Коррупция как культурный феномен

В последнее время проблема коррупции и потенциальные пути её решения привлекают всё больше внимания исследователей. Коррупцию следует рассматривать не только с позиций различных частных наук, но и с позиций культурологического и даже философского уровня научного познания в качестве самостоятельного негативного явления.

Общеизвестно, что коррупция остается культурной нормой для массы населения во многих регионах мира. Явление это возникло не сегодня и не вчера. Если рассматривать культуру в широком антропологическом смысле слова, как совокупность обычаев, традиций, нравов и ценностей, присущих тому или иному обществу, то органичная принадлежность коррупции к сфере культуры сомнений вызывать не должна. Так Организация Объединенных наций рассматривает коррупцию как «сложное социальное, культурное и экономическое явление, затрагивающее все страны» [7]. При этом отмечается, что «коррупция уже не представляет собой локальную проблему, а превратилась в транснациональное явление, которое затрагивает общество и экономику всех стран» [6].

В правовую группу факторов включают: слабость закона, отсутствие ясной законодательной базы и слишком час­тое изменение экономического законодательства, несоблюдение норм международного права, неадекватные меры наказания за коррупционные сделки, возможность влияния на судебные решения, наличие норм, позволяющих субъективную трактовку нормативных актов

Организационно-экономическую группу факторов составляют слабость системы контроля над распределением государственных (в особенности – природных) ресурсов, трудности управления большой территорией, громоздкий и неэффективный бюрократический аппарат, относительно низкая оплата труда слу­жащих, дискриминация в доступе к инфраструктурным сетям, жесткий торговый протекционизм.

Информационные факторы заключаются в непрозрачности государственного механизма, в информационной асимметрии, отсутствии реальной свободы слова и печати, наличии оффшорных зон, отсутствии исследований проблемы коррупции

Группа социальных факторов включает клановые структуры, традиции непотизма, эксплуатацию «дружеских связей», блат, традицию «дарения» подарков-взяток, низкий уровень грамотности и образования.

К культурно-историческим факторам, воспроизводящим коррупцию, относятся сложившаяся система норм бюрократического поведения; массовая культура, формирующая снисходительное отношение к коррупции; особенности исторического развития; придание малого значения нравственным понятиям честности и чести [5] .

Развитие разнообразных направлений в исследованиях культуры (как теоретических гуманитарных в рамках отечественной культурологии, так и экспериментальных социальных в рамках западной антропологии, а также кросс-культурного подхода) способствовало более глубокому анализу коррупции. Появилось несколько концепций коррупции как культурного феномена. Согласно первой из них, сама коррупция является своеобразной культурой (деловой или организационной) и должна анализироваться с точки зрения воспроизводимых внутри делового сообщества или организации символов, мифов, обычаев, представлений и базовых ценностей. Представители такого подхода определяют культуру коррупции как организационную культуру, характеризующуюся цинизмом и утратой здравого смысла. Некоторые черты коррупционной культуры характерны, видимо, для большинства российских государственных учреждений, особенно низшего эшелона власти.

В рамках второго подхода коррупция – это временное состояние, дисфункция в культуре, понимаемой как система ценностей, норм и установок, разделяемых членами сообщества. Коррупция становится возможной в ситуации аномии, негативного отношения или равнодушия значительной части сообщества к социальным нормам, порождаемой конфликтом между элементами системы ценностей. Например, аномия возникает тогда, когда в обществе превозносятся символы успеха (например, материального), якобы общие для всего населения в целом, в то время как действующие нормы и правила ограничивают или полностью устраняют доступ к легальным средствам достижения этих ценностей для значительной части населения. С этой точки зрения, пропаганда предприимчивости, предпринимательского поведения среди госслужащих при снижении контроля за их деятельностью в начале 1990-х годов и при отсутствии законодательного подкрепления для многих сделок между администрациями и бизнесом привело к тому, что нарушаемые при этом правила стали не без оснований рассматриваться как правила, соблюдение которых не является моральным долгом.

В рамках третьего подхода коррупция трактуется не как временное, болезненное состояние, а как явление, постоянно воспроизводимое культурной традицией, опирающееся на постоянные, устойчивые черты. Так, например, на уровень коррупции в республиках бывшего СССР влияли присущие им культурные различия: поведение, связанное с риском у грузин, традиция делать подарки в среднеазиатских республиках [1]. Отмечается связь между подношением подарков как нормой деловых отношений и высокой контекстностью культуры. В высококонтекстных культурах значительная часть коммуникации протекает на невербальном уровне, а успех в переговорах зависит в большей степени от дружеских отношений и доверия сторон друг к другу, чем от положений, явно сформулированных в контракте. Наоборот, в низкоконтекстных культурах люди не склонны давать взаймы и не любят быть кому-то обязанными, в бизнесе они опираются на формальные отношения, законы и четко сформулированные положения контракта, отдавая предпочтение краткосрочным сделкам (культуры США, Германии и Швейцарии). Высококонтекстными являются культуры японцев, арабов и средиземноморцев (итальянская, испанская, турецкая), с точки зрения которых, дарение подарков – необходимое условие надежных деловых отношений.

