Краткое содержание: Крис Вебер освобожден из плена и теперь служит в отделе по борьбе с терроризмом. Впереди путч Гринхилла, крушение Союза и оккупация. И, конечно же, террористы а также прошлое, которое иногда догоняет

Декабрь 976

В квартире было гулко и пусто. Светлые, пастельных расцветок, стены в ночной темноте казались белыми. Слишком большая комната для одного человека. В реабилитационном центре он спал спокойнее... но там давали что-то для нормализации сна, мелатонин, кажется. Нет, надо спать, завтра первый день службы. Крис повернулся набок и подгреб под себя подушку. Свежий запах чистого белья и смутный городской гул за окном постепенно успокаивали, он перестал чувствовать свое тело и, наконец, заснул.

— Доброе утро. Разрешите представиться — Крис Вебер.

В голос-то Розали и влюбилась, прямо на месте. Уже потом, оформляя допуски, карточки и значок, она его толком разглядела — высокий худощавый брюнет с пронзительно-голубыми глазами, не то чтобы красавец — нос длинноват, губы слишком тонкие, профиль острый, как бритва. И худощавый — это слишком мягко сказано. Щеки запавшие, скулы торчат, запястья костлявые, брюки сваливались бы, если бы не затянутый на последнюю дырочку ремень.

Розали автоматически все оформила, выписала пропуск и временное удостоверение, велела подойти к Коллинзу, чтобы тот подписал разрешение на оружие, и только потом, когда Вебер уже ушел и магия голоса развеялась, Розали прочитала его био. Простенькое и незамысловатое: родился, учился, воевал, попал в плен, освобожден из лагеря военнопленных три месяца назад, комиссован по состоянию здоровья, после первичной реабилитации поступил на службу в полицию Хайнессенполиса, отдел по борьбе с терроризмом.

Дело это было относительно новое, хотя проблема назревала уже давно, лет десять, наверное. С тех пор, как радикальные студенческие организации сменились радикальными же "группами прямого действия". Максимум, который считали допустимым студенты, протестующие против социальной несправедливости и урезания всего в пользу военных расходов, ограничивался демонстрациями, шествиями и перформансами. "Группы прямого действия" подбрасывали петарды в урны, забрасывали камнями полицейские патрули, на Шампуле взорвали ворота университетского кампуса и памятники на военном кладбище. Где случалась забастовка или профсоюзные митинги, там появлялись и эти "свободные радикалы" со своими камнями, масками и бутылками с зажигательной смесью. Удивительно ли, что в противовес леворадикальным группам возникли и правые, из которых худшей заразой на взгляд Джеймса Ларри, начальника столичного отдела по борьбе с терроризмом, был Корпус Патриотических Рыцарей.

С появлением КПР предвыборные митинги и агитация превратились в разновидность тихой городской войны. Если бы противоборствующие стороны огранивались срыванием плакатов и рекламных стендов! Нет, дошло до стычек и драк с серьезными травмами. А вершиной, после которой лопнуло терпение уже у парламента, стало убийство Джеймса Торндайка, кандидата в депутаты парламента от Тернуссена. Хорошо, что у тамошней социал-демократической партии нашелся запасной кандидат, который успел зарегистрироваться на выборы.

Доказать причастность кандидата от консервативно-республиканской партии Раймонда Тольятти не удалось. Ответственность за взрыв взяли на себя какие-то праворадикалы. И почти сразу после выборов, в мае, отдел и сформировали.

К декабрю в Хайнессенполисе стало потише. Ну, как — потише? В прессе что ни день — материалы о вопиющих промахах предыдущего состава Верховного Совета и армейской верхушки, да кто из депутатов и должностных лиц берет взятки и за что, а за ними следом опровержения и иски о защите чести. И — ровные, спокойные аналитические материалы за подписью "Дж. Эдвардс" в довольно популярной оппозиционной газете "Res publica". Но уличных шествий и митингов почти не стало. И то — морозы ударили прямо к рождеству, и Ларри надеялся, что хотя бы в рождественские каникулы все будет спокойно, и он проведет праздники дома, с женой и дочерью.

Пока в отделе было пять человек, переведенных из разных департаментов полиции и отставной военный Крис Вебер.
— У нас труп.

— Ларри, ты не мог подождать, я же ем!

— Может, подождать, пока ты еще чай попьешь с плюшками... кстати, кто принес плюшки?

— Новенький.

— А, Вебер! Так откуда плюшки?

Слегка ошеломленный новичок посмотрел на бэдж Ларри, потом сказал:

— Из кондитерской, сэр. Тут за углом, в полуподвале.

— Отлично. А почему я ничего не знаю об этой кондитерской?

Вебер пожал плечами.

— Потому что ты невнимателен, Ларри, — ответил вместо него Кривин.

— Отставить инсинуации. — Ларри взял из коробки пончик с шоколадной глазурью. — Давайте, кончайте с этими пончиками и на выезд.

— Э, погоди, — опомнился Хансен. — Мы разве уголовная полиция? Или труп организовали посредством взрыва?

