Альберто Моравиа (Alberto Moravia) 1907-1990

Альберто Моравиа (Alberto Moravia) 1907-1990

Равнодушные (Gli Indifferenti)

Италия, двадцатые годы XX в.

Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы. Разго­воры, свидания, мысли...

Из всех пятерых один Лео доволен жизнью и говорит, что, доведись ему снова родиться на свет, он хотел бы быть «точно таким же и носить то же имя — Лео Мерумечи». Лео чужды раскаяние, тоска, угрызения совести, недовольство собой. Единственное его желание — получать удовольствие от жизни. Юность Карлы возбуждает в нем не­обузданную похоть, которую он, не задумываясь, готов удовлетворить чуть не на глазах у бывшей любовницы в ее собственном доме. Тут ему, Правда, не везет: стараясь подстегнуть чувственность Карлы и придать ей смелости, он так усердно накачивает ее шампанским, что в решающий момент бедняжку просто-напросто начинает тошнить. И он тут же бросается к Лизе, еще одной бывшей любовнице, а

когда та отвергает его домогательства, пытается овладеть ею силой. Мариаграцию этот самодовольный пошляк, сыплющий плоскими ост­ротами и поучениями, почти презирает, даже к Карле, которую так настойчиво соблазняет, не испытывает ни любви, ни нежности. В до­вершение ко всему Лео Мерумечи нечист на руку — он ведет дела Мариаграции и без зазрения совести обкрадывает ее семью.

Мариаграция изнывает от ревности, она чувствует, что Лео давно не испытывает к ней прежних чувств, но не видит истинной причи­ны охлаждения — его увлечения Карлой. В ее жизни нет ничего, кроме отношений с любовником, — ни интересов, ни обязанностей. Она то и дело устраивает глупейшие сцены ревности, не стесняясь детей, давным-давно осведомленных о том, что Лео — нечто боль­шее, чем друг дома. Самое удивительное в этой женщине — ее абсо­лютная слепота. Она словно отказывается воспринимать реальность, не видит того, что дети стали чужими, закрывает глаза на грубость и жестокость Лео, умудряется по-прежнему считать себя обольститель­ной красавицей, а Лео «самым добрым человеком на свете». Ее рев­ность направлена на Лизу, и никакие уверения подруги не в силах ни в-чем ее убедить. И все-таки в убогом душевном мире Мариаграции, в безвкусном сочетании глупости с сентиментальностью, есть место непосредственности и порывистости, а ее «дряблое доверчивое серд­це» способно на некое подобие любви и страдания.

Карла тяготится бессмысленностью существования и хотела бы «любой ценой изменить жизнь», даже ценой связи с любовником ма­тери, который, в сущности, ей безразличен и даже порой отвратите­лен. В отличие от матери она не питает никаких иллюзий относительно Лео, но жизнь в родительском доме, где «привычка и скука вечно сидят в засаде», угнетает ее. Она страдает от того, что каждый день видит одно и то же и в жизни ничего не меняется. Мать и брат ей тоже безразличны — единственный раз, когда мать пытается искать у нее утешения, Карла испытывает лишь неловкость. Ей, правда, присущи некоторые душевные сомнения относительно возможной связи с Лео, но не потому, что она отнимает у матери любимую игрушку, а из-за собственной нерешительности и безволия. Но ведь другого способа «начать новую жизнь» она не знает, как не знает и того, какой должна быть эта жизнь. В голове Карлы возника­ют заманчивые видения, ведь Лео может дать ей очень многое: авто­мобиль, драгоценности, путешествия, и все же не этим вызвано ее решение отдаться ему. В действительности она просто уступает его

нажиму. Но в ее душе живет смутная потребность в любви, и, когда во время первого свидания с Лео в его доме возникает недоразуме­ние, связанное с запиской того же Лео, Карла невольно преподносит ему историю о вымышленном возлюбленном, который один любит и понимает ее. А само свидание рождает в девушке двойственные ощу­щения: природная чувственность берет свое, но Карла не получает от любовника ни нежности, ни утешения. После ночного приступа смя­тения и жалости к себе наступает утро, страхи исчезают, трезво оце­нивая случившееся, Карла с некоторым разочарованием понимает, какой будет на самом деле ее новая жизнь. Но дорога проложена, Карла не хочет «копаться в своих и чужих чувствах» и принимает вы­нужденное предложение Лео выйти за него замуж, так и не сказав ни о чем матери.

