Выпускники МГУ – мои учителя, наставники

С 1960 года он по предложению директора ЦНИИМАШ Георгия Александровича Тюлина перешел на должность научного руководителя, предложив вместо себя мою кандидатуру. Когда вскоре был создан комплекс по аэрогазодинамике, аэрофизике, теплообмену и теплозащите, его научным руководителем был назначен Халил Ахмедович, а начальником, заместителем директора по специальности – я. В этой связке мы и работали. Халил Ахмедович возглавлял спец. совет по защите кандидатских диссертаций по нашему направлению, я много лет был его заместителем.

Кроме чисто профессиональных знаний, которые я получил от Халила Ахмедовича, я имел возможность наблюдать за всесторонней его деятельностью и перенимать то, что в нем особенно привлекало. Первое, это, конечно, необыкновенная доброжелательность к любому человеку. Со всеми он был приветлив, подкупал своими шутками, мудрыми высказываниями, советами, желанием помочь в сложных или тяжелых ситуациях. На любых совещаниях, во время любых обсуждений он вносил дух доброжелательности, мудрости, спокойствия. Порой он непримиримых противников успокаивал мудрым восточным способом «И ты прав, и ты». При обращении с просьбой к начальству он мне всегда советовал просить трехгорбого верблюда. «Если даже начальство не согласится на трехгорбого, может быть даст одногорбого» – говорил он.

Помню, что в конце 60-х или начале 70-х годов Халил Ахмедович сказал поразившую меня своей искренностью фразу: «Юрия Андреевича! Как поздно я узнала одну из главных восточных мудростей: умный человек тот, кто своих врагов превращает в своих друзей».

В ЦНИИМАШ я имел возможность убедиться, какой он ученый, прокладывающий новое направление в науке, инженер, изобретатель, мастер инженерных оценок практически во всех разделах механики. Приведу примеры.

В 1955 году он получил тяжелейший инфаркт. В этот период мне довелось бывать в санатории «Узкое», где он проходил последующее восстановление. Там мне он рассказал, что уже длительное время размышляет над моделью многокомпонентной сплошной среды, у которой вектора скорости компонент в каждой точке различны и которые, по его мнению, в состоянии описать движение частиц песка в руслах рек, дождя и снега в атмосфере и т.д. Для такой модели оказалось очень сложным составить уравнения сохранения массы, количества движения и энергии. В дальнейшем эти уравнения стали связывать с фамилией Х. А. Рахматулина.

У него была почти мгновенная реакция на выдвижение новых, необходимых для науки и техники предложений. Так, он вышел к С.П. Королеву с предложением о создании в ЦНИИМАШ уникальной экспериментальной базы для решения проблем спуска летательных аппаратов, входящих в атмосферу с 1-й и 2-й космическими скоростями.

База состояла из трех принципиально новых установок. Первая – электродуговая, где за счет вращения электрической дуги между поверхностью форкамеры и вставленного в ее центр электрода создавался нагретый поток воздуха с температурами 4000–6000К при давлении до 50–100 атмосфер и неограниченным временем работы. В этой установке проходили отработку практически все разрабатывавшиеся в ракетно-космической технике теплозащитные покрытия.

Вторая – ударная труба, где за счет реализованных в ней технических изобретений, ее параметров и габаритов можно было проводить исследования аэрофизики, физики плазмы различных сред, из которых состоят атмосферы планет, гипераэродинамики.

Третья – детище Халила Ахмедовича – установка адиабатического сжатия для получения гиперзвуковых и сверхзвуковых газовых потоков повышенной плотности, что достигалось за счет высоких температур (приблизительно 4000–6000К) и давлений (до 4000 атм) в её форкамере. С этой целью первоначально покоящийся газ в цилиндрической трубе диаметром 460 мм, примыкавшей к форкамере, сжимали поршнем весом 1–2 тонны. Поршень вначале удерживался на клыках, потом клыки его отпускали и он разгонялся из-за наличия перепада давления (в трубе давление было атмосферное, а с другой стороны поршня 200–300 атмосфер) и в силу инерции сжимал воздух до плотности алюминия. Надо было обеспечить отсутствие движения поршня назад с момента его остановки.