— Нет. — Ларри налил себе остывающего кофе и взял еще пончик. — Но убитая — актриса, довольно популярная. Как выяснили в ходе следствия коллеги с уголовки, незадолго до смерти ей угрожали.

— А за что? — спросил Хансен.

— Выступила на митинге Фонда Эдвардс и отказалась сниматься в социальной рекламе военного министерства. Что-то там про поддержку армии и флота.

Вебер хмыкнул.

— Так, ну вот Вебер со мной и поедет.

Вебер мгновенно и совершенно бесшумно поднялся, и старший инспектор Джеймс Ларри от неожиданности отступил на шаг. Росту в Вебере оказалось около 190, если не больше. Впрочем, Вебера такая реакция, кажется, не смутила. Привык, наверное.

— Добрый день. Нас к вам направили по делу Сильверстоун, — Ларри показал невысокой светловолосой женщине в строгом синем костюме свою карточку. — Старший инспектор Джеймс Ларри, инспектор Кристоф Вебер.

— Линда Фрайберг, — ответила она, пожимая им руки. — Раз уж вас ко мне направили, то я с радостью свалю на вас часть расследования. При условии, что вы всё, что найдете, сначала доложите мне. Включая догадки и предположения. Идет?

— Идет, — сказал Ларри.

— Самоубийство? — спросил Ларри.

— Мы отрабатываем эту версию, — ответила Фрайберг. — Как и смерть по неосторожности. Третья версия — подмена лекарства.

— Она что, постоянно принимала какие-то таблетки?

— Похоже да. Вот выписка из ее медкарты, от страховой. Пишут, что страдала мигренями, неоднократно обследовалась. Друзья и знакомые все были в курсе, все знали, что у нее всегда с собой есть препарат для купирования приступа, вот у нее и карточка экстренной помощи в сумочке.

— То есть она даже на банкет взяла экстренную карточку? — спросил молчавший до того Вебер.

Фрайберг выложила на стол сумочку из узорного плотного шелка на золотистой цепочке вместо ремешка.

— Смотрите сами.

В серебристой визитнице обнаружились бэйдж для презентации с эмблемой банкетного зала, карточка медстраховки с экстренной надпечаткой и кредитка.

— То есть мисс Сильверстоун была достаточно предусмотрительна, чтобы взять с собой экстренную карту и лекарства, — сказал Вебер. — В таблетнице осталась одна доза суматриптана и одна элениума. Откуда элениум у нее в таблетнице с лекарством, которое ей, вполне возможно, будут давать другие люди?

— Хороший вопрос. А вот это что?

В узком кармашке для карточек, которым обычно не пользуются, потому что мало кто носит карточки россыпью, без визитницы, а визитница в этот кармашек не влезает, все же торчала карточка. Ее явно засовывали туда небрежно, упихивая по косой, так что край картонного прямоугольничка разлохматился, а уголки загнулись. Посередине красовался красный стилизованный череп и черные слова поперек: "Смерть предателям-соглашателям!"

— Место происшествия посмотреть можно? — спросил Вебер.

— Отчего же нет? Хотя, конечно, следы там уже затоптали, но мы отсняли все помещение.

— А у вас есть подозреваемый, миссис Фрайберг?

— Просто Линда. Конечно, есть, и не один, но я бы не хотела смазывать вам впечатление.

— Разумеется. — Ларри придержал пред ней входную дверь, Линда поблагодарила его кивком. — Тогда зовите меня Джеймс, Линда.
Ехать пришлось в гостиницу "Селена". Дорогой и престижный комплекс, с банкетными залами, парком, бассейном. Место проведения всяких фестивалей искусств, презентаций и прочих шоу. Дела, связанные с шоу-бизнесом, Ларри терпеть не мог. Все, причастные к этому делу, обычно умеют ловко врать и верить во вранье — профессиональное это у них, отношения запутаны похуже змеиного клубка, а уж из-за какой ерунды бушуют страсти! Но куда тут денешься...

Труп обнаружили в самом конце банкета, в 2.27. Кто-то из гостей вышел в зимний сад, увидел на скамейке то ли пьяную, то ли спящую женщину и потряс ее за плечо. После чего с воплем отскочил.

На фото высокая молодая женщина в вечернем платье темно-вишневого, почти черного цвета лежала, наполовину свесившись со скамейки, неловко подвернув под себя правую руку. Левая рука свисала вниз, пальцы сжимали шелковый палантин — как будто женщина наклонилась поднять его и так и упала.

Женщина была босиком — изящные туфли на высоком каблуке стояли под скамейкой, сумочка в тон туфлям висела на спинке.

— Видимых повреждений нет, время смерти между часом и двумя ночи, — прокомментировала Линда.

— А это что? — Ларри указал на снимок.

— Таблетница. Она ее, похоже, выронила.

— А это что?

— На дорожке валялось. Капроновая лента, красного цвета, длиной около метра. Не ее, точно. Пока никто из опрошенных не опознал, но мы еще не весь персонал опросили.

— Следы были?

