Из истории полемики против латинян в XVI веке

Из истории полемики против латинян в XVI веке (о датировке и атрибуции некоторых сочинений Максима Грека).

Отечественная история. 2002г. №6. С. 130-141.
Сочинения против латинян были составной частью русской полемической литературы с самого раннего периода; их значение возросло в XV - XVI вв., после Флорентийской унии, в период становления и укрепления автокефалии Русской церкви (1448 - 1589). Возвращение к полемике всякий раз было связано с активизацией попыток католических кругов распространить сферу своего влияния на православные епархии не только Великого княжества Литовского, но и Российского государства. Так, отказ от Флорентийской унии 1439 г. и от одного из самых ревностных ее сторонников митрополита Исидора вызвал к жизни ряд произведений, посвященных Флорентийскому собору. В них особо подчеркивалась роль великокняжеской власти в этих событиях, имевших не только церковное, но также государственное и культурное значение.

Поддержка, оказанная московским вел. кн. Василием II Темным русским церковным иерархам в их противостоянии попыткам митрополита Исидора внедрить унию, показала, что верховный правитель осуществлял функцию, принадлежавшую императору в Византийской империи, - защиту православия, "внешним" гарантом которого он выступал. Повесть о Флорентийском соборе его участника, священноинока Симеона Суздальца (написана в конце 1441 г.) дарует Василию II титул "белый царь всея Руси", он уподобляется "святым царем, равным апостолом Константину Великому и Владимеру"¹. Это было проявлением симфонии священства и царства - древней канонической нормы, сформулированной в VI в. в предисловии к VI новелле императора Юстиниана. Известная в древнеславянской Кормчей XII в., включенная в XVI в. в Стоглав, она сохраняла полноту нормативного значения, несмотря на ее неоднократные нарушения в практике реальных отношений между церковной и светской властями². Появление царского титула в памятниках церковной литературы свидетельствовало о формировании и функционировании этой нормы задолго до официального принятия царского титула великим князем московским (1547 - 1561) и конституирования государства в качестве царства.

Крушение Византийской империи в 1453 г. ослабило позиции Восточной церкви настолько, что уже через 5 лет после падения Константинополя стало возможным беспрецедентное поставление Киевского митрополита в Риме. Ученик митрополита Исидора Григорий был поставлен митрополитом Киевским, Литовским и всея Руси, что было осуществлено Римскими папами Каллистом III (21 июля 1458 г.) и его преемником Пием II (3 сентября 1458 г., когда была дана официальная грамота) при участии Константинопольского патриарха-униата Григория Маммы, проживавшего в Риме³. Хотя ранее, в 1451 г., Казимир IV признал права митрополита Ионы на "киевский столец"⁴, теперь он принял митрополита Григория и летом 1460 г. направил в Москву посла писаря Якуба с предложением сместить митрополита Иону по причине старости, заменив его Григорием, на что последовал категорический отказ Василия II⁵. Эти события означали фактическое разделение Киевской митрополии. Их осмыслению посвящен ряд сочинений, созданных в кругах, близких к митрополичьей кафедре и митрополиту Ионе (умер в 1461 г.). Самым значительным среди них является "Слово на латыню" (известно в редакции, составленной после поставления митрополита Феодосия, но восходит к протографу, составленному при жизни митрополита Ионы)⁶. "Слово на латыню" - один из самых значительных полемических памятников XV в. В нем сформулирована не только антилатинская позиция Русской православной
*Синицына Нина Васильевна, доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. Работа подготовлена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда. Проект N 02 - 01 - 00196а.
С. 130
церкви, которая останется действенной и позже, но также многие положения русской церковно-политической мысли, более детально разработанные в XVI в. История Флорентийского собора, осуждение унии представлены в длительной исторической перспективе, в связи с историей разделения Церквей в IX - X вв. и с разделением митрополии Киевской и всея Руси в 1458 - 1459 гг. По-прежнему одной из ведущих остается "царская тема" (о царском достоинстве московских великих князей: имя Василия III присутствует иногда с царским титулом и без отчества, как у византийских василевсов). Все деяния церковной и светской властей в 1441 - 1462 гг. описаны как проявление симфонии священства и царства.

Попытки распространить власть митрополита Григория на епархии Московской митрополии и в особенности на Новгород делались и позже: в Москву с этой целью весной 1468 г. снова приходил посол Казимира IV - тот же писарь Якуб, но он вновь получил отказ Ивана III на основе решения Собора русских епископов⁷. Походы Ивана III на Новгород, особенно в 1471 г., религиозные и церковно-политические причины которых подчеркиваются в летописании, также имели в качестве одного из мотивов готовность некоторых представителей новгородского боярства (в частности, семейства Борецких) признать юрисдикцию митрополита Григория⁸.

Период правления Ивана III, в основном вторая его половина, был временем активных переговоров с Римским престолом, однако их содержание известно лишь в самых общих чертах. Как правило, это краткие, лаконичные записи в летописях и сообщения иностранных авторов. Большая информация, надо полагать, находилась в специальных "Книгах папы Римского", они велись в московском дипломатическом ведомстве, но впоследствии были утрачены, в результате чего образовалась большая лакуна в наших знаниях о политической и церковной истории конца XV - первой трети XVI в.