Только Микеле ясно отдает себе отчет в том, что жизнь, которой живут все вокруг него, — ложь, «постыдная комедия». Он все время думает о том, что этот мир принадлежит таким, как его мать и Лиза, с их смехотворными претензиями, да еще самоуверенным негодяям вроде Лео. Этот юноша, на которого время наложило неизгладимый отпечаток, несчастен и одинок еще более, чем другие, потому что осознает свою ущербность. Его чувства и мысли меняются семь раз на дню — то ему кажется, что он стремится к другой, честной и чис­той жизни, то жаждет мирских благ и проигрывает в воображении момент, когда он продает свою сестру Лео (не зная того, что Карла уже стала его любовницей). Склонный к самоанализу, Микеле знает, что он порочен и что главный его порок — равнодушие, отсутствие искренних чувств. Ему противны окружающие, но даже им он зави­дует, потому что они живут реальной жизнью, испытывают реальные чувства. Это любовь, ненависть, гнев, жалость; конечно, подобные чувства ему известны, но испытывать их он не способен. Он понима­ет, что должен был бы возненавидеть Лео, любить Лизу (которой вдруг пришла в голову слащаво-сентиментальная идея любви к чисто­му юноше), «испытывать отвращение и сострадание к матери и неж­ность к Карле», но остается безразличным, несмотря на все свои усилия «воспылать». Любой поступок Микеле диктуется не порывом, непосредственным чувством, а умозрительным представлением о том, как поступил бы на его месте другой, более искренний, полноценный человек. Именно поэтому его действия так нелепы, что он становится смешным. Изображая возмущение, он бросает пепельницу в Лео, но делает это так вяло, что попадает в плечо матери, после чего разы-

40

грывается очередная фарсовая сцена. Он вовсе не влюблен в перезре­лую Лизу, но зачем-то собирается к ней на свидание. На этом свида­нии Лиза сообщает ему новость, которая должна была бы пробить броню его равнодушия, — об отношениях Лео с Карлой. И снова — ни гнева, ни отвращения. Даже этот удар не выводит его из душевно­го оцепенения. И тогда Микеле, в основном только для того, чтобы убедить Лизу, которая не верит плохо разыгранной сцене гнева ос­корбленного брата, покупает пистолет, идет к Лео (по дороге рисуя в воображении довольно романтическую картину судебного процесса и одновременно надеясь, что Лео не окажется дома) и стреляет в него, забыв, однако, зарядить пистолет. Взбешенный Лео едва не выталки­вает его взашей самым унизительным образом, но тут из спальни по­является Карла. Брат и сестра, должно быть, впервые в жизни говорят как близкие люди, а Лео, для которого их намерение продать виллу, чтобы начать новую жизнь, означает катастрофу, приходится сделать Карле предложение. Микеле просит сестру отвергнуть Лео, потому что этот брак означал бы воплощение его постыдных грез о продаже сестры, но понимает, что и тут проиграл: Карла считает, что это лучшее, на что она может рассчитывать. Перед Микеле остается один путь, по которому идут Мариаграция, Лиза, Лео, Карла и боль­шинство людей, которые его окружают, — путь лжи, безверия и рав­нодушия.

И. А. Москвина-Тарханова

Чочара (La Ciociara)

Италия, 1943—1944 гг.

Чезире тридцать пять лет, она уроженка Чочарии, горной мест­ности, лежащей к югу от Рима. Молоденькой девушкой она вышла замуж за лавочника, переехала в Рим, родила дочь и сначала была очень счастлива — до тех пор, пока ей не открылось истинное лицо мужа. Но потом он тяжело заболел и умер (Чезира ухаживала за ним, как подобает любящей жене), и она снова почувствовала себя почти счастливой. У нее были «лавка, квартира и дочь» — разве этого мало для счастья?

41

Чезира едва умеет читать (хотя деньги считает неплохо) и поли­тикой не интересуется. Идет война, но она толком не знает, кто с кем воюет и почему. Война пока даже выгодна: торговля идет бойчее, чем в мирное время, потому что они с дочерью промышляют на чер­ном рынке и удачно спекулируют продовольствием. Она свято увере­на, что, как бы ни сложились обстоятельства, Риму ничто не грозит, поскольку там «живет Пала».

Чезира намеревается провести в деревне не более двух недель, но путешествие затягивается на долгих девять месяцев, полных невзгод, лишений, горького опыта. Им не удается добраться до родителей Чезиры, потому что те, как и остальные деревенские жители, сбежали от наступающей войны. Безлюден и городок Фонди, который Чезира помнила таким шумным и оживленным, двери и окна заколочены, словно по улицам прошлась чума, в окрестных полях брошен неуб­ранный урожай. В конце концов две женщины находят пристанище в одном странном семействе, разумеется не бесплатно (у Чезиры припрятана огромная по крестьянским меркам сумма — сто тысяч лир). Здесь Чезира впервые убеждается в том, что война, насилие и беззаконие обнажают самые неприглядные качества человека, те, ко­торых принято стыдиться в мирное время. Кончетта, ее придурковатый муж и два сына-дезертира без зазрения совести крадут и продают имущество, брошенное соседями, потому что. эти вещи, по

их мнению, «не принадлежат никому». Кончетта готова продать местным фашистам невинную девушку Розетту в обмен на безопас­ность своих сыновей. Ночью Чезира с дочерью убегают в горы, где уже скрывается много беженцев из Фонди, снимают у крестьянина ветхий сарайчик, прилепившийся к скале, и запасаются продовольст­вием на зиму.

