличается от учащихся, становится понятной та простота отношений, о которой вспоминают ученики, когда в перемену учащиеся и дирек­тор вместе выбегали во двор, чтобы играть в футбол.

Окончание первого учебного года решили ознаменовать выставкой-отчетом. На ней экспонировались работы учащихся по рисунку, живо­писи и учебно-производственной практике. Однако педагоги техни­кума при отборе задались очень ин­тересной целью: показать не только результат учебного процесса, но и сам метод преподавания. Поэтому на выставке большинство учеников было представлено отдельными работами, а другие – всеми своими «уроками», расположенными в по­рядке методической последователь­ности. Все это говорило об очень серьезном и профессиональном отношении к разработке учебных программ. Выставку предполагалось устроить в помещении Вхутемаса, но неожиданно ситуация приобре­ла конфликтный характер. Следует напомнить, что во главе Вхутемаса стояли представители «левого» ис­кусства, объединявшиеся в группы «Октябрь» и РАПХ. Традиции клас­сического искусства подвергались ими сомнению. Станковому искус­ству эксперименты «левых» нанесли чувствительные удары. Поэтому естественно, что, когда руководс­тво училища обратилось в вуз с просьбой выделить выставочную площадь, ему было отказано под предлогом «реакционности» метода обучения молодежи. И только после вмешательства Наркомпроса вы­ставка открылась в помещении по улице Рождественка, 11. И хотя про­фессура Вхутемаса открыто агити­ровала против скромных работ учи­лища, у массового зрителя выставка имела успех. Отзывы о ней прошли в газетах «Известия», «Вечерняя Мос­ква», «Рабочая газета». «Основное, что оставляет эта выставка, говорит за то, что молодежь делает четкую ставку на всестороннее овладение художественным мастерством. Проблема рисунка, проблема цвета – вот что стоит в центре внимания и руководителей, и учеников этого техникума»; «Показательность вы­ставки в той методической установ­ке на овладение ремеслом, которое так ярко подчеркивается всеми работами», – писалось в рецензиях. На докладе С.А. Матвеева, прочитан­ном в связи с открытием выставки, присутствовало двадцать рабочих Трехгорной мануфактуры – членов Моссовета, которые высказали свое удовлетворение успехами, достиг­нутыми училищем по подготовке художников для производства. Отзыв рабочей общественности не только укрепил престиж училища, но и помог руководству решить ряд организационных вопросов.

С 1927-28 учебного года училище зачислили на государственный бюд­жет, что значительно улучшило его материальную базу. В том же году было принято решение о передаче училищу помещения по улице Сре­тенка, 6/2 – адрес, ставший леген­дарным. В этом здании постройки середины XIX века размещались: на первом этаже – фотостудия и продмаг, на третьем этаже – складс­кие помещения владельцев мебель­ного магазина Хазовых. Основной второй этаж занимали последова­тельно: театр миниатюр Южного, затем более десяти лет – кинематог­раф, а в 1920 году эта часть здания, с оборудованным зрительным залом на триста мест и театральной сценой, была передана Театрально­му техникуму имени Луначарского и Музыкальной школе имени Рахма­нинова.

Здание уже тогда находилось в вет­хом состоянии, не было водопрово­да и канализации, более 30% площа­ди не имело дневного света, а из-за «непрочности и колебаний полов уроков танцев и занятий по физ­культуре производить невозможно» (выдержка из акта обследования за 1924 год). Чтобы подготовить здание к эксплуатации, потребова­лись большие усилия руководства техникума. На капитальный ре­монт Московский отдел народного образования выделил сорок тысяч рублей. В строительных работах участвовали учащиеся техникума и наравне с ними – преподаватели.

1927-28 учебный год техникум начал в новом помещении. Расши­рение площади позволило органи­зовать мастерские и кабинеты, там было размещено вновь приобретен­ное оборудование.

К этому времени произошли из­менения и в структуре училища. Продолжительность курса обучения увеличилась до четырех лет. Прием на отделения текстильное и литог­рафическое был закрыт, так как они дублировали факультеты отделив­шихся от Вхутемаса Полиграфичес­кого и Текстильного институтов. Третий по счету учебный год дал возможность подвести некоторые итоги работы изотехникума. Не­смотря на организационные труд­ности, техникум продолжал разви­ваться. В своем годовом отчете С.А. Матвеев отмечает, что финансо­вое положение укрепилось: отпу­щены дополнительные суммы на зарплату педагогов и сотрудников, выделены средства на стипендии учащимся. За трехлетний пери­од подтвердились действенность учебного плана, качество первых программ. Заведующий подчеркнул, что в учебном процессе достигнуты взаимопонимание учащихся и пре­подавателей, активность учеников в овладении специальностью. В ме­тодическом плане разрабатывались такие проблемы, как увязка между собой учебных дисциплин, учет работы учащихся и так далее.