— Были. В сад выходили многие, но к этой скамейке подходили трое — сама Сильверстоун, вот, смотрите на реконструкции следы туфель на каблуках, а вот фото… и двое мужчин. Один в ботинках с тонкой подошвой и низким каблуком, подошел вместе с ней, потоптался, потом ушел напрямую через газон в зал. Этого мы установили, ее бывший муж. Говорит, что привел ее сюда, она пожаловалась, что начинает болеть голова. И сразу ушел, потому что она его попросила. Второй был в спортивных ботинках или кроссовках, подошел позже, постоял и убежал. Возможно, кто-то из персонала. Скорее всего, обнаружил, что она мертва, и убежал, чтобы не связываться со следствием.

Пока Ларри разглядывал реконструкцию, Вебер обошел весь зимний сад зигзагом. как охотничья собака. Осмотрел все кусты, вечнозеленую иву, под которой стояла злосчастная скамейка, и кипарисы.

— Следы, конечно, затоптали и заровняли, — сообщил он, отряхивая руки.
Адам Грейди, тридцать восемь лет, продюсер, агент и так далее. Десять лет назад женился на молодой перспективной модели Элене Сильверстоун, вывел ее в телезвезды и первый ряд столичных моделей. Располагающий к себе, безукоризненно и модно одетый, вместо галстука — эксклюзивный шейный платок винного цвета с золотой булавкой, отчего удлиненный пиджак кажется элегантным придворным камзолом. Во всей его коренастой фигуре читалось напряжение — плечи, руки, которые Грейди явно держал неподвижными только благодаря усилию воли.

— В каких отношениях вы состояли с Эленой Сильверстоун?

— Я ее муж. Хотя бы формально. И агент — формально и практически.

— Вы собирались разводиться?

— Да. То есть разошлись мы уже почти год назад, но до сих пор не развелись. Элене было некогда, а я не торопил события.

— Почему?

— Сложно объяснить. Я люблю ее и надеялся, что она одумается. Вернется ко мне. Напрасные надежды.

— Вы были на банкете как ее агент?

— И как продюсер нескольких проектов.

— Вы постоянно были рядом с мисс Сильверстоун?

— Сначала да. Мы же приехали вместе, то есть она была моей дамой.

— А потом?

— Мы поссорились.

— Из-за чего?

— Не помню. Какой-то пустяк. Обычное дело, мы часто так ссорились, это одна из причин... эти ссоры на пустом месте — одна из причин, убивших наш брак. Элена последние года три была подвержена депрессиям. Я поддерживал ее, сколько мог, уговаривал лечиться. Она хотела сниматься больше, я был против — с ее здоровьем это было бы... тяжело. Мы ссорились. В конце концов я устал и махнул рукой. Мы разъехались, у нее появился другой мужчина, а я постарался перевести наши отношения в деловые. Видит бог, я старался!

— Итак, вы поссорились с мисс Сильверстоун. Не припомните ли, в какое время это случилось?

Мистер Грейди задумался. Располагающий к себе мужчина — не красавец, но и не урод, скорее бизнесмен, чем артист. Подавлен, но, что называется, "держится".

— После полуночи, это точно... Потом я разговаривал с Дунканом... это исполнительный директор HUP, с его женой, потом... да, где-то от полуночи до часу, ближе к часу. И больше я ее не видел.

— Вас не интересовало, как она уедет домой?

— Она сказала, чтобы я к ней не подходил. И потом, там был ее... бойфренд. Я думал, что они уедут вместе. Или уже уехали — после часу я и его не видел.

— Его?

— Элвина Сеймура.

— Сложно любить человека, которого любит твоя жена, пусть и бывшая, — усмехнулся Грейди. — Он младше нее, красавчик на вторых ролях, играет лицом в основном. Втянул ее в свои политические авантюры — знаете, эти предвыборные концерты, молодежные агитбригады, пение под гитару…

Он неодобрительно покачал головой.

— Вам известно об угрозах, которые получала мисс Сильверстоун?

— Да. Она, к сожалению, не принимала это всерьез.

— А вы?

— Скажите, мистер Грейди, мисс Сильверстоун принимала какие-либо таблетки?

— Да, что-то от депрессии, потом для нормализации сна... Еще от головной боли, всегда носила в сумочке. Знаете, у нее на съемках или посреди фотосессии мог начаться приступ... Приходилось следить, чтобы она брала с собой все нужное, чтобы вовремя принимала. Я хотел, чтобы она оставила эти дурацкие сериалы, отдохнула. Но она... из-за этого мы тоже ссорились, последний год она заключала контракты уже без моего участия. Однажды упала прямо во время эпизода, сильно ударилась головой. А, да что теперь...

Картина складывалась один к одному. Склонная к истерикам женщина, рассеянность, сильнодействующие таблетки. Прозрачно, уныло, много писанины, но просто несчастный случай. Оформить и закрыть. Если бы не угрозы и эта дурацкая красная капроновая ленточка.