Насколько можно судить по Описи государственного архива XVI столетия и по описям Посольского приказа 1614, 1626, 1673 гг., книги уцелели в московском пожаре 1626 г., но были утрачены частично между 1626 - 1673 гг., а окончательно - между 1673 - 1780 гг., к моменту составления архивной "Описи" Н. Н. Бантыш-Каменского⁹. В "Описи архива Посольского приказа" 1614 г. "Книги папы Римского" описаны в хронологическом порядке, причем указаны начальная и конечная даты: 1485 - 1528 гг.¹⁰ Среди них особый интерес для нашей темы представляла бы "Книга" о сношениях с папой Климентом VII (1523 - 1534).

В этот период была сделана новая попытка добиться соединения Церквей и возрождения Флорентийской унии. Упоминаемый в "Описи" Паоло Чентурионе приезжал в Москву неоднократно, притом не только в качестве папского гонца, но и неофициально, вел переговоры по церковным вопросам с приближенными Василия III. Об этом говорит итальянский историк Павел Иовий в своем сообщении о Московии, написанном на основе рассказов русского посла в Риме Дмитрия Герасимова¹¹, тоже названного в "Описи". Цели посольства от Климента VII более подробно раскрываются в "Описи" 1673 г.: "Чтоб великий князь с ним, папою, и с короли и с ыными государи против турского салтана стоял заодно"; сохранилась ответная грамота московского великого князя (апрель 1525 г.)¹².

Предложения об участии в антитурецкой общеевропейской коалиции в этот период появились на фоне переговоров о возобновлении унии. Желание усилить свое влияние на православных землях стало для папства особенно актуальным в связи с начавшейся Реформацией.

Еще в марте 1518 г. папа Лев X Медичи провозгласил пятилетнее перемирие между враждующими правителями Европы для организации антитурецкой коалиции. С этой целью в некоторые столицы, в том числе и в Москву, был направлен доминиканец Николай Шомберг. Ему было также поручено вести в Москве переговоры о церковной унии. Об этом сообщают папские бреве (4 июня и 1 октября 1518 г.)¹³. Попасть в Москву ему не удалось, переговоры вел его брат, "советник" магистра Тевтонского ордена Дитрих Шомберг, записи с них сохранились в составе Прусских дел. В ответе на папские предложения выражена готовность к совместной борьбе против турок, но предложение о соединении Церквей отвергнуто: "Великий князь закон свой греческий хочет крепко держать"¹⁴.

Таким был дипломатический, политический контекст, на фоне которого создавались антилатинские сочинения ученого афонского монаха Максима Грека в первый период его пребывания в России (1518 - 1525). Но более близким и непосредственным поводом была пропаганда идеи соединения Церквей, которую вел в Москве и других русских городах католический богослов Николай Булев (Немчин в русских источниках). За свои усилия в этом деле он в течение какого-то времени получал ежегодную ренту от папы; в частности, это зафиксировано при понтификате Юлия II (1503 - 1513)¹⁵. Факты его пребывания в России в конце XV - первой трети XVI в. достаточно широко освещены в литературе¹⁶. Его сочинения не сохранились и известны лишь по упоминаниям в ответах оппонентов.

Самыми значительными произведениями Максима Грека на эту тему являются два послания дипломату и публицисту Ф. И. Карпову, включенные в русло рукописной книжности как "Слова на латинов", т.е. произведения риторического жанра, полемические публицистические трактаты¹⁹. Следует обратить внимание на то, что название "Слово на латинов"²⁰ почти идентично вышеупомянутому памятнику XV в. "Слово на латыню", хотя, будучи объединены темой, они отличаются по содержанию. Широкое распространение уже при жизни Максима Грека "Слов на латинов" свидетельствует об актуальности текстов, о том, что они явились ответом на запрос ("вызов") той среды, в которой оказался автор. Их переписывали даже тогда, когда он сам был осужден и оставался под церковным отлучением. Один из самых ранних списков первого "Слова на латинов" относится ко второй половине 20-х гг. XVI в. (после 1524 г.) в составе сборника авторитетного волоколамского монаха Дионисия Звенигородского (умер в 1539 г.)²¹.

