Каржавин ерофей Никитич [1719, Москва — 25 III (5 IV) 1772, Петербург]

Происходил из семьи старообрядцев, занимавшихся розничной торговлей. Отец К. был ямщик Старорогожского яма и жил в Чехоловой слободе (РГАДА, ф. 7, № 1726, л. 24). К. был рано отдан в обучение к купцу-старообрядцу Д. Б. Баскакову. Он продолжал служить у него и после того, как дело отца унаследовал брат Василий (1739). По торговым делам К. приходилось часто выезжать в Петербург; знакомство со служащими Академии наук побудило К. порвать с расколом и для получения образования уехать в Париж.

В Сорбонне К. изучал юриспруденцию и философию; овладел фр. и лат. языками. Учителями, а впосл. друзьями К. были знаменитые фр. ученые Ж. -Н. Делиль, Ж. -Н. Бюаш, Ж. -Л. Барбо де Брюер (ср.: Лейпцигское известие (1768)). В янв. 1753 К. посетил Лондон для встречи с братом Василием и взял с собой в Париж племянника Федора, уделяя в дальнейшем много времени его воспитанию. Во время учебы в Париже К. испытывал постоянную нужду и, хотя вел корреспонденцию брата, получал от него лишь мизерную помощь.

В янв. 1756 по доносу проживавшего в Лондоне беглого купца Петра Дементьева Василий был арестован. Давний знакомый К., свидетель задушевных бесед братьев в Лондоне, Дементьев обвинил их в антиправительственных высказываниях и религиозном вольнодумстве. В Тайной канцелярии от Василия потребовали срочного вызова брата из-за границы. Дело братьев К. было прекращено лишь после сообщения посла во Франции Д. А. Голицына от 15 июля 1760 о смерти доносчика 15 дек. 1756.

К. пытался получить должность при фр. дворе. В записке, поданной Барбо де Брюером министру д’Аржансону по этому поводу, приведены сведения о научных и литературных занятиях К. в Париже, в частности об исследованиях в области сравнительного языкознания, рус. истории, а также о проекте перевода рус. летописей на фр. язык.

В 1760, решив вернуться на родину, К. обратился с прошением к полномочному министру в Париже Д. А. Голицыну и 2 сент. 1760 по «знанию латинского и французского языков» был зачислен архивариусом при рус. посольстве (АВПР, Внутр. кол. дела, № 49, л. 183), а в сер. сент. покинул Францию (АВПР, Внутр. кол. дела, № 26, л. 6). В Петербурге он служил переводчиком в Коллегии иностр. дел; 30 апр. 1765 был произведен в чин поручика (РГАДА, ф. 286, оп. 2, № 9, л. 140). В одно время с К. в коллегии служили Д. И. Фонвизин, Ф. А. Эмин, В. Г. Рубан, И. Ф. Богданович, А. П. Курбатов, П. И. Челищев, но были ли они близко знакомы с ним, установить не удалось.

Большинство трудов К. при его жизни изданы не были и безвозвратно утрачены. Из увидевших свет наиболее значительным является перевод «Путешествий Гулливеровых» Дж. Свифта (1772. Ч. 1—2; с фр. изд. Дефонтена; иждивением Собрания, старающегося о переводе иностр. книг). Ч. 3—4 перевода изданы в 1773 иждивением О-ва, старающегося о напечатании книг. Текст был переведен К. с толком и пониманием, рус. читатель с самого начала имел возможность воспринять «Путешествия» не как нравоучительный трактат или мизантропические излияния, а как пародийно-комическую повесть. В 1780 книгу, тепло принятую публикой, переиздал Н. И. Новиков. 3-е издание воспоследовало лишь в 1820, однако имя переводчика с тит. листа было снято. Умер К., как свидетельствует Ф. В. Каржавин, «марта 25 дня 1772-го года пополудни 6-го часа в последней четверти, поболев дней с 20» (РГИА, ф. 789, оп. 1, ч. 1, № 397, л. 67 об.).