Наиболее часто при исследовании коррупции как явления используются также параметры измерения культуры, предложенные Гиртом Хофстедом в рамках кросс-культурного анализа: коллективизм-индивидуализм, дистанция власти, маскулинность, избегание неопределенности, конфуцианский динамизм [3].

Измерение “коллективизм-индивидуализм” определяется Г.Хофстедом как ориентация на коллективистические ценности или мера, в которой жизненные решения индивида определяются группой, к которой он себя относит (семьей, кругом друзей, коллегами). В коллективистических культурах люди, как работающие в частном секторе, так и находящиеся на государственной службе, склонны нарушать законы и формальные правила в тех случаях, когда они противоречат, с их точки зрения, традиционным нормам и ценностям.

Под “дистанцией власти” понимается мера согласия наименее обеспеченных статусом и властью людей с тем фактом, что власть распределена неравномерно. В культурах с высокой дистанцией власти зависимость подчиненных от руководства принимает форму патернализма, при которой подчиненные получают поддержку взамен на лояльность. Такие системы благоприятствуют развитию коррупции в виде непотизма и фаворитизма. Желание демонстрировать лояльность как абсолютное условие успеха не позволяет подчиненным критически отнестись к коррупционному поведению руководства. Представители культур с высокой дистанцией власти относятся к коррупции с большей терпимостью, чем представители стран с низкой дистанцией власти.

Измерение “маскулинность-фемининность” представляет собой меру ориентации на материальный успех и личные достижения, в противоположность заботе о качестве жизни и стремлению поддержать теплые, гармоничные отношения с окружающими. Возможно, сильная ориентация культуры на материальный успех снижает чувствительность к этической стороне бизнеса и тем самым облегчает заключение сделки для обеих сторон.

«Избегание неопределенности» понимается как степень тревоги и переживания опасности в незнакомой или неопределенной ситуации. В тех случаях, когда тот или иной исход представляются равно вероятными, коррупционная сделка может рассматриваться как средство снижения неопределенности. На личностном уровне избегание неопределенности связано с нетерпимостью к противоречивой информации. Можно предположить, что ориентация партнеров коррупционной сделки на долговременные отношения и их забота о будущем (еще одного измерения культуры, названного Г. Хофтедом “конфуцианский динамизм”), должны возрастать в прямой зависимости от ранга чиновника и величины бизнеса.

В постсоветской России изучение культурной обусловленности коррупции делает лишь первые шаги. Одним из первых исследований такого рода стало исследование “Теневая Россия” И. Клямкина и Л. Тимофеева, где отмечалось, что в России предубежденно-подозрительное отношение к теневому экономическому поведению сменяется чувством понимания и солидарности. Подавляющее большинство россиян (86%) считало проблему борьбы с теневой экономикой и коррупцией или самой важной или одной из важнейших, однако почти у 40% сохранялось положительное или нейтральное отношение к прямому или косвенному участию в теневой практике [2].

Названные исследования позволяют увидеть в коррупции культурное и социальное явление, а не только экономическое и правовое. Таким образом, для борьбы с коррупцией недостаточно укрепления контрольных органов, необходимо изучение культурных обстоятельств коррупционных сделок, то есть норм и ценностей массового сознания, легитимирующих неформальное экономическое поведение.

При отсутствии борьбы с коррупцией она приобретает по законам социальной организации черты организованной преступной деятельности и осуществляется: а) продуманно, б) организациями, в) с распределением криминальных ролей, г) конспиративно, д) с созданием необходимых условий, в том числе путем лоббирования того подхода к борьбе с коррупцией, который фактически не меняет действительность. Такая “борьба” с коррупцией, то есть ее имитация, как и преступностью в целом, может и не изменить реальность, но гиперборьба это сделать может. Н.Кристи в своей книге «Борьба с преступностью как индустрия» [4] описал, каким образом под этим лозунгом разрешаются на только экономические, но и политические проблемы, удовлетворяются всевозможные интересы и потребности. Он отметил также, что борьба с преступностью может столкнуть общество на тоталитарный путь развития, Можно с определенной долей уверенности сказать и наоборот, что демократия, как политический режим, исключает расцвет коррупции, как организованного социального явления, как части правовой и общечеловеческой культур. Таким образом, борьба за демократию является главным, определяющим направлением в борьбе с засильем коррупции.

Список литературы

1. Жилина И.Ю., Иванова Н.Н. Экономика коррупции // Экономические и социальные проблемы России. Вып. II. Социально-экономические проблемы коррупции. - М.: ИНИОН, 1998.

2. Клямкин И.М., Тимофеев Л.М. Теневая Россия. Экономико-социологическое исследование. - М.,2000.

3. Колонтай М.Н. Гирт Хофстед: ментальная запрограммированность.

4. Кристи Н. Борьба с преступностью как индустрия. Вперед к Гулагу западного образца. - М.,2001.

5. Полтерович В.М. Факторы коррупции. - М., 2006.

6. Преамбула Конвенции ООН против коррупции http://www.sakhalinprokur.ru/corruption.php?id=1