Город клоуна пика рассказ

ГОРОД КЛОУНА ПИКА

И вот вы знаете, что я подумал? Давайте я тоже буду приходить к вам по воскресениям, садиться на край постели и рассказывать сказку, у которой будет начало и не будет конца. Потому, что воскресения ведь никогда не кончатся...

Он стоял в пестром балахоне с большими цветными пуговицами, на которые на самом деле ничего не застегивалось. Он был очень грустен, хотя на левой половине его лица яркими красками было нарисовано веселое выражение. Видно, по привычке он начал его рисовать, а потом вдруг подумал: "А зачем? Все равно мой цирк сгорел..."

Его цирк действительно сгорел.

КЛОУН. Мой цирк сгорел... Еще вчера... Нет, даже сегодня утром, он стоял на этой красивой площади, а я думаю, что если не полениться и добежать хоть однажды до зданий за горизонтом, то они окажутся очень красивыми: с колоннами, увитыми виноградом, и с пирамидальными тополями, бросающими полосатые тени на крыши... Мой цирк тоже был полосатым. Вот таким.

РАССКАЗЧИК. Он поднял с земли полосатый флажок, один из тех, которыми была усеяна площадь после пожара. Некоторые из них обгорели по краям - это было все, что осталось от цирка. Он свернул из полосатого флажка фунтик, кулек или - по-научному - конус и поставил рядом с собой.

КЛОУН. Вот таким был мой цирк. Каждый день утром и вечером я играл в нем на губной гармошке и пел веселые песенки. Вот такие: ля-ля-ля. Я жонглировал апельсинами, а потом раздавал их детям и обезьянам, иногда приходившим смотреть мои представления. А когда я показывал фокусы... Вот так!.. то любопытные зрители без конца спрашивали меня, куда же на самом деле девается шарик. И не верили, когда я отвечал им, что и сам этого не знаю. А я ведь действительно не знаю. Вот он есть, а вот его нету. И все. А в перерывах между представлениями я ел пироги с черникой и запивал их компотом из груш. Вот так. Зрителей на моих представлениях бывало не так уж и много. Скорее мало. А иногда и вовсе никого. Даже чаще всего - никого. И не потому, что я плохо выступал, нет, а только потому, что слишком уж далеко от зданий был удален центр плошади, и не каждый имел свободную неделю, чтобы добраться до моего цирка. Но зато он стоял точно посередине, и это означало, что я никому не отдавал предпочтения. И вот однажды, а если уж быть совсем точным, то сегодня утром, вон в тех домах, которых отсюда и не видно, одному мальчику так захотелось, так ужасно сильно захотелось посмотреть мое представление, что он залез на самый пирамидальный из всех тополей, с верхушки которого была чуть-чуть видна верхушка моего цирка. За неимением подзорнорй трубы он стал смотреть на мой цирк через увеличительное стекло. Вот так. А день, как назло, был солнечным. А мальчик, он был упорным и смотрел очень долго. А маленький осколок солнца попал в стекло. А мальчик смотрел до тех пор, пока этот осколок не превратился в настоящий огонь, и мой цирк не загорелся. Вот так.

РАССКАЗЧИК. Он смотрел на фунтик, на кулек или - если хотите по-научному -то на полосатый конус через увеличительное стекло до тех пор, пока полосатый конус не загорелся.

КЛОУН. Вот так.

РАССКАЗЧИК. А потом уже без увеличительного стекла он долго смотрел на то, как горит его цирк. И слезы, капавшие из глаз, не могли погасить пожар.

КЛОУН. Теперь, наверное, понятно, почему я печален и грустен. И хотя у меня такое веселое имя - Пик, я совершенно не в силах веселиться. Да и как, скажите, может быть весел человек, тем более клоун, стоящий в полном одиночестве посреди пустынной площади возле своего сгоревшего цирка!