Лит.: Известия о братьях Каржавиных. 1753–1760 гг. // Сб. Отд-ния рус. яз. и словесности. 1872. Т. 9; Дуров Н. П. Братья Василий и Ерофей Каржавины // Рус. старина. 1875. № 3; Титов А. А. Редкая книга: («Remarques sur la langue russienne») // Рус. арх. 1906. № 1; Коган Ю. Я. Очерки по истории рус. атеистической мысли XVIII в. М., 1962; Полонская И. М. Издательская деятельность Ф. В. Каржавина // Проблемы рукоп. и печатной книги. М., 1976. [8]

Записка, поданная професором Барбо-де-ла-Брюер-д'Ельвар графу д'Аржансону об Ерофее Никитиче Каржавине // Русская старина, 1874. – Т. 12. - № 2. – С. 294-297.

(перевод с французскаго).

Графу д'Аржансону, государственному министру и покровителю наук. Russia supplicantes. Записка о г-не Каржавине, уроженце московском.

Положение Франции, в виду ожидаемаго союза между дворами нашим и русским, оказывается столь благоприятным в отношении русскаго подданнаго Ерофея Каржавина, уроженца московскаго, про­живающего около 10-ти лет в Париже, что одному из друзей его пришло на мысль представить королю и его министрам, что было бы весьма полезно ученому миру (и может быть даже министерству) воспользоваться трудами г-на Каржавина, если его величество, по примеру своих славных предшественников, удостоит принять его под свое покровительство, пользуясь правом возмездия и правом обмена и поручить это дело своему посланнику.

Его величество может уступить ея царскому величеству одного из своих подданных, дозволив ему ехать в Россию и поселиться там. Многие из наших соотечественников были полезны в Рос­сии, между ними барон Чуди (Tschoudy). Мы берем на себя сме­лость утверждать, что было бы весьма полезно воспользоваться этим, упрочив положениe г-на Каржавина, на котораго (равно как и на брата его, живущаго в Петербурге) смотрят в России как на преступников, единственно потому, что Ерофей Каржавин, подвиг­нутый ревностью почерпнуть познания у источника их, приехал 10 лет тому назад во Францию без дозволения своего прави­тельства. Около двух лет тому назад брат его, с дозволения русскаго двора, приехал в Лондон, где тайно передал на попечение Ерофея Каржавина 8-ми-летняго сына своего Федора, для того, чтобы дать ему основательное познание во всех науках и научить его французскому языку. Он пользовался с тех пор помощию брата, получая от него средства к жизни; 8 месяцев тому на­зад он лишился этой поддержки.

Ерофей Каржавин выехал из России, получив дозволение торговать в Польше. Там у него украли все его деньги и книги и он был бы лишен возможности осуществить свои похвальныя стремления, если бы ему не удалось продать все, что у него еще осталось и отправиться через Данциг в Амстердам; там он встретил одного Поляка, который, сжалившись над его затруднительным положением, принял его под свое покровительство и привез во Францию. По приезде в Париж Каржавин лишился своего спутника и покровителя, но цель, к которой он так долго стре­мился, была достигнута. Всевозможныя лишения и затруднения, с ко­торыми он столкнулся па первых порах, не помешали ему испол­нить свои задушевныя желания — заняться своим образованием. По­буждаемый желанием употребить с пользою свои дарования, кото­рыми наделила его природа, и которыя он развил своими науч­ными занятиями в нашем отечестве, он около года занимался сочинением, в котором разъясняет характерныя особенности рус­скаго языка и изследует отношения его к языку греческому, же­лая этим содействовать обогащению нашей литературы. Сочинение его заслужило похвалу некоторых министров и литераторов на­ших, которые нашли его очень интересным и полным любопытных подробностей.