Второе "Слово на латинов" в конце 30-х гг. было включено Новгородским архиепископом Макарием (будущим митрополитом) в Великие Минеи Четьи (августовский том); оно входит также в Успенские и Царские Минеи²². В Минеях "Слово..." находится в "конвое", куда входят также переводы антилатинских посланий Константинопольского патриарха Фотия и примыкающие к ним по содержанию произведения. Д. М. Буланин вполне обоснованно предположил, что их переводчиком был Максим Грек²³. Наряду со вторым "Словом на латинов" в Минеях находится также первое послание Ф. И. Карпову против астрологии. По-видимому, уже в это время существовал комплекс из пяти сочинений Максима Грека с антилатинской направленностью (в него входили два послания Ф. И. Карпову, известные как "Слово на латинов", два послания ему же против предсказательной астрологии и краткое послание Николаю Булеву, относящееся к началу полемики). Можно предположить, что замысел был более значительным - составить еще более обширный антилатинский комплекс, объединив в нем сочинения византийской и русской полемической литературы, сочинения Константинопольского патриарха Фотия и афонского монаха Максима Грека. Этот замысел возник, по- видимому, довольно поздно, а арест Максима Грека (в феврале 1525 г.) помешал воплотить его полностью; в Минеи были включены лишь отдельные его фрагменты - "комплекс Фотия" и два сочинения Максима Грека (второе антилатинское послание Карпову и первое против астрологии²⁴). Он был предназначен продемонстрировать идею связи византийской и русской православных традиций. Этой же идеей руководствовался и составитель пространной редакции "Сказания о князьях владимирских", недавно открытой и введенной в научный оборот; в ней это сочинение русской исторической мысли было объединено с одной из редакций (поздних) "Летописца вскоре" патриарха Константинопольского Никифора²⁵.

Атрибуция двух антилатинских посланий Максима Грека Ф. И. Карпову сомнений не вызывает, но их датировка остается спорной. В первом послании указано, что оно написано в разгар работы над переводом Толковой псалтыри, поэтому датировка послания зависит от даты перевода Псалтыри. Традиционно считалось, что перевод был начат вскоре после приезда Максима Грека в Москву и был завершен через год и пять месяцев в 1519 г. Однако известно, что в марте 1519 г. был закончен перевод части Толкового Апостола (РГБ, ф. 304, Троицкое собр., N 118, л. 157 об.); работа над другими частями, по-видимому, продолжалась. Едва ли был возможен одновременный перевод двух обширных памятников. Кроме того, на некоторых списках Толковой псалтыри имеется запись о ее завершении в декабре 1522 г.²⁶; но она признавалась ошибочной на том основании, что в Послании Максима Грека Василию III по поводу перевода памятника упомянут

Гораздо менее ясен вопрос о датировке и атрибуции двух других антилатинских посланий, известных как послания Максима Грека Николаю Латынину. Однако прежде необходимо сказать о посмертной судьбе двух главных антилатинских сочинений Максима Грека, которые были востребованы в конце XVI в. православными кругами в ходе противостояния планам подготовки и проведения Брестской унии 1596 г. и оказались в числе первых произведений русских авторов среди печатных изданий конца XVI в. Первое "Слово на латинов" было привлечено литературным окружением кн. Константина Острожского. Оно было издано в Остроге как часть составленной в 1588 г. Василием Суражским книги "О единой истинной православной вере и о святой соборной апостольской Церкви, откуду начало приняла и како повсюду распростреся"²⁸. О дате издания пишут "после 1588 г." (традиционная датировка), либо называется дата 1598 г. (датировка И. Мицко и Т. А. Опариной²⁹).

Острожскую "Книгу о вере" называют также "книжицей в шести отделах" на основе ее состава. Второй "отдел" (л. 31 - 108) имеет название "О исхождению Утешителнаго Параклита всесвятаго Животворящаго Духа от Отца Единаго" и начинается словами "Глаголеть Максимъ в своих списаних, аще бо светь Господь нашъ Иисус Христос и живот и истина..." Это первое "Слово на латинов", но с некоторыми сокращениями и в переложении на язык ряда острожских, киевских и др. изданий того времени (церковнославянский с включением элементов "простой мовы"). Вопреки указаниям А. И. Иванова, в острожской "Книге о вере" находится лишь одно, а не два сочинения Максима Грека³⁰.

Московское "Слово на латинов" Максима Грека, изданное в Остроге, имело и "обратный ход" в пределы Российского государства, так как "книжица в шести отделах" использовалась в ходе богословской полемики первой половины XVII в., связанной с таким важным явлением русской культуры этого времени как исправление текстов церковных книг (книжная "справа"). С печатной "Книги о вере" делались рукописные копии; в частности, они находились в библиотеках таких книжников как Иоасаф Сороцкий, Симон Азарьин; к "Книге" обращались Дионисий Зобниновский и Иван Наседка³¹.

В 1619 - 1620 гг. в типографии Киево-Печерской Лавры дважды были изданы оба "Слова на латинов" Максима Грека - отдельным изданием на церковнославянском языке оригинала³² и в переводе в составе "Книги о вере" Захарии Копыстенского³³. В "Палинодии" Захарии Копыстенского, памятнике полемической литературы (1621 - 1622 гг.), упоминается имя Максима Грека как одного из защитников православия.

Московский печатный двор также проявлял интерес к наследию Максима Грека, как к его оригинальным сочинениям, так и к переводным трудам. "Слова на латинов" были включены в "Кириллову книгу", что свидетельствовало об их значении в полемическом богословии XVII в.³⁴ (По-видимому, было использовано отдельное издание 1619 - 1620 гг.) "Слова..." в составе "Кирилловой книги" привлекли внимание Юрия Крижанича, представляя для него интерес в поисках путей церковного единства. Этот интерес был столь велик, что Крижанич перевел "Слова..." на латинский язык.