РАССКАЗЧИК. И вдруг налетел порыв ветра. Сильнейший порыв сильнейшего ветра налетел и поднял в воздух все разноцветные флажки, которыми была усеяна площадь. Флажки кружились вокруг Пика, а Пик кружился на месте и неуклюже размахивал руками, безуспешно пытаясь поймать хотя бы один.

Сильнейший порыв ветра - штука мимолетная. Налетел, улетел - только его и видели. И флажки, разрезвившиеся было, стали печально, как осенняя листва, падать на землю. Они были не менее печальны, чем клоун Пик, вытянувший руки ладонями вверх, в надежде, что уж один-то флажок сам упадет к нему на ладонь. Но все флажки пролетели мимо. И когда Пик уже перестал ждать и надеяться и держал руки ладонями вверх просто так, машинально, сверху, мягко кружась, упал последний запоздалый флажок.

Он упал на ладонь и вдруг изогнулся гордой дугой, и клоуну Пику показалось... Ах, впрочем, это ему только показалось...

КЛОУН. Неужели мне показалось? Показалось, что я слышал ржание коня? Или лошадки? Или, может быть, пони? Ну, не ослиный же крик это был, хотя против ослов я, в общем-то, тоже ничего не имею.

РАССКАЗЧИК. А бумажный флажок снова изогнулся и снова послышался звук, очень похожий на ржание.

КЛОУН. Нет-нет! Теперь я уже точно знаю, что мне не показалось. О?! А это что такое? Я отчетливо слышал, как кто-то сказал:"Покажи фокус, Пик, ведь ты же умеешь это делать." Ну, уж... Умею... Это, конечно, громко сказано... Что? Вы можете сказать потише? Да? Хм... Спасибо... Правда я другое имел в виду... Но, в общем-то, да... Фокусы у меня, пожалуй, получаются. Я даже сам иногда удивляюсь этому.

РАССКАЗЧИК. И Пик слегка взмахнул рукой.

КЛОУН. Так. Фи-фи, ми-фи-фи!

КЛОУН. Фи-фи, ми-фи-фи!

РАССКАЗЧИК. Шарик исчез. Пик с удивлением рассматривал свои пальцы, еще несколько секунд назад сжимавшие его, и тут чей-то голосок совершенно неожиданно произнес:"Фи-фи, ми-фи-фи!", и в руках у Пика появились ножницы.

КЛОУН. Ничего не понимаю. Шарик исчезал и раньше. Почти всегда, когда я произносил магическое заклинание "Фи-фи, ми-фи-фи". Потом шарик, как правило, появлялся. Как правило - появлялся, но всегда - именно шарик. А тут этот странный предмет, эти никому в данный момент не нужные ножницы! Фи-фи, ми-фи-фи!

РАССКАЗЧИК. Ножницы исчезли. Но тут же чей-то голосок весьма настойчиво произнес "Фи-фи, ми-фи-фи!", И ножницы опять появились. И опять послышалось ржание, и флажок на ладони Пика изогнулся и начал складываться пополам. "Ну, же! Ну, же!" - громко требовал чего-то загадочный голосок. Впрочем, может быть, кричал он не так уж и громко, чтобы его услышал кто-нибудь еще, но Пик слышал его весьма отчетливо. Да ведь и не было никого на площади, кроме Пика.

КЛОУН. Ах, вы, вероятно, считаете, что я должен тут что-то разрезать...

РАССКАЗЧИК. И Пик поднес ножницы к флажку. Ему показалось, что сам он ничего и не сделал. Все сделали ножницы. Но это, конечно, было не так. Просто он никогда не задумывался над тем, как делаются фокусы.Он просто показывал их, и все. "Фи-фи, ми-фи-фи!" - прошептал он. Флажок развернулся и превратился в маленькую лошадку, стоящую на ладони у Пика.

"Ого!" - сказал Пик. "И-го-го!" - сказала лошадка.

КЛОУН. Это ваше имя?

РАССКАЗЧИК. "Да, полное, но друзьям я разрешаю называть себя просто Го"

КЛОУН. А мы... друзья?