Сев на стул напротив Ларри, Сеймур сразу закрылся — поставил локти на стол и подпер рукой голову. Под глазами у него были темные круги, вокруг рта легли жесткие складки.

— Когда вы последний раз видели мисс Сильверстоун?

— Около часа ночи. Я хотел подойти к ней, но она была занята.

— Чем?

— Ссорилась с... мужем. Я решил не мешать.

— Потому что мое вмешательство не приводит... не приводило ни к чему хорошему. Грейди как-то заставлял ее почувствовать себя виноватой, и она только расстраивалась.

— Как часто у нее болела голова?

Сеймур нахмурился.

— По-разному. Иногда приступы бывали по два в неделю, а иногда их не было месяцами.

— Как и когда вы познакомились?

— Два года назад, на съемках. "Сага о Вольсунгах", я играл Сигурда, она — Брюнхильд. — Сэймур по-мальчишески улыбнулся. — В Рейхе цензоры бы от ужаса поумирали, если бы это увидели.

— Какие отношения были у мисс Сильверстоун с другими актерами и съемочной группой?

— Ее все любили. Понимаете, — Сеймур взъерошил волосы на затылке. — Она не уверена в своем актерском таланте. Она ведь начинала как модель, на подиуме, это накладывает отпечаток... В том числе приучает к собранности. Она всегда приходила на съемки, подготовившись. Ловила все на лету. Мы репетировали один раз — и сразу снимали. Очень мало дублей, понимаете — она играла всегда чисто. Не всегда на вдохновении, но никогда не заваливала сцену.

— А это редкость?

— Не то чтобы... но актеры довольно часто считают, что можно быть раздолбаями. Текст учат на ходу, опаздывают, забывают детали... Собой любуются. Она — нет, никогда. Она себя как будто... стеснялась. И знаете что? — Сэймар отнял руки от лица и посмотрел на Ларри прямо. Глаза у него были серые, удивительной чистоты. — Когда ее мужа не было рядом, она... раскрепощалась. Начинала играть естественно. Смеялась. Шутила. А при нем сразу зажималась, закрывалась... Он хотел, чтобы она перестала сниматься, но она... она решилась ему возражать.

— А вы что же?

— Я ее поддержал. У нас уже... начался роман. Ничего особенного, просто флирт. А однажды она пришла вся серая и сказала, что уходит от мужа. И я понял, что или я ее поддержу, или больше никогда не смогу играть... героев.

— То есть вы вступили с ней в связь ради поддержки?

Сэймур вскинулся, хотел сказать что-то резкое, но сдержался. Вздохнул.

— Расставим все точки, господин инспектор. Я не собираюсь оправдываться и объяснять вам под протокол, ради чего мы с Эленой... легли в одну постель. — Лицо он держал, и голос звучал спокойно и сурово, но вот по скулам расползались алые пятна. — Это не имеет отношения к ее смерти. Достаточно того, что год назад она ушла от мужа и мы стали любовниками, хотя жили раздельно. Она долго собиралась с духом, прежде чем заговорить о разводе. Как раз перед этой презентацией она хотела подать заявление. Я не знаю, успела ли.

— Понятно. Извините за бестактность. Следующий вопрос: вы знали, что она принимает таблетки и какие?

— Она всегда носила с собой средство против мигрени, на случай, если вдруг ее прихватит. У нее три или четыре таблетницы с этикетками, они лежат по разным сумочкам, и она всегда носит с собой экстренную карту.

— А снотворное?

— Нет, при мне она не говорила и не пила ничего.

— Сердечное, успокоительное?

— Нет, мне ни о чем таком не известно.

— Вы знаете, где у нее в доме аптечка и какие там препараты?

— Да. Она мне показала. Обезболивающее — общие и от... по женской части, в общем. От простуды, от "сезонки" — жаропонижающее плюс стандартный комплект. И суматриптан, который от приступов.

— Это все?

— Да.

— Нет. Я даже не знаю, что это.

— Почему вы уехали с презентации один?

— Я потерял ее из виду, пошел искать, и кто-то... кажется, мистер Макдевит — да, точно, он сказал, что Элена уехала.

— И вы?..

— Я знал, что она поругалась с Грейди. Она всегда расстраивалась из-за таких ссор, плакала. Я подумал, что она или уехала к себе домой, или поехала к Грейс Кримтан. Я взял такси, поехал к ней, ключи у меня были. Ее там не было. Я позвонил Грейс, извинился, что так поздно. Грейс сказала, что Элена к ней не приезжала. Я позвонил администратору зала. Мне сказали, что мисс Сильверстоун не вызывала машину. И вот тогда я забеспокоился и подумал, что у Элены мог начаться приступ, она могла уйти подальше, в тихое место и там принять таблетку и переждать. Я поехал обратно, а там мне сказали, что ее... нашли.

Сеймур умолк, стиснув зубы.

— Кто такая Грейс Кримтан?

— Подруга Элены. Одноклассница.

— Почему вы решили, что мисс Сильверстоун поехала к ней? Разве у нее не было других друзей?