Уровень тепловых потоков на рабочие элементы установки на порядок превосходил тепловые потоки при спуске космических аппаратов в атмосферу.

Этот состав установок был одобрен комиссией ученых-аэрогазодинамиков, в которую входили представители ЦАГИ О.В. Лыжин, Г.И. Таганов, А.А. Никольский, НИИ-1 Г.И. Петров под председательством академика М.В. Келдыша. Вместе с тем многие из членов комиссии считали, что конструктивные сложности делают проблематичной создание установки адиабатического сжатия. Даже такой конструктор, как С.П. Королев, ознакомившись с принципом и габаритами установки, высказал сомнения, будет ли она регулярно работать или произведет один выстрел, как орудие «Большая Берта» по Парижу. Главным конструктором этой установки был назначен известный конструктор-артиллерист Евгений Владимирович Чарнко.

Лишь за счет теснейшей творческой работы конструкторов и экспериментаторов решались сложнейшие научно-технические проблемы. Не могу не отметить тех, кто в самый сложный период – поиска конструктивных решений, изготовления, монтажа, отладки и ввода в эксплуатацию установки занимался ею. Это (кроме Х.А. Рахматулина и Е.В. Чарнко) конструкторы Михаил Михайлович Розенберг и Алексей Иванович Голяев, конструктор и ведущий Леонид Ксенофонтович Ксенофонтов, начальник лаборатории Игорь Германович Губанов, начальник сектора Артем Аристархович Сызранцев, выпускник мехмата МГУ Леонид Александрович Царегородцев, не говоря уже о высококвалифицированных измерителях, расчетчиках-газодинамиках и исследователях.

Аварийные ситуации при создании и вводе возникали не раз – однажды разорвало форкамеру (с толщиной стенок порядка 300 мм) прототипа установки, неоднократно вылетали измерительные датчики из натурной форкамеры, несмотря на ее небывалую прочность (около 800 мм толщины стенок цилиндрической конструкции, сделанной из трех слоев высокопрочной стали).

Как мне рассказал Л.Е. Ксенофонтов, ряд лет проработавший моим заместителем, после одной неудачи на установке, о которой, естественно, вскоре узнал весь отдел, он с Х.А. Рахматулиным и другими сотрудниками поднимался по лестнице и на переходе между этажами увидел газету, где была изображена такая карикатура: гроб, в нем установка, которую ее создатели несут на кладбище. Карикатуру увидел Х.А. Рахматулин. Все ожидали, что Халил Ахмедович взорвется. Но он вдруг проникновенно произнес: «Кого рано хоронят, долго жить будет».

Установку эту пришлось вводить очень долго, более 10 лет, но она до сих пор имеет такие уникальные параметры, что на ней проводят испытания организации и других государств. За эту установку Халил Ахмедович, как и ряд других специалистов, создававших ее и проводивших на ней исследования, был удостоен Государственной премии.

Остроумие и мгновенная реакция Халила Ахмедовича особенно проявлялись в острых ситуациях. Приведу только один пример. В 60-е годы, когда не считалось неприличным для членов Ученого совета принять приглашение защитивших диссертации посетить банкет, в ресторане «Ленинград» около Каланчевской площади, собралось около 100 человек. Дело в том, что «виновниками» были двое выпускников разных кафедр МГУ (А.Н. Румынский из НИИ-88 и В.И. Фомин из ОКБ-1), которые пригласили и своих учителей с кафедр. На банкете был и Х.А. Рахматулин и Г.И. Петров, отношения между которыми в тот период были несколько напряженными. Один профессор был приглашен из Ленинграда. Только начался банкет, как этот профессор, видимо, в угоду Г.И. Петрову, кидает через весь зал: «Халил Ахмедович! Мы получили отчет вашей организации. Ну, курам на смех». Наступило неловкое молчание. «Простите. Вас, кажется, зовут Юрия Александровича?» – спрашивает Халил Ахмедович, предварительно узнав у меня, кто этот ученый. «Да», – вальяжно развалившись на стуле, отвечает тот. «Так вот, уважаемая Юрия Александровича, мы этот отчет для ваших кур и писали». Всеобщий хохот, особенно смеялся Г.И. Петров. Профессор склонился над тарелкой и до окончания банкета не поднимал головы.