РАССКАЗЧИК. "Ну, конечно! Зачем же было вырезать себе врага или даже просто знакомого? И вообще, давайте перейдем на "ты". У друзей так принято."

КЛОУН. О, я с удовльствием перейду с вами на "ты", дорогая Го, но, боюсь, у меня это получится не сразу.

РАССКАЗЧИК. "Как хочешь, - сказала Го и издала ржание, достойное настоящей цирковой лошади. -Смотри как хорошо, что ты меня вырезал. Тебе теперь есть с кем поговорить.

КЛОУН. Это замечательно, что я вас вырезал.

РАССКАЗЧИК. "Это замечательно, что ты вырезал МЕНЯ."

КЛОУН. А ты считаешь, что я мог вырезать кого-то еще?

РАССКАЗЧИК."Ну, конечно же! Какой ты странный. Посмотри, сколько флажков валяется у тебя под ногами."

КЛОУН. И правда! Теперь я могу вырезать из них обезьян и людей, слонов и попугаев, котов, собак, коров и носорогов!

РАССКАЗЧИК. "Только не забывай, пожалуйста, что меня ты вырезал первой."

КЛОУН. Что вы, Го, разве я могу об этом забыть!.. А потом я вырежу дома. И из этих домов мы сделаем улицы. А когда улиц станет много, то у нас получится город, настоящий город с улицами и домами. Мы будем строить город, Го! Представляете?

РАССКАЗЧИК. "Как я могу представлять себе то, чего никогда не видела?"

КЛОУН. Вы увидите, Го, увидите. Вот увидите, что увидите!

РАССКАЗЧИК. "Увидим," - философски заметила Го, а потом еще более философски спросила: "А с чего начинается город?"

КЛОУН. Город? Город начинается с дома... Нет, город начинается с... С парка... Нет. Город начинается с площади!.. Нет, город начинается ... Город начинается... с цирка! Ну, конечно, милая Го, город начинается с цирка на площади, вокруг которого бьют фонтаны, от которых расходятся улицы, вдоль которых стоят дома, в которых живут обезьяны и люди, слоны и попугаи, коты собаки, коровы и носороги. Одним словом, зрители, которым не надо тратить целую неделю, чтобы добраться до цирка. Итак, смотри внимательно, дорогая Го, мы начинаем с цирка! Ты ничего не должна пропустить...

РАССКАЗЧИК. "Вот мы и перешли на "ты", - глубокомысленно вздохнула лошадка.

КЛОУН. Да-да, конечно мы перешли на "ты", ведь нам с тобой предстоит вместе выступать в этом цирке, который мы сейчас вырежем. Фи-фи, ми-фи-фи!

РАССКАЗЧИК. Несколько ловких взмахов ножницами, и у ног Пика встал замечательный новенький цирк. Пик был вне себя от счастья, но лошадка Го вернула его на землю. "А как же мы сможем вместе выступать в этом цирке? Ты туда не влезешь, это раз. А если ты попытаешься сесть на меня верхом, то от меня ничего не останется - это два, и это особенно неприятное два." Пик на секунду задумался, но только на секунду.

КЛОУН. А значит, я вырежу сейчас маленького клоуна, маленького Пика. Это будет замечательный клоун, очень веселый, гораздо веселее меня, ведь он никогда не видел своими глазами, как горит его любимый цирк!

РАССКАЗЧИК. И Пик большой очень ловко вырезал Пика маленького у которого веселой была уже не одна половина лица, а целых две.

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
РАССКАЗЧИК. Как хорошо было в новом цирке, ах, как хорошо! Над головой похлопывал на ветру новенький шатер, а под ногами пружинили новенькие сосновые опилки, источая такой аромат!..

Пик был на седьмом небе от счастья. Нет, на восьмом. Или даже на девятом! Он показывал свои номера лошадке Го и рассказывал ей, в чем заключается ее роль.