В 1647 г. Юрий Крижанич был в Москве в составе польского посольства Адама Киселя и, вероятно, приобрел здесь "Кириллову книгу". В июле 1648 г. он сообщил секретарю Конгрегации пропаганды веры в Риме о своем намерении опровергнуть сочинения "схизматиков" на том же языке, на каком они напечатаны, а в апреле 1650 г. уведомил, что закончил свою "Апологию" и хотел бы напечатать ее на греческом и русском языках, однако публикация не состоялась. Сама "Апология" не найдена, но сохранился осуществленный Юрием Крижаничем перевод на латинский язык текстов "Кирилловой книги" и среди них - сочинения Максима Грека³⁵.

Рукопись была обнаружена в Риме в библиотеке кардинала Казанате (1620 - 1700) Ms 1597 под названием "Bibliotheca Schismaticorum Universa". В 1962 - 1969 гг. исследователь творчества Крижанича И. Голуб предпринял новые поиски, в результате которых был обнаружен еще один экземпляр этой рукописи в Архиве Конгрегации учения веры (Congregazione per la dottrina della Fidei, или Santo Ufficio). Рукопись оказалась автографом Юрия Крижанича³⁶.

Речь идет о двух посланиях, всегда помещаемых в рукописях одно после другого, не встречающихся отдельно, имеющих близкие названия и связанных, по-видимому, общностью происхождения. Их автором назван Максим Грек, а адресатом - Николай Латинянин³⁷. Поскольку атрибуцию текстов предстоит определить, обозначим послания как Х-1 и Х-2. С ними связано по происхождению известное всего в одном списке (1660 г.) послание Сигизмунду, опубликованное Д. М. Буланиным³⁸. Его обозначим буквой С.

Традиционная атрибуция послания Х-1 была подвергнута сомнению мною еще в работе 1977 г., но тогда речь шла лишь об адресате, имя которого (Николай Латинянин) "указано в рукописях ошибочно"³⁹. В 1984 г. Д. М. Буланин обратил внимание на использование в Х-1 и в С "Слов на латинов" Максима Грека, сделав вывод о вторичности Х-1 по отношению к "Словам на латинов", а С - по отношению к Х-1. Однако исследователь не высказывал сомнений в принадлежности Максиму Греку Х-1, а С опубликовал в разделе Dubia⁴⁰.

При подготовке нового издания сочинений Максима Грека усилились сомнения в принадлежности ему Х-1, и было принято решение поместить его, как и С, в разделе Dubia, присоединив к ним Х-2.

Л. И. Журова, публикуя предварительные текстологические наблюдения, несколько противоречиво писала об атрибуции текстов⁴¹. Высказаны сомнения в принадлежности Максиму Греку Х-1 и С, говорится об их "позднем происхождении... по сравнению с бесспорным посланием Николаю Булеву", но не уточняется, насколько позднем, каковы временные пределы. В статье Журовой детализированы заимствования в Х-1: в первой части Х-1 четыре небольших фрагмента взяты из первого антилатинского послания Карпову, из второго послания ему же - "практически все начало с небольшими редакционными пропусками"⁴². К исследованию привлечена также рукопись (ГИМ, Барсовское собр. N 364, далее - Барс. 364), состоящая всего из одного сочинения, в основном совпадающего с Х-1, но с двумя существенными отличиями (о них см. далее). Сделан вывод о том, что три текста (Х-1, Барс. 364, С) имели "общий источник", "протограф", который "был... использован составителем каждого памятника". Сам протограф был построен на заимствованиях из антилатинских посланий Карпову. "Строго говоря, анализируемые тексты представляют собой редакции одного сочинения". Поставлен вопрос - "Кто был редактором?", но ответ на него не дан, автор ограничивается констатацией того, что, с одной стороны, "в рукописной традиции сочинений Максима Грека известны случаи, когда писатель одно и то же свое сочинение адресовал разным лицам", но, с другой стороны, "в древнерусской письменности хорошо известны случаи, когда книжники составляли тексты из популярных сочинений и приписывали их какому-нибудь лицу"⁴³. К какому типу передачи текста относит автор рассматриваемый случай, не говорится.

Что касается адресата Х-1, то в заключительной части статьи высказано несколько неожиданное предположение, что им мог быть Ф. И. Карпов. Из признания этого факта следовало бы почти автоматически авторство Максима Грека: невозможно представить, чтобы при его жизни некий Аноним использовал послания Святогорца Карпову в собственном послании тому же Карпову. Но и авторство Максима Грека по этой же причине еще менее вероятно: это означало бы, что он составил новое послание Карпову из фрагментов своих предыдущих посланий ему же.

Ссылка в Х-1: "Аз убо... на сей подвиг совлекуся паки, яко же предрекох" относится не к предыдущим посланиям, как полагала Журова, но к предыдущей фразе (в начале Х-1: "в подвиг о евангельской истине совлачаяся").