Когда возникла проблема сейсмозащиты подземных шахтных сооружений, Х.А. Рахматулин вышел с инициативой и, поддержанный директором Ю.А. Мозжориным, создал в отделении под своим научным руководством сектор, в котором активно работали его ученики, в последующем доктора наук, выпускник мехмата МГУ Анатолий Иванович Бабичев и аспирант этого факультета Набиджан Мамадалиевич Мамадалиев.



Кстати, при защите докторской диссертации А.И. Бабичева один оппонент дал отрицательный отзыв на работу, хотя и отметил одну часть как очень интересную, но занимающую не очень много страниц. Когда начались прения, Халил Ахмедович взял слово, пояснил достоинства работы, а в конце, обращаясь к этому оппоненту, сказал: «В связи с Вашим замечанием, что интересные результаты занимают мало страниц, мне припомнился случай, произошедший со мной. Мне стало известно, что когда моя работа, представленная секцией по математике и механике на выдвижение Сталинской премии, рассматривалась на Президиуме Комитета по присуждению этой премии, один из его членов встал, положил мои статьи на ладонь одной руки и, тряся ею, сказал: «Неужели мы за эти статейки будем давать Сталинскую премию?» Но мне помог Бог, так как присутствовал президент Академии наук Александр Николаевич Несмеянов, который на замечание выступавшего сказал: «Уважаемый Николай Николаевич (фамилию академика я не называю). С каких пор мы научные достижения будем оценивать числом страниц и тоннами бумаги?» Ряд членов Ученого Совета не смогли удержаться от смеха. Проводивший Ученый совет академик В.С. Авдуевский с трудом сдерживал себя, чтобы не расхохотаться. Результаты голосования по защите были благоприятны для защищавшегося.

Несколько примеров, говорящих о постоянной работе его ума. Смотрю, Халил Ахмедович приходит, запирается в кабинете, что-то оценивает. Позднее рассказывает, что прикидывал, нельзя ли поставить следующий эффектный космический эксперимент – доставить на Луну и выпустить воздух или другой газ, создав на некоторое время атмосферу, за которой можно будет наблюдать с Земли. К сожалению, убедился, что эффектного зрелища, демонстрирующего наши космические возможности, из-за кратковременности разлета газа не получишь.

Уже будучи больным, с трудом говоря и путая языки, он пытался пояснить мне, как нужно построить систему подачи воды для орошения полей, чтобы почти вдвое сократить ее расход. Решив, что смогу услышать от него это более внятно позднее, к сожалению, не запомнил этих рекомендаций.

За несколько лет до болезни Х.А. Рахматулина я решил посоветоваться с ним по поводу одного моего увлечения. Дело в том, что, побывав в Тбилиси и оказавшись в Пантеоне на Мтацминде, где услышал поразивший меня рассказ, я начал писать стихотворные рассказы о тех, кто покоятся там. Работа требовала много времени и на подбор литературы о жизни каждого из погребенных, и, особенно, на поиск свежих мыслей, образов, сравнений. Как сейчас помню, в конце рабочего дня, в декабре, когда уже смеркалось, я, зайдя к Халилу Ахмедовичу в кабинет, начал читать написанное. С волнением ждал его мнения: «Ты, Юрия Андреевича – сказал он, как всегда путая падежи, – попал на золотую жилу. Отложи на время научную работу, но этот труд обязательно заверши. Я сам – добавил он, – в юности писал стихотворения». Услышав некоторые стихотворения в завершенном виде, он вскоре связался с одним грузинским ученым-математиком, прося его помощи в их публикации, и очень был расстроен, когда тот формально предложил обращаться в какие-либо журналы. «Если бы ко мне обратились и сказали, что русский написал хорошие стихи о моей Родине, разве я не стал бы ему всеми силами помогать?» – говорил он мне огорченно^*.