КЛОУН. Вот я сажусь на тебя верхом, ни о чем плохом не думаю, пою себе песенки - ту-ру-ду, ру-ту-ду!.. - и вдруг ты взбрыкиваешь, а я лечу в опилки. Вот так. Зрители смеются.

РАССКАЗЧИК. "Странно, -сказала лошадка Го, -по-моему, в таких ситуациях зрители должны плакать."

КЛОУН. Нет-нет! Плакать должен я. Вот так. А-а-а-а-а!!! А зрители должны смеяться.

РАССКАЗЧИК. "Но это неправильно!"

КЛОУН. Не знаю... Может быть... Но так всегда было принято в цирке.

РАССКАЗЧИК. "Принято... -передразнила его Го. -Так было принято в старом цирке. А у нас теперь новый. Должна же, в конце концов, быть какая-то разница между старым и новым?

КЛОУН. Ты права, Го. Пусть будет разница. И пусть никто у нас никогда не будет смеяться, когда кто-нибудь плачет. Даже если этот кто-нибудь - клоун.

РАССКАЗЧИК. "Ну, вот это мне, хотя бы, понятно", - сказала Го.

КЛОУН. И вообще, ты знаешь, Го, я тут подумал, что я тебе не пара. На тебе, по крайней мере в новом цирке должна ездить красивая юная наездница, а не какой-то нескладный клоун.

РАССКАЗЧИК. "По-моему, ты хочешь, чтобы я сказала тебе комплимент. Пожалуйста. Ты самый складный клоун из всех, которых я знаю."

КЛОУН. Но ты же никого, кроме меня не знаешь. Вот в чем дело. Хотя за комплимент, конечно, спасибо. Сейчас я, все-таки, вырежу тебе наездницу - красивую, стройную, юную...

РАССКАЗЧИК. Она начала скандалить, как только он стал ее вырезать. "А-а-а! Что вы делаете с моей прической! Вы же меня наголо обстрижете. Боже, какой нескладный!"

КЛОУН. Слышишь, Го, все-таки - нескладный.

РАССКАЗЧИК. "Это не ты нескладный, а она невоспитанная", - сказала Го. А Пик даже словно обрадовался этому факту.

КЛОУН. Ну, конечно, откуда же ей быть воспитанной, если я ее даже не вырезал. Фи-фи, ми-фи-фи!

РАССКАЗЧИК. О, боже, что это должна была получиться за девочка! Она уже кричала-визжала, а как только оказались вырезанными ее руки, то сразу же начала щипаться. А когда дело дошло до ног, то тут она устроила настоящую истерику. "Что это вы мне такое вырезали? Какие-то сардельки, а не ноги! У всех ноги, а у меня сардельки! Не хочу сардельки! Не желаю сардельки! Терпеть не могу сардельки!"

КЛОУН. Но у тебя прекрасные, по-моему, ноги. Конечно, мне трудно судить, я сам их вырезал... Но вот у Го, например, ноги гораздо толще... Я пытался ее как-то успокоить, но получалось, почему-то, наоборот. "Что?! - кричала девочка. - Как вы смеете сравнивать мои ноги с лошадиными!" А я ведь и не пытался сравнивать. Я только хотел...

РАССКАЗЧИК. "Какая разница, что вы хотели? Сейчас же сделайте мне ноги тоньше!!!" "Эх, фи-фи, ми-фи-фи", - вздохнул клоун Пик и взялся за ножницы. Ноги у девочки стали немного тоньше, но я бы не сказал, что изящнее. "Еще, еще!" - кричала она.

КЛОУН. Хорошо, я отрежу еще... немножко. "Нет, не немножко," - требовала девочка, и я отрезал столько, сколько было возможно. Ноги стали похожи на спички. Вот теперь хорошо?

РАССКАЗЧИК. "Ничего хорошего," - ответила упрямая девчонка, однако на свои тонкие ножки встала. И даже начала что-то напевать и пританцовывать. "Ля-ля-ля, ля-ля-лям-пам-па! Я танцовщица! Балерина! Наездница! Эй, вы! Сейчас же подать мне лошадь и длинный кнут! Где эта несносная лошадь?"