Таким образом, вопрос об атрибуции нуждается в дальнейшем исследовании.

Сомнения в принадлежности двух сочинений Максиму Греку основаны, во- первых, на особенностях их рукописной традиции, во-вторых, на несообразностях в содержании Х-1 и противоречиях в обозначении адресата обоих текстов, в-третьих, на контаминированном, "лоскутном" характере Х-1, что в целом не характерно для творческой манеры этого автора.

Сочинения Максима Грека первого периода в большинстве сохранились в очень ранних и авторитетных сборниках 20-х, 30-х гг., середины XVI в.; сборников конца XVI в. восходят, как правило, к ранним протографам. О происхождении же сборника с посланиями Николаю Латинянину нельзя сказать что-либо достаточно определенное. Впрочем, некоторые предположения все же возможны. В двух сборниках конца XVI в. (РНБ, О. XVII, 71; РНБ, Q. 1. 493) и рубежа XVI - XVII вв. (РГАДА, ф. 196, сбор. Ф. Ф. Мазурина, оп. 1, N 294), где оба послания Николаю Латинянину объединены, вслед за ними находится текст "О Григории Цамблаке, послание грамоты всех епископов Литовских", что предположительно может свидетельствовать о происхождении протографа в пределах Киевской митрополии. Это косвенно подтверждается и наблюдениями о включении

В содержании послания Х-1 отмечаются несообразности уже в первой фразе. Обычно послания Максима Грека начинаются с изложения конкретного повода к их написанию (просьбы или вопроса адресата). Послание Х-1 тоже открывается вопросом адресата: "...Вопросил еси нас, когда и како отлучишася латини от грек и Святыа Божиа Церкви и како изообретоша себе нов закон и еже опресночная служити и хулу яже на Духа Святаго". Совершенно очевидно, что католический богослов не мог обратиться с такой просьбой к православному, точнее, использовать эти формулировки, так как они специфичны именно для памятников православной полемики против латинян, для изложения православной точки зрения; ее ключевые термины "отлучение", "отступление" латинян. Приписать Николаю Булеву заведомо невозможную для него формулировку, тем более в конкретном, направленном ему послании Максим Грек, разумеется, не мог.

Тема послания снова ведет к богословию Киевской митрополии. Так, в острожском издании "Книги о вере" Василия Суражского 1588 - 1598 г., в котором помещен перевод первого "Слова на латинов" (с сокращениями), находится также (в качестве 6-го отдела) текст того же содержания, что и вопрос адресата Х-1: "Сказание въкратце от летописца, сиречь от кроникы, о латынех, како отступиша от православных патриарх и извержени быша от первенства своего и от книг поменных, и о иконоборных царех...". Это - одна из поздних версий распространенной в древнерусской письменности XV - XVII вв. "Повести о латинском отлучении", использованной и составителем Х-1 (ее название: "Повесть о латынех, когда отлучишася от грек и Святыа Божия Церкве и како изообретоша себе ереси, еже опресночнаа служити и хулу яже на Духа Святаго"). Одна из ее редакций включена в вышеупомянутый антилатинский комплекс в составе Великих Миней Четьих (Успенских и Царских). В целом редакции остаются не исследованными; тем не менее очевидно, что в изложении вопроса адресата и в фрагменте N 18 (см. далее) использована иная редакция, нежели в острожском издании, которое, как указано уже в названии, восходит к летописно-хронографическим редакциям⁴⁶.

В Х-1 выявляются две группы заимствований - из подлинных посланий Максима Грека и других источников. Определяются 18 фрагментов, между которыми самостоятельный авторский текст почти отсутствует. Лишь в последнем, 19-м фрагменте можно усмотреть оригинальный авторский текст, хотя и в нем наблюдается аллюзия другого сочинения. Общая картина компиляции свидетельствует о таком механизме конструирования, который не характерен для творчества Максима Грека.

Первая часть Х-1, посвященная теме исхождения Святого Духа ("первая статья", по выражению самого автора), составляющая более трети всего памятника, включает 14 фрагментов.

Фрагмент N 1. "Пред малыми деньми вопросил еси нас" повторяет начальную фразу бесспорного, подлинного, раннего послания Николаю Булеву: "Пред малыми деньми велел ми еси память о тебе всегда имети", которое, таким образом, служит моделью для построения текста Х-1 (вопрос-просьба адресата и ответ автора)⁴⁷. Аналогия между двумя текстами проявляется далее также и в том, что в обоих строятся доказательства со ссылкой на Исповедание веры, а затем на авторитет укрепивших его Соборов. Но при этом во втором расширяются более краткие тезисы первого. В бесспорном послании Николаю Булеву автор призывает его познать и принять Исповедание веры и очень кратко говорит о семи Вселенских Соборах, передававших один другому православный Символ веры. В тексте Х-1 Исповедание веры приводится полностью, а несколько далее в конце первой части "первой статьи" находится довольно подробный рассказ об участии Римских пап в семи Вселенских Соборах и их причастности к утверждению православного Символа веры. Хотя прямое заимствование из раннего послания Булеву невелико по объему и ограничивается несколькими начальными словами, но в целом именно оно служило моделью создания первой части Х-1. Эта модель, в свою очередь, восходит к еще более ранней модели, представленной в сочинениях, основанных на Исповедании веры Михаила Синкелла.