Когда мне с ним приходилось бывать в республиках Средней Азии, он чувствовал себя везде, как дома. Не случайно, будучи тамадой всех застолий, он покорял присутствующих глубокими знаниями языка и традиций того места, где находился.

Наряду с Х.А. Рахматулиным и Г.А. Тюлиным, ещё двум людям я обязан приобретенными знаниями по руководству многочисленным коллективом, которым был отдел 12 и, тем более, комплекс, насчитывавший вместе с подчиненным ему цехом 800 человек.

Это, во-первых, мой заместитель по экспериментальной базе и общим вопросам Николай Яковлевич Андреев. Увидев, как я трачу всю неделю на решение поставленных моими заведующими лабораториями вопросов, он рассказал мне один случай из своей жизни.

Назначенный начальником крупного цеха завода «Баррикады», он от оперативки до оперативки бегал решать вопросы, которые ставили перед ним мастера, а работа цеха, тем не менее, становилась хуже и хуже. Как-то на совещании он сказал мастерам, что со следующей недели придет в цех в новом костюме и шляпе и будет ходить по рабочим местам и наблюдать за работой. Мастера решили, – сказал мне Николай Яковлевич,– что я сошел с ума. На следующей неделе поступил, как и обещал. Подходил к рабочим, узнавал, какая у них работа и что ей мешает. Разобравшись с истинным состоянием дел, собрал оперативку и, как обычно, стал получать от мастеров информацию, прикрывающую их бездеятельность. Предупредил, что на первый раз ограничивается устным взысканием, но при повторении подобного поставит вопрос об их освобождении. Только те вопросы, которые мастера не в состоянии были решить сами, необходимо ставить перед начальником. Далее работа цеха шла именно так, и он стал лучшим на заводе.

После очередной оперативки я решил проверить состояние дел по одному из вопросов, поставленных на совещании заведующим лабораторией дуговых установок. Оказалось, что вся данная мне начальником информация не соответствовала действительности. Например, он просил ускорить работу КБ по одному из узлов, а ТЗ на этот узел его собственная лаборатория еще и не выдавала.

На очередной оперативке этот начальник лаборатории вновь поставил передо мной тот же вопрос, напомнив при этом, что он его уже поднимал. Я стал задавать ему уточняющие вопросы, ответы на которые тут же проверялись по телефону у непосредственных исполнителей.

Весь красный, этот начальник после оперативки попросил переговорить с ним и никогда впредь не ставил надуманных вопросов или тех, которые он мог решить сам. Его примеру последовали остальные начальники. Так я смог спокойно решать те вопросы, которым должен был заниматься. Кстати, этот начальник лаборатории впоследствии был удостоен Ленинской премии.

Вторым человеком, незаметно, но постоянно помогавшим мне, была секретарь Любовь Ивановна Залесская – «мама» нашего большого коллектива. Узнав, что я имею минутку свободного времени, она подписывала у меня или благодарности, или ходатайства по различным вопросам, возникавшим в жизни сотрудников или членов их семей. Одновременно она связывала меня по телефону с соответствующими инстанциями, способствуя, таким образом, безотлагательному решению вопроса, а потом сообщала о результатах сотрудникам.

После возвращения из командировок, она сообщала мне, кого она поздравила от моего имени и в какие инстанции она обращалась.

Это способствовало созданию теплой доверительной обстановки в коллективе.

В пятидесятые годы, в связи с бурным развитием ракетно-космической техники, большое количество молодых специалистов из элитных вузов СССР, в том числе из МГУ, направлялось в организации, связанные с этой техникой. Так, одновременно со мной и моей супругой в отдел 11 были направлены выпускники нашей группы Людмила Васильевна Морозова, Николай Семенович Коржиков, наш однокурсник Николай Григорьевич Самсонов.