Лошадка Го, конечно, обиделась. "Я бы сказала, кто тут несносный, если бы была так же невоспитана, как она."

КЛОУН. Да, безусловно, она невоспитана, но такой уж мы ее вырезали.

РАССКАЗЧИК. "И что же, -поинтересовалась Го, - мы ее теперь и воспитывать должны?"

КЛОУН. Не знаю. Быть может, и так. Но я боюсь, что у нас просто не хватит на это времени... О! У меня идея. Этой девочке надо срочно вырезать маму. Вот и все.

РАССКАЗЧИК. "Строгую", - добавила Го.

КЛОУН. Конечно, строгую. Самую строгую, на какую я только способен. Фи-фи, ми-фи-фи! Вот такую.

РАССКАЗЧИК. Мама вышла строгая. Даже очень. "Чтоб ноги твоей не было в этом цирке!" - сказала она дочке. Взяла ее за руку и повела куда-то. "Пошли домой, Рина." "Не хочу домой, хочу на лошади танцевать! - кричала девочка, но мама недаром вышла строгой. "Какие лошади? О чем ты говоришь? Понюхай, как здесь пахнет!" И они ушли.

КЛОУН. Пахнет здесь замечательно, правда, Го? "Здесь пахнет цирком," - ответила лошадка. И вдруг мне в голову пришло одно немаловажное соображение. Послушай, Го, а куда, собственно, они пошли?

РАССКАЗЧИК. "Ты же сам, не хуже меня слышал, как мама сказала: пошли домой, Рина", - ответила Го.

КЛОУН. Вот именно - домой. Но ведь дома-то у них как раз и нет. Я его еще не вырезал.

РАССКАЗЧИК. "Конечно, хотелось бы проучить эту капризулю как следует, - вздохнула Го. - Но не ночевать же им на улице. Придется тебе вырезать им дом."

КЛОУН. Что значит - придется? Я просто обязан это сделать. тем более, что ночевать на улице, как ты выразилась, им тоже не удалось бы: ведь в нашем будущем городе нет пока ни одной улицы. Скачи, Го, задержи их немножко! Го ускакала, а я принялся за работу. Фи-фи - стенка, ми-фи-фи - окошко, фи-фи - труба, ми-фи-фи - башенка. А потом вот здесь согнуть, вот здесь отгнуть, при желании накрыть все это красной черепичной крышей - и дом для госпожи Брумм и ее капризной дочери Рины готов. Вы спросите, почему именно Брумм? А как, скажите, еще могут звать такую строгую маму, какая у нас получилась? Брумм, только Брумм.

РАССКАЗЧИК. Итак, первый дом нашего города стоял на своем месте. И, представьте себе, что как только он появился, работы у Пика... нет, "прибавилось" - это не то слово. Работа обрушилась на Пика, как лавина с огромной горы Джомолунгма. Ножницы сверкали в его руках так, словно он танцевал "танец с саблями". Да это и понятно.

КЛОУН. Торжественно открыть первый дом в нашем городе надо? Оркестр для этого необходим? Значит - фи-фи. А жить музыкантам где-то надо? А как же! Ми-фи-фи. Да не одним, а с женами, детьми и домашними животными. Вот такими. Фи-фи, ми-фи-фи!

РАССКАЗЧИК. А капризную девочку Рину вы еще не забыли? Так вот, ведь ее мало было просто воспитывать, ее надо было еще и учить.Ну, хорошо, флейтист Скриптум, допустим, учил ее музыке. Но не мог же трубач Сибелиус, который делал на самой низкой трубе тубе пу-пу-пу, не мог же он учить девочку математике, он же сам ее плохо знал.