Фрагмент N 2. Изложение вопроса адресата, процитированного выше, по "Повести о латинском отлучении" (наблюдение Л. И. Журовой).
C. 135
Фрагмент N 3 (от слов "В подвиг о евангельской истине" до слов "не повинующеся" совпадает с началом первого послания Карпову против астрологии⁴⁸.

Далее помещены три фрагмента (N 4 - 6), совпадающие с первым антилатинским посланием Карпову (в его начальной части): от слов "Аз убо бодрене" до слов "не в помышлениих ложных и образованиих геомитриискихъ, в них же ходивше не пользовашася, но от истины далече заблудиша"⁴⁹.

На этом заканчивается пространная преамбула к посланию и начинается основная его часть (словами "Начну же сице"), продолжается заимствование из того же послания.

Фрагмент N 7 (от "Начну же сице. Да объявится уже известно" до слов "до Гадиря")⁵⁰.

Фрагмент N 8. Полный текст "Исповедания веры" и краткий комментарий автора с обличением Filioque, явно обращенный не к Николаю Латинянину, но к православному читателю ("Сия вера пророческая... сиа вера православных... сиа вера старых прадед твоих").

Далее пять фрагментов (N 9 - 13) взяты из второго антилатинского послания Карпову, притом снова из его начальной части. Последовательность текстов совпадает, но в Х-1 они почти не перемежаются авторскими дополнениями-связками, хотя заимствованы из более пространного массива текста.

Далее фрагменты N 10 - 12 (от слов "Но вопрошаеми" до слов "имети всего Его в себе") (N 12 - самый большой заимствованный фрагмент)⁵¹.

В источниках (посланиях Карпову) тема исхождения Святого Духа продолжается далее, в Х-1 она исчерпана; следуют три фрагмента (N 15 - 17) о субботнем посте, безбрачии священников, об опресноках, что не имеет аналогий в других антилатинских сочинениях Максима Грека. В. С. Иконников отмечал, что эти вопросы "не входят в общий план его обличений на латинян". По-видимому, в этом Максим Грек следовал за патриархом Фотием, в полемических трактатах и посланиях которого, по наблюдениям А. Н. Попова, "преобладает догматическая сторона вероучения, и очень многих существовавших при нем обрядных и богослужебных разностей он не касался вовсе"⁵³. Фрагменты N 15 - 16 (о субботнем посте и о запрещении брака иереям) являются сокращениями статей Никиты Стифата против латинян из Кормчих книг (они помещены в Кормчей 1284 г. и более поздних)⁵⁴. Конечно, и в подлинных сочинениях Максима Грека против латинян цитируются в большом объеме различные канонические и полемические памятники, но, как правило, они названы, указаны их авторы, в то время как в Х-1 отсутствуют ссылки на Кормчие либо на сочинения Никиты Стифата. Тексты переданы не только в сокращении, но и с неточностями.

Весь контекст заключительного фрагмента противоречит тому, что его автором мог быть Максим Грек. Ему не могла принадлежать самохарактеристика автора ("аз неучене и неразсудно, варварским и дебелым словом списах"). При всем своем монашеском смирении и готовности прибегнуть к самоуничижительной формуле captatio benevolentiae он всегда осознавал себя представителем и носителем эллинской учености, ему было свойственно высокое авторское самосознание. Настаивавший на точности переводов, исправлявший славянские переводы богослужебных книг, обучавший греческому языку разных лиц (масштабы этого явления еще не оценены) богослов-филолог никак не мог назвать свой слог "дебелым". Это качество было ему чуждо; можно привести слова из его подлинного послания Карпову: "Благочестиве убо разумеваемо есть реченное, о любезнейший Феодоре, а не дебеломыслене"⁵⁷.