В это же время в отдел были приняты молодые специалисты с химического факультета МГУ, среди которых мне хотелось бы отметить Юрия Анатольевича Заверняева. Несколько ранее в наш коллектив пришли выпускники мехмата МГУ Галина Александровна Башкина (в дальнейшем Королева), Вениамин Павлович Гордеев, упоминавшийся мной С.С. Семенов, выпускники физико-технического факультета МГУ Михаил Васильевич Савёлов, Валерий Владимирович Третьяков. Позднее в наш коллектив пришел (после окончания дневной аспирантуры мехмата) Владимир Васильевич Лунев и молодые специалисты, окончившие механико-математический факультет МГУ – Иван Никитьевич Мурзинов, Валерий Николаевич Шманенков, Александр Николаевич Румынский, Константин Григорьевич Омельченко, Маргарита Владимировна Володина, Геннадий Александрович Беда, Галина Алексеевна Смирнова (в дальнейшем Шманенкова), Валентинта Петровна Шкадова, Клара Сергеевна Полынова, Вера Павловна Шибанова, Юрий Дмитриевич Пчелкин, выпускники физфака МГУ Юрий Александрович Пластинин и Любовь Михайловна Пластинина, несколько позднее В.В. Еремин^* и сын В.В. Третьянова – Павел Валерьевич.

С рядом из университетцев у меня установились тесные творческие контакты, с некоторыми – подружился. Ю.А. Заверняев, К.Г. Омельченко, В.Н. Шманенков защитили под моим руководством кандидатские диссертации; с ними, а также с М.В. Володиной и М.Н. Мурзиновым опубликованы статьи или в открытой печати, или в Трудах НИИ-88.

Особенно тесные взаимоотношения установились у меня с Юрием Анатольевичем Заверняевым, которые прервала только его преждевременная кончина. Это был удивительно добрый человек, великолепный дипломат, который в любой организации мог наладить контакт и провести нужное нам решение, большой специалист в области теплофизики, крупный изобретатель, умевший научный результат использовать для получения новых технических возможностей. Нас с ним сроднила работа по изучению механизма разрушения теплозащиты покрытий. В ходе тянувшихся до полуночи дискуссий, сопровождавших проводившийся нами анализ разрушений теплозащитных покрытий в электродуговых установках, мы, по-видимому, первыми пришли к выводу, что разрушение покрытий происходит при минимальной из всех температур разложения (сублимации, плавления) их компоненты. Эти исследования впервые были отражены в брошюре^*, где этот критерий был использован мной для определения уноса массы однородных материалов, а Г.А. Бедой для определения уноса массы многокомпонентных покрытий (на основе предложенной Х.А. Рахматулиным теории течений многокомпонентных многоскоростных сред ).

Ю.А. Заверняевым был предложен ряд технических изобретений и усовершенствований, повышающих эффективность теплозащитных покрытий. В 1961 г. он стал самым молодым членом нашего коллектива лауреатов Ленинской премии (в который также входили университетцы В.П. Гордеев, М.В. Савёлов и В.В. Третьяков). Впоследствии, работая в тесном контакте с материаловедами, он стал одним из идеологов создания специальных покрытий для головных частей. Он имел первоклассные организаторские способности. То, на что у меня уходило много сил, нервов, времени для продумывания, он, как мой заместитель по специальности и одновременно начальник крупного отдела, решал шутя, за одну минуту. Его стол начальника всегда был пуст от бумаг, хотя их к нему приходило каждый день десятки. До 1987 года, пока я работал начальником отделения, по любому сложному вопросу, возникавшему в коллективе, советовался с Юрием Анатольевичем; образно говоря, он был моей совестью в вопросах взаимоотношений с людьми. Мы с ним часто проводили вместе и свободное время (он был первоклассным рыбаком, улов которого в разы превосходил уловы других). Часто мы семьями проводили воскресные и праздничные дни.

