Е. В. Овчинникова Образование мусульман: взгляды государственных деятелей

319
влечь в нее, а дальше остается только контролировать посещае-
мость и успеваемость.
Второй вариант прост в осуществлении лишь в более крупных 
вузах, обладающих достаточным количеством оборудованных для 
разного рода деятельности помещений, финансовых средств и кад-
ровых ресурсов. Для местных вузов это тяжело осуществимо, так 
как чувствуется нехватка всего вышеперечисленного, и тогда роль 
куратора в учебной группе резко возрастает. 
Стоит отметить, что весь потенциал кураторства на данный мо-
мент не раскрыт и сама система мало изучена. Кураторство требует 
всестороннего исследования с учетом современного развития педа-
гогической и психологической науки, реалий современного мира. 
Влияние кураторства на успеваемость студентов университета в ча-
стности и на качество профессионального образования в целом 
очевидна, однако при таком большом количестве факторов, влияю-
щих на них (в том числе личностных), необходимо более глубокое 
изучение данного вопроса. 
 
 
Е. В. Овчинникова
Образование мусульман: взгляды государственных деятелей 
Российской империи второй половины XIX – начала ХХ в. 
Во второй половине XIX в. происходит присоединение к Россий-
ской империи обширных территорий, населенных мусульманами. 
Вследствие этого ислам становится предметом особого внимания в 
имперской политике самодержавия. Мусульманское население Рос-
сии стало настолько значительным, что к середине 60-х гг. XIX в. му-
сульмане стали второй по численности после православия 
конфессией в стране. В связи с этим на повестку дня встал вопрос о 
выработке целостной политики и организации системы образования в 
отношении мусульман России. 
Е. И. Воробьева в своем диссертационном исследовании отмеча-
ет, что, признавая силу религиозных мусульманских убеждений, цен-
тральные власти Российской империи в конце XIX в. смотрели на 
«мусульманский вопрос» только как на религиозную проблему и не 
были склонны придавать ей политическое значение (Воробьева Е.И. 
Мусульманский вопрос в имперской политике Российского самодер-
жавия: вторая половина XIX в. -1917 г. СПб., 1999). Согласно этим 
представлениям религиозные убеждения, если их не задевать, могли 
и не быть препятствием политике интеграции.
Гораздо более опасными в это время в политическом отношении 
в правительственных кругах считались национальные идеи, которыми 

320
российские мусульмане, по мнению Министерства внутренних дел, 
еще «не были заражены». Поэтому в тот период центральные власти 
не видели оснований опасаться каких-либо затруднений, по крайней 
мере, относительно большинства мусульман, считая их вполне лояль-
ными подданными. Исходя из этого в политике по отношению к му-
сульманам власти пытались избегать всего, что могло бы показаться 
посягательством на их религиозные убеждения. 
Д. Ю. Арапов в своей монографии отмечает, что в «Петербурге и 
на местах, особенно там, где проживало значительное количество му-
сульман, в 60–70гг. XIX в., шел постоянный процесс обсуждения ли-
нии мусульманской политики монархии Романовых, и, прежде всего, 
форм и методов организации структуры управления их духовной жиз-
нью или отказа от ее создания в тех или иных регионах»
(Д.Ю. Ара-
пов, 2009).
В данной статье рассматриваются различные позиции государст-
венных деятелей Российской империи на образование мусульман. 
Наиболее толерантная точка зрения на «мусульманский вопрос» 
принадлежала министру финансов империи (1893–1903) С. Ю. Витте. 
Он, в отличие от большинства царских чиновников, был сторонником 
более гибкого и прагматичного курса этноконфессиональной политики 
империи. Но даже он, признавая мусульман, равноправными поданны-
ми империи, не предлагал уравнять ислам в правах с православием.
25 октября 1900 г. С. Ю. Витте готовит секретное «заключение», в 
котором излагает свою позицию в отношении мусульман и, в частно-
сти, отмечает: «Несомненно, надо поддержать ряд мер по отношению 
к мусульманам таких, целесообразность коих должна быть признана и 
оправданна: предложение о необходимости развития среди подрас-
тающего поколения правильного (европейского) образования, которое 
одно… может постепенно дать место убеждению, что вошедшая в 
шариат ненависть ко всему вне ислама была порождением давно ми-
нувших условий быта и деятельности» (Записка С.Ю. Витте по «му-
сульманскому вопросу» 1900 г. (Публ. Д. Ю. Арапова) // Сб. Рус. истор. 
о-ва. Т.7. (155). С. 204–206). 
Обер-прокурор Святейшего синода К. П. Победоносцев, негатив-
но относившейся к исламу, 2 марта 1905 г. в письме к императору ука-
зывал 
на 
возможные 
негативные 
последствия 
введения 
веротерпимости: «…задумывается предоставление свободы мусуль-
манской пропаганде. Это дело страшное. Ислам – громадная сила, ни 
на минуту не опускающая своего оружия…» (Из черновых бумаг 
К.П. Победоносцева // Красный архив, 1926. Т.V. С. 204). Однако его 
позиция по вопросам о русской школе среди магометан была схожа с 
позицией министра финансов империи (1880–1887) Н. Х. Бунге. По-
следний считал, что национальная политика империи должна быть 
подчинена «исключительно интересам государства» (Шепелев Л.Е. 