Слова о "варварском и дебелом слоге" принадлежат не Максиму Греку, а компилятору послания, имитатору, опиравшемуся на модель послания Максима Грека Николаю Булеву (пространный ответ на кратко изложенный вопрос адресата), но он (имитатор) не предполагал осмыслить свой труд как послание самого Максима Грека. Нельзя исключить того, что в его распоряжении могли оказаться какие-то черновые, подготовительные материалы Максима Грека, где он действительно мог советовать кому-то из своих адресатов, недостаточно ученому и подготовленному, обратиться за советом к митрополиту Даниилу. Но им не могли быть ни Николай Булев, ни Федор Карпов. В целом текст Х-1 представляет собой компиляцию, включающую фрагменты разных посланий Максима Грека и, возможно, некоторые его черновые материалы. Она составлена не позднее 80-х гг. XVI в. (дата рукописи РНБ, 0.XVII.71, определяемая по филиграням). Однако протограф текста Х-1 можно датировать несколько более ранним периодом, не позднее 50 - 60-х гг., поскольку именно к этому времени относится рукопись ГИМ, Барс. 364, которая, как выявила Журова, восходит к тому же протографу, что и Х-1 (на л. 2 - 16 филигрань - кувшин, в альбоме Брике N 12900 - 12902, 1554 - 1560 гг., на л. 17 - рука с нечеткой литерой на ладони, типа Брике N 11031 - 1544 г., N 11042 - 1564 г., вар. 1564 - 1574 гг.). Рукопись Барс. 364 является важным звеном атрибуции, поскольку она позволяет сделать вывод, что в ее общем с Х-1 протографе не было названия с обозначением имен автора и адресата. Рукопись представляет собой отдельную тетрадь из 18 л., содержащую всего лишь один памятник с названием "Когда и како отлучишася латыни от грек и святыя Божие Церкви, како изобретоша себе нов закон и иже опресночная служити и хулу яже на Духа Святаго и написано сия". А. И. Иванов назвал рукопись среди списков, содержащих Х-1, и сообщил о наличии в названии имени Максима Грека⁵⁸, что ошибочно; имени автора в рукописи нет. Текстологический анализ Л. И. Журовой обнаружил, что Барс. 364 и текст Х-1 очень близки, совпадают на протяжении всего объема, но имеют два различия. В Барс. 364 отсутствует большой фрагмент (соответствует фрагментам N 9 - 12, по нашей рубрикации), а в конце, напротив, добавлен большой фрагмент из "Повести о латинском отлучении"; в Х-1 было
C. 137
лишь намечено место его включения (фрагмент N 18). Все это послужило основанием для вывода о наличии общего протографа.

К наблюдениям Журовой можно добавить, что в протографе текст названия не имел и что начальная часть протографа (фрагменты N 1 - 2) лучше передана в тексте Х-1, чем в Барс. 364. Выполненное киноварью название в Барс. 364 совпадает со второй частью начальной фразы Послания Николаю Латинянину (Х-1), в котором излагался вопрос адресата и ответ автора (фрагмент N 2): "Вопросил еси (предполагается "ты". - Н. С.) нас, когда и како" (далее как в названии Барс. 364) - "аз же написати тебе потщуся". Но в Барс. 364 вопрос исключен (точнее, превращен в название), сохранен лишь ответ: "Аз же ... любезне написати тебе потщуся, аще и тяжко бремя плещам моим наложил еси" (начало текста), что делает неясным, о каком бремени идет речь, и лишает логичности построение и структуру начальной фразы: оставлен лишь неотредактированный ответ, происхождение которого может быть понятно только через другой текст (т.е. через Х-1), передающий чтение протографа.

Из этого можно заключить, что в общем протографе Х-1 и Барс. 364, т.е. при создании текста в нем не было вовсе заглавия и указания имени автора и адресата, и каждый из редакторов сконструировал его самостоятельно, первый - на основе своего знакомства с другими текстами Максима, т.е. внетекстовой информации, второй - механически, вынеся в заглавие часть первой фразы. Этот вывод - важный аргумент в атрибуции (отсутствие в протографе названия с именем автора и адресата). Протограф состоял из трех больших блоков. Первый - компиляция из "Слов на латинов" Максима Грека, причем фрагменты были заимствованы лишь из начальных частей обоих Слов; они посвящены опровержению Filioque, теме исхождения Св. Духа. Второй - фрагменты из сочинений Никиты Стифата против латинян и, возможно, из других антилатинских сочинений. Третий - фрагмент "Повести о латинском отлучении". Выдержки из сочинений Максима Грека занимали меньшую часть памятника, и составители не обозначили его как сочинение этого автора. Так же поступили создатели Барс. 364; они сократили объем заимствованных фрагментов Максима Грека, выделив другие латинские "отступления". Напротив, создатели Х-1, определившие текст как сочинение Максима Грека, сократили не принадлежащий ему фрагмент из "Повести о латинском отлучении".

Следует обратить внимание на противоречие между названием текста Х-1, где адресатом назван Николай Латынин, и его содержанием, в котором имя Николая, имевшееся в источниках, т.е. посланиях Карпову, последовательно снимается и заменяется обобщением "латына" (вместо "глаголет латынин Николай" - "глаголют латына"); удаляется и имя Федора Карпова (оно имелось, например, в источнике фрагмента N 12). Удаление имени Николая является одним из доказательств обращенности его не к Николаю Латынину, но предназначенности для более широкого круга читателей, что проявляется и в обращении "честный друже".

В заключительном разделе послания Николаю Латинянину, где автор советует адресату обратиться с своим вопросом к митрополиту Даниилу, по-видимому, ближе к протографу Барс. 364; текст здесь несколько полнее, чем в Х-1; Журова выявила 4 случая несколько более полных фраз. Менее вероятно, чтобы редактор Барс. 364 распространял текст. Именно эта, наиболее "личная" часть послания позволила предположить, что при его составлении могли привлекаться черновые записи из авторского архива.