Он думает заняться русскими древностями и древнейшей историей России, о которых мы до сих пор не имеем еще основательных сведений, и желает сделать точный перевод русских летописей, чтобы дать возможность ученым сравнить эти источ­ники с историей соседних народов, как азиятских, так и европейских и проследить отношение западной Европы к России в древнейшия времена.

При знакомстве с славянским и русским языком, начало ко­тораго уже положено трудами Каржавина (королевская типография легко может быть снабжена новым и изящным русским шрифтом, который можно выписать из России вместе с лучшими кни­гами и интереснейшими рукописями),—можно будет, между прочим, разъяснить средневековую историю народов, которые, начиная от Эльбы и Венецианскаго залива до пределов нынешней России и за ними, были известны под именем Славян. У нас являются уже предположения, что русския ученыя изследования бросят новый свет на те малыя сведения, которыя мы имеем о древнейшей истории Европы, и откроют в России следы переселения народов, так как она, находясь между землями, служившими колыбелью азиятским государствам и государствам новейшим, должна была сохранить их. Польза, которую можно извлечь при этом, сама по себе велика, но это еще не все. Прекрасный и древний язык славянский или русский, который был вовсе незнаком нам до этих пор, может быть также полезен для более яснаго уразумения священнаго писания; это мнение поддерживает в особенности ученый аббат Вильфроа, королевский профессор еврейскаго и армянскаго языков.

Ерофей Каржавин решается остаться во Франции под покровительством его величества, чтобы посвятить себя вполне пользам нашей литературы, и той обширной научной области, которая едва обозначена в предшествовавшем слабом очерке. Он уже пробовал образовать учеников, которые собираются около него и он пойдет далее в своих научных трудах, если великий монарх, пред лицо котораго он еще не имел счастия предстать и видеть его, но дела котораго так красноречиво говорят о доброте душевной, удостоит его своим вниманием, примет его с семьею под свою высокую защиту и исходатайствует им, перед ея царским величеством, дозволение остаться во Франции на правах обмена, переводчиком его с русскаго языка.

Г-н Каржавин слишком глубоко сознает насколько он обязан Франции и России, чтобы он мог когда либо забыть, что одной из них он обязан жизнию, другой—своими познаниями, которыя он думает усовершенствовать. Составитель настоящей записки, не побуждаемый к составлению ея никем и ничем кроме научной и общественной пользы, чуждый всякаго личнаго интереса в этом деле, имел возможность настолько узнать Ерофея Каржавина в течение 4 или 5 лет, что берет на себя смелость ручаться в том, что сердцу его будут всегда близки слава и согласие двух наций, которыя соединены кровным союзом в лице наших королей, на­чиная с Генриха I-го, внука Гюга-Капета и Анны, княжны русской его супруги, внуки Владимира, перваго христианскаго великаго князя— правителя русскаго, сопричисленнаго русскою церковью к числу святых русских и почитаемаго Апостолом в их церкви.

Ерофей Каржавин готов преклонить колена пред престолом императора (?) французскаго вместе с своим племянником, который в течение полутора годовых занятий, сделал блестящие успехи в латинской и французской грамматике и в экспериментальной физике; последнею он занимался под руководством ученаго аббата Нолле, в то время как он проходил 6-й курс въ колегии Ликсие, где он атестовался постоянно первым, как это удостоверяется атестатами его професора, и где он еще недавно получил первую награду за перевод, т. е. за передачу на французском языке латинскаго текста, и подарок, назначенный за вторую по достоинству тему, или сочинение на латинском языке. Этому ребенку 10 лет 10 месяцев.

Кровь Людовика Великаго и дух Кольберга царят еще над нами, и потому мы питаем надежды, которыя оживотворяли наших предков в прошедшем столетии. Жан-Людовик-Барбо-де-ла Брюер д'Ельвар".

23-го августа 1756 г.— Париж.

Е. Н.

 

Между бумагами Ерофея Каржавина не сохранились другие до­кументы, так, что мы не могли добиться сведений о времени его рождения и смерти.