Тогда же, весной 1928 года в Москве проходила конференция препо­давателей художественных техни­кумов, рассматривавшая вопросы подготовки художника для работы в различных отраслях промыш­ленности и культуры. Остро стоял вопрос о создании нового, созвуч­ного эпохе стиля и соответствия ему учебных программ. Единый цикл художественных, общественных и педагогических дисциплин готовил учащихся к профессионально ос­мысленному и адекватному ответу на культурные запросы общества, в данном случае такие, как оформ­ление

революционных празднеств, клубов, территорий, подготовка стенгазет, написание лозунгов и так далее. Художественные техникумы становились методическими цент­рами по приобщению людей к языку искусств. Конференция сопровожда­лась выставкой работ учащихся раз­личных художественных технику­мов из Москвы, Ленинграда, Омска, Саратова, Вятки и других городов.

Для оценки работ было создано специальное жюри из представи­телей компетентных организаций в области художественного обра­зования, которое определило, что из всего показанного «выявил себя лучшим с учебно-методической сто­роны Государственный техникум изобразительных искусств памяти Восстания 1905 года, экспонаты которого были посланы за грани­цу, согласно просьбе из Парижа». Особенно удачными и художест­венно выразительными оказались агитационные и промышленно-тех­нические плакаты, а также эскизы набивных тканей.

Процесс обучения увязывался с предприятиями Москвы. Практику учащиеся проходили в Первой Об­разцовой типографии, на Трехгор­ной мануфактуре, в театрах, клубах, школах столицы. О творческой активности учащихся, о их быстром профессиональном росте и умении решать очень сложные задачи гово­рят следующие факты. В 1927 году в Москве торжественно отмечалось десятилетие Октябрьской револю­ции. Все художественные органи­зации города, в том числе и учеб­ные заведения, приняли участие в оформительских работах. Почин на себя взял Вхутемас, который даже включил эти виды работ в задания учебного года и производственной практики. Учащиеся нашего техни­кума также внесли свою лепту в эти мероприятия, выполнив большую работу по оформлению выставки Моссовета, приуроченной к дан­ному событию. Ежегодно техникум участвовал и в оформительских работах к майским и ноябрьским праздникам, к посевной кампании (для чего даже был произведен уско­ренный выпуск учащихся).

В духе времени складывалась обще­ственная жизнь: проводились бесе­ды с неграмотными, была создана ячейка «воинствующих безбожни­ков», на что несомненно повлияло находившееся в соседнем доме (Сретенка, 10) правление этой мас­совой атеистической организации, возглавляемое недоброй памяти Емельяном Ярославским. Комсо­мольцы участвовали в антирелиги­озной кампании. Еще один аспект той жизни: борясь за пролетариза­цию состава техникума, проводили постоянные чистки ученической среды от «чужеродных» элементов, осуществляли народный контроль через организацию «легкой кавале­рии».

Эти действия подчас носили жест­кий, бескомпромиссный характер. Поднимем документы той поры: «Ввиду того что [учащаяся] Пухова является дочерью бывшего фабри­канта и крупного торговца, рас­стрелянного в Октябре, что не было указано в анкете, поданной при пос­туплении и заверенной жилтовари­ществом, и лишена избирательных прав – Пухову из числа учащихся исключить» (позднее несправедли­вость была исправлена, и Пухова училище окончила); «Исключить Андрианова за сокрытие социаль­ного лица при поступлении в техни­кум – сын кулака – за участие в вы­лазке классового врага в техникуме, за злостные прогулы»; «Отчислить за прогулы Краснобаева – как дезерти­ра с фронта просвещения»; «Отчис­лить Буднянскую – как злостного летуна, занявшего место рабочего при поступлении»; «Премировать» группу второго курса оформитель­ского отделения за недисциплини­рованность и низкую успеваемость рогожным знаменем» (из протокола заседания Президиума техникума от 24 ноября 1929 года).

Злоба дня ощущается и в таких решениях: «Слушали: Об антирели­гиозной кампании. Работа в этой области слаба. Ячейка безбожников не работает, не втянуты препода­ватели. Проведена одна лекция. Постановили: Провести ряд бесед об антирождественской кампании. Вывесить ряд лозунгов и плакатов. Провести беседу с неграмотными, сделать уголок, организовать анти­религиозный вечер с приглашением родителей» (из протокола заседания Президиума техникума от 11 дека­бря 1929 года).