Изложенные аргументы дают возможность сделать определенный вывод о том, что Х-1 не является оригинальным сочинением Максима Грека. Послание составлено не менее чем из 19 фрагментов, в основном заимствованных, в том числе и из его сочинений. Первая часть Х-1 написана по модели одного из них, а вторая построена из других антилатинских текстов, обработка которых ограничивалась их сокращением.

Послание Сигизмунду (С), по мнению Л. И. Журовой, восходит к тому же протографу, что и Х-1, и Барс. 364. Д. М. Буланин возводил С непосредственно к Х-1, отмечая при этом, что в С имеются фрагменты, заимствованные непосредственно из антилатинских посланий Карпову (так как в Х-1 они отсутствуют). Удалось обнаружить лишь один случай большей близости С к Барс. 364, нежели к Х-1; фрагмент N 3 в Х-1 имеет чтение "старых прадед твоих", в С и в Барс. 364 "старых дедов твоих". Бесспорно лишь то, что некоторые фрагменты С правились вторично по источнику, т.е. по тексту послания Карпову. Так, фрагмент N 9 в тексте Х-1 меняет смысл, в словах об искажении Символа веры передана латинская точка зрения (Filioque, "от Отца и Сына"), в то время как в источнике излагалось учение евангелиста Иоанна "От Отца". В С составитель точно передает текст фрагмента по источнику, возвращается к нему, отступая, таким образом, от Х-1, и продолжает цитирование текста источника, который пропущен в Х-1 (между фрагментами N 9 - 10).
C. 138
Можно сделать более категоричный, чем в издании Д. М. Буланина, вывод об авторе С. "В том, что автором самой компиляции был Максим Грек, нет ничего невозможного", - писал исследователь, ссылаясь при этом на "Слово ответно к Николаю Латинянину" (т.е. Х-1), в значительной части построенное на заимствованиях из "Слова на латинов". Однако "Слово ответно" аргументом служить не может, поскольку и само оно Максимом Греком составлено быть не могло. Остается другая возможность: "Не исключено, однако, что компиляция составлена кем-то в позднейшее время на основе антилатинских посланий Максима Грека, очень популярных во второй половине XVI - XVII вв., особенно в Западной Руси"⁵⁹. Эта гипотеза более вероятна; важно то, что исследователь также связывает происхождение компиляции с регионом Киевской митрополии.

Текст Х-2 имеет в рукописях название, близкое Х-1, устойчиво связан с ним в рукописной традиции, всегда следует за ним в сборниках и собраниях. Ни тот, ни другой отдельно в рукописях не встречаются. Композиция сочинения также имеет аналогии. Как и в предыдущем сочинении, наблюдаются колебания в характеристике адресата. Сначала автор обращается к неизвестному слушателю ("послушнику"), который готовится принять епитимию и покаяние. Словом "послушник" мог быть обозначен и просто "слушатель", и "тот, кто еще не пострижен, но живет в монастыре и проходит приготовление к монашеству"⁶⁰. Далее появляются обращения к Николаю Немчину, но они могли быть риторическим приемом, поскольку аналогичные обращения к нему встречаются и в посланиях другому лицу - Ф. И. Карпову; именно обращения к Николаю дали повод составителям-редакторам увидеть в нем адресата послания.

Главное же состоит в том, что послание, бесспорно, обращено к православному слушателю-читателю. Издатели и переводчик на русский язык сочинений Максима Грека (1910 г.), видимо, ощущали эту особенность сочинения и в издательском заглавии не обозначили его как "Послание к Николаю Немчину" (в отличие, например, от другого послания, текста N XV в Казанском издании), но дали ему менее определенное название - "Против Николая Латинянина - Слово об исхождении Святого Духа" (текст N XIV в том же издании).

Происхождение текстов Х-1 и Х-2, возможно, имеет аналогию с созданием еще одного сочинения - послания Ф. И. Карпову о Левиафане. Оно также неизвестно в ранней рукописной традиции и появляется лишь в рукописи конца XVI в. ГИМ, Чудовское собр., N 236. Послание часто включалось в рукописи вместе с посланием самого Ф. И. Карпова, ответом на которое является текст Максима Грека. Но в своем послании Карпов задавал несколько вопросов, а в сохранившихся и имеющихся в нашем распоряжении списках послания Максима содержится ответ лишь на один вопрос - о Левиафане, упоминаемом в книге Ездры. По-видимому, послание дошло не в полном объеме. В этом убеждает и отсутствие традиционного построения послания, необходимых элементов эпистолярного формуляра (обращения-приветствия, изложения вопроса-просьбы адресата); оно начинается непосредственно с ответа, без каких-либо вводных слов⁶¹. Все это позволяет предположить, что в распоряжении составителей находились материалы из архива Максима Грека, в котором сохранялось и послание к нему Федора Карпова, и подготовительные черновые материалы, а завершенный ответ в полном объеме отсутствовал.