С глубоким уважением я относился к М.В. Савёлову, с которым проработал с 1959 года до его перехода в 1973 году вместе со всем коллективом возглавляемого отдела 21 в новое отделение. Это был человек редкой принципиальности, относившийся с особой требовательностью к себе. Возглавляемый им отдел был сильнейшим по научной отдаче отделом отделения. В нем работали коллективы В.В. Лунева, И.Н. Мурзинова, А.Н. Румынского, К. Г. Омельченко, Г.А. Беды, а вначале также Ю.А. Заверняева и Ю.А. Пластинина. Благодаря в большой степени начальнику отдела, работа шла ритмично без пожаров и авралов. Отдел выполнял и большое количество работ для организаций ракетно-космической техники, успевая одновременно готовить серьезный теоретический и методический заделы. Несмотря на многочисленность отдела (насчитывавшего более сотни сотрудников) в нем не возникало каких-либо неразрешимых человеческих противоречий. М.В. Савёлов был одновременно и моим заместителем по направлению теплообмена и теплозащиты в ракетно-космической технике и достойно представлял вовне наше отделение, пользуясь во внешних организациях заслуженным авторитетом.

Не могу не отметить выпускников мехмата МГУ Виталия Степановича Трусова, Александра Алексеевича Яснова, много сделавших для совершенствования экспериментальной базы и проведения на ней новых видов экспериментальных исследований.

Тесные взаимоотношения у меня установились с учившимся на физико-техническом факультете МГУ в Долгопрудном, но потом переведенным на мехмат МГУ и окончившим его до меня Евгением Михайловичем Калининым. Его исследования по обтеканию проницаемых тел были оригинальными. Он возглавил теоретический сектор, в котором работали и вырастали крупные ученые-аэрогазодинамики, в том числе теперешние доктора наук Виталий Иванович Мышенков и Эрнест Григорьевич Шифрин. В дальнейшем Е.М. Калинин возглавил крупный отдел, который наряду с проведением теоретических исследований струйных течений создал и ввел в эксплуатацию уникальные газодинамические барокамеры и стал проводить на них широкие экспериментальные исследования.

Начиная с момента нашей первой совместной работы по исследованию течений с развитыми зонами отрыва, и по сей день я тесно взаимодействую с Валерием Николаевичем Шманенковым, который после моего перехода на должность главного научного сотрудника являлся и моим непосредственным начальником. Направление его последующей научной деятельности – нестационарные гистерезисные аэрогазодинамические явления, сопровождающие колебательные движения летательных аппаратов, и их влияние на динамику движения последних. За эти исследования Валерий Николаевич вместе с Юрием Михайловичем Липницким и другими авторами удостоен Первой премии имени профессора Н.Е. Жуковского. Интеллигентность, доброжелательность к людям в совокупности с большой эрудицией и постоянной творческой работой создают В.Н. Шманенкову огромный авторитет в коллективе.

И, наконец, несколько слов о моем преемнике на посту начальника отделения (а затем Центра) Владимире Ивановиче Лапыгине. Считаю, нашему отделению повезло, что оно попало в руки Владимира Ивановича. Он стал начальником в самое тяжелое время, когда началась перестройка в СССР, за которой последовал развал в народном хозяйстве и промышленности. Владимир Иванович сумел вывести отделение на международную арену, с помощью директора ЦНИИМАШ академика РАН В.Ф. Уткина, организаций «Главкосмос» и «ЦНИИМАШ экспорт» найти заинтересованных заказчиков в Бразилии, Индии, Китае, США и ФРГ для проведения аэродинамических испытаний и тем самым спасти имевшиеся кадры. Во многом, я считаю, это связано с высокой инженерно-технической и научной квалификацией В.И. Лапыгина. Он закончил МАИ и одновременно заочное отделение мехмата МГУ. Первый вуз дал ему прекрасную инженерную хватку, умение проводить инженерные оценки и серьезные эксперименты. Второй – глубокую математическую и механическую подготовку, желание и умение сформулировать поставленную жизнью задачу; он хорошо владеет численными методами и использует их в работе.

Много лет мне пришлось с ним работать рука об руку по аэрогазодинамике ракет-носителей, многоразовой космической системы «Буран», крылатых ракет и я мог видеть, каким авторитетом пользуется Владимир Иванович в смежных организациях. В настоящее время Центр аэрогазодинамики и Центр теплообмена объединены в один Центр^*2, его начальником назначен Ю.М. Липницкий, а заместителем В.И. Лапыгин. Желаю успеха этому центру в дальнейшей работе.

7. 
   
   жүктеу/скачать 12.13 Mb.
   
   Достарыңызбен бөлісу: