Книгу можно купить в : Biblion. Ru 31р. Оцените этот текст

спецраспределителя доставляют. Ты о существовании такой колбасы, наверное, и

не догадывался, пока я тебя к себе не забрал. Пей...

То, что водки в нем было уже более полкило, сомнений не было. Она

понемногу действовать начинала. Вилка в его руке точностью уже не

отличалась, но ум его от влияния алкоголя полностью изолирован. Говорит он

ясно и четко, мыслит тоже ясно и четко.

- Одно я в тебе, Суворов, не понимаю: ты в мучительстве наслаждения не

находишь или только скрываешь это? У нас широкие возможности наслаждаться

своей силой. Ваньку-педераста можно мучить столько, сколько душа пожелает. А

ты от этих удовольствий уклоняешься. Почему?

- Я в мучительстве наслаждения не чувствую.

Он покачал головой:

- Жаль.

- Вообще-то, нет. B мире астрономическое число проституток, но лишь

немногие из них наслаждаются своим положением. Для большинства из них - это

очень тяжелая физическая работа и не более. Но независимо от того, нравится

проститутке ее работа или нет, ее уровень во многом зависит от отношения к

труду, от чувства ответственности, от трудолюбия. Профессией не обязательно

аслаждаться надо, не обязательно ее любить надо, но на любом месте

проявлять трудолюбие надо. Чего зубы скалишь?

- Оборот интересный - "трудолюбивая проститутка".

- Нечего смеяться, мы не лучше проституток, мы делаем не очень чистое

дело на удовольствие кому-то, и за наш тяжкий труд много получаем. Профессию

свою ты не очень любишь, но трудолюбив, и этого мне достаточно. Наливай сам.

Я налил.

- А вам?

Прожить на нашей вонючей планете можно, только перегрызая глотки другим.

Такую возможность предоставляет власть. Удержаться у власти можно, только

карабкаясь вверх. Скользкая она очень. Кроме того, помощь нужна, и потому

каждый, кто по ее откосам вверх карабкается, формирует свою группу, которая

идет с ним до самого верха или летит с ним в бездну. Я тебя вверх тащу, но и

твоей помощи требую, помощи любой, какая потребуется, пусть даже и

уголовного порядка. Когда ты чуть выше вслед за мной поднимешься, то и ты

свою собственную группу сколотишь, и будешь ее вслед за собой тянуть, а я

тебя буду тянуть, а меня еще кто-то. А вместе мы нашего главного лидера

вверх продвигать будем.

Он вдруг ухватил меня за ворот:

- Предашь - пожалеешь!

- Не предам.

- Я знаю. - Глаза у него мрачные. - Можешь предавать кого хочешь, хоть

Советскую Родину, но не меня. Бойся об этом думать. Но ты об этом и не

думаешь. Я это знаю, по твоим сатанинским глазам вижу. Допивай и пошли.

Поздно уже. Завтра придешь на работу в 7.00 и к 9.00 подготовишь все свои

документы к сдаче. Меня назначили начальником Разведывательного управления

Прикарпатского военного округа. Туда, в Управление, я свою команду потяну за

собой. Конечно, я беру с собой не всех и не сразу. Некоторых позже перетяну.

Но ты едешь со мной сразу. Цени.

Я не знаю, что со мной. Что-то не так. Я просыпаюсь ночами и подолгу

смотрю в потолок. Если бы меня отправили куда-то умирать за чьи-то интересы,

я бы стал героем. Мне не жалко отдать свою жизнь, и она мне совсем не нужна.

Возьмите, кому она нужна. Ну, берите же ее! Я забываюсь в коротком,

тревожном сне. И черти куда-то несут меня. Я улетаю высоко-высоко. От

Кравцова. От Спецназа. От жестокой борьбы. Я готов бороться. Я готов грызть

глотки. Но зачем это все? Битва за власть - это совсем не битва за Родину. А

битва за Родину - даст ли она утешение моей душе? Я уже защищал твои,

Родина, интересы в Чехословакии. Неприятное занятие, прямо скажем. Я улетаю

все выше и выше. С недосягаемой звенящей высоты я смотрю на свою несчастную

Родину-мать. Ты тяжело больна. Я не знаю чем. Может, бешенством? Может,

шизофрения у тебя? Я не знаю, как помочь тебе. Надо кого-то убивать. Но я не

знаю кого. Куда же лечу я? Может, к Богу? Бога нет! А может, все-таки к

Богу? Помоги мне, Господи!
* ГЛАВА V *

1.

Львов - самый запутанный город мира. Много веков назад его так строили,

того, чтобы строителям помочь: холмы, овраги, обрывы. Улочки Львова

спиралями скручены и выбрасывают непрошенного посетителя то к оврагу

отвесному, то в тупик. Видно, я этому городу тоже враг. Центр города я никак

отыскать не могу. Среди каштанов мелькают купола собора. Вот он, рядом. Вот

обогнуть пару домов. Но переулок ведет меня вверх, ныряет под мост, пару раз

круто ломается, и я больше не вижу собора, да и вообще с трудом представляю,

в каком он направлении. Вернемся назад и повторим все сначала. Но и это не

удается. Переулок ведет меня в густую паутину кривых, горбатых, но

удивительно чистых улочек и наконец выбрасывает на шумную улицу с необычно

маленькими, чисто игрушечными трамвайчиками. Нет, самому мне не найти, и вся

моя диверсионная подготовка мне не поможет. Такси! Эй, такси! В штаб округа!

В Пентагон? Ну да, именно туда, в Пентагон.

Огромные корпуса штаба Прикарпатского военного округа выстроены

недавно. Город знает эти стеклянные глыбы под именем Пентагон.

Львовский Пентагон - это грандиозная организация, подавляющая новичка

обилием охраны, полковничьих погон и генеральских лампасов.

Но на деле все не так уж сложно, как кажется в первый день. Штаб

военного округа - это штаб, в распоряжении которого находится территория

величиной с Западную Германию и с населением в семнадцать миллионов человек.

Штаб округа отвечает за сохранность советской власти на этих территориях, за

мобилизацию населения, промышленности и транспорта в случае войны. Кроме

того, штаб округа имеет в своем подчинении четыре армии: воздушную,

танковую, две общевойсковые. Накануне войны штаб округа превратится в штаб

фронта и будет управлять этими армиями.

Организация штаба округа точно такая же, как и организация штаба армии,

с той разницей, что тут все на ступень больше. Штаб состоит не из отделов, а

из управлений, а управления, в свою очередь, делятся на отделы, а те на

группы. Зная организацию штаба армии, тут совсем легко ориентироваться.

Все ясно. Все понятно и логично. Мы, молодые пришельцы, еще раз

стараемся во всем убедиться и всюду суем свои носы: а это что? а это зачем?

Бывший начальник разведки Прикарпатского военного округа генерал-майор

Берестов смещен, а за ним ушла и вся его компания: старики на пенсию,

молодежь в Сибирь, на Новую Землю, в Туркестан. Начальником разведки

назначен полковник Кравцов, и мы - люди Кравцова - бесцеремонно гуляем по

широким коридорам львовского Пентагона. Строился он недавно и специально как

штаб округа. Тут все рассчитано, тут все предусмотрено. Наше Второе

управление занимает целый этаж во внутреннем корпусе колоссального

сооружения. Одно нехорошо - все наши окна выходят в пустой, огромный,

залитый бетоном двор. Наверное, так для безопасности лучше. Отсутствие

приятного вида из окон, пожалуй, единственное неудобство, а в остальном -

все нам подходит. Нравится нам и разумная планировка, и огромные окна, и

широкие кабинеты. Но больше всего нам нравится уход наших предшественников,

которые совсем недавно контролировали всю разведку в округе, включая и нашу

13-ю Армию. А теперь этих ребят судьба разметала по дальним углам империи.

Власть - дело деликатное, хрупкое. Власть нужно крепко держать. И осторожно.

На новом месте вся наша компания, и я в том числе, обживаемся быстро.

Работа у нас все та же, только тут размах шире. Тут интереснее. Меня уже

знают, и мне уже улыбаются в штабе. У меня уже хорошие отношения с ребятами

из "инквизиции" - из группы переводчиков, мне уже рассказывают анекдоты

шифровальщики с узла связи и операторы из центра радиоперехвата. Но и за

пределами Второго управления меня уже знают. Прежде всего в боевом

планировании - в Первом управлении. Боевое планирование без наших прогнозов

жить не может. Но им вход в наше управление запрещен, и потому они нас к

себе зовут:

- Витя, что в ближайшую неделю супостат в Битбурге делать собирается?

Битбург - американская авиабаза в Западной Германии. И чтобы ответить

на этот вопрос, я должен зарыться в свои бумаги. Через десять минут я уже в

Первом управлении:

- Активность на аэродроме в пределах нормы, одно исключение: в среду

прибывают из США три транспортных самолета С-141.

Когда мы такие прогнозы выдаем, операторы улыбаются: "Хорошо тот парень

работает!"

Им, операторам, знать не положено, откуда дровишки к нам поступают. Но

операторы - люди, и тоже шпионские истории читают, и оттого они наверняка

знают, что у Кравцова есть супершпион в каком-то натовском штабе.

Супершпиона они между собой называют "тот парень". Хвалят "того парня", и

довольны им очень офицеры боевого планирования. Действительно, есть у

Кравцова люди завербованные. Каждый военный округ вербует иностранцев и для

получения информации, и для диверсий. Но только в данном случае "тот парень"

ни при чем. То, что от секретной агентуры поступает, то Кравцов в сейфе

держит и мало кому показывает. А то, чем мы боевое планирование питаем,

имеет куда более прозаическое происхождение. Называется этот источник

информации - графики активности. И сводится этот способ добывания информации

к внимательному слежению за активностью радиостанций и радаров противника.

На каждую радиостанцию, на каждый радар дело заводится: тип, назначение,

расположение, кому принадлежит, на каких частотах работает. Очень много

сообщений расшифровывается нашим пятым отделом. Но есть радиостанции,

сообщения которых расшифровать не удается годами. И именно они представляют

для нас главный интерес, ибо это и есть самые важные радиостанции. Понятны

нам сообщения или нет, на станцию заводится график активности и каждый ее

выход в эфир фиксируется. Каждая станция имеет свой характер, свой почерк.

Одни станции днем работают, другие - ночью, третьи имеют выходные дни,

четвертые не имеют. Если каждый выход в эфир фиксировать и анализировать, то

скоро становится возможным предсказывать ее поведение.

А кроме того, активность радиостанций в эфире сопоставляется с

деятельностью войск противника. Для нас бесценны сведения, поступающие от

водителей советских грузовиков за рубежом, от проводников советских поездов,

от экипажей Аэрофлота, от наших спортсменов и, конечно, от агентуры.

Сведения эти отрывочны и не связаны: "Дивизия поднята по тревоге", "Ракетная

батарея ушла в неизвестном направлении", "Массовый взлет всех самолетов".

Эти кусочки наша электронная машина сопоставляет с активностью в эфире.

Замечаются закономерности, учитываются особые случаи и исключения из правил.

И вот в результате многолетнего анализа появляется возможность сказать:

"Если вышла в эфир РБ-7665-1, значит, через четыре дня будет произведен

массовый взлет в Рамштейне". Это нерушимый закон. А если вдруг заработает

станция, которую мы называем Ц-1000, тут и ребенку ясно, что боеготовность

американских войск в Европе будет повышена. А если, к примеру...

- Слушай, Витя, мы, конечно, понимаем, что нельзя об этом говорить...

Но вы уж того... Как бы сказать понятнее... В общем, вы берегите "того

парня".
3.

Меня проверяют. Меня всю жизнь будут проверять. Такая работа. Меня

проверяют на уравновешенность, на выдержку, на сообразительность, на

преданность. Проверяют не меня одного. Всех проверяют. Кому улыбаешься, кому

не улыбаешься, с кем пьешь, с кем спишь. А если ни с кем - опять же

проверка: а почему?

- Заходи.

- Товарищ полковник, старший лей...

- Садись, - приказывает он.

Он - это полковник Марчук, новый заместитель Кравцова. У советской

военной разведки формы особой нет. Каждый ходит в форме тех войск, из

которых в разведку пришел.- Я, к примеру, - танкист. Кравцов - артиллерист.

В Разведывательном управлении у нас и пехота, и летчики, и саперы, и химики.

А полковник Марчук - медик. На малиновых петлицах чаша золотистая да змеюга

вокруг. Красивая у медиков эмблема. Не такая, конечно, как у нас, танкистов,

но все же красивая. В армии медицинскую эмблему по-своему расшяфровывают:

хитрый, как змей, и выпить не дурак.

Марчук смотрит на меня тяжелым, подавляющим взглядом. Гипнотизер, что

ли? Мне от этого взгляда не по себе. Но я его выдерживаю. Тренировка у меня

на этот счет солидная. Каждый в Спецназе на собаках тренируется. Если

смотреть в глаза собаке, то она человеческого взгляда не выдерживает.

Человек может ревущего пса взглядом остановить. Правда, если пес один, а не

в своре. Против своры нужно ножом взгляду помогать. В глаза ей смотришь, а

ножичком под бочок ей, под бочок. А тогда на другую начинай смотреть.

- Вот что, Суворов, мы на тебя внимательно смотрим. Хорошо ты работаешь

и нравишься нам. Мозг у тебя вроде как электронная машина... ненастроенная.

Но тебя настроить можно. В это я верю. Иначе бы тебя тут не держали. Память

у тебя отменная. Способность к анализу развита достаточно. Вкус у тебя

утонченный. Девочку из группы контроля ты себе хорошую присмотрел. Звонкая

девочка. Мы ее знаем. Она к себе никого не подпускала. Ишь, ты какой. А

вроде ничего в тебе примечательного нет...

Я не краснею. Не институтка. Я офицер боевой. Да и кожа у меня не та.

Шкура у меня азиатская и кровь азиатская. Оттого не краснею. Физиология не

та. Но как, черт их побери, они про мою девочку узнали?

- Как ни печально.. Суворов, но мы обязаны такие вещи знать. Мы обязаны

о тебе все знать. Такая у нас работа. Изучая тебя, мы делаем заключения, и в

своем большинстве это положительные заключения. Больше всего нам нравится

прогресс, с которым ты освобождаешься от своих недостатков. Ты почти не

боишься теперь высоты, закрытых помещений. Крови ты не боишься, и это

исключительно важно в нашей работе. Тебя не пугает неизбежность смерти. С

собачками у тебя хорошие отношения. Поднатаскать тебя, конечно, в этом

вопросе следует. Но вот с лягушками и со змеями у тебя совсем плохо.

Боишься?

- Это не твоя проблема. Твоя проблема научиться змей не бояться. Чего

их бояться? Видишь, у меня змеюги даже на петлицах сидят. А некоторые люди

лягушек даже едят.

- Китайцы?

- Не только. Французы тоже.

- В голодный год я, товарищ полковник, лучше бы людей ел...

- Они не от голода. Это деликатес. Не веришь?

Ну, конечно же, я этому не верю. Пропаганда. Мол, плохая жизнь во

Франции. Если он настаивать будет, я, конечно, соглашусь, что плохо

пролетариату во Франции живется. Но это только вслух. А про себя я останусь

при прежнем мнении. Жизнь во Франции хорошая, и пролетариат лягушек не ест.

Но не обманешь Марчука. Сомнение в моих глазах он разглядел без труда.

- Иди сюда. - В кинозал зовет, где нам фильмы секретные про супостата

крутят. Марчук кнопку нажимает, и на экране замелькала кухня, повара,

лягушки, кастрюли, красный зал, официанты, посетители ресторана. На

фокусников посетители не похожи, но лапки съели.

- Ну, что?

А что тут скажешь? Крыть вроде нечем. Но вот фильм недавно показывали

"Освобождение", и Гитлер там. Но ведь это не Гитлер совсем, а артист из ГДР.

Диц его имя. Вот если бы ты, полковник, сам лягушку съел, тут бы я тебе

поверил, а в кино что угодно показать можно, даже Гитлера, не то что

лягушек.

- Ну, что? - повторяет он.

Что ему скажешь? Скажи, что поверил, он тут же и прицепится, да как же

ты, разведчик, такой чепухе поверил? "Я тебе всякую чушь показываю, а ты

веришь? Да как же ты, офицер информации, сможешь отличать ценные документы

от сфабрикованных?

- Нет, - говорю, - этому фильму я поверить не могу. Подделка. Дешевка.

Если людям есть нечего, то они в крайнем случае могут съесть кота или

собаку. Зачем же лягушек? - Мне ясно совершенно, что фильм учебный.

Сообразительность проверяют. Вон у дамы какой пудель пушистый был. Тут меня

проверяют, заметил я пуделя или нет. Ну, конечно, я его заметил. И вывод

делаю, которого вы явно от меня добиваетесь: не станет нормальный человек

лягушку есть, если у него в запасе есть пудель. Не логично это. А Марчук уже

сердится:

- Лягушки денег стоят - и немалых.

Я молчу. В полемику не ввязываюсь. Каждому ясно, что не могут быть

лягушки дорогими. Но с полковником соглашаюсь дипломатично, неопределенно,

оставляя лазейку для отхода:

- С жиру бесятся. Буржуазное разложение.

- Ну вот. Наконец поверил. Я тебе фильм вот зачем показал: люди их

едят, а ты даже в руки их взять боишься. Откровенно говоря, лягушку или змею

я и сам в руку взять не могу, но мне это и не надо. А ты, Виктор, начинающий

молодой перспективный офицер разведки, тебе это надо.

Внутри холодеет все: неужели и есть заставят? Марчук психолог. Он мои

мысли, как в книге, читает:

- Не бойся, есть мы тебя лягушек не заставим. Змей - может быть, а

лягушек - нет.
4.

Солдатик совсем маленький. Личико детское. Ресницы длинные, как у

девочки. Диверсант. Спецназовец. Четыре батальона диверсионной бригады

огромными солдатами укомплектованы. Идут по городку, как стая медведей. Но

одна рота в бригаде укомплектована разнокалиберными солдатиками, совсем

маленькими иногда. Это особая профессиональная рота. Она опаснее, чем все

четыре батальона медведей, вместе взятых.

Тоненькая шейка у солдатика. Фамилия не русская у него - Кипа. Однако в

особой роте он не зря. Значит, он специалист в какой-то особой области

убийств. Видел я однажды, как он отбивал атаку четырех, одетых в защитные

доспехи, вооруженных длинными шестами. Отбивался он от шестов обычной

саперной лопаткой. Не было злости в нем, а умение было. Такой бой всегда

привлекает внимание. Куда бы диверсант ни спешил, а если видит, что на

центральной площадке бой идет, обязательно остановится посмотреть. Ах, какой

хороший бой был! И вот солдатик этот передо мной. Чему-то он меня обучать

будет?

лучше всего привыкать к ней, играя. С лягушкой можно сделать удивительные

вещи. Можно, например, вставить соломинку и надуть ее. Тогда она на

поверхности плавать будет, но не сможет нырнуть, и это очень смешно. Можно

раздеть лягушку: стриптиз сотворить. Солдатик достает маленький ножичек и

показывает, как это нужно делать. Он делает небольшие надрезы на уголках рта

и одним движением снимает с нее кожу. Кожа, оказывается, с нее снимается так

же легко, как перчатка с руки. Раздетую лягушку Кипа пускает на пол. Видны

все ее мышцы, косточки и сосуды. Лягушка прыгает по полу. Квакает. Такое

впечатление, что ей и не больно совсем. Солдатик запускает руку в ведро,

достает еще одну лягушку, снимает с нее кожу, как шкуру банана, и пускает ее

на пол. Теперь вдвоем прыгайте, чтоб не скучали.