321
«Загробные заметки» Н.Х. Бунге // Археологический ежегодник за 
1969 г. М., 1971. С. 242–243). В своем труде «Загробные заметки», 
созданном в последние годы жизни, Н. Х. Бунге четко сформулировал 
свою позицию относительно вопроса о русских школах для мусуль-
ман: «Очень трудно правильное разрешение вопроса о русской школе 
среди магометан, потому что у них вся грамотность, вся наука и весь 
гражданский быт основан на Коране. Очевидно, что русская школа не 
может быть магометанской. Правительство не может принять на себя 
преподавание Корана и пропаганду его учений ни на арабском, ни на 
русском языке. Оно может только требовать преподавания в мектебе 
и медресе, кроме Корана и русской грамоты, но все внимание должно 
быть обращено на то, чтобы мусульмане признали превосходство 
русской школы и чтобы они убедились, что дело идет не об обраще-
нии магометан в христианство, а о том, чтобы сделать их полноправ-
ными гражданами государства, к которому они принадлежат. Можно 
надеяться, что такой прием, скорее всего, послужит к одолению му-
сульманского фанатизма» (Бунге Н.Х. Загробные заметки (Публ. 
Л.Е. Шепелева) // Родина. 2000. №1-2. С.148).
Достаточно осторожной тактики в реализации правительственной 
политики по «мусульманскому вопросу» придерживался один из по-
следних крупных государственных деятелей в истории Российской 
империи П. А. Столыпин. По его убеждению, имперское правительст-
во не могло и не должно было допустить, чтобы мусульманское насе-
ление под руководством людей антигосударственно настроенных 
воспитывалось в том направлении, которое неминуемо приведет его 
к полному культурному отчуждению от господствующих в государстве, 
к исканию национальных идеалов вне своего государства, к попира-
нию первейшей по своей важности идеи о целостности государствен-
ного тела.
Все это побудило П. А. Столыпина подготовить специальную 
записку от 15 января 1911 г., в которой он четко обозначил ряд 
«правительственных мер, которые должны были наладить» более 
«рациональную постановку управления мусульманскими массами 
со стороны имперской власти». Первостепенное значение в этой 
записке премьер-министра России было придано роли в «мусуль-
манском деле» организации «русского просвещения». П. А. Столыпин 
особенно подчеркивал то, что русская школа «как воспитательни-
ца народа» является «неотъемлемым и одним из драгоценных дос-
тояний государства». Ключевые места, по его мнению, должны 
были в этом процессе иметь начальный этап обучения, распро-
странение среди детей из мусульманских семей русского языка и 
сближение их на «почве любви к общему Отечеству» (Образование, 
наука и производство. Актуальные проблемы гуманитарных и соци-
альных наук. М., 2001. Т. IV. С.18). 

322
Одновременно первый министр империи категорически высту-
пал против смешения общеобразовательных и мусульманских кон-
фессиональных учебных заведений и настаивал на необходимости 
«подчинить сделавшуюся автономною мусульманскую школу руководи-
тельству и надзору правительственной власти». По его мнению, 
русская администрация не должна была уклоняться от «наблюде-
ния за тем, какое положение в дальнейшем дано будет мусуль-
манским конфессиональным школам и какого направления они будут 
держаться». Премьер-министр империи был твердо убежден в необ-
ходимости для России поставить «преподавание религиозных пред-
метов мусульманского вероучения» только «по определенной 
программе, вырабатываемой авторитетными представителями и ут-
верждаемой министром внутренних дел» (В данном случае царские 
чиновники ориентировались на советы по «учебным делам», которые 
давались наиболее консервативно настроенными мусульманскими 
духовными лицами).
С целью оградить мусульманскую школу от «враждебных госу-
дарству влияний» П. А. Столыпин считал необходимым оставить в 
силе распоряжение императора Николая I (1848) о запрете работы в 
ней «иностранных подданных» и использования в учебном процессе 
рукописных и печатных «зарубежных учебников и руководств». С точки 
зрения премьера, в «исламских делах» должна была заметно возрас-
ти контрольная роль имперского Министерства народного просве-
щения и его инспекторских служб. 
В января 1910 г. П. А. Столыпин в специальном циркуляре выра-
зил недовольство тем, что среди инородцев наблюдается стремление 
к культурно-просветительскому развитию «на почве их исключительно 
национальных интересов». Председатель Совета министров предло-
жил губернаторам впредь отказывать в регистрации «каких бы то ни 
было инородческих обществ». 
В 1911 г. межведомственное совещание по вопросам инородче-
ских и иноверческих школ, организованное при Министерстве народно-
го просвещения, выразило надежду, что с введением всеобщего 
начального обучения отпадет необходимость в частных начальных 
училищах с преподаванием на родном языке (Дякин В.С. Националь-
ный вопрос во внутренней политике царизма (начало ХХ в.) // ВИ, 
1996. № 11-12. С. 47). 
11 января 1911 г. П. А. Столыпин направляет циркуляр губерна-
торам, в котором требует резко ужесточить меры наказания за тай-
ное обучение, таким образом, возобновляется борьба с «тайными» 
школами (Власть и реформы. От самодержавия к советской России. 
СПб., 1996. С. 570-571). 
4 августа 1911 г. П. А. Столыпин подготовил еще одну записку 
«Об образовании курсов по исламоведению и об издании журнала 