— Сложно сказать. Насколько я знаю, только к Грейс она могла приехать в любое время дня и ночи.

— Мисс Сильверстоун могла уйти пешком. Эту возможность вы рассматривали?

— Не могла, — Сеймур покачал головой. — У нее не было с собой верхней одежды. И потом, Грейди опять заставил ее надеть туфли на высоких каблуках, а Элена ненавидит ходить на каблуках. Она не пошла бы пешком — там далеко до трассы и далеко до маршруток. Тем более в предрождественский вечер, да еще снег падал...

— Вы знали о том, что ей угрожали?

— Да. Мне тоже присылали и красные карточки, и письма с угрозами.

— У вас есть предположения, чем это вызвано?

— Да я просто знаю. Весной нам предложили сняться в серии пропагандистских роликов. Что-то вроде "Сигурд и Брюнхильд против Рейха". Мы отказались.

— А кто предложил?

— Некто Эрнандо Гомес из предвыборного штаба кандидата Тольятти.
Миссис Грейс Кримтан в свои тридцать три выглядела гораздо старше своей подруги Элены Сильверстоун. Рослая, крепкая женщина, начинающая полнеть, она была бы симпатична, если бы не болезненно-напряженное выражение лица.

— Ну что вам сказать, сэр? Он ее не бил, это правда. Но доводил всяко. Не так стоишь, не так свистишь, не так одному начальнику улыбнулась, не то его бабе сказанула... Уж она-то старалась. А ему все мало было. "Худей, говорит, а то будешь как свинья". А у ней обмороки начались. Я ее к врачу утолкала, есть у нас приятель один, со школы еще. Сказал, что нельзя ей сильнее худеть, здоровье посадит. Так этот уж так разорялся потом!

За время разговора она ни разу не назвала Грейди по имени. "Он" и "этот".

— Как вы думаете, кому был больше выгоден развод — мистеру Грейди или мисс Сильверстоун?

— Эльке, конечно. У нее контракты пошли, каждый год в сериале снимается. Я все смотрела, честно вам скажу, у нас в ателье все женщины от нее в восторге были. Обычно-то больше по мужикам фанатеют. А он что? Процент от ее контрактов себе тягает. Деньги у них вроде были общие, но Элька постоянно была на мели. Так, мелочь на проезд и кофе. Я и то больше на себя тратила, чем она А у него то комм новый, то булавка золотая. Паразит, одно слово.

— Скажите. А мисс Сильверстоун не держала где-то вне дома таблетки? Может, у вас?

— Нет, что вы! Она очень аккуратная, никогда без коробочки своей из дома не выходила. Со школы это у нее.

— А вы не замечали в последнее время каких-то перемен в настроении мисс Сильверстоун?

Грейс задумалась, накручивая на палец кудрявую прядку, выбившуюся из-под заколки.

— А пожалуй что да. Поспокойнее стала, не такая дерганая. Туфель себе новых накупила, без каблуков. Одеваться стала попроще. С этим-то ее, бывшим, надо было марку держать, будто она только что с подиума, а ей это всегда было поперек глотки. — Грейс посмотрела на Вебера, потом на Ларри, потом опять на Вебера. — Я вам вот что скажу, офицеры. Элена бы нарочно ни за что не стала бы таблетками травиться. И вообще это не в ее характере.

— Почему вы так думаете?

— Был у нас разговор, — медленно сказала Грейс. — Давно. Лет пять назад. Когда мне похоронка на Джека пришла. Я тогда чуть не убилась. Так что нет, не стала бы она сама. И перепутать не могла. Она никогда два лекарства в одну коробочку не складывала, боялась перепутать.

Ларри отложил распечатки, откинулся на спинку кресла и обнаружил перед столом Вебера.

— Ты эту манеру бросай, — сказал Ларри, растирая виски. — Возникать из ниоткуда и нависать. У нас народ нервный, могут и в лоб засветить с перепугу.

Вебер недоверчиво улыбнулся и сел. Он тоже выглядел уставшим, слегка щурился, короткие волосы надо лбом взъерошены.

— Что у тебя?

— Я хочу, чтобы вы это посмотрели.

— Что это?

Вебер вставил карту данных в гнездо комма.

— Это из записей камер наблюдения и телесъемки. В хронологическом порядке. Посмотрите, пожалуйста.

— А словами можешь?

Ларри не хотелось ничего смотреть, он устал, он провел несколько напряженных и пустых допросов, его тошнило от чужой самовлюбленности и чужого пафоса.

— Сначала посмотрите, — упрямо повторил Вебер.

— Завтра, — сказал Ларри. — Все завтра, сегодня я уже не человек, а шкурка от сардельки. Кстати, там плюшки еще остались?

Оказывается, остались. Розали принесла штук пять на тарелке и кофе — Ларри черный, Веберу со сливками и сахаром.

— Как тебе первый день? — спросил Ларри.

— Познавательно.

— Голова кругом не идет?

— Нет.