КЛОУН. Фи-фи, ми-фи-фи! Дом для учителя математики. Здесь будут собираться дети и хором повторять таблицу умножения, которую учитель - представьте себе! - знает наизусть. Но зато он не знает ни одного иностранного языка. Придется срочно вырезать учителя, который бы знал все языки. Фи-фи!..

РАССКАЗЧИК. Он действительно знал все языки. И на всех говорил с акцентом. Звали его синьор Буль-Буль, но национальность его была никому не известна, потому, что так же любезно, как на "бонжур", он улыбался и в ответ на "салям алейкум".

КЛОУН. Салям алейкум, Буль-Буль-оглы!

РАССКАЗЧИК. "Гуд монинг! Гутен таг! Добрий вечьер!"

Бедный Пик был так занят, что репетиции новой программы в новом цирке шли очень медленно.

КЛОУН. Вот видишь, Го, и опять мы с тобой вдвоем. Наш опыт с танцовщицей оказался не слишком удачным...

РАССКАЗЧИК. "Еще бы, - ворчливо отозвалась лошадка. - Ты вырезаешь кого угодно, только не тех, кто нам нужен для цирка."

КЛОУН. Ну, почему же? Разве музыканты откажутся играть на наших представлениях? А разве Буль-Буль-сан не сумеет красиво объявлять номера? А учитель математики Петров разве не смог бы демонстрировать свое фантастическое знание таблицы умножения? Смог бы. Ну, а танцовщицу, ничего не поделаешь, придется попробовать вырезать еще раз.

РАССКАЗЧИК. "Ни в коем случае! Ни в коем случае!" - в цирк с криками ворвалась Рина на тонких ножках.

КЛОУН. Рина! Как ты тут оказалась? Ведь мама запретила тебе приходить в цирк.

РАССКАЗЧИК. "Мама ничего не знает. Она думает, что я сейчас у учителя математики Петрова. А я прибежала сюда. Потому, что я хочу танцевать на лошади."

КЛОУН. Как?

РАССКАЗЧИК. "Но я же создана для того, чтобы танцевать на лошади!"

КЛОУН. Слушай, Го, а ведь в этом она права.

РАССКАЗЧИК. "Она не права в том, что не учит таблицу умножения," - заметила Го. "А я ее уже выучила!" - закричала Рина.

КЛОУН. Как?! Всю?! Но ведь ее знает только учитель математики Петров!

РАСССКАЗЧИК. "И я. Семь-ю семь - сорок девять!"

КЛОУН. С ума сойти!..

РАССКАЗЧИК. И тогда лошадка Го опустилась перед Риной на колени, та забралась ей на спину и стала танцевать на своих тонких ножках, что-то напевая себе под нос. А лошадка Го трусила легонько по кругу. И вдруг!..

"А-а-а-а!!!"

Рина потеряла равновесие...

КЛОУН. Держись, держись, девочка!.. Но было уже поздно - она упала на манеж... Тебе очень больно? Ты ушиблась?

РАССКАЗЧИК. "Я... Я не могу встать," - прошептала Рина сквозь слезы.

КЛОУН. О! Да ты сломала себе обе ножки... Они оказались слишком тоненькими.

РАССКАЗЧИК. "Какая же я была глупая!" - сказала Рина. "И упрямая," - добавила Го.

"Но что же мне делать? Я же не могу идти домой. Сейчас сюда прибежит моя мама..."

КЛОУН. Ничего страшного. Ножки мы тебе вырежем новые.

РАССКАЗЧИК. "Только не очень тонкие!" - взмолилась Рина.

КЛОУН. В самый раз. И ты прекрасно сможешь дойти до дома.

РАССКАЗЧИК. "А танцевать на лошади? Пик, милый Пик, уговорите, пожалуйста, мою маму!"

КЛОУН. Твоя мама меня не послушается...

РАССКАЗЧИК. "И-го-го! - вскричала вдруг лошадка. - У меня, кажется, появилась идея. У девочки есть мама. Так? Тебя, Пик, мама не послушается. Так? Но если бы у девочки был еще и папа, который бы работал в нашем цирке, и они пришли бы домой, держась за руки, то этот папа обязательно уговорил бы маму. Бьюсь об ззаклад."