323
для изучения мира ислама», которая была направлена в Совет ми-
нистров. В данном документе П. А. Столыпин подчеркивал крайнюю 
важность задачи организации «системного» наблюдения «за прояв-
ляющимися в мусульманском мире течениями не только в пределах 
империи, но и в других государствах» и постановку анализа «миро-
понимания [и] правовой психики мусульманского населения». По-
этому, по его мнению, встал вопрос об «организации особых курсов 
для изучения мусульманства и... связанных с ним языков, ради на-
циональной подготовки административных деятелей, которым воз-
растающие мусульманские дела были бы действительно доступны 
для всестороннего понимания». Премьер-министр империи также 
предлагал создать посвященное «миру ислама» русское периоди-
ческое издание и опубликовать ряд пособий по мусульманскому 
праву. 
Близкой к точке зрения П.А. Столыпина на мир ислама придержи-
вался еще один из старейших сановников империи – Д.А.
Милютин. 
Генерал-фельдмаршал придавал «исламскому фактору» немалую 
роль в жизни империи. 
Д.А. Милютин полагал, что использование одних лишь «мер на-
силия» малоэффективно и рекомендовал изыскивать более гибкие 
способы и пути воздействия на мусульманскую среду. Важнейшую 
роль здесь, по его мнению, должна была сыграть система образо-
вания, особенно умелое решение «школьного вопроса», прежде в 
сфере начального образования. В связи с этим Д.А. Милютин писал 
в 1911 г.: «Невежественных мулл... следовало полностью устранить 
от дела просвещения... главною правительственною мерою должно 
стать устройство особых заведений для подготовления [светских 
преподавателей] мусульманских школ». Важнейшими условиями 
отбора таких будущих педагогов (как из числа мусульман, так и рус-
ских) фельдмаршал считал не только знание русского и «туземных» 
языков, но и наличие непременной «благонадежности в нравствен-
ном направлении соответственно русским интересам государствен-
ным». Критерий абсолютной «лояльности» по отношению к 
существующему государственному строю Д.А. Милютин полагал 
обязательным и для «магометан», зачисляемых на учебу в высшие 
учебные заведения империи. 
После убийства П.А. Столыпина в сентябре 1911 г. его преем-
ником на посту министра внутренних дел стал его близкий соратник 
А.А. Макаров. Их позиции по «мусульманскому вопросу» и твердое 
убеждение в необходимости «сдерживать» ислам практически сов-
падали. Это подтверждает, например, представленная Макаровым в 
августе 1912 г. в Совет министров записка по исламу, которая и по 
содержанию, и по духу совпадала с предшествующими столыпин-
скими «представлениями» (РГИА. Ф.821. оп.133, д.469, л.358-362 об. 

324
Изд.: «Во всем мусульманском мире наблюдается чрезвычайный 
подъем религиозного и национально-культурного самосознания». 
Министерство внутренних дел и «мусульманский вопрос». (Публ. 
Д.Ю. Арапова) // Источник. 2002. №1. С. 60–66). Выполняя завет 
П.А. Столыпина, А. А. Макаров способствовал открытию с января 
1912 г. журнала «Мир ислама». Его ответственный редактор – вы-
дающийся русский востоковед В. В. Бартольд. 
Проанализировав взгляды ведущих государственных деятелей 
Российской империи в конце XIX – начале ХХ в., правомерно сде-
лать вывод о том, что светские власти, унаследовав с XVIII в. тра-
диции веротерпимости и прагматичной политики, не считали 
религиозный вопрос государственной проблемой и потому не были 
склонны участвовать в религиозной борьбе с исламом. Их ислам-
ский проект включал в себя «сближение» мусульман с русскими че-
рез светское просвещение и русский язык. Не отказываясь 
официально от православных приоритетов, в практической политике по 
отношению к мусульманам правительство делало ставку на русский 
язык и приобщение мусульман к государственной школе. Это направ-
ление выразилось в создании особых начальных школ для мусуль-
ман, учреждении русских классов при мектебе и медресе, во 
введении экзаменов по русскому языку для кандидатов на мусульман-
ские духовные должности, в установлении правительственного контро-
ля за религиозными школами мусульман.