Новичок Ларри нравился. Спокойный, под руку не лезет, без щенячьего этого азарта, с которым приходят на службу пацаны после полицейской академии. Хорошо бы он прижился в отделе, людей вечно не хватает, а дело новое. Да еще с этим вторжением выгребли всех, кто значился офицером запаса, и бог весть сколько из них вернется обратно. Тоже мне, маленькая победоносная война! За три месяца потерять половину армии и просто пожимать плечами: "А мы не были готовы к имперской тактике выжженной земли! А мы не предвидели, что блицкриг провалится!" Они думали, что раз у Яна Вэньли получилось взять Изерлон, так они теперь короли вселенной...

Крис поднял воротник куртки. К вечеру холодный пронизывающий ветер усилился, а куртку он купил немножко не по зимней хайполисской погоде. Спасал только теплый свитер. Народу на остановке автотакси не было, но машин свободных не было тоже. На пульте вызова светился красный огонек — ждите, мол, через полчасика буду. Крис нажал отмену вызова и пошел пешком.

Впереди призывно светилось огромное, от пола до потолка, окно кафе. Он толкнул обычную, без фотоэлементов, дверь и вошел. Внутри было тепло, пахло кофе и чем-то еще сладким, смутно знакомым — вкус то ли детства, то ли беззаботной юности. Тихо играла музыка. Было почти пусто — сидела у стойки девица в джинсах, да бармен возился с джезвой. Крис подошел к стойке, заказал многоэтажный тост с мясом и овощами и кофе со взбитыми сливками. Усмехнулся про себя — четвертый месяц как из лагеря, а правило "Видишь еду — съешь немедленно" соблюдается на автомате. Тост оказался безумно вкусным, с поджаренным хлебом, нежным мясом и незнакомым соусом с базиликом. Глядя на опустевшую тарелку. Крис вспомнил, что вообще-то не обедал, и заказал еще.

— К вам можно?

Девчонка от стойки переместилась к его столику и при ближайшем рассмотрении оказалась постарше, чем казалась со спины.

— Прошу вас. — Крис только сейчас сообразил, что занял столик, из-за которого открывался хороший вид на улицу, но не у самого окна.

Девушка поставила свою чашку с кофе на стол и села.

За окном мерцала огнями елка посреди небольшой площади, светились окна старых малоэтажных домов с цветными занавесками, косой снег поблескивал под фонарями, на низком ограждении и ветках деревьев росли снежные шапки.

— Вы далеко живете? — вдруг спросила девушка.

— Да, — сказал Крис, с тоской подумав о том, что надо вызвать автотакси прямо сюда, но вот сколько придется ждать?

— Хотите, я вас подвезу? У меня тут машина стоит. А то вы без шапки и шарфа и даже без перчаток.

— Да я рассчитывал на такси...

— Рождество же, все ездят в гости. Вы, наверное, приезжий?

— Почему вы так думаете?

— Ну, вы хотите быстро поймать такси двадцать пятого декабря вечером. И на резкое похолодание не рассчитывали. Вон, у вас даже ботинки осенние.

Крис невольно улыбнулся и посмотрел на нее пристальней, отметив морщинки у глаз, почти оформившиеся складки в уголках губ, тонкое кольцо на безымянном пальце правой руки, слишком короткую стрижку.

— Давно вы демобилизовались? — спросил он.

— Месяц назад, — ответила она. — А вы?

— В сентябре комиссовали.

Наступило молчание. Кто погиб — не спрашивают. Совсем недавно флагштоки на городских площадях были увешаны черными лентами. И вот — вместо траура нарядное убранство, и снег свистит вдоль пустеющих улиц, и на накрытый ночью город ложится тень от статуи на холме, вскинувшей руки в свете прожекторов.

— Обидно, что так глупо проиграли, — сказала она. — Хотя это была такая... авантюра.

— Да. Но я ей благодарен.

Девушка вскинула на него непонимающие глаза.

— Я был в плену. Нас освободили в первые дни войны.

— Понятно. Ну, хоть что-то полезное... — Она залпом допила кофе. — Едем. Будете показывать дорогу, у меня навигатор сломан.

Когда маленькая городская машина остановилась у многоквартирного дома, она тоже зачем-то вышла из машины. Ветер усиливался, колючий снег резал лицо.

— Вот, возьмите, — сказала она и протянула Крису украшенную золотой ленточкой подарочную коробочку. — Подарок.

— Спасибо.

Она шагнула назад и исчезла в среди летящего снега. Крис побыстрее нырнул в подъезд — там было тепло, сразу зажглось освещение, призывно распахнул створки лифт... В квартире он первым делом раскрыл коробку. Внутри был стеклянный шарик на подставке, внутри шарика летел сверкающий голографический снег и танцующие тени.

Ночью Крис несколько раз просыпался от привычного ощущения полета в пропасть. Но вместо душного промозглого барака, полного неспокойно спящих людей, была пустая квартира, тонкий запах чистоты и мягко светящийся шарик на столе.

Ларри промотал нарезку до конца и вызвал Вебера.

— Ну что, объяснишь, что ты тут настриг и зачем?