КЛОУН. Девочка громко кричала "ура". Да и мне, если честно, эта идея пришлась по душе. Ну, что ж... Фи-фи, ми-фи-фи!..

РАССКАЗЧИК. Так в нашем городе появился Бруммель.

"Слушай, Пик, - спросила лошадка, когда Бруммель с Риной ушли держась за руки. - А как ты думаешь, кем он работает в нашем цирке?"

КЛОУН. Кем работает... Кем работает? Ну. конечно, пожарником! Уж тогда-то мы будем абсолютно спокойны, что наш новый цирк никогда не горит, как старый.

ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ

ПИК. Фью, фью, фью... Да что же это - фью, фью - такое? Опять этот господин Сибелиус изволит - фью, фью - опаздывать на репетицию! Во-первых, это-фью, фью- невежливо. Во-вторых - невоспитанно. В-третьих - неприлично. В-четвертых -оскорбительно. В-пятых - непозволительно. В-шестых, - отвратительно. В-седьмых, так не поступают приличные люди. В-восьмых, так не поступают воспитанные люди. В девятых, так не поступают вежливые люди. Да, в конце концов, так вообще никто не поступает! Кроме господина Сибелиуса!..

РАССКАЗЧИК. И тут клоун Пик произнес: "Черт побери!" Это грубое выражение он употреблял только в исключительно крайних случаях, и сам факт его употребления означал, что терпению Пика приходит конец.

ПИК. Вот! Вот! Все! Больше я этого терпеть не намерен. Лопнуло мое терпение. Лопнуло! Трах-тарарах!

РАССКАЗЧИК.Трах-тарарах-тах-тах! Терпение клоуна Пика лопнуло с оглушительным грохотом, а когда дым рассеялся, то стало заметно, что вместе с дымом улетучился и весь гнев. Тут-то с виноватым выражением лица в цирк и вошел трубач Сибелиус.

ПИК. Здравствуйте, господин Сибелиус. Вы, конечно же, опять искали свою трубу.

РАССКАЗЧИК. "О, да! О, да!" - воскликнул Сибелиус, едва сдерживая слезы.

ПИК. И, судя по всему, вы ее не нашли.

РАССКАЗЧИК. "О, нет! О, нет!" - воскликнул Сибелиус, уже не сдерживая слез.

ПИК. Как это и вправду печально! Дело в том, что все это и вправду было печально. Трубач Сибелиус жил со своей супругой Анной Леонардовной в доме на Манежной улице, напротив учителя иностранных языков господина Буль-Буль. Вот в таком. С симпатичным резным балкончиком на фасаде и слуховым окном на крыше. А Анна Леонардовна была вот такой - с замечательной внешностью и скверным характером. И что самое неприятное - она не любила музыку.

РАССКАЗЧИК. "Терпеть не могу музыку" - любила она говорить.

ПИК. А трубач Сибелиус музыку, наоборот, очень любил. И часто он сидел на балконе с резной загородочкой и играл на своей трубе тубе:"Пу-пу-пу". Или, допустим, "Ум-па-па, ум-па-па". И соседи выходили из своих домов, собирались под балконом Сибелиуса и слушали музыку, а иногда даже танцевали друг с другом танец вальс. Ум-па-па, ум-па-па...

` РАССКАЗЧИК. "Прекрати! Я от этих твоих ум-па-па на стену лезу!" - кричала Анна Леонардовна. Правда высоко она никогда не залезала. Вот так, не выше.

ПИК. Зато повадилась, когда Сибелиуса не было дома, прятать его трубу, его музыкальный инструмент, в разные секретные места. В такие секретные, что несчастный Сибелиус иногда по два дня искал свою любимую тубу, пока не находил вдруг ее на самом видном месте, замаскированную под грамофон.