Привыкшую к достатку Чезиру поражает невероятная нищета, в которой живут крестьяне Сант-Еуфемии (даже стульями они пользу­ются только по праздникам, в остальное время сидят на земле, а сту­лья висят подвешенные к потолку), и уважение, которое они питают к деньгам и людям, имеющим деньги. Беженцы из Фонди — торгов­цы, ремесленники — побогаче, у них еще не кончились деньги и продукты, поэтому они все время проводят за едой, питьем и беско­нечными разговорами о том, что будет, когда придут англичане. Эти простые люди не испытывают ненависти ни к своим, ни к немецким фашистам и сами не понимают, почему они «болеют» за союзников. Единственное, чего они хотят, — это как можно скорее вернуться к привычной жизни. Самое удивительное, все уверены, что с приходом союзников жизнь станет гораздо лучше, чем прежде.

Только один человек, Микеле, понимает, что в действительности происходит в стране. Микеле — сын торговца из Фонди. Он образо­ванный человек и не похож ни на кого из тех, с кем когда-либо при­ходилось встречаться Чезире. Больше всего ее поражает то, что Микеле, воспитанный при фашистском режиме, ненавидит фашизм и утверждает, что Муссолини и его приспешники — просто кучка бан­дитов. Микеле всего двадцать пять, в его жизни не было сколь-либо значительных событий, и потому Чезира по простоте душевной счи­тает, что его убеждения возникли, может статься, просто из духа противоречия. Она видит, что Микеле — идеалист, не знающий жизни, а его любовь к крестьянам и рабочим носит, скорее, теорети­ческий характер. По правде говоря, практичные, хитроватые, призем­ленные крестьяне не особенно его жалуют, а собственный отец в лицо зовет дураком, хотя при этом втайне им гордится. Но Чезира понимает, какой это чистый, честный, глубоко порядочный человек, она любит его как сына и тяжело переживает его смерть (он гибнет, когда уже близок конец войны, заслонив собою крестьян от выстре­лов озверевших немцев).

Жизнь Чезиры и Розетты в Сант-Еуфемии бедна событиями, но война постепенно приближается, происходит первая встреча с немца-

43

ми, которая сразу убеждает местных жителей в том, что ничего хоро­шего от них ждать не следует (беженец, которого обокрали итальян­ские фашисты, обращается за помощью к немцам, а они в конце концов забирают украденное добро себе, а его самого отправляют на фронт копать окопы). Чезира видит собственными глазами, что немцы, итальянцы-дезертиры, ее соседи — все ведут себя как бес­честные люди, и ей снова и снова приходит в голову: чтобы узнать че­ловека, надо видеть его во время войны, когда каждый проявляет свои наклонности и его ничто не сдерживает.

Проходит зима, Сант-Еуфемия испытывает на себе немецкие об­лавы и английские бомбежки, голод и опасности. В апреле беженцы с радостью узнают, что англичане прорвали немецкую оборону и насту­пают. Чезира с Розеттой вместе с остальными спускаются в Фонди и находят на месте городка груду развалин, а с балкона уцелевшего дома американские солдаты кидают в толпу беженцев сигареты и ле­денцы. Выясняется, что Рим еще занят немцами и деваться им неку­да. Здесь, в Фонди, под звук американских пушек Чезира засыпает и видит во сне зал, полный фашистов, лица Муссолини, Гитлера, видит, как этот зал взлетает на воздух, и ощущает бурную радость, понима­ет, что, должно быть, сама того не зная, всегда ненавидела фашистов и нацистов. Ей кажется, что теперь все будет хорошо, но война еще не кончена, впереди новое тяжкое испытание: в глухой деревушке марокканские солдаты насилуют ее дочь, насилуют в церкви, прямо у алтаря, и вскоре Чезира понимает, что эти несколько минут измени­ли Розетту до неузнаваемости. «Почти святая» становится распутни­цей. Чезира возвращается в Рим, как и мечтала, но в душе ее царит не радость, а отчаяние. По дороге грабители убивают дружка Розет­ты, а Чезира, полная отвращения к самой себе, забирает его деньги, но эта смерть срывает с лица Розетты маску черствости, она плачет «о всех людях, искалеченных войной», и в душе Чезиры возрождается надежда.

И. А. Москвина-Тарханова