- Товарищ старший лейтенант, полковник Марчук приказал мне показать вам

все мое хозяйство и немного вас к этим зверюшкам приучить.

- Ты и со змеями так же легко обращаешься?

- С ними-то я и обращаюсь. А лягушки в моем хозяйстве - только чтобы

змеюшек кормить.

- Ты и этих к змеям отправишь?

- Раздетых? Ага. Зачем добру пропадать?

Он берет двух голых лягушек и ведет меня в змеиный питомник. Тут влажно

и душно.

Он открывает крышку и опускает двух лягушек в большой стеклянный ящик,

где застыла в углу серая отвратительная гадина.

- Ты с какими змеями работаешь?

- С гадюками, с эфами. В разведке Туркестанского округа мы кобру

просили, но она еще не прибыла. Такая чепуха, но дорога перевозка. Ее в пути

греть нужно, кормить, поить. Существо нежное, нарушишь режим - непременно

окочурится.

- Тебя кто этому ремеслу обучал?

- Самоучка я. Любитель. С детства увлекался.

- Любишь их?

- Люблю. - Сказал он это буднично и совсем нетеатрально. И понял я - не

врет солдатик. Любитель худев со своими змеями!

В этот момент обе голые лягушки пронзительно закричали. Это толстая

ленивая гадина наконец удостоила их своим вниманием.

- Садитесь, товарищ старший лейтенант. - Глянул я на стул. Убедился,

что не свернулась на нем прохладная скользкая гадина. Сел. Передернуло меня.

Кипа улыбается:

- Через десять уроков вы сюда сами проситься будете,

Но не сбылось его пророчество. Змеи мне все так же отвратительны. Но

все же я могу держать змею в руке. Я знаю, как хватать ее голой рукой. Я

знаю, как потрошить ее и жарить на длинной палочке или на куске проволоки. И

если жизнь поставит альтернативу: съесть человека или змею, я сначала съем

змею.
5.

Вертолет оставил нас на заболоченном острове. Кравцова вертолет скоро

заберет, а я останусь один на контрольной точке.

- Если группа начнет входить в связь, не организовав наблюдение и

оборону, такой группе, штрафной час прибавляй...

- Понял.

- За любое нарушение в подготовке шифрованного сообщения с соревнований

снимай всю группу.

- Понял.

в рот набрать и держать ее несколько секунд во рту, смачивая язык и гортань.

Тот, кто воду глотает, тот никогда не напьется, тот потеет, тому воды

никогда не хватает, тот из строя быстро выходит. Увидишь, неправильно воду

пьют, смело по пять штрафных рисуй, можешь и по десять.

- Я все понимаю, товарищ полковник. Не первый раз на контроле. Вы бы

поспали немного. Вертолет через час вернется. Самое время вам. Вы уж сколько

времени не спите...

- Да это, Виктор, ничего. Служебные заботы я и за заботы не считаю.

Хуже, когда партийное руководство донимает. Везет нам: во Львове между

партийным руководством и командованием округа хорошие отношения. А вот в

Ростове командующему Северо-Кавказским военным округом генерал-лейтенанту

танковых войск Литовцеву несладко приходится. Местные партийные воротилы

вместе с КГБ ополчились против него. Жизни не дают. Жалобы в Центральный

Комитет пишут. Уже написали жалоб и доносов больше, чем Дюма романов...

- И никто генералу Литовцеву помочь не может?

- Как тебе сказать... Друзей у него много. Но ведь как поможешь? Люди

мы подневольные. Уставы, наставления, военное законодательство чтим, не

нарушаем... Как ты ему в рамках закона поможешь?

- Товарищ полковник, может, я чем помочь могу?

- Чем же ты, Витя, старший лейтенант, генерал-лейтенанту поможешь?

- У меня впереди ночь длинная, я подумаю...

- Думать вообще-то много не надо... Все уж продумано. Действовать надо.