Вебер взял стул, поставил рядом с креслом Ларри и сел рядом. За столом сразу стало тесно — почти болезненная худоба Вебера скрадывала зрительно его рост, а вот вблизи становилось понятно, что он все-таки немелкий парень.

— Вот смотрите.

На экране бродили по залу, переговариваясь и останавливаясь поболтать, парами и поодиночке. Вот и мисс Сильверстоун — ей трудно затеряться в толпе, с ее-то ростом...

— Если присмотреться, то видно, как Грейди ее цукает.

— Что делает?

— Цукает. Одергивает. Вот, например.

— Ничего не понял. Объясни.

— Она высокая. Да еще на каблуках. И когда разговаривает с людьми, то немного отходит назад, чтобы им не приходилось задирать головы, а ей — опускать. Но он все время подводит ее ближе, чем ей комфортно, а когда она нагибается, дергает. Знаете, как детей — не сутулься! выпрями спину!

Точно, было похоже. И мисс Сильверстоун действительно, вздрогнув, автоматически выпрямлялась и теряла взгляд собеседника.

— И вот здесь. Обратите внимание, как близко к ней он стоит. Если бы он разговаривал с человеком примерно своего роста, они смотрели бы друг другу в глаза. Но она оказывается выше комфортного положения и опускает голову.

"Ну да, тебе-то это знакомо, — подумал Ларри. — Сам, небось, такой. Я б не заметил".

— Еще что?

— Все по мелочи. Но он постоянно ее дергает. И перебивает, когда они разговаривают с кем-то еще. Комментирует все ее действия. И вот это...

Опять камера наблюдения, но видно отчетливо. Грейди обнимает женщину за шею, она силится отстраниться, он не дает, потом отпускает. Она отшатывается, разворачивается и уходит.

— Вот здесь, — сказал Вебер. — Он ей чуть-чуть дернул голову. Ничего опасного, но мышцы шеи клинит и начинает голова болеть.

Линда, посмотрев малую часть видео, тут же потянулась к телефону.

— Терренс? Зайди ко мне, пожалуйста... Вот прямо сейчас... Да, консультация... Не то чтобы.... Но хотелось бы ясности. Да.

Она еще посидела, задумчиво глядя на Вебера, который от такого внимания тут же закрыл нижнюю часть лица рукой и стиснул пальцы. Жест был непроизвольный и какой-то странный, как будто Вебер так заставлял себя молчать.

Линда подошла к сейфу, открыла его и выложила на стол пакетик для сбора улик и лист протокола. В пакете была беленькая таблетница — точно такая же, как та, которая лежала в сейфе с вещдоками по делу Элены Сильверстоун.

— Внутри — две таблетки суматриптана в блистерах, — сказала она.

— Откуда?

— Из проточного каскада. Застряла в сетке фильтров. Я с утра пораньше поехала туда, застала обе смены уборщиков, они и нашли. И, похоже, я нашла владельца красной ленточки. Парень из обслуги, можете его допросить сами.

— Сейчас повестку напишу, — сказал Ларри.

— Я его привезла, сидит в коридоре.

— А, тогда вот пусть Вебер его допросит.

— Ну, я, это… работаю. Убираю там…

Говорил он невнятно, как будто ему лень было произносить звуки как следует.

— Вы выходили в зимний сад между часом и двумя пополуночи?

— Попо… чего?

— После полуночи, — раздельно произнес Вебер.

— А, в час ночи? Ну это да.

— Зачем?

— Ну, это, посмотреть… артисты там, это самое…

— Вы видели женщину на скамейке под ивой?

— Это… видел, — Синклер сжал шапку в кулаке и потянул, как будто хотел ее порвать. — Я ушел сразу… чего там.

Вебер положил на стол красную капроновую ленту.

— Это ваше?

— Нет, нет! — Синклер вскочил, загораживаясь несчастной шапкой.

— А чье?

— Это… короче. Не я ее того…

— А кто?

— Не знаю! Не знаю! Мне пастырь сказал! Я ниче не делал! Она уже мертвая была!

— Похоже, у нас тут наложение.

— Что? — переспросила Линда.

— Два мотива и две попытки убийства, одна удачная. Я думаю, что мисс Сильверстоун была убита. Убийца — мистер Грейди. Я проверил: элениум ей выписывали давно, еще когда они жили вместе. Он подменил ей таблетницы — на блистерах из той, которая была у нее, наверняка более ранние сроки годности. Он знал, что при резком начале приступа она не сможет проверить, что написано на блистерах, и, скорее всего, вынет таблетку на ощупь. И еще. Один из официантов видел, как мистер Грейди спустился в зимний сад примерно в час ночи. Больше туда никто не ходил.

— Так, а дальше?

— Этот Синклер наркоман, второй год употребляет метедрон. Слышит голоса в голове. Рационально зерно в его болтовне такое: он посещает собрания некой секты, молится там, а недавно ему явился ночной пастырь, который велел задушить валькирию красной ленточкой. Показал фото. Ну, он и пошел.

— А она уже мертвая, — подвела итог Линда. — Грейди я еще буду мотать — мотивы, финансы, кому выгодно. Наш консультант согласен с вами, Крис, — она улыбнулась, и Вебер в ответ тоже улыбнулся. — Он видит в видеоматериалах признаки семейного насилия, так что это тоже мотив.

— Ну, рад, что смогли вам помочь, — сказал Ларри. — Тогда мы Синклера этого забираем, его к делу все равно не притянуть, а мы его покрутим.

— Да, конечно. Материалы я вам пришлю. — Она крепко пожала им обоим руки. — Джеймс, Крис, приятно было познакомиться.
Интерьер казенной квартиры украсился стопочкой дисков в ярких обложках. "Вот и есть чем занять выходные", — подумал Крис, устраиваясь на диване с банкой пива и крендельками.

Он совершенно не представлял себе, что делать в свободное время. Конечно, можно было пойти гулять по городу, как он делал в центре реабилитации, но тогда была осень, прозрачный воздух и мягкое тепло. Сейчас на улице стоял крепкий мороз, и не привыкший к такой погоде Крис предпочел бы не выходить на улицу лишний раз даже в теплой куртке и ботинках на меху. К тому же он давно не смотрел кино. Ну ладно, не кино, а телесериал. В гарнизонах обычно нет возможности регулярно смотреть ТВ, поэтому там популярнее кино и желательно не двухсерийные фильмы на три часа, а стандартные полутора-двухчасовые.

А тут было 12 сорокаминутных часовых серий, хоть обсмотрись. На картонной коробке-обойме женщина в кольчуге кричала что-то ветру, стоя над телом убитого, а в небе с клочьями туч неслись призрачные валькирии.

Просто удивительно, как косы, расшитая повязка на волосы и висячие височные украшения меняют лицо. Симпатичная современная женщина превращается в суровую нордическую красавицу, которая вполне уверенно держит копье и щит. Как всякий выпускник стандартной средней школы, Крис знал в общих чертах историю Зигфрида и Брунгильды, но в основу сериала была положена другая, более архаичная версия легенды. Как и положено саге, фильм начинался с предков героя.

Он-то надеялся быстренько ознакомиться с самой знаменитой ролью Элены Сильверстоун, а в результате очнулся глубоко ночью, все еще глубоко в нездешнем пространстве-времени, где одноглазый старик в синем плаще увозит в лодке, полной светящейся воды, тело Синфьотли, отравленного завистливой мачехой, а мгновенно протрезвевший Сигмунд беззвучно рыдает, скорчившись на песке у линии прибоя.

Крис выключил экран. Эх, жалко, что еще не завел дома бутылку вина или чего покрепче для таких случаев. Нервы там успокоить, спать лечь… Сон опять не шел, минуты капали ужасно медленно, в светлых квадратах на потолке мельтешило что-то муаровое, а поднять руку и прикрыть глаза было невозможно, как будто руки привязаны.

— Давай тогда за тобой ее закрепим. Будешь наблюдать, прессу анализировать. Копай на них досье, — предложил Ларри.

Вебер молча кивнул, отсел за свой стол и уставился в комм. С утра он всегда мониторил новости в инфосети, особенно неофициальные.
Отдел пока размещался в левом крыле второго этажа городского управления полиции — конференц-рум, две допросных, стеклянная выгородка-опенспейс для сотрудников и закуток-кабинет начальника. Ну, и стойка-ресепшен, за которой хозяйничала сержант Розалинда Эмерсон, девушка симпатичная, хозяйственная и цепкая, как клещ. Ларри помнил ее еще по полицейской школе, в которой пару лет назад вел спецкурс по анализу информации.

К новому году Хансен притащил пластмассовую пушистую елочку, всю в ватном снеге и блескучих гирляндах, и они с Кривиным, хихикая и рассказывая анекдоты, увешали ее мелкими конфетками вместо украшений.

— Как все конфеты съедим, так елку уберем, — сказал Хансен.

— Так это мы быстро, — хмыкнул Вебер.

Хансен хитро улыбнулся в викингскую бороду и погрозил ему пальцем. Все трое подчиненных Джеймса Ларри уже усвоили, что Вебер и еда рядом не уживаются.

Причину веселья Хансена Ларри уяснил на следующий же день, застав того рано утром за развешиванием новых конфеток из огромной распродажной коробки вместо съеденных. Коробку Хансен держал в нижнем отделении своего сейфа, рядом с запасными обоймами для пистолета

Кстати, об оружии. Вебер настоял, чтобы все получили не только бластеры, но и пулевики. По результатам пробных стрельб Ларри назначил его инструктором и гонял всех два раза в неделю в тир. Из лучевого все стреляли прилично, как сказал Вебер: "Дурное дело нехитрое". С пулевиками же все, кроме Розали, не имели дела с академии, а Розали так вообще никогда не держала в руках. А между тем это было дело хитрое и требующее тренировки. Вебер же, который, как помнил Ларри из его личного дела, служил в десанте, стрелял и из того, и из другого превосходно.